"Ленин: политический портрет. Кн. 2." - читать интересную книгу автора (Волкогонов Дмитрий Антонович)Большевистский тандемВ зале было душно. Август тридцать шестого года как будто уплотнил воздух. Все окна были закрыты. Председатель Военной коллегии Верховного суда Союза ССР армвоенюрист В.В.Ульрих, изредка поднимая голову и рыбьими глазами обводя зал, громким голосом читал текст приговора: "…устанавливается виновность 1. Зиновьева Г.Е. 2. Каменева Л.Б…" дальше шли еще четырнадцать фамилий. Подсудимые словно застыли на скамье обреченных. Каждая произносимая фамилия звучала как выстрел в подвале. Заместители Ульриха корвоенюрист И.О.Матулевич и диввоенюрист И.Т.Никитченко сидели за столом нахохлившись, словно стервятники, переваривающие добычу. Ульрих, вытирая платком лоб, продолжал вколачивать слова-пули в липкую, звонкую тишину: "…в том, что они: а) организовали объединенный троцкистско-зиновьевский террористический центр для совершения убийств руководителей советского правительства и ВКП(б); б) подготовили и осуществили 1 декабря 1934 года через Ленинградскую подпольную террористическую группу… злодейское убийство тов. С.М.Кирова; в) организовали ряд террористических групп, подготовлявших убийство тт. Сталина, Ворошилова. Жданова, Kaгановича, Орджоникидзе, Косиора и Постышева, т. е. преступлениях, предусмотренных ст. ст. 58-8 и 58-И Уголовного кодекса РСФСР… На основании изложенного… Военная коллегия Верховного Суда Союза ССР приговорила: 1. Зиновьева Григория Евсеевича 2. Каменева Льва Борисовича…" Дальше пули-слова пробили еще четырнадцать раз. Зловещая тишина была такой, словно давала прислушаться к тому, как лихорадочно бьются сердца обреченных… "…всех к высшей мере наказания — расстрелу, с конфискацией всего лично им принадлежащего имущества…". Подсудимых повели из зала. Каменев поддерживал Зиновьева, который бессвязно шептал: "Обещал, обещал… Сталин обещал… Надо сообщить Сталину… обещал…" Евдокимов, Бакаев, Тер-Ваганян, Смирнов, Рейнгольд и другие подельцы, опустив головы, с осунувшимися лицами вышли с конвоирами из зала. Официальные представители расходились, разговаривая шепотом. …В камере Зиновьев сразу же сломал карандаш, никак не мог что-нибудь связно написать. Наконец на лист бумаги легли кривые строчки: "О совершенных мною преступлениях против партии и Советской власти я сказал до конца пролетарскому суду. Президиуму ЦИК они известны. Прошу мне поверить, что врагом я больше не являюсь и остаток своих сил горячо желаю отдать социалистической родине. Настоящим прошу ЦИК СССР о помиловании меня. 24 августа 1936 г. Г.Зиновьев". Каменев, зная, что осталось жить несколько часов, ни "В Президиум ЦИК Союза Глубоко раскаиваюсь в тягчайших моих преступлениях перед пролетарской революцией, прошу, если президиум не найдет это противоречащим будущему дела социализма, дела Ленина и Сталина, сохранить мне жизнь. 24. V111.36 г. Л.Каменев" Каменев писал на имя органа, председателем которого он когда-то был… У Зиновьева и Каменева теплилась надежда: Сталин действительно обещал сохранить им жизнь при условии полного "признания" и раскаяния. Они не знали, что все было предопределено заранее. Шестнадцать осужденных, которым остался лишь миг жизни, писали прошения о помиловании. Впрочем, не все: Гольцман Эдуард Соломонович, одиннадцатый в списке осужденных на казнь, отказался просить власти о снисхождении. Написал об этом отказе записку. Возможно, он понимал более трезво, чем остальные, что в сыгранном уже чудовищном спектакле ничего изменить нельзя. Остальные надеялись. Зиновьев и Каменев — особенно. Ведь Сталин им лично (их вызвали к нему из тюрьмы) пообещал в обмен на полные "признания" сохранить жизнь. Надеялся и Натан Лазаревич Лурье, написавший в прошении, что он "неоднократно подготовлял террористические акты над Ворошиловым, Орджоникидзе, Ждановым, будучи для выполнения этого плана вооружен…". Почему надеялся этот "террорист", вновь под диктовку повторяя чудовищные небылицы? Видимо, потому, что ему было лишь 34 года… Они не знали, что в этой же папке, где лежал приговор "по делу объединенного Троцкистско-зиновьевского террористического центра", уже находилось (!) и "Постановление Президиума ЦИК СССР" за подписью И.Уншлихта, в котором говорилось, что этот орган "ходатайство о помиловании" постановляет "отклонить". Оставалось Ульриху проставить только число: 24 августа 1936 года. Здесь же в комнате, в здании, где проходил суд, Председатель Военной коллегии подписал еще один документ: "Коменданту Военной коллегии Верхсуда Союза ССР капитану Игнатьеву И.