"Красивая" - читать интересную книгу автора (Вестерфельд Скотт)ПРОСВЕТЛЕННОСТЬЗейн резко отодвинулся и прищурился. — Ой, прости, — пробормотала Тэлли. — Сама не знаю, что это на меня вдруг нашло… Она осеклась, а Зейн медленно кивнул. — Нет-нет, все нормально. — Я не хотела… — опять начала было Тэлли, но Зейн махнул рукой, чтобы она перестала. Красивые черты его лица выражали глубокую задумчивость. Уставившись на землю, он принялся выдергивать травинки и вертеть их, зажав двумя пальцами. — Теперь вспомнил, — сказал он наконец. — Что вспомнил? — Так его звали. — Кого? Негромко и спокойно, словно боясь разбудить кого-то, кто спал поблизости, Зейн ответил: — Того парня, который должен был отвести нас в Дым. Дэвид. Тэлли, не сдержавшись, тихо ахнула и зажмурилась, словно солнце вдруг засветило ярче. Она все еще ощущала вкус поцелуя Зейна, тепло его рук, но вдруг ей стало зябко. Она взяла Зейна за руку. — Я не хотела этого говорить. — Понимаю. Но порой что-то само приходит на ум. — Он отвел взгляд от травы, его золотые глаза сверкнули. — Расскажи мне о Дэвиде. Тэлли сглотнула подступивший к горлу ком и отвернулась. Она изумленно покачала головой. Все это время она ни разу не вспоминала о Дэвиде. Как это она ухитрилась? — Ты с ним встречалась в Ржавых руинах, да? — не отступался Зейн. — Нет, — ответила Тэлли. — Я слышала о нем от Шэй. Она как-то раз при мне пыталась сигналить ему фальшфейером, но тогда он так и не появился. А потом он отвел Шэй в Дым. — И меня должен был отвести, — со вздохом проговорил Зейн. — А ты до Дыма добралась сама? — Да. Но когда я там жила, мы с ним… Тэлли вдруг все вспомнила. Ей казалось, что это было миллион лет назад, и все же она ясно видела себя, еще уродливую, целующуюся с Дэвидом на окраине Дыма. И как потом они несколько недель странствовали с ним по диким краям… Воспоминания нахлынули щемящей волной. Как остро она воспринимала жизнь, находясь рядом с ним! И была уверена, что так будет всегда… А потом Дэвид вдруг исчез. — Где он сейчас? — спросил Зейн. — Чрезвычайники задержали его, когда захватили Дым? Тэлли покачала головой. Воспоминания о Дэвиде стали разрозненными и тусклыми, а мгновение их расставания попросту стерлось из памяти. — Я не знаю. Тэлли стало плохо. Уже в сотый раз за день она почувствовала, что вот-вот упадет в обморок. Она потянулась к контейнеру с завтраком, но Зейн взял ее за руку. — Нет, не ешь. — Почему? — Не ешь больше ничего, Тэлли. Лучше прими парочку… — Он вытащил из кармана упаковку сжигателя калорий. Четыре таблетки уже были использованы. — Когда сердце бьется часто — это полезно. С этими словами он взял из упаковки еще две таблетки и запил их глотком кофе. — Полезно для чего? — непонимающе спросила Тэлли. Зейн постучал пальцем по лбу. — Думать. От голода лучше соображаешь. И от волнения тоже, кстати. — Он усмехнулся и положил упаковку на ладонь Тэлли. — Например, когда целуешься с кем-то в первый раз. Это просто потрясающе просветляет. Тэлли обескураженно смотрела на таблетки. Блестящая фольга так сверкала на солнце, что на нее больно было смотреть. Края упаковки казались острыми, как бритва. — Да ведь я почти ничего не съела. От такого не потолстеешь. — Дело не в том, чтобы беречь фигуру. Мне нужно поговорить с тобой, Тэлли. Ты мне нужна. Я так давно ждал кого-то вроде тебя. Я хочу, чтобы ты была просветленная. — Хочешь сказать, что сжигатель калорий дает это твое просветление? — Способствует. Потом объясню. Пока