"«Если», 1995 № 05" - читать интересную книгу автора (Хигон Альбер, Барретт Нил, Кусов Владимир,...)
Альбер Хигон СНАНТ — ЭТО НЕ СМЕРТЬ
I
Обернувшись, я увидел, что О'Билли-таг отстала от меня уже шагов на двадцать. Усталая, она тяжело ступала по острым камням; во взгляде застыло отчаяние. «Я — таг, твой таг…». Жирика, ее сына, я даже не смог увидеть; потребовалось некоторое время, чтобы уловить волны его мыслей — по-видимому, они забивались башнями Арнидов.
Я знал, что в одиночку смог бы и на этот раз спастись от гончих Властителей, но мое второе детство было столь далеким, что в любой момент я рисковал подвергнуться снанту! Было бы страшной глупостью покинуть О'Билли-таг и ее сына, обрекая их на жестокую смерть, чтобы оказаться предоставленным самому себе перед олицетворением неумолимого зла, угрожающего всей моей расе.
Конечно, лучше всего в этой ситуации было бы взять Жирика на руки и бежать, бежать дальше, останавливаясь лишь, чтобы подождать О'Билли-таг. И стараться не удаляться от башен Арнидов, излучение которых путало наши следы, давая единственную надежду на спасение.
В пылающем багровом небе планета Рама-Толин сверкала голубоватым блеском, отражавшимся на земле в каждом камне, в каждом кристалле. Солнце стояло в зените, и самые высокие башни с прозрачными верхушками не могли защитить от его лучей. Ярко светились черные, золотые, красные, голубые, белые драгоценные камни, и многоцветные световые вспышки словно танцевали на поверхности Альзана.
В сотне шагов от меня они смешивались, образуя частую сетку из сложно переплетающихся полос. Небо становилось то темно-желтым, то нежно-голубым, то внезапно застилалось кроваво-красными тенями — вероятно, это были облака, с бесконечно меняющимися мотивами рисунков. Переливы всех цветов спектра создавали впечатление, что перед вами гигантские города, подобные знаменитым мегаполисам в Империи Властителей на Годране VII и Годране VIII.
Я бросил в пространство призыв к О'Билли:
— Мое второе «я», подруга, старая скотина! Я — таг, твой таг!
О'Билли была моим тагом со времени моего второго детства. Она была частью меня самок», и я не мог видеть без боли ее внезапную старость, потерю психической мощи. Эхо этих мыслей почти мгновенно зазвенело в моем сознании, отраженное с невероятной силой Жириком. Да, он развивался столь же стремительно, сколь быстро угасала его мать, но он все еще оставался (кто знает, на какое время? — этот вопрос я задавал себе не без внутреннего содрогания) безмозглым небольшим зверьком. Жирик был занят почти исключительно поглощением жидкости, которая потом извергалась из четырех мочевых пузырей с помощью доброй дюжины выделительных клапанов.
«Альтер эго! Подруга! Старая скотина!» Затем последовало другое отражение, в тональности — уже соответствовавшей зарождению самостоятельной личности: «Я — таг, твой таг!»
Я бросился к нему, прыгая по острым камням, раздиравшим мне ноги, и нашел его неподвижно распластавшимся на дне дыры жизни; Жирик не шевелился, загипнотизированный кристаллами. Когда я взвалил его на плечи, он ухватился за мою одежду вялыми когтями — его присоски высохли от жары.
Поднялся ледяной ветер. Кристаллы сверкали невыносимо, и я вынужден был прикрыть глаза. Не оставалось ничего другого, как ориентироваться на неотчетливые красноватые силуэты- сквозь опущенные веки такими виделись величественные башни Арнидов.
Я уже не мог полностью полагаться на О'Билли, а ее сын пока еще ничем не мог помочь мне если он вообще когда-нибудь окажется полезен! Я совершил ошибку, и теперь должен был дорого заплатить за нее. Вместо того чтобы сентиментально ожидать, пока у О'Билли появится последний отпрыск, это несчастное, дегенеративное существо, мне надо было раньше выбрать себе молодого щенка. И воспитание его уже закончить к настоящему моменту. Мы, Мериллийские Гипнойты, просто ничто без наших братьев тагов. Теперь придется заплатить своей жизнью за неосмотрительный поступок.
О'Билли должна погибнуть вместе со мной, и сынок навсегда потеряет шанс стать чем-либо иным, кроме как маленьким, грязным и нелепым чудовищем.
Я заметил, что его губы распухли и приобрели фиолетовый оттенок. Почувствовав, какая боль терзала его обожженную слизистую оболочку, я понял, что умиравший от жажды малыш-таг пытался лизать кристаллы. Сейчас у меня не было ни малейшей возможности оказать ему помощь. Впрочем, это все равно не имело бы никакого смысла, потому что у нас не оставалось ни единого шанса.
Я почувствовал, что О'Билли-таг локализовала наших преследователей — они сейчас находились, судя по всему, в тысяче шагов позади нас. Дистанция слишком большая, чтобы они могли увидеть нас, чтобы их чувствительные детекторы, считавшиеся едва ли не самыми совершенными во всей Вселенной, помогли указать им наше местоположение. Эти детекторы были продуктом высокоразвитой технологической цивилизации слуг Властителей, но мы все еще успешно скрывались от них благодаря помехам, непрерывно излучаемым в пространство и время башнями Арнидов.