Г. Предлагаю немедленно привести в исполнение приговор Военной коллегии Верхсуда Союза ССР над осужденными к высшей мере наказания— расстрелу: 1. Зиновьевым Григорием Евсеевичем 2. Каменевым Львом Борисовичем… Об исполнении донести. Председатель Военной коллегии Верхсуда СССР армвоенюрист В.Ульрих". Последняя фраза непонятна: зачем доносить? Ибо 25 августа в 2 часа (всего через несколько часов после оглашения приговора, глубокой ночью) осужденные были расстреляны в присутствии В.В.Ульриха и других должностных лиц… Там же, в подвале, составлен "Акт Мы, нижеподписавшиеся, составили настоящий акт в том, что сего 25 августа 1936 года приговор в отношении Зиновьева, Каменева… приведен в исполнение в нашем присутствии. Зам. наркома внутренних дел Я.Агранов Председатель Военной коллегии Верховного Суда СССР В.Ульрих Прокурор Союза ССР А.Вышинский Комендант Военной коллегии И.Игнатьев 25.V111. 2 часа". Так закончили свой земной путь два неразлучных товарища-большевика, которые в личном плане были ближе к Ленину, чем кто-либо. Правда, Ленин никогда не забывал их "подлости": отказ поддержать его план вооруженного восстания в октябре 1917 года. В своем письме "К членам партии большевиков", написанном 18 октября 1917 года, Ленин метал громы и молнии: "Да ведь это в тысячу раз подлее и в миллион раз вреднее всех тех выступлений, хотя бы Плеханова в непартийной печати в 1906–1907 гг. … "…Напомню лишь, что октябрьский эпизод Зиновьева и Каменева, конечно, не является случайностью, но что он также мало может быть ставим им в вину лично, как и небольшевизм Троцкого". Жизнь двух "сиамских близнецов ленинской гвардии", как назвала их Дора Штурман в своей статье, была безжалостно оборвана "продолжателем Ленина", которого между собой Зиновьев и Каменев называли "азиатом". Они попали под жернова той самой мельницы, которую так ревностно строили. Правда, до роковой кончины Сталин поиграл с бывшими соратниками, как кошка с мышью. Он дал им как бы надежду, посадив вначале "на срок", но затем решил покончить с "близнецами" одним махом. Что это были за люди, которые от самого порога века и до Судьба этих людей, находившихся на самой вершине большевистской власти при Ленине, печальна. После смерти вождя они понадобились Сталину лишь на какое-то время, чтобы справиться с Троцким, а затем целое десятилетие, пока в присутствии верхушки сталинского "правосудия" у них не отобрали жизнь, они отчаянно боролись, чтобы вернуться в руководящую обойму вождей. В самом дурном сне им не могло и присниться, что "азиат" будет с ними играть, как сытый кот с полузадавленной мышью, то сжимая шею, то приотпуская смертельную хватку. Зиновьев и Каменев — одногодки, оба родились в 1883 году. Зиновьев (Радомысльский) — в семье владельца молочной фермы подле Елисаветграда на Украине, а Каменев (Розенфельд) — москвич, из семьи квалифицированного рабочего. Оба рано приобщились к марксизму, оба практически никогда не работали, посвятив себя, как и Ленин, "профессиональному" революционаризму. Оба (но особенно Зиновьев) считались "теоретиками" марксизма. В своей статье "О большевизме" Ленин указывает: "Главные писатели-большевики: Г.Зиновьев, В.Ильин, Ю.Каменев, П.Орловский и др.". Зиновьев превосходил Каменева по литературной "скорострельности", особенно после революции. Опала Зиновьева помешала ему почти не отстать от Троцкого в выпуске своего многотомного собрания сочинений. Но если Л.Д.Троцкий обладал несомненным писательским талантом, то Г.Е.Зиновьев был литературным чиновником от марксизма. Тем не менее он приступил было к выпуску более чем двадцатитомного собрания своих сочинений! Работы Зиновьева почти не сохранились (сталинская охранка уничтожила практически все), но отдельные оставшиеся экземпляры его книг, брошюр, статей свидетельствуют о дилетантском, но напористом пере. Определенную историческую ценность представляют его "Воспоминания", в которых Зиновьев описывает Пражскую конференцию 1912 года, коллизии, связанные с попыткой изобличения провокатора Р.В.