"100 великих кумиров XX века" - читать интересную книгу автора (Мусский Игорь Анатольевич)

Александр Вертинский

В одном из энциклопедических словарей о нём сказано предельно кратко: «Артист эстрады, певец, поэт, композитор». И перед каждым словом можно поставить «великий».

«Ты понимаешь, что такое Вертинский? — говорил Шостакович режиссёру Леониду Траубергу. — Он музыкальнее нас, композиторов».

Владимир Маяковский, который, как известно, не признавал авторитетов, делал исключение лишь для Хлебникова и Вертинского, считая их большими поэтами.

На своей фотографии, подаренной Вертинскому, Шаляпин сделал надпись: «Великому сказителю земли русской Александру от странника Фёдора».

Василий Качалов на вопрос, в чём он видит основы успеха Вертинского, отвечал: «Прежде всего — в выразительности его пения, в блестящем владении искусством интонации, в образности жеста, в умении какими-то своеобразными средствами, главным образом движением пальцев, создавать образы, перевоплощаться. Такого умения владеть руками, таких „поющих рук“ я не знаю ни у одного из актёров».

Юрий Олеша писал: «Я долго равнял свою жизнь по жизни Вертинского. Он казался мне образцом личности, действующей в искусстве, — поэт, странно поющий свои стихи, весь в словах и образах горькой любви, ни на кого не похожий, небывалый, вызывающий зависть… Он был для меня явлением искусства, характер которого я не могу определить, но которое для меня милее других, — искусства странного, фантастического».

Александр Вертинский родился 9 (21) марта 1889 года в Киеве. Его отец, Николай Петрович, помимо адвокатской практики, занимался ещё и журналистикой. Брак между родителями оформлен не был, поскольку первая жена Николая Петровича развода супругу не дала. Саше было три года, когда внезапно умерла его мать, Евгения Степановна. Скоро уходит в мир иной и отец.

В 1912 году Вертинский отправляется «за славой» в Москву. Он играет в маленьком Мамоновском театре миниатюр, снимается в кино у Александра Ханжонкова и… потребляет кокаин. У него начались галлюцинации. Как-то на Тверском бульваре ему померещилось, что бронзовый Пушкин сошёл с пьедестала и вскочил на подножку трамвая.

Когда началась война, Вертинский ушёл на фронт, там избавился от пристрастия к кокаину. Он работал в госпитале, потом в санитарном поезде. Его записали как «брата Пьеро». Вертинский вспоминал: «Я вёл специальный учёт сделанным мною перевязкам, их итог — 36 000. Бог, видно, учёл эту мою работу и 36 тысяч перевязок умножил на миллионы аплодисментов…»

Однажды в 1915 году в квартире «королевы экрана» Веры Холодной появился очень худой, высокий солдат. Он привёз ей письмо от мужа Владимира Георгиевича с фронта и с той поры стал приходить каждый день: садился на стул, смотрел на артистку и молчал. Этим солдатом был Александр Вертинский. Он посвятил Холодной свои первые песни и был тайно влюблён в замечательную актрису.

После демобилизации Вертинский появился на подмостках эстрадных театров. Чтобы спрятать свой страх перед публикой, Вертинский пел в костюме и гриме Пьеро. Он исполнял песенки-новеллы, где был прежде всего сюжет, и называл их «ариетками Пьеро». Пришёл граничащий со скандалом успех. Портреты в витринах, издание нот, пластинок, яростная травля прессы делали певцу большую рекламу. Билеты на его выступления раскупались на неделю вперёд. На сцену подавали корзины цветов, а у входа в театр его ждала толпа поклонников. Студенты и курсистки переписывали стихи Вертинского, раскупали ноты и развозили их по всей России.

Артист получал по 50 писем в день. И большая часть из них была любовного содержания. Все они начинались стандартной фразой: «Когда вы откроете это письмо, вы будете очень удивлены… Но только, пожалуйста, не смейтесь». Певец безошибочно узнавал подобные послания и, не раскрывая, выбрасывал.

Выступления вызывали не только восторги, но и негодование. В Киеве, на концерте какой-то педагог вскочил на барьер ложи и закричал: «Молодёжь! Не слушайте его! Он зовёт вас к самоубийству!» Молодёжь с хохотом стащила его с барьера.

