"Дерево, увитое плющом" - читать интересную книгу автора (Стюарт Мэри)

Глава одиннадцатая

Когда мы пришли на ферму, сразу появилась растерянная Лиза, горящая желанием поделиться какой-то историей о катастрофе, включающей сливки и черно-белого кота Томми. «И я сверну ему шею, если он еще раз подойдет к молочной», — закончила она с необыкновенной для себя яростью.

Я сказала мягко: «Приходится помнить, что он ест за восьмерых».

«Ерунда, — ответила Лиза, — он родил их уже давно. Хотя, понимаю. Ну все равно, даже если он кормит семь котят, а я клянусь, что утоплю их всех, если только найду, это не причина забирать себе весь верх бисквита, пропитанного вином и залитого взбитыми сливками, который я приготовила на день рождения».

«Извините, — сказал Дональд, — я сегодня что-то плохо соображаю, но кто забрал бисквит?»

«Гнусный Томми».

«Черно-белый кот? Толстый, которого я… Который заходил на чай недавно?» Дональд любил кошек и дружил с ними, даже с маленькой черепаховой полудикаркой, которая жила под курятником, как привидение.

«Тот самый. И теперь он вовсе не толстый, потому что родил котят, но после половины бисквита и пинты сливок… — Видя растерянность Дональда, я беспомощно пояснила: — Все в порядке, природа не нарушила своих законов, пока, во всяком случае. Насчет Томми все ошибались, разобрался только рыжий негодяй из Западной Сторожки, то есть, я полагаю, что это он… По крайней мере теперь, когда Томми разоблачен, это единственный кот мужского пола на мили. О Господи, я окончательно запуталась. И фигура бедного Томми менялась не из-за невоздержанности, по крайней мере, не из-за такого рода невоздержанности, которую мы имели в виду, это были просто котята. Семеро».

«И Аннабел увидела их на сеновале, но не сказала мне до следующего утра, а к тому времени негодяй их перенес, а он слишком хитрый, чтобы дать подсмотреть, куда он ходит их кормить». Лиза с размаху шмякнула половник на кухонный стол.

«Неужели вы, правда, их утопите? Всех?» Дональд говорил, всеми силами стараясь не показать виду, что мягкосердечен по отношению к животным, скорее он согласился бы погибнуть, утыканный стрелами.

«Так и сделаю. И Томми тоже, если только он опять придет в молочную».

«Очень трудно изменить кличку за одну ночь, — виновато сказала я Дональду. — Сомневаюсь, что мы когда-нибудь переименуем Томми в Томазину. Боюсь, он так и останется Томми до конца дней».

«И этот конец не так уж далек, — сказала Лиза, — хотя даже у меня злобы не хватит прибить мерзавца и оставить несчастных котят где-то помирать с голоду. Но я их найду, и утоплю, пока они еще не выросли. Мистер Сетон действительно сказал, что сейчас отправится в Западную Сторожку? Аннабел, пожалуйста, будьте ангелом и доберитесь с ним до сада за клубникой. Я позвонила, и Джонни Радд обещал для нас оставить. Он уже приготовил, так что поспешите вернуться, если сможете, мы должны ее еще перебрать».

Очевидно, что-то отразилось на моем лице, потому что она явно вспомнила, что я еще не была в садах. Она на секунду задумалась, потом повернулась к Дональду, но он заговорил первым. Видимо, тоже что-то заметил, он вообще замечал больше, чем можно ожидать, но, конечно, он решил, что мое нежелание объясняется чисто физическими причинами. «Аннабел устала. Послушайте, я могу запросто заехать в сад. Мимо него ведь проезжаешь, чтобы попасть в Сторожку, правда?»

Я сказала: «Все в порядке, Дональд, но все равно спасибо. Я не устала, и раз вы собираетесь повидаться с мистером Форрестом в Сторожке, пройдет много времени, прежде чем вы сможете вернуться, и, кроме того, вряд ли вам хочется торопиться. Если можно, я сейчас отправлюсь с вами и сразу вернусь с клубникой короткой дорогой, и мы сможем ее перебрать. В любом случае, с удовольствием увижусь с Джонни Раддом. Он в саду?» — это Лизе.