Малиновского, размышления автора о встречах с Лениным. Зиновьев в 1918–1925 годах выступал множество раз в Совете, на предприятиях, в Коминтерне, в ЦК, на различных конференциях. Все тщательно собиралось и готовилось его помощниками к изданию. Например, в спецфонде сохранились его записки на Политбюро в двух томах! Зиновьев (с помощью своих оруженосцев с перьями) написал бесцветные апологетические книги (точнее, материалы к ним), "Ульянов (Ленин)" (в двух томах), "Из истории большевизма" (в двух томах), "Год революции. Февраль 1917–1918 гг." и ряд других работ. В партийном "творчестве" Зиновьева видно быстрое обюрокрачивание партии как ядра Системы. Безликие помощники, инструкторы, референты десятилетиями готовили партийным бонзам речи, доклады, книги, которые после опубликования никто не читал! Но разница лишь в том, что в "ленинское время" такие, как Зиновьев, много работали над текстом и сами правили, редактировали, вставляли (или убирали) абзацы в речи и доклады. В последующем во времена Хрущева, Брежнева, Черненко и Горбачева партийные лидеры лишь привычно "озвучивали" текст или подписывали сборники своих речей. Интеллектуальная проституция стала нормой. Каменев, на мой взгляд, фигура более привлекательная. Если внимательно вчитаться в строки его биографии, он предстанет перед нами как человек весьма мужественный. Ему приходилось выступать и против Ленина (заметка в "Новой жизни" о несогласии с курсом на вооруженное восстание), он пытался бунтовать и против Сталина. На XIV съезде партии в декабре 1925 года (как раз был день рождения генсека) Каменев, взойдя на трибуну, произнес в своей речи вещие слова: "Мы против того, чтобы создавать теорию "вождя", мы против того, чтобы делать "вождя". Мы против того, чтобы секретариат, фактически объединяя и политику и организацию, стоял над политическим органом. Мы за то, чтобы внутри наша верхушка была организована таким образом, чтобы было действительно полновластие Политбюро, объединяющее всех политиков нашей партии, и вместе с тем чтобы был подчиненный ему и технически выполняющий его постановления секретариат… Лично я полагаю, что наш Генеральный секретарь не является той фигурой, которая может объединить вокруг себя старый большевистский штаб… Именно потому, что я неоднократно говорил это т. Сталину лично, именно потому, что я неоднократно говорил группе товарищей-ленинцев, я повторяю это на съезде: я пришел к убеждению, что тов. Сталин не может выполнить роли объединителя большевистского штаба… Эту часть своей речи я начал словами: мы против теории единоличия, мы против того, чтобы создавать вождя!" Спустя многие десятилетия можно сказать, что попытка Каменева (его поддерживал и Зиновьев) избежать насильственного, военного прихода к власти большевиков в 1917 году была той "осторожностью", которая оказалась пророческой. Выступление на XIV съезде было публичным мудрым предостережением, которое, однако, никто не услышал. Каменев писал труднее, особенно статьи, связанные с внутрипартийной борьбой. В начале своей большевистской карьеры у него это просто плохо получалось. В одном из своих писем Зиновьеву в августе 1909 года Ленин поведал, как он мучился, редактируя Каменева: "Последние две трети статьи Каменева совсем плохи и едва ли поддаются переделке. Я выправил первую треть (стр. 1 — стр. 5 до конца), но дальше не в состоянии выправить, ибо вижу, что дело тут идет не о правке, а о переделке Так уж получилось, что эти два человека — Зиновьев и Каменев — чувствовали глубокое личностное внутреннее влечение друг к другу. По своим моральным, политическим, литературным и некоторым иным качествам Каменев был выше, основательнее, чище, мужественнее Зиновьева. Зиновьев запятнал себя, будучи активным проводником большевистского террора; Каменев лично, непосредственно в этом не испачкался. Однако в связке, тандеме этих двух вождей бесспорно лидировал Зиновьев. Каменев всегда как-то покорно, безропотно, послушно следовал за Зиновьевым. Психологическое лидерство Зиновьева труднообъяснимо. Ленин это видел и знал, но не обращал на такие "пустяки" внимания. За рубежом Зиновьев был особенно близок к Ленину. Дружили одно время между собой и жена Зиновьева Злата Ионовна Лилина с Надеждой Константиновной. В своих воспоминаниях Крупская не раз упоминает Зиновьевых: "Приехали из России Зиновьев и Лилина. У них родился сынишка, занялись они семейным устройством". Григорий Евсеевич Зиновьев отличался тем, что весьма активно выполнял ленинские поручения, конфиденциально делился своими наблюдениями с лидером большевиков о положении в тех или иных группах революционеров, в частности, обосновавшихся за рубежом. Как обычно всегда бывает, эмиграция не была однородной. Людей сплачивало или разъединяло не только политическое или идеологическое пристрастие, но и личные симпатии и антипатии. Пожалуй, Ленин любил Зиновьева больше всего за преданность ему самому. Правда, после октября 1917 года, хотя отношения между ними уже в ноябре нормализовались, у Ленина остались какие-то сомнения, которые он и выразил в "Письме к съезду". Случайно или нет, проницательно отмечает Г.М.Дейч, но "все дореволюционные письма Ленина Зиновьеву начинались, как правило, обращением. Дорогой друг!", Дорогой Григорий!"