Беспорядочная лавина гнева и стыда, излученная моей спутницей, внезапно обрушилась на меня, едва не сбив с ног. О'Билли настолько рассвирепела, что мне с трудом удалось проникнуть в ее сознание. Затем это ее чувство зазвучало с поистине невероятной силой в еще неоформившемся мозгу Жирика. Оно тут же перекинулось в мое сознание, и я на несколько мгновений потерял его, оглушенный потрясшим меня ударом.
Одновременно я понял, что юный таг продвинулся в своем развитии гораздо дальше, чем можно было предположить… И тут я уловил причину их общего ужаса: гончие Властителей решили напустить на нас Анатаг-Вунду. Это продукт деятельности секретных биологических фабрик, находящихся на Теркхаране IV; по времени своего создания они относятся к эпохе слуг Властителей. Биоробот, почти полностью искусственное существо, весьма близкое к настоящему тагу, но с сильнейшей ненавистью к тагам. Она — генетически запрограммированная машина-убийца.
Я пустился бежать, и О'Билли поспешила за мной, посвистывая от усталости и изо всех сил стараясь не отставать. В ее чувствительных антеннах гудела и стонала мелодия близкой смерти. Мои глаза, как и раньше, оставались почти закрытыми, чтобы не ослепнуть от блеска кристаллов. Обернувшись, я различил сквозь опущенные веки смутные тени преследователей, похожие временами на неясные колеблющиеся призраки. Это были гончие Властители.
— О'Билли! Альтер эго! Они приближаются. Мы должны во что бы то ни стало найти убежище. Я — таг, твой таг.
Ответное дружеское прикосновение придало мне мужества.
Снова установилась психическая связь между нами и Анатаг-Вундой. Связь такой силы, что я почувствовал острую боль, пронзившую лоб, рассеявшуюся по всему телу. Боль проникла и в окутавшую меня Меру Силлу с Вернона. Растение испустило нечто вроде тяжелого вздоха. Оно ослабило впивавшиеся в мои руки и ноги тысячи присосок, и сочившаяся из ранок оранжевая кровь смешалась с белым соком Меры Силлы. Древние считали, что оно, как и многие другие растения с планеты Верной, было разумным существом, способным общаться с человеком, но мне не довелось проверить эти легенды. Впрочем, я и не заботился об этом.
Перед нами внезапно полыхнула ослепительная вспышка — гончие использовали против нас фотонное оружие. У нас было не более двух шансов из десяти выйти живыми из этой передряги. Как уже было сказано, мы могли рассчитывать на маскирующие нас помехи башен, способные, возможно, даже защитить от светометов. И еще я надеялся не позднее чем через несколько минут обнаружить межвременное убежище. Планета Альзан буквально пропитана вневременными пузырями, но она огромна, и можно неделями, блуждая по ее поверхности, не встретить ни одного убежища.
О'Билли пронзительно жаловалась:
— Я — таг, твой таг, о-о-о! Снант — это не смерть, о-о-о!
Ее отпрыск продолжал регистрировать все происходящее, буквально впитывая в себя каждую мысль, словно огромная губка. Их муки смешивались с моими собственными. В то же время мои страдания были прообразом их мук. Обычная игра зеркал: таги — я, я — таги.
Снова к небу взвились языки пламени. Белый слепящий свет, отраженный в бесконечность поверхностью пустыни, усыпанной кристаллами, пронизал все пространство. Тяжелые тучи неслись над нами с бешеной скоростью. Под ними метались железные птицы, испускавшие адский свист.
Убежище, убежище! Я не хочу оказаться в их лапах! Огненная спираль оранжевого цвета, переходящего в кроваво-красный, метнулась вверх по поверхности башен, и на их вершинах вспыхнули голубоватые короны, колеблющиеся, словно от порывов сильного ветра.
Я чувствую укусы холода на своих внезапно обнажившихся ногах. Неужели Мера Силла умирает? Продолжаю бежать. Повисшего на моем плече малыша-тага сотрясает крупная дрожь.
Удар. Пронизывающая боль в руке. Отвратительный запах — Мера Силла загорелась на мне. Она быстро сползает с моего тела. Или, может быть, она погружается в него? Я уже ничего не понимаю. Моя кровь снова смешивается с ее соком.
Чудовищная, жуткая пустота. Это похоже на предчувствие смерти: О'Билли мертва. Ее обуглившееся тело рассыпалось в пыль позади нас. Тут же воздушные вихри увлекли пыль вверх, и мрачные тучи поглотили ее. Остатки пыли на земле впитали в себя кристаллы. Альзан — это невероятно жадная планета.
Враги неумолимо приближаются, но мне пока удается сохранять дистанцию между нами — примерно двести шагов.
Неожиданно на вершине одной из башен в небо взвивается огромный огненный султан. Это живая башня: она рычит от ярости и всей своей мощью безошибочно отражает удары фотонного луча.