«Да. — Она не сводила с меня глаз. — Вы не видели его с тех пор как вернулись, да? Голова у него уже седеет, но он не сильно изменился. Сказал, что подождет, если сможет. Два мальчика уходят в пять. Но если мистер Форрест ъ саду…»

«Ой, я вам не говорила? Я видела его недавно».

«Правда? — Вопрос прозвучал слишком напряженно. — Говорили?»

«Недолго. Забыла о чем, но подумала, что он изменился довольно сильно. — Я взяла корзинку. — Вернусь как можно скорее».

Огороженный двенадцатифутовой стеной огород Форрест Холла находится примерно в четверти мили от Западной Сторожки, рядом с конюшнями. Хоть они и стали использоваться как маленькая ферма, сохранились кое-какие остатки былой роскоши. Вход во двор — массивная арка со щитами. Те же геральдические животные, что и на воротах Форрест Холла. Над аркой — башня с часами и старинным позолоченным флюгером наверху. У стены столпились деревья, а за ними блестит река. Мы подъехали по дороге, заросшей травой и дикими цветами, но мощеный двор за воротами сиял чистотой. Из одной из сверкающих на солнце труб Западной Сторожки поднимался дым. Жизнь Форрест Холла переместилась сюда.

«Сюда. — Дональд остановил машину, я вышла. — Больше не беспокойтесь обо мне. Очень быстро можно пройти через поля. Так я и сделаю…»

«Если вы уверены…»

«То есть, абсолютно. Спасибо, что подбросили. Увидимся за обедом».

Машина отъехала, я толкнула литые металлические ворота. Последний отрезок долины прятался под деревьями. Я прошла между двумя массивными тисами и выбралась на яркий солнечный свет, который заставил меня заморгать и прищуриться.

Однако не только свет заставил меня остановиться. Здесь контраст с освещенными луной развалинами Форреста был просто поразительным, потрясал. В саду, заполненном жарой, запахами и солнцем, между четырьмя высокими стенами все выглядело так же, как в восемнадцатом столетии, во время расцвета. Вдоль одной стены за стеклом виднелись персики, абрикосы и виноград — фрукты века, привычного к роскоши, ухоженные и постриженные. Под ними уютно устроились томаты и хризантемы. Местами ярко вспыхивали гортензии и бегонии, расцветающие и готовые к продаже. Вдоль других трех стен росли фруктовые деревья. Маленькие, зеленые, сияющие плоды густо толпились на ветках, прижимались к стенам из песчаника.

По центру сада, с обеих сторон широкой полосы хорошо постриженной травы росли цветы, сияли всеми цветами английского июня — люпины, дельфиния, ирисы, пионы, мак, колокольчики, а сзади — розы с фонтанами ярких цветов. Вдалеке виднелся не работающий каменный фонтан с бронзовыми цаплями. Вокруг — каменные вазы с лавандой, розмарином, тимьяном и шалфеем, расставленные в живописном беспорядке, задуманном при создании сада. Должно быть, они составляли древний сад трав. Все остальное построилось рядами и подчинилось разуму — фасоль, бобы, турнепс, картофель и аккуратные кусты ягод. О былом великолепии говорило только еще одно — круглое сооружение в углу, голубятня, полуразрушенные стены которой обросли боярышником и клематисами. Крыша осела на балках, будто сделанная из холста. Черепица казалась бронзовой, ее бывший дымчато-голубой цвет смягчали круги лишайника, похожие на листья водяных лилий. Дверки для голубей поломались, походили на пустые глазницы, из них вылетали скворцы.

Но в остальном тут был порядок. Ни одного сорняка. Бели Адам Форрест и Джонни Радд добились этого вдвоем с помощью пары мальчиков, вряд ли можно сказать, что они не знают, что такое труд. Работы сюда вложено убийственное количество.

Сначала я вообще не увидела ни души и быстро пошла по траве к теплицам, поглядывая через розы направо и налево. Потом я заметила мужчину в малине у одной из стен. Он стоял ко мне спиной и наклонился. Бледно-коричневые брюки, голубая рубашка, рядом висела старая коричневая куртка. Темные волосы с сединой. Похоже, он не слышал, как я иду, сосредоточился на том, что закрывал кусты сетью от птиц. Я остановилась на тропинке рядом с ним. «Джонни?»

Он выпрямился и повернулся. «Боюсь…» — начал он и замолчал.