… Послереволюционные письма и телеграммы носили более официальный характер: "т. Зиновьев!", "тов. Зиновьеву" и т. д. О послеоктябрьском охлаждении Ленина к Зиновьеву можно только предполагать, ибо духовный мир человека, особенно унесенного навсегда в вечность, — загадочный и холодный космос; исследователям остается лишь до боли в глазах вглядываться в далекие звезды, многие из которых давно погасли, но светятся отраженным светом… Зиновьев, при всей его известности, достаточно загадочная фигура. Об этом тучноватом, рыхлом, с одышкой человеке говорили много лишь в "ленинское время". После смерти вождя Зиновьев как-то быстро сник, недаром меньшевики называли его оруженосцем Ленина. Этот внешне флегматичный вождь преображался, лишь когда выходил на трибуну. Зиновьев говорил всегда с огромным подъемом. Его сильный голос красивого, звонкого тембра доминировал над залом, над толпой, и, казалось, он создан для митинговых площадей. Как писал А.В.Луначарский, "Зиновьев не может в своих речах быть таким богатым, часто совершенно новыми точками зрения, как истинный вождь всей революции — Ленин; он, разумеется, уступает в партийной мощи, которая отличает Троцкого. Но за исключением этих двух ораторов Зиновьев не уступает никому" Заметим, что Зиновьев не терял этих качеств оратора, когда, допустим, выступал на немецком языке на конгрессе Коминтерна или на партейтаге в Германии. Но Зиновьев, хотя написал (и "наговорил") очень много, не может быть представлен как глубокий писатель и публицист. Однако при всей бесцветности его книг, точнее, материалов к ним в работах Зиновьева содержатся порой довольно интересные наблюдения о вожде. В своих "Воспоминаниях" о жизни и деятельности В.И.Ленина Зиновьев пишет, что уже 25-летним будущий лидер русской революции "чувствует себя ответственным за все человечество, явно чувствует себя вождем (в лучшем смысле слова) рабочего класса и партии"… Автор воспоминаний воспроизводит очень интересное наблюдение: было ли ощущение у него, что Ленин призван к этой роли? Зиновьев отвечает на этот вопрос утвердительно: "Да, это было! Без этого он не стал бы Лениным…" Воспоминания писались, когда Зиновьев давно прошел зенит своей политической карьеры, когда Сталин быстро набирал силу. В этом смысле интересны записи автора о смерти Ленина. Маркс умер окончательно тогда, заметил Зиновьев, когда умер его наследник — Энгельс "А вот с Лениным вышло иначе. После него не осталось Энгельса, но он и не умер вовсе… А в то же время во многом вышло хуже, нежели с Марксом". Немного позже Зиновьев просто проговаривается: "ошибка" завещания — неточно представил себе, как будет все выглядеть без него… Здесь Зиновьев смело и прямо пишет (на него не похоже), что Сталин не Энгельс и что "во многом вышло хуже". Думаю, оставляя на бумаге эти строки, Зиновьев (как Каменев, Троцкий, вероятно, Бухарин и некоторые другие) не мог себе простить, что они позволили захватить штурвал гигантского судна форменному пирату, который, монополизировав право на Ленина, быстро превратился в абсолютного диктатора. Зиновьев не мог забыть, что в 1917-м и позже он относился к Сталину снисходительно, просто как к представителю "нацменов". На менторские, покровительственные замечания Зиновьева Сталин редко реагировал, предпочитая отмалчиваться. Когда в "партверхушке" шли разговоры, обсуждения, кого из большевиков рекомендовать председателем создаваемого Интернационала, Зиновьев между делом заметил (а Сталина это больно укололо): — Нужен человек с европейской культурой, знанием языков… Как мы знаем, первым председателем Коминтерна и стал сам Г.Е.Зиновьев… Он — Нужно ускорить освобождение Крыма, чтобы иметь вполне свободные руки, ибо гражданская война может заставить нас двинуться на запад на помощь коммунистам. Когда проходил второй Конгресс Коммунистического Интернационала, начался знаменитый поход на Варшаву, предпринятый по инициативе Ленина. Зиновьев распорядился разместить на сцене Большого театра, где заседала "мировая партия социалистической революции", огромную политическую карту мира. Каждое утро делегаты с замиранием сердца следили за передвижением красных флажков по маршруту похода "красных" на Варшаву. Зиновьев не удерживался от взволнованных комментариев, утверждая, что следующий, третий Конгресс Коминтерна "будем проводить в Берлине, а затем в Париже, Лондоне…". Его слова тонули в шквале аплодисментов… В воспоминаниях Зиновьева верно отмечено, что не Ленин "открыл" теорию диктатуры пролетариата, он "открыл ее конкретную советскую форму… очистив ее от реформаторских извращений и развив ее дальше". Что правда, то правда: едва ли кто может претендовать на это "открытие". Здесь "вклад" Ленина настолько очевиден, что это весьма сомнительное первенство не рискует быть кем-нибудь оспорено. Иногда весьма интересны и мелкие детали, приводимые Зиновьевым, которые делают портрет Ленина более рельефным и выразительным. Зиновьев пишет, например, что "дошла остроумная шутка Плеханова: Ленин-де первоклассный философ в том смысле, что по философии он только-де в первом классе". Или наблюдение:.