Я бегу, с трудом удерживая на плече малыша-тага. Мера Силла отрывает от меня остальные присоски, оставляя кровоточащие раны на моем теле. Но я таинственным образом чувствую, что она жива. Мне очень холодно. Я бегу из последних сил.
Где-то далеко-далеко впереди к небу взвивается пятно, более темное, чем обычные на Альзане тучи, и передвигается оно быстрее. Нет, это пятно Мрака находится во мне, в глубине моего сознания, где оно до сих пор пряталось. Я задыхаюсь. Твержу себе: только не бояться! Я должен расслабиться, попытаться улыбнуться. Снант — это не смерть. Они не возьмут меня голыми руками. Ты слышишь, Жирик, они не возьмут меня!
Посмотри на башню, на ту, что находится прямо перед нами. Это мертвая башня, она наполовину обрушилась. У подножия — осыпь кристаллических обломков. Смотри же, возле нее световые завесы изменили свою окраску: цвета сдвинулись в сторону ультрафиолетовой части спектра… Фиолетовые, индиговые, голубые, переходящие в зеленые… Похоже, что сама ткань пространства расползается. Может быть, это убежище, которое мы ищем?
Гончие опять стреляют. Башни свирепо отвечают им. С их вершин срываются молнии. Голубые фонтаны огня; их цвет переходит в лиловый, затем в пурпурный. Я оказался между двух огней. Снант. Я вспоминаю: главное — не бояться.
Тень. Крики железных птиц, похожие на слуховые галлюцинации. Я бегу.
II
Возьми обломок кристалла, проведи им легонько по коже тага. Внимательно прислушайся к вибрациям, рождающимся в твоей руке, и к мыслям, возникающим в мозгу.
Слушай меня.
Я — это ты.
Мое имя — Тельм Ангул, я — Мериллийский Гипнойт. Вот-вот я потеряю память: снант — страшный бич нашей расы. Я должен постоянно твердить себе: только не бояться, только расслабиться и улыбаться.
Я приду в себя с ощущением гнетущего одиночества. Буду видеть сны о потерянном мире, о братьях по расе, столь близких и одновременно столь далеких. И рядом со мной будет таг — мое альтер эго. Таги, наши извечные спутники, — это псы плаписы с Жириаллы VII. Они сопровождают нас неисчислимое количество лет, начиная со времен Аальстрена — Белой Головы, властелина Хийара, что было незадолго после начала начал и продолжится до возрождения Солнечного Коня. Они — отражение нас самих, наши двойники и неисчерпаемые источники воспоминаний.
Таг никогда не покинет меня, он останется связанным со мной незримыми узами до самой смерти. Когда я проснусь, я постараюсь отыскать в нем свои воспоминания, начиная с самых элементарных, восстановить с его помощью свою личность и вернуть свою силу. Потом я должен буду присоединиться к своим собратьям, людям моего племени; рядом с ними я проведу свое третье детство — я уже однажды познал снант. Они передадут мне все необходимые знания. Постепенно моя предыдущая личность возродится к жизни, после того как я обнаружу в сознании тага все свои мысли, все эмоции и воспоминания.
Снант — это не смерть.
О, Черный Свет!
* * *
Я пишу. Пишу на куске пергамента. Это шкура тага, жировые клетки которой самый эффективный приемник психических излучений в известной нам Вселенной. Вместо пера я использую осколок кристалла, кусочек мертвой башни, развалины которой маскируют убежище. Я концентрирую свои мысли, собираю свои слабеющие силы. Моя рука дрожит… нет, она просто вибрирует. Острый край осколка кристалла выписывает на шкуре тага синусоидальные кривые, не имеющие смысла ни в одной из известных систем письменности. Подобно тому, как могут записывать звуковые колебания покрытые слоем воска валики, цветки белой хаммары или кристаллическая пыль с Симука, шкура тага способна регистрировать волны мысли.
Мы, Мериллийские Гипнойты, пишем именно таким образом. Чтобы потом прочесть запись, я должен буду взять снова кусочек кристалла и обводить им волнистые линии, которые сейчас выводит словно сама собой моя рука. Все записанные на шкуре мысли начнут одна за другой рождаться в моем пустом мозгу, хотя в то время я не буду владеть ни одним человеческим языком. Таг поможет мне и во всем остальном. И тогда я смогу воссоединиться со своими братьями.
* * *
Я пишу. Вот как я оцениваю сейчас свое положение, в котором окажусь после пробуждения, пройдя через снант: я нахожусь на планете Рама-Толин III, известной как Альзан. Сейчас — 820 год эры слуг Властителей. На этой планете ткань континуума на редкость непрочна, и мы, Мериллийские Гипнойты, имеем возможность проникать в находящиеся вне времени пузыри. В них, увлекаемые потоком времени, мы перемещаемся по оси времен. Это окажется первой из моих способностей, которую нужно будет восстановить, чтобы выжить.