просто поверь мне, Тэлли-ва. Он не отводил от нее глаз. Сейчас они блестели почти лихорадочно, как у безумца. Таким становился его взгляд всякий раз, когда Зейн объяснял «кримам» какую-нибудь свою хулиганскую затею. Противостоять этому взгляду было почти невозможно, хотелось немедленно согласиться, даже если Зейн предлагал сущее безумие. — Ну, ладно. Кажется, я поняла, о чем ты… Дрожащими пальцами Тэлли выдавила из облатки две таблетки и сунула в рот, но сразу проглотить не решилась. Такие препараты не следовало принимать на голодный желудок. Считалось, что это опасно. Во времена ржавников, когда все были уродами и Операцию Красоты еще не придумали, существовала такая болезнь, при которой люди нарочно переставали есть. Они настолько боялись растолстеть, что добровольно морили себя голодом и превращались в ходячие скелеты, а то и вовсе погибали — это при том, что в мире было полным-полно еды. Операция Красоты помогла спасти человечество и от этой напасти тоже. «Ничего, от пары таблеток я не умру», — решила Тэлли. Зейн протянул ей чашку с кофе, Тэлли запила таблетки и поморщилась. Кофе показался ей кисловатым. — Что, слишком крепкий, да? — с усмешкой спросил Зейн. Через несколько секунд сердце Тэлли забилось чаще, обмен веществ ускорился. Все вокруг стало очень резким и отчетливым. Как прошлой ночью, она почувствовала, будто исчезла тонкая пленка, отделяющая ее от мира. Солнце засияло еще ярче, и Тэлли зажмурилась. — Итак, — произнес Зейн. — Что последнее ты помнишь о Дэвиде? Тэлли постаралась унять дрожь в руках и принялась обыскивать кладовые своей памяти, бродить в тумане, затянувшем воспоминания из тех времен, когда она была уродкой. — Мы все были на Ржавых руинах, — сказала она. — Помнишь рассказ Шэй про то, как мы ее выкрали? Зейн согласно кивнул, хотя Шэй рассказывала эту историю не один раз, и всякий раз — по-разному. В некоторых версиях этой истории Тэлли и другие дымники похитили Шэй прямо из логова чрезвычайников. В других версиях сама Шэй ушла из города, чтобы спасти Тэлли от дымников, и потом они вдвоем бежали в город. Конечно, не только Шэй порой переиначивала свои истории. «Кримы» всегда повествовали о старых добрых деньках с большими преувеличениями, поскольку главное было, чтобы рассказы получились покруче. Но Тэлли чувствовала, что Зейну нужна правда. — Чрезвычайники разрушили Дым, — продолжала она. — Но несколько человек, и я в том числе, удрали и потом некоторое время прятались в Ржавых руинах. — Новый Дым. Так вас называли уродцы. — Верно. Но ты откуда об этом знаешь? Разве ты тогда уже не стал красавцем? Зейн усмехнулся. — Неужели ты думаешь, что ты первая свежеиспеченная красотка, рассказывающая мне свою историю, Тэлли-ва? — О. Тэлли вспомнила о недавнем поцелуе. «Интересно, — подумала она, — сколько раз Зейн использовал поцелуи, чтобы пробудить у девушек воспоминания об уродских деньках?» — Но почему ты вернулась в город? — спросил Зейн. — Только не говори, что тебя и вправду спасла Шэй. Тэлли покачала головой. — Я так не думаю. — Тебя поймали чрезвычайники? И Дэвида они тоже поймали? — Нет, — уверенно сказала она. Какими бы спутанными ни были ее воспоминания, она точно знала, что Дэвид по-прежнему жив. Она ярко представляла себе его, прячущегося среди развалин. — Объясни мне, Тэлли, почему ты вернулась сюда и сдалась? Зейн крепко сжал ее руку, ожидая ответа. Он снова подвинулся ближе, его золотые глаза сверкали в усыпанной пятнышками солнечного света