Ленин любил пугать: если будем делать ошибки — "полетим". Любопытны штрихи вроде того, что однажды в Париже "мы с Лениным "пропивали" выход его книги и сидели до утра в кафе" (не знаю, право, кого могла интересовать его книга, кроме горстки социал-демократов. — Но все достаточно редкие оригинальные находки тонут в многословной россыпи зиновьевского пустословия. Его частые утверждения, что "Ленин родился гением", воспринимаются как желание утвердить себя "правоверным", настоящим большевиком. Ведь писал все это о Ленине Зиновьев в 1933–1934 годах*. Правда, иногда Зиновьев (что было очень редко) уже после революции допускал в своих выступлениях критику Ленина. Выступая 27 ноября 1923 года на Всероссийском съезде работников просвещения, когда вождь большевиков был беспомощен, Зиновьев затронул тему, как ошибались Маркс и Энгельс в определении сроков прихода социалистической революции. "Я должен сказать, — заявил докладчик, — что такой же грех случался и с В.И.Лениным". Но это было эпизодом. Славить Ленина стало не только обязанностью, но и признаком хорошего партийного тона. Тем более что Зиновьев и Каменев вскоре были вынуждены это делать и по прагматическим соображениям — нужно было выжить. Ни Зиновьев, ни Каменев, ни кто другой не могли уже претендовать на умершего Ленина, он стал "собственностью" Сталина. И эта необычная монополия нового вождя сделала его неуязвимым. После 1926 года, когда Зиновьев был выведен из состава Политбюро, его время делилось между попытками борьбы со Сталиным, покаяниями и занятием второстепенных постов, куда его посылал новый вождь. В 1930 году Зиновьев, не имевший высшего образования, был назначен ректором Казанского университета, в декабре 1931 года — заместителем председателя Государственного ученого совета… Но Зиновьев помнил свою близость к Ленину и полагал, что это рано или поздно поможет ему вернуться на вершину власти… При всем том, что Каменев считался "сиамским близнецом" Зиновьева, их роли в ленинском окружении были разными. Каменев не жил так долго вместе с Лениным, как Зиновьев, не прятался с ним, как тот, в шалаше, не ехал в "пломбированном вагоне" в Россию, но есть основания считать, что чувства Ленина к Льву Борисовичу были глубже. Дело не только в том, что Каменев был заместителем Председателя Совнаркома и заместителем Председателя Совета Труда и Обороны и мог в "деле" глубже узнать Ленина. У Каменева было больше внутренней порядочности, что не мог не заметить циник по натуре Ленин. Обычно, как замечено мною, люди больше видят в своих партнерах, собеседниках, товарищах то, чего нет в них самих. Каменев был, конечно, российским большевиком, но в нем, как и в Пятакове, Луначарском, Рыкове, не было непременной жесткости, доходящей до жестокости, что обычно отмечал певец диктатуры Ленин. Каменев мог поднять голос против произвола, прислушаться к зову такого чужого для большевиков чувства, как человеческое сострадание. Вдове крупнейшего теоретика анархизма П.А.Кропоткина, умершего в России в 1921 году, чинили препятствия на выезд из страны. Ленин поддерживает ее просьбу не без влияния Каменева. В 1921–1922 годах встречи Ленина с Каменевым весьма часты и продолжительны. Ленин наиболее близко познакомился с Каменевым, когда тот выполнял задание контролировать вопрос о "держательских деньгах". Хотя с Зиновьевым за рубежом Ленин и Крупская общались неизмеримо больше, с Каменевым, женатым на сестре Троцкого, в одно время установились тоже весьма близкие связи. В апреле 1913 года Каменев получает письмо от Ленина: "Итак, летом свидимся. Милости просим. Мы сняли дачу около Закопане (4–6 часов от Кракова, станция Поронин) с первого мая до первого октября; есть комната для Вас. Зиновьевы недалеко…" Ленину импонировало мягкое спокойствие Каменева и его высокая готовность исполнять поручения. Пожалуй, что Ленин даже любил Каменева. Ленину не помешало после резкого октябрьского конфликта в 1917 году, вскоре после захвата власти, поддержать предложение о назначении Каменева Председателем ВЦИК. Каменев неоднократно выполнял специальные, часто щекотливые поручения Ленина по улаживанию различных дел в качестве личного его представителя. Например, известно, что в 1918 году, в январе месяце, Каменев ездил в Англию и Францию в связи с готовящимся подписанием Брестского мира. Однако посланец был выдворен из Англии через Финляндию, не выполнив задания. Ленин привык давать Каменеву не только государственные партийные поручения, но и бытовые, хозяйственные: "12 или 13 приезжает Горький. Можете ли распорядиться дать ему дров?" Или: "Тов. Каменев! Очевидно, Ваше распоряжение о дровах для т. Горького не выполняется. Кормят обещаниями. Тов. Гильбо жалуется. На квартире у него 0°. Нужно отдать под суд виновного в неисполнении Вашего распоряжения…" Ленин просит помочь детям И.