Глава пятая

— Великий князь Андрей, мадам, — прошептала молодая горничная.

— Который час, Соня?

— Уже одиннадцать, мадам. Сказать, чтобы Его Императорское Высочество подождали в гостиной?

— Скажи. Скажи, что я выйду через полчаса.

Матильда выпрыгнула из кровати и бросилась в ванную комнату.

Андрей был очень молод и исключительно красив. Видно было, что Мати в легком розовом шелковом платье, без единой драгоценности очень понравилась ему.

— Спасибо за прекрасные цветы, Ваше Императорское Высочество.

— Пожалуйста, зовите меня Андрэ. Могу и я Вас называть Мати?

— Ну конечно.

— Мати… — Он запнулся. — Я пришел узнать, не придете ли Вы в резиденцию моего брата Бориса Владимировича завтра к нам на ужин? Мой старший брат Кирилл тоже обещался. Будет петь Надя Плевицкая.

— Я хорошо знаю ее мужа, Эдмунда, но с ней не знакома.

— Она очень молода, из крестьянской семьи, талант от Бога, замечательное меццо-сопрано. Его Величество считает ее одной из лучших певиц, когда— либо им слышанных.

Этого для Мати было достаточно.

— Конечно, приду, сочту за честь, большое спасибо.

— Я пришлю за Вами экипаж.

— Какое совпадение, что завтра у нас нет спектакля.

— Я знаю. — Он робко улыбнулся. — Я не должен Вам говорить, но я заранее это узнал и просил Бориса назначить ужин на завтра. Семейный круг. Я надеюсь, Сергей Михайлович не рассердится.

— То, что его уже нет целый месяц, Вы тоже заранее выяснили?

Ужин удался на славу. Молодая певица была действительно хороша, высокая, кровь с молоком. Она на самом деле родилась в крестьянской семье, двенадцатый ребенок. Прекрасный голос. Ники так его оценил, что пригласил Надю петь в Зимний дворец, перед высокими гостями.

За несколько дней до коронации — смотр гвардии и военный парад. Церемония проходила в Красном Селе. Оркестром дирижировал Великий князь Владимир Александрович. Его три сына — Кирилл, Борис и Андрей — красавцы в парадных военных формах, привлекали всеобщее внимание. За парадом следовали скачки, а вечером в местном театре Матильда танцевала «La Fille Mal Gardee». Оркестром дирижировал Великий князь Борис Владимирович. Каждую удобную минуту он подавал ей незаметные для публики знаки. Но для его отца и младшего брата Андрея они не остались незаметными. Государь с супругой, окруженные иностранными принцами и принцессами, размещались в Императорской ложе. Театр был переполнен. Когда Мати кончила 32 фуэте, зал взорвался аплодисментами. «Если она знает о нас, пусть полюбуется», — со злостью подумала Матильда об императрице. Ее Величество, кстати, была не в курсе их отношений с Ники и вообще мало интересовалась прошлым своего мужа.

Мать Николая была коронована после семнадцати лет брака, Николай II короновал Аликс через восемнадцать месяцев. Солнечным утром 26 мая 1896 года в Москве в половине девятого кавалькада великих князей и высоких иностранных гостей собралась у Троицких ворот Кремля. Толпа росла. Наконец часы на Кремлевской башне пробили девять. Из дворца вышел Царь, один. В полной тишине он прошел и встал во главе кавалькады. Дал сигнал двигаться. Показался длинный поезд золоченых карет. Впереди карета с Государыней. Всю дорогу до Успенского собора собравшиеся кричали «ура». Со стен Кремля прогремел салют. 101 выстрел. Три митрополита в одеждах, сверкающих золотом, и толпа архиепископов встретили царскую чету у входа в собор и проводили к месту коронации. Сюда же доставили державу, скипетр и Императорскую корону. В короне, изготовленной Позье в 1762 году, было больше ста жемчужин и почти шестьсот бриллиантов. Хор из пятисот человек звучал слаженно и торжественно. Митрополит взял корону с красной подушечки и передал Императору. Николай надел корону на голову новой Императрицы. Император и Императрица вышли на Красное крыльцо. Под крики «Ура» они три раза поклонились народу.

— Мама, я, правда, люблю ее. — Андрей сам испугался своих слов.

При петербургском дворе Великая княгиня Мария Павловна считалась одной из самых знатных дам. Она не могла понять, как и когда ее юный и прекрасный сын мог так вот влюбиться в простую танцовщицу, пусть и хорошенькую. Мария Павловна смотрела на него в овальное зеркало. В шелковом халате с распущенными волосами, она сидела пред туалетным столиком. Был поздний вечер.

— Андрэ, даже и вопроса не может быть о браке, даже морганатическом, с балериной, к тому же она на десять лет старше тебя. — Мария Павловна всегда называла сына «Андрэ» на французский манер да и объяснялась с ним исключительно по-французски. — Она совсем неподходящая пара. Еще и католичка. Я согласна, балерина она великолепная. Но не невеста для тебя.

— Мамочка, но ты ведь и сама лютеранка.

— Я? Андрэ, это пока большой секрет, но я решила перейти в православие. Скоро.

Великая княгиня поцеловала сына в щеку, давая понять, что аудиенция закончена.

— Ты не огорчишь меня и не женишься без моего благословения, правда ведь? Обещай, мой мальчик.

— Обещаю, мама. — Андрей тяжело вздохнул.