После того как я заблудился в плохо знакомой мне области пространства, карта которой к тому же была весьма нечеткой в памяти О'Билли, моего тага, я был захвачен врасплох полицией Биологических Чисток — гончими Властителей. Я надеялся найти пузырь, чтобы бежать в отдаленное будущее, но заблудился, оказавшись в усеянной кристаллами пустыне северного континента планеты. Мне удалось на какое-то время скрыться от преследователей благодаря помехам, излучаемым башнями Арнидов; потом, когда меня едва не схватили, я спасся только благодаря их прямому вмешательству. Эти башни, величественные сооружения, о которых никто ничего не знает, кроме того, что в них невозможно проникнуть и их невозможно разрушить, иногда умирают по неизвестной причине, как бы сами по себе. Никому не ведомо, что это такое: машины? живые существа? нечто иное? Вероятно, Арниды принадлежат невероятно отдаленному будущему…
Мне все же удалось отыскать убежище — нечто вроде пещеры под развалинами мертвой башни. Эта полость — настоящая машина для производства вневременных пузырей. Они постоянно появляются передо мной — то небольшие, красноватого или оранжевого цвета, то побольше, белые с голубоватым оттенком. Большинство из них стремительно уносится в будущее или, образуя неправильные гроздья, беспорядочно перемещается в завихрениях неопределенности, откуда их время от времени выхватывает бешеный поток времени. Но все они слишком легкие, слишком хрупкие и поэтому сразу же лопаются, как только я пытаюсь забраться в них. Таг буквально подыхает от жажды. Но я все равно выберусь отсюда! Рано или поздно мне попадется более прочный пузырь, чтобы унестись на нем — не знаю куда. Может быть, в далекое будущее? Или даже в закрытое будущее?
Кем все-таки оно закрыто от нас? Что за неумолимый враг преграждает нам путь во времени, о великий Черный Свет! Кто этот враг? Ведь ни слуги Властителей, ни адепты Солнечного Коня не имеют нужных для этого знаний!
Я пишу.
Я пытаюсь вложить в каждую линию как можно более глубокий смысл. Представляю, насколько все это покажется мне странным потом, когда я… И все же я не боюсь. Мне нечего бояться. Ведь снант — это не смерть. Это, скорее, подлинная надежда человечества, надежда всех разумных, всех мыслящих во всей Галактике, в Вечности. Каждый Мериллийский Гипнойт в любой момент существования может подвергнуться снанту — естественному или патологическому, случающемуся под воздействием страха, страдания или болезни. Выживание пораженного снантом и его возрождение зависят, помимо всего прочего, от доброй воли их соплеменников, их братьев по крови. Каждый Мериллийский Гипнойт уверен, что хотя бы раз за свою жизнь обязательно окажется беспомощным, ничего не помнящим, словно потерявшийся ребенок. Но такое может случиться и пять, и десять раз… Наша зависимость от других членов рода, от братьев и сестер несравненно больше, чем у любых других разумных существ, не знающих снанта.
Поэтому все Мериллийские Гипнойты связаны исключительно тесными узами. Доверие и дружба, неизбежно царящие в нашем обществе, делают его самым гуманным во Вселенной, во всех временах и пространствах, начиная с момента появления разума и кончая восстановлением господства Солнечного Коня — скорее всего, даже далеко за этими пределами. То, чего так недостает другим разумным, чтобы построить справедливый мир, мир без ненависти и насилия — это именно ощущение постоянной тесной связи каждого с каждым в радости и горе, чувство зависимости друг от друга. Мы выше человека благодаря снанту.
Мы олицетворяем собой будущее. Я, Тельм Ангул, Мериллийский Гипнойт, всего лишь пешка на доске судьбы. И все же моя жизнь невероятно важна для всех остальных. Вот почему я не должен бояться, вот почему мне нужно верить в спасение…
Я пишу.
III
Я пробуждаюсь.
У меня возникает ощущение, что мир, в который я попал, будет не слишком-то приветлив со мной, и это предчувствие преобладает даже над мыслью о том, что я существую.
Но существую ли я на самом деле, жив ли я?
Постойте, но вот я провожу рукой по лбу, вот я протираю глаза. Осматриваюсь…
Неожиданно мозг пронзает мысль: я жив, в этом можно не сомневаться. Снант — это не смерть.
Я пытаюсь вспомнить хоть что-нибудь. Медленно, неторопливо оглядываюсь. Вот таг, этот толстый малыш, я помню его. Его губы покрыты язвами, потому что он лизал кристаллы Альзана, и он еще не успел отрастить шерсть на морде.
Но что-то кажется мне ненормальным. Он… его положение… таг находится в клетке!
В этот момент я испытываю совершенно незнакомое ощущение. Слышу отдаленное бормотание, проникающее в мои уши. Постепенно шум усиливается, приближается. Мне кажется, я начинаю различать… Да, это гул множества голосов. Вокруг меня говорит сразу целая толпа.
Я прислушиваюсь. Сильно кружится голова. Горло стискивает спазм, и я невольно зажмуриваюсь от ужаса. Но я помню: главное — не бояться. Снант — это не зло, это единственная надежда человечества.
Надежда! Но я совершенно точно знаю, что мир, в который меня занес поток времени, поразительно негостеприимен. Падение в пышущий жаром колодец продолжается; кружится голова, тошнит, судороги скручивают меня, словно тряпку, которую отжимают сильными руками. Неожиданно я понимаю, что лежу на кровати в комнате с холодными металлическими стенами. Я один. Мне очень плохо. Я то и дело проваливаюсь куда-то. И я ничего не помню. Я даже не знаю, кто я такой. Я не могу сказать, человек ли я, и даже не знаю, что это такое человек. Весь я сплошной комок боли, все мое существо — олицетворение страха. Мне кажется, что мучения длятся бесконечно долго.