Ф.Арманд в уходе за ее могилой, дает десятки других мелких поручений Каменеву. Но думаю, Каменев в судьбе Ленина сыграл наибольшую роль как публикатор, издатель ленинских работ. Еще в 1907 году Каменев по договоренности с Лениным пытался издать трехтомник его работ под названием "За 12 лет". Ленин без ложной скромности считал, что написанное им после 1885 года достойно общественного внимания. Каменев заключил договор с издательством социал-демократов "Зерно", но по ряду причин замысел не удался. Главная причина: после выхода первого тома он не был раскуплен. После вывода Каменева из состава Политбюро в 1926 году судьба, а точнее, Сталин бросали его на разные участки "социалистического строительства". Был он наркомом торговли, полпредом в Японии, полпредом в Италии, членом дирекции Института Ленина. В 1934 году назначается директором Литературного института. Казалось, здесь он сможет наконец остановиться и что-то сделать. По ряду косвенных признаков я могу судить, что Каменев хотел написать воспоминания о Ленине, поскольку он больше, чем кто-либо другой, был знаком с литературным наследием вождя. Каменев первый, кто ознакомился с личным архивом Ленина, на базе которого впоследствии и возник институт соответствующего наименования. Видимо, было справедливо, что Каменев стал и его первым директором. Уже Каменев "отсеял" при публикации многие письма, записки, распоряжения Ленина, ибо они не "работали" на ленинизм. В последующем это стало большевистской традицией: показывать, освещать Ленина народу только с одной, "выгодной" стороны. Сам Каменев не оставил "сочинений", хотя томов на пять-шесть и набралось бы. Заслуживают внимания, на наш взгляд, выступления Каменева, посвященные памяти Ленина, предисловия к ленинским работам, размышления о Мартове, материалы, являющиеся фактической хроникой внутрипартийных разногласий, переписка Сталина и Каменева. Достаточно информативны материалы Швальбе — личного секретаря Каменева. Как мы уже писали, Каменев неважно писал политические статьи, но гораздо лучше — литературные очерки. Я уже упоминал книгу о Чернышевском, назову статью о Гёте, предисловия к тургеневским романам, статьи-рецензии на книги "Репин", "Андрей Желябов", "Ломоносов" и другие. Судьба Зиновьева и Каменева печальна. В разгоревшейся после смерти Ленина междоусобице они делали слабые политические ходы. Сначала "близнецы" помогали генсеку устранить Троцкого, а затем и сами попали под жернова страшного сталинского аппарата. Крушение ленинских оруженосцев нельзя объяснить только различием курсов, борьбой "уклонов" и платформ. Ленин создал Систему, где на вершине власти было место только одному вождю. Только одному! Но претендентов, особенно вначале, было гораздо больше. Когда же Сталин одержал над ними политический верх, эти люди стали ему мешать как напоминание о Ленине. Сталин не мог смириться и забыть, что Зиновьев, Каменев, как и другие "октябрьские вожди", были во многих отношениях ближе к Ленину, нежели он. В этих людях Сталин видел потенциальных соперников. Это роковым образом предопределило их судьбу. Глупые, часто смехотворные выдумки о заговорах и тайных "центрах" — лишь антураж того процесса, который окончательно утвердил монополию Сталина на Ленина и его наследство. Первое время "близнецы", особенно Зиновьев, еще верили в возвращение наверх. Когда 6 ноября 1929 года Зиновьева "проверяли" на коммунистической ячейке Центросоюза, отвергнутый Сталиным Григорий Евсеевич заявил: "Я думаю, что со временем (и это время, надеюсь, не так далеко) Центральный Комитет даст мне возможность приложить силы на более широкой арене…" Наивные надежды… Он плохо изучил "верного ленинца" — Сталина. Сталин не мог забыть, что при Ленине того же Зиновьева славили куда больше, нежели совсем неприметного Сталина. Когда Троцкий в сентябре 1918 года закончил свою речь перед Петроградским Советом словами: "Мы ученики Ленина, мы стремимся к тому, чтобы хоть капельку походить на этого пламенного трибуна международного коммунизма, на величайшего пророка и апостола социалистической революции…" — раздались, как