тени под деревом, он ловил каждое слово Тэлли. Но воспоминания почему-то не приходили. Пытаясь вытащить из памяти хоть что-нибудь о тех днях, она словно упиралась в глухую стену. Покусывая губы, она проговорила: — Почему же я не могу вспомнить? Что со мной не так, Зейн? — Неплохой вопрос. Но что бы это ни было, это происходит со всеми нами. — С кем? С «кримами»? Он покачал головой и перевел взгляд на бальные башни, возвышавшиеся чуть в стороне. — Не только. Со всеми. По крайней мере, со всеми, кто живет здесь, в Нью-Красотауне. Большинство вообще не желает разговаривать о том времени, когда были уродцами. Говорят: и слышать не хотим обо всей этой ребячьей чепухе. Тэлли кивнула. Это она в Нью-Красотауне сразу заметила — за пределами группировки «кримов» разговоры об уродских годах считались дурным тоном. — Но если все же удается кого-то разговорить, оказывается, что большинство просто-напросто не могут ничего вспомнить. Тэлли нахмурилась. — Но мы-то, «кримы», то и дело болтаем про добрые старые времена. — Мы только тем и занимались, что вытворяли что-нибудь запретное, — сказал Зейн. — Поэтому у нас в головах сохранились яркие картинки. Но, чтобы они не исчезли, нужно постоянно пересказывать свои истории, слушать друг друга и нарушать правила. Нужно сохранять просветленность, иначе постепенно забудешь все. Навсегда. Тэлли поймала напряженный взгляд Зейна и вдруг кое-что поняла. — Значит, для этого «кримы» и существуют, да? Зейн кивнул. — Верно, Тэлли. Чтобы не забывать, чтобы помочь мне понять, что с нами не так. — А как ты… Почему ты так не похож на остальных? — Еще один неплохой вопрос. Может быть, я таким родился, а может быть, все дело в том, что в ту ночь, прошлой весной, когда я струсил и не ушел из города, я дал себе клятву: настанет день, и я уйду — красавцем или уродом, все равно. — Последние слова Зейн произнес совсем тихо. А потом добавил сквозь зубы: — Просто все оказалось намного труднее, чем я думал. Какое-то время была такая скука, что я начал кое-что забывать. — Он вдруг просиял. — А потом появилась ты со своими потрясающими историями, в которые так трудно поверить. И теперь все просто отлично. — Да, вроде бы. — Тэлли посмотрела на свою руку в руке Зейна. — Можно еще один вопрос, Зейн-ла? — Конечно. — Он улыбнулся. — Мне нравятся твои вопросы. Тэлли отвела взгляд и немного смущенно проговорила: — Когда ты меня поцеловал — ты это сделал только для того, чтобы меня разговорить? Чтобы я лучше вспоминала? Или… Она умолкла и взволнованно заглянула в его глаза. Зейн усмехнулся. — А ты как думаешь? Но ответить он ей не дал. Он обнял ее за плечи, притянул к себе. На этот раз поцелуй длился дольше. Тепло губ Зейна, уверенная сила его рук, вкус кофе и запах его волос… Наконец они оторвались друг от друга, и Тэлли запрокинула голову, тяжело дыша. Во время поцелуя ей так не хватало кислорода. Но зато ее сердце снова забилось чаще — намного чаще, чем после таблеток для сжигания жира, чем даже во время прыжка с башни прошлой ночью. И она вспомнила еще кое-что, о чем следовало сказать раньше, но она почему-то не сказала. И это должно было жутко порадовать Зейна. — Вчера ночью, — выпалила Тэлли, — Крой сообщил мне, что у них для меня что-то есть, — но что именно, не сказал. Он собирался оставить это здесь, в Нью-Красотауне, и спрятать так, что надзиратели не найдут. — Что-то из Нового Дыма? — широко раскрыв глаза, проговорил Зейн. — Где? — Валентино триста семнадцать. |
||
|