Таков снант.
И вот я — снова я. Муки продолжались гораздо меньше времени, чем я опасался. Впрочем, по неизвестной причине — я не могу ни понять ее, ни вообразить — я подвергся только частичному снанту. Мое третье детство будет гораздо менее продолжительным и намного более простым, чем второе, пережитое после невероятно тяжелого снанта, сопровождавшегося полной амнезией, в подростковом возрасте.
Наконец мне удается подавить страх. Начинает проявлять себя свойственный моей расе инстинкт — кто знает, сколько миллионов или миллиардов раз очередной Мериллийский Гипнойт боролся со снантом?
Мое тело (то, что я определяю как себя) продолжает чувствовать боль. Ему очень плохо.
Место, где я нахожусь: яркий свет, отсутствие неба; я внутри какого-то помещения.
Вокруг: перемещение живых существ — людей? В клетке за железными прутьями — малыш таг.
Оболочкой вокруг моего тела и в нем: нечто живое, мягкое и теплое — это Мера Силла с Вернона.
В моем сознании: ледяной туман. Откуда-то из невероятной дали возникают мысли; со странным шумом они проникают в мою голову. Они пронизывают мозг, причиняя такую боль, что мне хочется изгнать их из своего сознания. Я закрываю для них свой мозг, чтобы не страдать.
Напротив меня: нечто большое, гладкое и светлое. Это ровная блестящая поверхность стены, на которой что-то шевелится. Это зеркальная стена. Я смотрю на нее, но, кажется, вижу сквозь нее, вижу то, что находится снаружи. Сначала я различаю только мешанину красок и движущихся форм. Но постепенно мои глаза привыкают к этому зрелищу, осваиваются с непривычной обстановкой, и в мозгу начинают всплывать воспоминания.
Я вижу живые существа — это люди; я понимаю, что они похожи на меня. Они беспорядочно снуют во всех направлениях вокруг такого же существа, несколько более крупного, чем они. Я не могу разобрать, что они делают. Люди одеты во все белое, их одеяния ярко блестят в заливающем помещение холодном свете. То, другое, существо не реагирует на людей. Оно смотрит на меня.
По-моему, оно живое. Неожиданно я все понимаю. Человек там, в стекле, это я. Я попал в плен к этим людям, и сейчас они пытаются сорвать растение, обволакивающее мое тело с помощью бесчисленных серых присосок, глубоко погрузившихся в мою плоть. Своими действиями они причиняют мне боль. Я кричу и пытаюсь сопротивляться. Растение- я ношу его так долго, что успел полюбить его, — не хочет расставаться со мной. Я сознаю противоречие между тем, что мне тысячу раз повторялось с раннего детства (снант — это величайшая надежда не только человечества, но и всех разумных), и тем, что чувствую сейчас.
Голоса нашептывают мне, настойчиво повторяя вновь и вновь: снант страшнее, чем смерть! Я хочу умереть, но не могу. Может быть, сейчас я не имею права на смерть. И не вся надежда потеряна, потому что я все еще здесь, и со мной мой таг. Читаю в глазах Жирика призыв и пытаюсь восстановить контакт. И вот он одновременно такой внезапный и такой, долгожданный.
О, Черный Свет, как я счастлив!
Снова осознаю, что меня окружают люди. Это Арниды. Их движения медленны, но удивительно гармоничны. Они действуют слаженно, как детали единого механизма. Двое из них держат в руках ножи с короткими лезвиями, другие вооружены чем-то вроде стальных когтей. Они вонзают свои орудия в мое тело. Я понимаю, что они пытаются оторвать от меня Меру Силлу с Вернона, а та, сопротивляясь, все глубже и глубже погружается в меня своими присосками, проникая сквозь кожу, сквозь мышцы, до самых костей.
Они раздирают ее, и белый сок, смешиваясь с моей оранжевой кровью, приобретает нежный розовый оттенок. Но Мера Силла не только противится насилию напряжением присосок; она начинает изменяться, становясь местами твердой, как металл. Вижу, как лезвия ножей скользят, не достигая цели. Мера Силла с Вернона все больше твердеет с поверхности, одновременно глубже и глубже проникая в меня. Арниды собираются попробовать еще что-то. На меня льется жгучая жидкость, окутывая тело клубами едкого пара. Я ничего не вижу — Мера Силла закрыла мое лицо, стараясь защитить меня.
«Спокойствие. Спокойствие. Спокойствие».
Через доносящийся издали ропот я улавливаю мысль, излучаемую незнакомым, но явно дружественным существом.
«Спокойствие. Спокойствие. Спокойствие…»
Теперь я улавливаю речь, обращенную ко мне:
«Будь осторожен, брат мой. Мир, куда мы попали, — плохой мир. Брат, наши сородичи предали Черный Свет!»