записано в стенограмме бурные аплодисменты". Когда же председательствующий на собрании Зорин прокричал в зал: "Да здравствует лучший ученик товарища Ленина — товарищ Зиновьев!" — собрание, как утверждает та же стенограмма, разразилось "бурной овацией". Пожалуй, никто, как Зиновьев, не был способен так славить Ленина. По случаю смерти Ленина Зиновьев заявил в своей речи: "Ленин — это Ленин. Могуч, как океан, суров и неприступен, как Монблан, ласков, как южное солнце, велик, как мир, человечен, как дитя…" Сталин, с его коварством, не мог допустить, чтобы мертвого Ленина с его "ленинизмом" перехватили другие. Не смогли. Не перехватили. В десятую годовщину смерти Ленина, в январе 1934 года, Зиновьев написал по этому поводу статью, которую никто не хотел публиковать. Там есть такое место, где Зиновьев приводит цитату из Ленина и пишет: "Эту цитату т. Сталин — продолжатель дела Ленина — смог в начале 1933 года подкрепить данными победоносно завершенной первой пятилетки…" Затем перед словом "продолжатель" вставляет слово "великий"… А ведь Зиновьев знал, кем на самом деле был этот "великий"… Какие чувства испытывал он, уже вынужденно славя удачливого вождя? Зиновьев чувствует, что хватка Сталина все крепче. Соратник Ленина уже совсем не думает, как в первые годы после смерти вождя, о возвращении на холм власти, а пытается просто выжить. Бывший лучший ученик" Ленина ищет способы продемонстрировать свою лояльность к Сталину. На письменные просьбы принять их с Каменевым генсек не отвечает. Остается одно — все активнее включиться в хор славословия Сталина. Ведь он — обладатель такого сильного и звонкого голоса… Выходит очередная книга генсека "Марксизм и национально-колониальный вопрос". Зиновьев тут же пишет статью (которую вновь никто не хочет брать) "Из золотого фонда марксизма-ленинизма". Нужно сделать запевку сразу же; Зиновьев начинает статью на высокой ноте: "Есть в сокровищнице марксизма-ленинизма некоторое количество таких книг, без которых не может обходиться ни один марксист и которые составляют золотой фонд мирового коммунизма. Таких книг у нас по количеству немного. Да тут количество и не важно. Этих книг немного, но именно они составляют самое драгоценное состояние мирового рабочего движения. В этой "могучей кучке" книг одна из работ товарища Сталина уже давно — и вполне заслуженно — заняла выдающееся место. Мы говорим, конечно, о его "Основах ленинизма". Теперь новая книга столь же заслуженно займет место среди самых выдающихся произведений марксизма-ленинизма…" Но спасения нет. Может быть, и потому, что Зиновьев и Каменев были столь близки к Ленину. Это не забывается и… не прощается. "Продолжатель" вождя должен быть один… После убийства Кирова — арест. Почти сразу, уже 17 декабря, Каменев, отец троих сыновей (двое — Юрий и Владимир — от второй жены Т.И.Глебовой), чтобы спасти себя, решил отмежеваться от Зиновьева. Этим дистанцированием он надеялся облегчить свою участь. На вопрос следователя Рутковского о его теперешних отношениях с Зиновьевым заявил: "…в моих отношениях к Зиновьеву произошло сильное охлаждение. Однако ряд бытовых условий (совместная дача) не дал мне возможности окончательно порвать связь с ним. Считаю необходимым отметить, что, живя на одной даче летом 1934 года, мы жили совершенно разной жизнью и редко встречались. Нас посещали разные люди, и мы проводили время отдельно. Бывавшие у него на даче Евдокимов и, кажется, Куклин были гостями его, а не моими. Находя это положение все же для себя неприемлемым, я при первой же возможности стал строить себе дачу по другой железной дороге. Еще в период совместной борьбы с партией я никогда не считал Зиновьева способным руководить партией, последние же годы подтвердили мое убеждение, что никакими качествами руководителя он не обладает". Зиновьев же слезно просил о снисхождении в своих письмах на имя Сталина, Ягоды и Агранова. В письме к Сталину есть такие строки: "Я не делаю себе иллюзий. Еще в начале января 1935 года в Ленинграде, в доме предварительного заключения, секретарь ЦК Ежов, присутствовавший при одном из моих допросов, сказал мне: "Политически вы уже расстреляны". Здесь же Зиновьев просил Сталина: "Умоляю Вас поверить мне в следующем. Я не знал, абсолютно ничего не знал и не слышал и не мог слышать о существовании за последние годы какой-либо антипартийной группы или организации в Ленинграде". Но о Каменеве он уклонился что-либо сказать. Может быть, это повлияло и на окончательный приговор соратникам Ленина, вынесенный тем же В.В.Ульрихом при членах Военной коллегии Верховного суда Союза ССР И.О.Матулевиче, А.Д.