«Вы?» Я не могла сдержать удивления. Определенно, это был Адам Форрест, с которым я встречалась и разговаривала несколько ночей назад, но теперь, лицом к лицу при ярком свете дня я видела, как он изменился по сравнению с запомнившейся мне картинкой. Последняя, похожая на сон встреча была как отрывок из фильма, снятого много лет назад, когда он был на десять, нет, на пятнадцать лет моложе. Он взял на себя часть нереальности ночи, кожа стала молодой при свете луны, темноту глаз и волос усилили сумерки. Он казался высоким мужчиной с хорошей фигурой, свободно двигался, излучал силу и уверенность, которые обычно свойственны людям, богатым от рождения. Теперь, при солнечном свете, пленка перемоталась, актера загримировали, будто прошло много лет.

Темные волосы посерели, не изысканно у висков, а по всей голове, будто покрылись пылью. Красивое лицо не изменилось, но появились линии, не заметные при луне, и он был тоньше, чем следовало бы. Тогда я не заметила ни покроя, ни качества одежды, но теперь увидела, что ветхость нисколько его не смущает, очевидно, он к ней привык. Какая-то часть разума сказала мне, что очень рационально носить лохмотья, когда занимаешься физическим трудом, но другая часть, о существовании которой я и не подозревала, увязала одежду с морщинами на лице и седыми волосами и вызвала жалость, которой он не желал, и которую я не имела права испытывать. Он был в перчатках, я вспомнила свое замечание о его руках и пожалела о нем.

Он улыбнулся, прищурившись против солнца. Серо-голубые глаза, морщинки по углам. Заговорил легко, будто между нами не было напряжения: «Привет! Ищете Джонни Радда? Боюсь, он ушел».

«Я пришла за клубникой. Кот съел сливки, а у дедушки день рождения, поэтому Лиза отправила сюда по телефону сигнал SOS, и Джонни обещал нам немного дать».

«Значит, упаковал и оставил. Пойдемте посмотрим».

Мы шли рядом по тропинке, он с любопытством смотрел на меня, несомненно, его тоже интересовала я при дневном свете. Я спросила: «Встречали молодого человека Юлии, Дональда Сетона?»

«Нет. А что?»

«Он только что приехал вместе со мной, хотел о чем-то спросить, но думал, что вы уже закончили работать и отправился в Сторожку».

«Да? А о чем, не знаете?»

«Знаю, но лучше он сам расскажет. — Я поймала его взгляд и улыбнулась. — Не беспокойтесь, ничего личного. Вы в полной безопасности».

Мы дошли до двери в стене за теплицами, которая вела к рабочим постройкам, где все мылось, замораживалось, консервировалось. Адам положил ладонь на ручку двери и обернулся. Я сразу заметила, что он выглядит усталым, будто плохо спит. «В безопасности? Я?»

«Конечно. Если вы теперь не считаете себя соучастником, то я уж не знаю кем. Так и не появились насчет этого паспорта. Не подходили к Вайтскару и не пытались уличить меня перед дедушкой, хотя, несомненно, могли это сделать легко. Но ничего не сделали. Почему?»

«Не знаю. Честно, не знаю. — Он задумался, будто хотел сказать что-то еще, вместо этого просто повернулся и открыл передо мной дверь. — Сюда, пожалуйста, оставьте дверь открытой, может Сетон придет искать меня. Л Юлия с ним?»

«Нет. Отправилась в Ньюкасл с Биллом Фенвиком».

Он бросил на меня взгляд. «Это вас беспокоит. Почему?»

«Потому что Кону это ни капельки не понравится, а Кон… импульсивное создание».

«Это абсурд», — сказал он так же, как и раньше, но с меньшей убежденностью.

«Любая ситуация, граничащая с насилием, абсурдна, пока неожиданно не разрешается, а потом, хрюмс, и вдруг вы оказались в эпицентре истории, какие, по вашему мнению, встречаются только в воскресных газетах».

«А как насчет этого мужчины, как его, Сетон?»

«Это другое. Он увезет ее из Вайтскара, они будут жить в Лондоне и проводить полгода в поле, на раскопках. Кон целиком за, как вы можете представить, и чем дальше, тем лучше. В Узбекистане, например, или на Лопском погосте, если римляне туда заходили, в чем я очень сомневаюсь».

«А она этого хочет?»