В октябре 1917 года Москва разукрасилась огромными афишами: «Бенефис Вертинского». Билеты были распроданы за один час. Концерт состоялся 25 октября (по новому стилю — 7 ноября). Вертинский выступал в чёрном костюме Пьеро… «Москва буквально задарила меня! — вспоминал певец. — Всё фойе было уставлено цветами и подарками. Большие настольные лампы с фарфоровыми фигурами Пьеро, бронзовые письменные приборы, серебряные лавровые венки, духи, кольца-перстни с опалами и сапфирами, вышитые диванные подушки, гравюры, картины, шёлковые пижамы, кашне, серебряные портсигары и пр. и пр. подарки сдавались в контору театра, а цветы ставили в фойе прямо на пол, так что уже публике даже стоять было негде».

В маске Пьеро теперь особой необходимости не было, и Вертинский, обретший наконец уверенность, сменил её на фрак. Осенью 1920 года он эмигрировал из России. В Турции ему удалось приобрести паспорт на имя греческого подданного Александра Вертидиса. Артист удостоился чести быть приглашённым во дворец к султану и в награду за свои песни получил от последнего целый ящик «личных султанских» сигарет.

Начались гастроли по всему миру. Румыния, Польша, Австрия, Венгрия, Германия… В Праге после одного из концертов Вертинского окружили восторженные студенты. «Если бы не было ваших песен, было бы совсем скверно жить», — сказал один из них. Этот комплимент тронул певца: «Значит, я нужен. Так я увидел истинную дорогу к творчеству».

В Сопоте Вертинский познакомился с еврейской девушкой по имени Рахиль — капризной дочерью состоятельных родителей — и женится на ней. При регистрации брака в Берлине невесту записали как Ирен Вертидис. Семейная жизнь, однако, у молодых не получилась, пути их быстро разошлись.

В 1925 году артист приезжает в Париж и почти на десять лет оседает во Франции, время от времени совершая короткие концертные турне по Европе. Александр Николаевич сблизился с выдающимися деятелями русского искусства: Шаляпиным, Лифарём, Карсавиной, Павловой, Мозжухиным, Кшесинской…

«Я был популярен, — рассказывал Вертинский. — Обо мне, русском шансонье, газеты печатали рецензии и небылицы. У меня были „рено“ последней модели и личный шофёр. Владелец ресторана Ефим Левин платил мне 60 тысяч франков. Президент Франции получал 40… Вы думаете — лёгкая жизнь? Нет! Успех давался тяжким трудом. Любая из сотни песен репертуара требовала бесконечных репетиций перед зеркалом для актёрской шлифовки каждого номера…»

Основную слушательскую аудиторию Вертинского за рубежом составляла русская эмиграция. Иностранцы посещали концерты российского певца большей частью из любопытства. Его слушали король Густав Шведский, Альфонс Испанский, Кароль Румынский, Вандербильдты, Ротшильды, а также знаменитые киноактёры Чарли Чаплин, Дуглас Фэрбенкс, Мэри Пикфорд, Марлен Дитрих, Грета Гарбо…

Громче всех аплодировал Вертинскому наследник английского престола принц Уэльский. После представления он пригласил артиста разделить с ним трапезу. «Я был растерян… — рассказывал Александр Николаевич. — Признаюсь, принц быстро добился моего расположения. Оказалось — нормальный парень! Неглупый, контактный, дружелюбный. Я немного пел. Он много шутил. Мы интересно беседовали на темы искусства, политики. Я рассказывал о России. Он — о трудностях управления Великобританией… В результате список моих „друзей“ пополнился королевской особой».

Осенью 1934 года Вертинский приехал на гастроли в США Для его первого концерта в Нью-Йорке был снят зал «Таун-холл». В кассе был аншлаг. На концерте присутствовал весь цвет русского артистического мира — от Фёдора Шаляпина до ничего не понимающего Бинга Кросби. После завершающей концерт песни «О нас и родине» был такой шквал восторженных аплодисментов, что, казалось, стены театра не выдержат и рухнут.

Вертинский с успехом выступал в Лос-Анджелесе, Сан-Франциско, Чикаго, Бостоне, Филадельфии… Он познакомился с лучшими американскими актёрами. Известную песенку «Гуд бай» («Вас нетрудно полюбить») певец посвятил Марлен Дитрих.

В конце октября 1934 года Вертинский решил уехать в Китай. Поначалу здесь его сопровождает ошеломляющий успех. Двадцать концертов в Шанхае — и все с аншлагами! Триумф в Харбине! Газеты писали, что «публика оказалась буквально заворожена», «сотни людей почувствовали, что они в плену у изящного человека во фраке и что его чудесные песни — это он сам…» Концерт в театре «Америкэн», вмещавшем 1500 зрителей, показал, что Харбин готов слушать его песни без конца.