Горячеве 16 января 1935 года. Один из главных инквизиторов сталинского режима зачитал на суде: "В результате контрреволюционной деятельности "Московского центра" в отдельных звеньях зиновьевского контрреволюционного подполья вырастали чисто фашистские методы борьбы, появились и крепли террористические настроения, направленные против руководителей партии и правительства, что и имело своим последствием убийство товарища С.М.Кирова…" Военная коллегия приговорила: "1. Зиновьева Григория Евсеевича, как главного организатора и наиболее активного руководителя "Московского центра", руководившего деятельностью подпольных контрреволюционных московских и ленинградских групп, к тюремному заключению на десять лет. 11. Каменева Льва Борисовича, являвшегося одним из руководящих членов "Московского центр»", но в последнее время не принимавшего в его деятельности активного участия, к тюремному заключению на пять лет…" Через десять дней Зиновьев был отправлен в Верхнеуральский лагерь, а Каменев вначале в Челябинский. Но печальная одиссея "близнецов" на этом не закончилась. Сталин решил, что даже потенциальных свидетелей и участников реальной расстановки людей в ленинском окружении не должно быть. Толкователем Ленина может быть только он. Следуют телеграфные распоряжения (легенды о вражеской деятельности, конечно, уже сочинены). "Верхнеуральск. Тюрьма НКВД. Бирюкову. Отдельным купе арестантском вагоне, усиленным конвоем во главе вашего помощника отправьте в Москву в мое распоряжение Зиновьева. Через два дня, тем же порядком, личном, при вашем сопровождении направьте Каменева. Под вашу личную ответственность обеспечьте полную секретность отправки Зиновьева и Каменева как от заключенных, так и работников тюрьмы и тщательное наблюдение пути. О времени отправки, номерах поездов и вагонов донесите телеграфно. Молчанов". На втором процессе Зиновьев и Каменев были уже сговорчивей. В ответ на обещание Сталина сохранить им жизнь они соглашались со всеми фантастическими обвинениями. Факт вызова Зиновьева и Каменева в Кремль в начале следствия мною установлен. Но о содержании разговора между ними и Сталиным можно только догадываться. На Западе думали, что арестованные еще при первом процессе могли бы припугнуть диктатора, как писала парижская газета "7 дней", что, если их осудят, "за границей их друзья опубликуют компрометирующие Сталина документы". Но то ли Сталин не боялся шантажа, то ли документов этих не было, но события стали развиваться по сценарию Кремля. Вот фрагмент допроса во время следствия 28 июля 1936 года. "Вопрос: Следствием по Вашему делу установлено, что центр организации тщательно разработал план заговора. Дайте показания по этому вопросу. Зиновьев: Политической целью заговора было свержение ЦК ВКП(б) и советского правительства и создание своего ЦК и своего правительства, которое состояло бы из троцкистов, зиновьевцев и правых… Конкретно план переворота сводился к следующему: Мы считали, что убийство Сталина (а также и других руководителей партии и правительства) вызовет замешательство в рядах руководства ВКП(б). Мы предполагали, что Каменев, Зиновьев, И.Н.Смирнов, Рыков, Сокольников, Томский, Евдокимов, Смилга, Мрачковский и другие вернутся при таком обороте событий на руководящие партийные и правительственные посты… Троцкий, я и Каменев должны были по этому плану сосредоточить в своих руках все руководство партией и государством…" Дальше все в том же духе… Иногда Зиновьев в своих письмах из тюрьмы Сталину опускается до глубочайшего унижения: "…я дохожу до того, что подолгу пристально гляжу на Ваш и других членов Политбюро портреты в газетах с мыслью: родные, загляните же в мою душу, неужели же Вы не видите, что я не враг Ваш больше, что я Ваш душой и телом…". Зиновьев подписывает уже свои письма Сталину: "Всей Перед лицом смерти последний экзамен в жизни на достоинство… "Ленинцы" пожирали "ленинцев"… Об остальном, читатель, вы прочли на первых страницах этого раздела. Вечная мгла поглотила неразлучный тандем ленинских соратников. Система безжалостно уничтожала своих творцов. …Кому сообщить об "отмене судебного дела за отсутствием в их действиях состава преступления", последовавшей в июне 1988 года? Прозревающее правосудие в затруднении. У Каменева обнаружены внук — Кравченко Виталий Александрович и жена сына Александра — Кравченко Галина Сергеевна. У Зиновьева "сведений о родственниках не обнаружено", как гласит постановление Верховного суда СССР. Все были беспощадно сметены в небытие большевистским серпом террора. Зиновьев и Каменев — одни из архитекторов преступной Системы и ее мученики. …Время своим саваном укрывает ушедшее и ушедших. |
||
|