В свою очередь я бросаю в пространства безмолвный вопрос:
«Кто ты, брат мой?» В ответ — долгое молчание. Я начинаю падать в бездонную пропасть, Еще чувствую ожоги от льющейся на меня кислоты. Никакой надежды. Я погибну далеко от своего времени, от своей родины, с отчаянием в сердце.
— Послушай меня, брат. Ты знаешь меня. Я нахожусь на тебе и в тебе очень — давно, но мы впервые общаемся друг с другом, потому что…
Снова жуткое молчание, лишь едва доносящиеся до моего слуха голоса Арнидов. Непонятные формы, расплывчатые образы, пятна красного, зеленого, черного цветов… Вонзающаяся глубоко в тело боль…
— Неужели это ты, Мера Силла с Вернона?
— Да, это я… Но в действительности я — твоя копия, твое отражение. Я должна была проникнуть в тебя, в твое тело, чтобы остаться с тобой. Теперь я целиком внутри тебя.
— Силла, можем ли мы спастись? Знаешь ли ты о том, что будет с нами?
— Не знаю, брат мой…
IV
Во время своей трагической одиссеи я узнал, что так называемые «башни Арнидов» — это излучатели силового поля, преграждающего путь в отдаленное будущее. В то, что тогда было для меня отдаленным будущим. Я много слышал об этих загадочных временах, остававшихся закрытыми для нас. «Какой неумолимый враг, — спрашивали древние, — оборвал для нас путь во времени?»
Теперь я знаю: это народ Арнидов. Это они со своими башнями, разбросанными по всей Галактике от края и до края, наши враги.
* * *
На Альзане, когда гончие Властителей были готовы схватить меня, убив перед этим моего старого тага О'Билли, я обнаружил разрушенную — «мертвую» — башню. Среди радиоактивных развалин я надеялся отыскать межвременное убежище. Но у моих преследователей были Анатаг-Вунда, чувствительные приборы, было оружие, позволявшее наносить удары «сквозь» время. Мое убежище оказалось весьма ненадежным. Я начал улавливать признаки надвигающегося снанта: галлюцинации, неожиданные приливы давно забытых воспоминаний, приступы эйфорического ясновидения и в особенности видение тени. Я набросал на куске пергамента кое-что, предназначенное для меня самого, на тот случай, если очнусь в одиночестве после снанта. Но не смог использовать текст, потому что Арниды забрали пергамент сразу же после моего прибытия в их время.
Я еще не сказал, что мне удалось в конце концов обнаружить достаточно прочный пузырь, в который я и забрался вместе с малышом-тагом. Внутри это был настоящий сейф, где беглецы могли сколь угодно долго прятаться, так как все жизненные процессы в их телах замирали. На протяжении всего путешествия, длительность которого не поддавалась измерению, я не чувствовал ни голода, ни жажды и не мог подвергнуться снанту.
Пузырь, увлекаемый могучим потоком, понес меня к тому самому отдаленному будущему, что находится за Великим Барьером, куда никто из нас еще не попадал. Из-за разрушенной башни на Альзане, очевидно, в этом барьере появилась трещина, и пузырь оказался втянутым в нее вместе со мной, малышом-тагом и Мерой Силлой с Вернона в качестве пассажиров. Мы унеслись в будущее.
Находясь внутри пузыря, невозможно оценить продолжительность субъективного времени. Один мираж за другим непрерывно искажает пространство, стремясь заменить собой реальность, а сны постоянно нарушают ход времени.
* * *
Наконец наш пузырь очутился в какой-то пещере, где медленно растворился в воздухе, лишившись своей энергии. Я оказался снаружи, в настоящем гейзере из небольших пузырьков, с большой скоростью уносившихся дальше в будущее. Судя по всему, дорога назад, в прошлое, была отрезана. Оставшись в живых, я был обречен навсегда остаться без своего времени и без своей родины.
Бледно-желтое солнце скупо освещало дикий пейзаж. На горизонте виднелась голубоватая горная цепь. С противоположной стороны к небу вздымалась огромная серебристая полусфера, под которой, наверное, находился город.
Я сразу же почувствовал враждебность этого мира. Люди моего племени отличаются от большинства разумных существ своей физической и ментальной хрупкостью. Долгое преследование на Альзане полностью истощило мои силы. И, кроме того, ко мне опять приближался снант — я точно знал это…
* * *
Сколько раз я спрашивал у своих братьев Гипнойтов: «Кто такие Арниды? Эти враги, безжалостно преграждающие нам путь в будущее, лишающие нас надежды спастись от гончих Властителей?» Но даже старый дряхлый Янг не мог ответить на эти вопросы.
— Из-за снанта, — говорил он, — наше племя утратило многие знания. То, о чем ты спрашиваешь, — одна из самых зловещих тайн. Для тебя будет лучше даже не пытаться проникнуть в нее.
И все же невероятная случайность позволила мне разобраться во всем.
На протяжении тысячелетий Мериллийские Гипнойты подвергались преследованиям со стороны настоящих людей — как слуг Властителей, так и адептов Солнечного Коня. Им удалось уцелеть благодаря способности к телепортации на небольшие расстояния и умению перемещаться в любом из измерений континуума. Мериллийские Гипнойты не только выжили, но и смогли стать господствующей расой в Галактике, получив имя «Арниды».