«Землю роет, — ответила я жизнерадостно. — Не волнуйтесь, я это почти устроила. Сказала, что буду присматривать за Юлией. — Я поймала его взгляд и засмеялась: — Что такое?»

«Это… безумная история. И я сумасшедший, как любая ее часть. Вот что получается, когда действуешь на основе инстинктов, а не здравого смысла. Полагаю, женщины — занимаются этим постоянно, но я к этому не привык, и мне не нравится. Ничто не помогает определить, в своем ли ты еще уме. Оцените ситуацию: я точно не знаю, кто вы, и не понимаю, что вы делаете. Уверен, что не прав, но по какой-то причине позволяю вам продолжать».

«Я объяснила, кто я и что делаю».

«Это да. В этом вы честны. И поставили меня в положение, что я прикрываю ваши поступки, хотя будь я проклят, если сделаю больше. Полагаю, это потому, что я много думал о старом Винслоу и, как ни странно, доверяю вам по поводу Юлии. Мне кажется, что на самом деле значение имеет только она. Признаюсь, и до вашего появления мне было любопытно, как все сложится в Вайтскаре после смерти старика. Вы говорите, что «присматриваете» за ее интересами. Ну что же, пока Юлии не нанесено ущерба, меня не слишком беспокоит, как вы с Коннором бьетесь за все остальное. Если сможете его получить, не буду осуждать ваш «достаток"».

«Не беспокойтесь, насчет Юлии мне можно доверять».

Он вздохнул. «Самое странное, что я вам верю. За одно это меня можно посадить за решетку, как соучастника, сразу же после вас… Вот тут складывается все упакованное. Пойдемте посмотрим, оставил ли вам Джонни клубнику».

В большом прохладном помещении пахло геранью и грушами. Порядок, как и в саду. На полках — ящички и горшочки разного размера, напечатанные ярлыки, очень может быть, что в алфавитном порядке. Аккуратные веревки так висят, что, похоже, не способны путаться. На крючке у окна — несколько пар чистых перчаток. Рядом с ними — две круглые корзинки с клубникой. Адам наклонился над ними. «Хватит, как вы думаете?»

«Думаю, да».

«Могут быть еще спелые ягоды на грядке у голубятни. Могу собрать, если у вас есть время».

«Нет, не беспокойтесь. Уверена, хватит, и я обещала быстро вернуться. Обед будет в семь тридцать, а нам еще нужно их перебрать. Смотрите, я принесла корзинку. Мы можем их переложить, и вам останутся эти, круглые».

«Так получится дешевле», — мрачно согласился Адам.

Секунду я глазела на него. По какой-то абсурдной причине меня это смутило больше, чем то, что наши отношения слишком быстро становились близкими. Лиза не говорила о деньгах, у меня с собой не было, я о них до этого момента не думала и пробормотала: «Боюсь, я сейчас не смогу заплатить…»

«Запишу на счет, — сказал Адам невозмутимо. Он вытащил записную книжку и открыл страницу с надписью «Винслоу» сверху. Заметил, как я на него смотрю, усмехнулся, и неожиданно все годы отлетели прочь, и он превратился в освещенного луной возлюбленного из того старого фильма. У меня перехватило дыхание. Он продолжал: — Вайтскар много у меня покупает. Похоже, у них нет времени самим выращивать овощи… Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь работал в саду… — Он закрыл записную книжку и засунул на место. — …с тех пор, как вы ушли. Осторожно! Вы все уроните! Что я такого сказал, что вы так нервничаете?»

«Прекрасно знаете. Вы сделали это нарочно. Вы… проткнули мне шкуру».

«Это уравнивает счет, — сказал Адам. А может, это мне показалось, он бормотал под нос, а к тому же повернул голову к двери и быстро добавил: — Я полагаю, это мистер Сетон?»

«Ой… Привет, Дональд. Да, мистер Форрест все еще здесь. Мистер Сетон, Адам…»

Мужчины представились друг другу. Дональд спросил: «Получили свою клубнику?»

«Да. Обед спасен. Я сказала мистеру Форресту, что вы хотели увидеть его, Дональд, но сумела не открыть причины».

«Не стоило этого делать. — Он повернулся к Адаму. — Не знаю, сказала ли вам Аннабел, сэр, но я археолог. Работаю от Комиссии… Королевская Комиссия Исторических Памятников… В настоящее время отвечаю за работу на Западной Гари».