На самом деле так долго продолжаться не могло. В Китае у Вертинского была небольшая аудитория, состоящая в основном из русских эмигрантов. Он пел в ночных клубах. В одном из ресторанов у Вертинского был свой столик. Поклонники присылали ему бокалы шампанского на подносе, реже вино, коньяк. Иногда весёлая компания приглашала артиста за свой столик. Вертинский подсаживался, о чём-то рассказывал, стоял хохот.

«Требовалась железная выносливость, чтобы вести ту жизнь, какую вёл Вертинский в Шанхае, — пишет Наталья Иосифовна Ильина, чья юность прошла в Китае. — Ни дома, ни женской заботы. Ежевечерние выступления. Бессонные ночи. Романы. Курение. Алкоголь. Пить этот человек умел: подвыпившим я его видела, пьяным — никогда. Позже, когда Вертинский женился, ему пришлось, зарабатывая на семью, петь уже в двух местах: кончив работу в одном из кабаре французской концессии, в третьем часу ночи он отправлялся в ночной клуб „Роз-Мари“ на Ханьчжоу-роуд, открытый до утра И — ничего. Выдерживал».

Наконец Вертинскому разрешили вернуться на родину. В Москву Вертинский прибыл глубокой осенью 1943 года вместе с молодой женой грузинкой Лидией Владимировной, тёщей Лидией Павловной Циргвава и трёхмесячной дочерью Марианной. «Лучше сундук дома, чем пуховая постель на чужбине», — говорил Александр Николаевич. Артисту дали квартиру на улице Горького. Правительство подарило ему машину и чудесный рояль. У певца родилась вторая дочь — Настенька.

География поездок Вертинского по стране — от Мурманска до Еревана, от Риги до Петропавловска-Камчатского. Он давал до 25 концертов в месяц. Повсюду с триумфальным успехом. Время было послевоенное, мирная жизнь только налаживалась. «Ситуация здесь неважная, — писал Вертинский из Ижевска. — Гостиница грязная. Номерок маленький и тусклый, с одной кроватью и шкапчиком, и даже повесить вещи негде. Но всё это неважно. Это обычный фон моих поездок, жить можно где угодно. И на второй день мне даже нравится эта дырочка. Тепло. Не дует. Сидит человек на жёрдочке, как птица. В тесной клетке. И мило даже. Только надо быть скромным. Очень скромным. И мудрым. И тогда будет везде хорошо. А люди… они везде одинаковые. Живут своей трудной жизнью и радуются моему приезду».

Во многих городах Вертинский бывал по четыре-пять раз. Иногда он пел на заводах, на стройках, в шахтах. В Донбассе Александр Николаевич дал концерт под землёй для шахтёров во время обеденного перерыва. Ему подарили шахтёрскую лампочку с выгравированной на серебряной дощечке тёплой и дружеской надписью. К артисту приходили за кулисы рабочие и благодарили: «Спасибо, что Вы приехали! Мы отдохнули сегодня на Вашем концерте. Вы открыли нам форточку в какой-то иной мир — мир романтики, поэзии, мир, может быть, снов и иллюзий, но это мир, в который стремится душа каждого человека. И которого у нас пока нет». Вертинский говорил, что огромная любовь народа держит его, как поплавок, на поверхности и не даёт утонуть.

Александр Вертинский так и не получил официального признания властей. После войны в Советском Союзе была поднята кампания против лирических песен, якобы уводящих слушателей от задач социалистического строительства. Пластинки Вертинского исчезли из продажи. Его песни не звучали в эфире, газеты и журналы о триумфальных концертах Вертинского хранили молчание, не публиковались его ноты и стихи.

Александр Николаевич Вертинский умер 21 мая 1957 года в Ленинграде в номере гостиницы «Астория». Его тело было привезено в Москву. Артист был похоронен на Новодевичьем кладбище.

«Лет через 30–40, я уверен в этом, меня и моё „творчество“ вытащат из „подвалов забвения“ и начнут во мне копаться», — писал Вертинский. Пророчество сбылось. С конца 1970-х начали выходить пластинки, книги, рецензии. Два диска с его песнями изданы во Франции (1993). Французские техники, работая с концертными записями певца и их копиями 30–40-х годов, буквально воскресили его колоритный, богатый оттенками голос, живущий в старых заезженных пластинках.

«Вертинский был принцем песни — автором, композитором и исполнителем, столь же известным в России, как Шарль Трене во Франции, — писал Жан-Пьер Тибода в „Либерасьон“. — И сегодня в русских ресторанах Парижа всё ещё поют песни Вертинского, а старые музыканты с нескрываемым волнением вспоминают его».