Став властелинами мира, они перестали подвергаться серьезным опасностям из-за снанта. Они вскоре расстались с тагами: раса Гипнойтов почувствовала унижение от того, что была обязана жизнью таким мерзким чудовищам. И таги были уничтожены.
Пришлось победить традиционный страх перед снантом. Эволюция привела Гипнойтов к тому, что можно назвать «совместным мышлением». Путем специального воспитания и целенаправленного биологического воздействия постепенно была полностью разрушена психическая индивидуальность отдельных членов общества; мышление стало общественным актом. Под гигантскими куполами были созданы настоящие человеческие муравейники, где каждое отдельное создание было растворено в общей массе, в «сознании города», которое, в свою очередь, растворялось в сознании расы.
Таким образом возникло могучее и в то же время удивительно хрупкое общество, так как малейшие зародыши индивидуализма могли стать началом смертельной болезни системы. На определенной стадии ' «единения» выяснилось, что общество потеряло способность ассимилировать чужаков; их стали рассматривать как угрозу для новой цивилизации. Во времени был установлен барьер, сооруженный в эпоху возрождения культа Солнечного Коня. Его назначение — защищать народ Арнидов от спор индивидуализма, которые могли быть занесены в будущее предками во время их хроностранствий. Редкие Гипнойты, на долю которых выпала удача преодолеть барьер, как это было со мной, в зависимости от состояния их сознания, или поглощались муравейником, или помещались в тюрьму, или же просто ликвидировались.
Выйдя из пузыря и вступив в контакт с моими братьями из будущего, я был поражен, насколько бесчеловечным, удушающим стал их мир.
* * *
— Меня зовут Гюйанн, — сказал человек с атрофированными руками и изуродованным лицом. — Когда-то я был таким, как все, и не имел имени. Но я придумал себе прозвище. Я всегда был осторожен, и мне нередко удавалось ускользнуть от них. Однажды мне довелось скрыться в будущем, но там со мной случился снант. И они сцапали меня! Потом они превратили меня в животное. Меня заставили следить за состоянием купола и чинить его при повреждениях. Они привили мне железы, которые выделяли особую жидкость, быстро застывавшую на воздухе. Непрерывно ползая по куполу, я выплевывал в нужных местах жидкость, чтобы залатать трещины. Самое мерзкое, что ты постепенно начинаешь получать удовольствие от своей работы, которое схоже с сексуальным. Неплохо придумано, верно? Потом, когда срок наказания закончился, они решили кондиционировать меня. Что-то у них при этом не получилось, и ты сам можешь видеть, во что я превратился. Теперь, наверное, мне придется закончить свои дни в тюрьме.
Гюйанн, пытаясь улыбнуться, скорчил зловещую гримасу. Вокруг нас во дворе тюрьмы под городским куполом громоздились отвратительные нечистоты — тюрьма одновременно служила и городской свалкой. Стражи не было, нас охраняли только нескончаемо звучавшие в нашем сознании мысли жителей города, постоянно следившие за нами. Среди заключенных один Гюйанн мог говорить; он владел давно забытым языком древних Гипнойтов. Все заключенные были кондиционированы. И все они выглядели чудовищами. Возмущенный, я подумал, что Арниды предали свое будущее. О, Черный Свет!
Я все еще страдал от их манипуляций — содранная участками кожа, тело, во многих местах обожженное кислотой. Но Мера Силла с Вернона оставалась со мной, в моем теле, покалеченная, но живая.
— На что походит далекое будущее, Гюйанн? — спросил я. Он устало передернул плечами.
— Это умиротворенное время, — пробормотал он. — Тихие планеты. Больше никто не вспоминает о Солнечном Коне. Люди распространились повсюду. Не думаю, что в то время сохранится великая галактическая цивилизация. Может быть, нужно отправиться в еще более отдаленное время? Я не знаю. Но наша раса к тому времени умерла, исчезла. Не думаю, чтобы уцелел хотя бы один ее представитель.
«Какая жестокая судьба! — подумал я. — Нет, это невозможно. Снант — это надежда человечества. Он не должен исчезнуть!»
Он криво ухмыльнулся.
— Тогда я считаю, что мы должны бежать. Нужно нырнуть как можно глубже в будущее. В эпоху, когда мир настолько состарится, что его невозможно будет узнать. Там мы сможем обосноваться. Ты знаешь, что характерные особенности Гипнойтов доминируют при скрещивании с любой другой галактической расой? Мы сможем продолжить наш род! Если нам повезет хоть немного, мы обеспечим новый взлет нашей расы. Все в мире повторяется: преследование, бегство, поражение, триумф. И снова может возникнуть цивилизация, подобная цивилизации Арнидов. О, прекрасная мечта…
— Нет! — закричал я так громко, что звуки моего голоса, совершенно не понятные для окружающих, заставили подскочить всех сидевших поблизости. — Нет, я не хочу! Лучше умереть…
Но я знал, что мы отправимся в будущее.