Матильда была между двух огней. Сергей Михайлович и Андрей. Ей не влюбиться в Андрея было невозможно. Ее связь с Сергеем Михайловичем ни для кого не секрет. На вилле в Стрельне она устроила милый уютный настоящий семейный дом. Но во время частых отлучек Сергея из столицы его место занимал Андрей. Сергей Михайлович был в курсе, но просто не принимал юношу всерьез — слишком молод. «Я так часто Бог знает где, а Мати одна, — убеждал он себя. — Лучше, что именно Андрей ее сопровождает и развлекает».

Недавно Андрей стал и вообще появляться у Мати с графом Арвидом фон Мантейффелем, офицером Четвертого эскадрона конногвардейцев. Арвид был тоже необычайно хорош собой и тоже был поклонником Мати. Теперь расширившийся круг близких поклонников совершенно перестал беспокоить Сергея Михайловича.

Зимний сезон в разгаре. Каждое воскресенье августейшая чета появлялась в Императорской ложе. Теперь Мати могла хорошо разглядеть эту проклятую немку. Типичная немка, слишком невозмутимая и высокая. Сергей как-то сказал, что она уже вовсю продемонстрировала свои диктаторские замашки. Мати не понимала, что он в ней нашел.

Однажды горничная принесла на серебряном подносе знакомый конверт. В нем карточка:

«Спасибо, что ты танцевала для меня. Какой бы ни сложилась моя судьба, что бы со мной ни случилось, я всегда буду помнить дни, которые мы провели вместе. Ники».

Всю ночь она не спала, прижимая карточку к груди. Лица Сергея и Андрея просто стерлись из ее памяти.

Сергей Михайлович удобно расположился в любимом кресле с «Правительственным вестником». Зачитал вслух:

«В девять утра 28 июня Его Императорское Высочество, Наследник, Великий князь Георгий Александрович, выехал на своем мотоцикле в сторону Зегарского кавказского перевала. Он проехал всего две версты и вернулся. Проходящая мимо местная жительница Анна Дасаева заметила, что в какой-то момент Наследник сплюнул на землю сгусток крови. Остановись, он сошел с мотоцикла и внезапно покачнулся. Дасаева побежала к нему, стала спрашивать: «Что с Вами, Ваше Императорское Высочество?»

— Ничего, — ответил он слабым голосом.

— Может, принести воды? — настаивала женщина.

Наследник не ответил, лишь кивнул: «Да». Женщина подложила ему под голову свою сумку, принесла воды, плеснула ему в лицо. Он умер тихо, без страданий. Тело его привезено в Зимний дворец. Место, где Великий князь Георгий Александрович скончался, окружено оградой».

Мати перекрестилась.

— Георгий был такой милый. Как рано умолк его голос!..

— Мати, дорогая, я должен немедленно идти во дворец. Теперь Наследником становится Миша…

12 августа Сергей Михайлович, Андрей и Мати присутствовали в Петропавловском соборе на погребении Георгия Александровича. Жорж, или Жоржик, как его звали свои, был похоронен в мраморном саркофаге. На камне была выбита надпись:

Георгий Александрович Романов. 1871–1899 Умер в Аббар-Тумане на Кавказе

— Он был любимым братом Ники. Умереть в 27 лет, какой ужас! Так как у Ники только дочери, то по закону Наследником становится его младший брат Миша. — Сергей Михайлович положил на могилу розу. — Бедный Жоржик. Какой у нас отвратительный климат… Жорж совсем не мог жить в Петербурге.

— Но он заболел после автомобильной катастрофы, — заметил Андрей. — Когда он начал харкать кровью.

— Это было не из-за автомобильной катастрофы, не говори так, Андрей. Нет никаких доказательств, что туберкулез у него начался после аварии. Он был очень давно болен. Императрица пыталась его спасти, повезла его на Кап д’Ай зимой в 96 и в 97, помните? Климат там очень мягкий. Он жил в Террасном замке. Но ничего не помогало. Он был очень болен.

— Не судьба ему была жить. Вот в чем дело. — Мати перекрестилась.

— Ваше Величество, министр внутренних дел говорит, что у него важное сообщение.

— Прости… Дмитрий Сергеевич, что случилось? Ведь ты час назад был.

— Ничего не случилось, но может. — Сипягин протянул Государю газету.

— Это что?

— Первый экземпляр «Искры».

— Никогда не слышал о такой.

— Газетка, как все эти газетки, но знаете, кто в ней главный?

— Кто же?

— Ленин. Это псевдоним.

— Кто такой?

— Брат Ульянова, которого ваш батюшка изволил повесить за попытку убийства вашего дедушки.

— Да, вспоминаю.

— Там еще пара евреев. Мартов-Цедербаум, сын богатого торговца из Константинополя, и еще такой Аксельрод. Этот Ленин более опасен, чем его братец, настоящий фанатик. Попомните мои слова — мы еще о нем услышим.

— И где же этот Ленин?

— Мы не знаем… пока. Но самое интересное, что деньги на газетку дал камер-юнкер Сабуров, сын управляющего Министерством образования. Какое трогательное, Ваше Величество, единение братца-преступника, уже побывавшего в Сибири эмигранта-демагога, с политическим дурачком в придворном мундире. Я, конечно, приму меры.

— А что ты там про эту «Искру» выяснил?

— Эта газетка сеет классовую рознь и пропагандирует царство хама и босяка под именем диктатуры пролетариата.

— И что ты собираешься делать?

— Скрутим голову.

— Ну, ну, Дмитрий Сергеевич. Я против крутых мер.