«Слышал, там начались раскопки. Ну и что надеетесь найти?»

«Работа Комиссии — описывать все существующие римские памятники, с картами, фотографиями и так далее. Это делается по районам, и я отвечаю за Нортумберленд…»

Я уже собрала всю клубнику в корзинку, но задержалась. Интересно стало послушать, что скажет Дональд. Он коротко описал свою работу, затем перешел к делу с восхитительной шотландской экономией времени и слов. Когда он сообщил, что видел «римские камни» в каменоломне, стало очевидно, что Адама он заинтересовал. Тот спросил:

«И вы считаете вероятным, что если каменоломня изначально была римской, поблизости могут обнаружиться римские здания?»

«Во всяком случае, достаточно близко. В самих камнях нет ничего необыкновенного, я имею в виду, добывавшихся там. Если бы это был, например, мрамор, можно было бы предположить, что его увозят далеко. Но песчаник такого рода — обычный местный камень. Если римляне устроили здесь каменоломню, то только по причине удобства. Другими словами, строили что-то поблизости».

«Понимаю. Правильно ли я понял, что здесь ничего такого не зарегистрировано? Никогда ни о чем не читал, хотя всегда интересовался местной историей».

«Совершенно верно. Ближе всего — лагерь у Четырех Корней, а туда определенно материалы завозили по дороге, а не по пересеченной местности отсюда. Поэтому, мне взбрело в голову, что раз на полуострове устроили каменоломню, а такой камень есть везде вдоль реки, к тому же во многих местах его легче достать, значит, что-то построено прямо здесь».

«Где-то в парке Форрест?»

«Да. Хотел попросить разрешения осмотреться, если позволите».

«С величайшим удовольствием. Боюсь, земли лесничества выпали из-под моей юрисдикции, но луга и земли Холла в вашем распоряжении. Ходите куда угодно. Но что, конкретно, вы будете искать? Наверняка, если там что-то и есть, то оно скрыто под несколькими футами земли и деревьев?»

«Да. Но, возможно, вы сможете помочь. Не можете ли вспомнить, нет ли тут еще чего-нибудь вроде каменоломни? Большая впадина или искусственный берег… Понимаете, что я имею в виду?»

«Сразу не приходит в голову, но подумаю. Единственная впадина, которую я вспомнил — старый ледник около домика у ворот в Форрест Холл. Он уходит достаточно далеко в землю под деревья, но это вряд ли… Минуточку! — Он нахмурил брови, напряженно вспоминая. Я смотрела на него почти с восторгом, Дональд — с полным спокойствием. Наверняка, он намного лучше меня знал, что «открытия» редко неожиданно осеняют людей. — Ледник. Когда я сказал о леднике, меня будто озарило. Подождите минуточку, не уверен, но что-то, где-то, когда я был ребенком… Видел что-то в Форресте. Камень… Клянусь, римский. — Он еще подумал, потом качнул головой. — Нет, ускользнуло. Мог я видеть то, что вы, в каменоломне?»

«Только если было очень сухо, и вы вряд ли обратили бы внимание, если они не были к поверхности еще ближе, чем сейчас. Вы согласны, Аннабел?»

«Безусловно. И вообще никто, кроме эксперта, не может угадать, что те камни римские. Мне они показались совсем обычными, а для ребенка они бы вообще ничего не значили».

«Это правда. Вы больше ничего не помните, сэр? Что заставило вас думать, что это римский камень? Почему ледник? Что, вообще, такое ледник?»

«Примитивный холодильник. Их строили поблизости от домов в восемнадцатом веке, — сказал Адам. — Большие квадратные ямы, как правило, под деревьями, где прохладнее. Крышу засыпали землей, а с одного края делали вход. Обычно зимой лед откалывали в озере, около дома есть маленькое, и складывали, пересыпая соломой, чтобы использовать летом. Ледник Форреста устроен около домика у ворот».

«Тогда, может быть, вы видели камень там? Обычно строители более позднего времени использовали все римские камни, которые попадались под руку. Это — блоки правильной формы, хорошо обработанные. Если несколько таких оставалось в старой каменоломне выше уровня воды, местный строитель восемнадцатого века мог взять их оттуда и…»

«Подвалы! — сказал Адам. — Вот где! Не в леднике, нам туда не разрешали ходить. Там опасно, и его держали закрытым. В подвал тоже ходить не разрешали, но это другое дело, все равно можно было пролезть. — Он улыбнулся. — Мне казалось, что в воспоминании есть что-то таинственное и с огнем свечей, и это также объясняет тот факт, что мы никому об этом не говорили. До сих пор ни разу не вспоминал. Да, абсолютно уверен, что это в подвалах Форреста. Больше ничего не помню, кроме того, что мы были ужасно заинтригованы резьбой на камне, так бывает с детьми. Надпись была вверх ногами, поэтому трудно было разобрать, что там написано, даже если бы могли…»

«Что написано?» Для Дональда это был просто вопль.

Адам удивленно взглянул на него. «Да. Вы разве не говорили, что на камнях есть надписи? Там были какие-то буквы, насколько я помню, и резьба, по-моему, животное».

«Я сказал про долото, а не про резьбу. Если вы правы и видели надпись… Все, что видел я — обычные следы инструментов от обработки долотом. Вот такого рода…» — Он засунул руку в карман и извлек на свет толстую пачку бумаг. Там оказались (кроме бумажника, нескольких дюжин писем и водительских прав) карта и тоненькая книжка, которая напоминала, наверняка, только внешне, таблицы логарифмов. Дональд бегло на все это посмотрел, выбрал старый конверт со штемпелем двухлетней давности, и опять полез в карман.

Адам вручил ему карандаш. «Спасибо. Вот, — Дональд нарисовал что-то на конверте, экономно и аккуратно, — что-то вроде того, что я видел».

Он передал рисунок Адаму, тот его рассмотрел. «Нет, это мне ни о чем не говорит. Я бы никогда не понял, что это римский… даже теперь, не говоря уж про десятилетний возраст. Что же, самое очевидное действие — пойти и посмотреть, не так ли? Это действительно очень интересно. Если окажется, что это надпись Девятого Легиона, или что-то в этом роде, это увеличит благосостояние Форреста?»

«Ну, — ответил Дональд осторожно, — вас могут показать по телевизору. Дом разрушился, правда? А еще можно попасть в подвал?»

«Думаю, сможете. Наверное, не стоит вас предупреждать об осторожности, я не знаю, в каком он сейчас состоянии. Но можете идти куда хотите. Послушайте, я нарисую». Он взял с ближней полки лист бумаги, похожий на банковский бланк, и разложил на лавке. Дональд вернул карандаш. Я смотрела через плечо. Адам нарисовал несколько линий, потом пробормотал что-то раздраженно, стащил перчатки, бросил их на скамейку и опять взялся за карандаш. «Не могу в них писать. Это ничего?»

«Ничего?»

Только тогда я увидела. Его руки были обезображены совершенно жутко, должно быть, ожогами. Белая мертвая кожа казалась полиэтиленовой, а местами пересекалась багровыми шрамами. Форма рук осталась красивой, но раны исказили это, сделали руки ужасными, шокирующими. Такое прячут, до этого момента он их и прятал. Еще одно, что скрыло наше лунное свидание.

Должно быть, я издала какой-то звук, задышала по-другому. Карандаш Адама остановился, он посмотрел на меня.

Полагаю, большинство людей так смотрели на него секунды две, потом быстро отворачивались, ничего не говоря, притворяясь, что не видели… Я сказала: «Адам, твои руки, бедные руки… Что случилось с твоими руками?»

«Я их сжег».

Пожар в Форресте. Его жена. Кровать была к тому времени в огне, он сумел стащить с нее одеяло и вынести наружу…

Он протянул руку к перчатке, не отводя глаз от моего лица. Сказал мягко: «Я одену их опять. Извини, я забыл, что ты не знаешь. Это, пожалуй, шок, в первый раз».

«Это… Это не важно. Не делайте этого для меня… Я… Я должна идти. — Я слепо протянула руку за корзиной. Слезы текли по моим щекам, и я не могла их остановить. Совсем забыла про Дональда, пока он не сунул корзину в мою руку. Сказала потрясенно: — Должна спешить. До свидания», — и, не глядя на них, опустив голову, почти выбежала из здания.

Но я понимала, что за моей спиной осталась мертвая тишина. Адам резко выпрямился с карандашом в руке и смотрел мне вслед.