* * *
Я подвергся только частичному снанту, очевидно, благодаря вмешательству «общей мысли», но это было только предположение. Поэтому я очень быстро начал восстанавливать свою личность и вспоминать. Мера Силла по-прежнему находилась во мне, готовая сыграть роль тага. Я слышал ее беззвучный шепот: «Спокойствие… Спокойствие… Спокойствие…»
Я проводил много времени с другими заключенными» встречаясь с ними в мрачном дворике, на свалке нечистот. В те дни, когда у Гюйанна не было желания разговаривать, мы сидели в полной тишине. Я размышлял. Можно было быть уверенным в одном: расставшись с нашими верными спутниками-тагами, Арниды совершили серьезную ошибку. Новый спутник Гипнойтов, возможно, мог оказаться даже полезнее, чем таги, — по крайней мере, он не был стояв отвратительным. Вы понимаете, что я имею в виду Меру Силлу, этот гибрид растения и амебы, находившийся в моем теле и способный снова стать моей наружной оболочкой. Я решил принять участие в предприятии Гюйанна. К тому же мне порядком надоела жизнь на помойке.
Это судьба: я продолжу начавшееся на Альзане бегство, я должен отправиться в фантастически далекое будущее, чтобы спасти снант! В загадочном мире будущего я видел себя — глупый, смешной образ — дряхлым старцем, согбенным патриархом, окруженным множеством детей и внуков; я твердил им, тряся седой бородой: «Ничего не бойтесь, дети мои, снант — это не смерть!»
* * *
— Как бы они не раскрыли наши планы, зондируя твою или мою голову! сказал я как-то Гюйанну.
— Риск не так уж велик. Единственное, что они непрерывно излучают — это лозунги и призывы, и редкие другие мысли теряются в общем шуме. Вот только когда они читают молитвы во время религиозных ритуалов… Этого момента следует опасаться: не забывай, что в час наступления молитвы ты должен думать о религии, а не о наших планах!
Мы стояли на коленях на каменном полу. Я заставлял себя концентрироваться на молитве:
— Черный Свет, господин пространства и времени, прими наши души!
— Прими наши души — они чисты!
— Прими наши души — они праведны! Недалеко от тюрьмы, по сведениям Гюйанна, находилось убежище. Мы надеялись обнаружить там подходящий пузырь, чтобы отправиться в будущее. Все было готово к побегу… Нет, я должен думать о молитве… «Возьми наши души, они сильны… Возьми наши души, они чисты…» Может быть, нам придется убрать часовых. Если же нас схватят, то кондиционируют и отправят работать «насекомыми», ползающими с утра до вечера по поверхности купола, как мухи по сыру. Я стиснул зубы. Нет, это не должно случиться. Перед нами стояла великая цель, она значила неизмеримо больше, чем наши жизни: мы должны были спасти снант, спасти надежду человечества.
* * *
— Мы двинемся в путь завтра, во время ритуальной церемонии, — сообщил мне Гюйанн. — Они быстро заметят наше отсутствие, но не смогут начать поиск до конца молитвы, потеряв таким образом много времени. А когда спохватятся, мы будем уже далеко. Что касается часового — его придется убрать. Это необходимо сделать, чтобы спасти снант, если, конечно, ты не предпочитаешь закончить свои дни, ползая по куполу, Ангул!
— Черный Свет! Господин пространства и времени! Возьми наши души! Возьми наши души, они сильны! Возьми наши души, они чисты!
В вечном полумраке тюремных коридоров мы скользим к залу, где благословляют отбросы,
Прежде чем выбросить их на помойку. Первый этап нашего бегства успешно пройден. Осталось самое трудное.
— Прими наши души, они свободны! Прими наши души, они легки!
Весь город под гигантским куполом поглощен исполнением торжественного обряда.
— Внимание! — кричит Гюйанн. — Вперед! «Спокойствие… Спокойствие… Спокойствие…» — шепчет Мера Силла с Вернона. Мы бежим друг за другом узкими переходами. Раздается сигнал тревоги.
V
Преподаватель, сочувственно улыбаясь, ласково потрепал мальчугана по голове. Ученик опять разодрал себе ногу, перелезая через решетку ограды. Этот дьяволенок Тельм уже не первый раз ранился об острые прутья, но отделывался на удивление легко: едва появившаяся кровь тут же останавливалась, и рана быстро затягивалась.
Но на этот раз учитель перепугался не на шутку: мальчишка побледнел так сильно, что его кожа приобрела странный зеленоватый оттенок. Поймав взгляд голубых глаз, больших и светлых, он тут же отвел глаза, испытывая непонятное смущение, как всегда, когда ребенок смотрел на него.
Малыш Тельм был непонятным, тревожным ребенком. Его товарищи уже оказали ему первую помощь, смазав ссадину зеленкой. Остальные с серьезным видом следили за процедурой.
— Отдохни немного, прежде чем идти домой, — сказал преподаватель. — Посиди здесь, в классе.
Малыш Тельм кивнул. Его брат и один из приятелей, удивительно похожий на него, словно он тоже был его братом, присоединились к товарищу. Заглянувший через некоторое время в класс учитель оказался свидетелем странной сцены.
Трое мальчишек с взволнованными лицами стояли возле доски. Почему они не ушли домой? Малыш Тельм торжественно вытянул вперед руку, указывая на доску. Преподаватель прочитал фразу, написанную Тельмом крупными каракулями под сегодняшней датой: