"Заговор теней" - читать интересную книгу автора (Олдмен Андре)

ГЛАВА 13. Храм. Взгляд Кобры

ы убил раджуба. Ты убил слона пуджаров. Ты достоин смерти. — Лжешь… знаешь, что лжешь…

— Да, лгу. На самом деле и раджуб, и слон просто спят. Я дал повелителю напиток Сомы, а ты усыпил животное. Но это все равно. Все считают тебя убийцей. И ты не выдержал испытания…

— Это твоя месть, вазам?

— Я выше мести. Мною движут высокие побуждения. Тебе не понять их, варвар.

— Твои высокие побуждения — просто жажда власти. Чувство, знакомое даже обезьяне.

— Пытаешься меня оскорбить? Это нехорошо с твоей стороны. Я все-таки сохранил тебе жизнь… Пока!

Пот заливал глаза киммерийца. Он едва различал своего собеседника. Вегаван, облаченный в длинное фиолетовое одеяние с шафранной каймой, стоял посреди каменного круга, поставив одну ногу на красный треугольный выступ. Пылали огни в медных чашах на высоких треногах. Жара, сернистый запах и мрак, покрывавший все за спиной сановника.

В его последних словах была правда. Если бы вазам не приказал пуджарам остановиться, воины изрубили бы варвара на куски. И не спасла бы кольчуга клинхов, а ударов парировать он не мог, скованный ядом Бледной Лягушки.

— Ты знаешь, почему моя нога коснулась помоста. Если бы я не усыпил слона, он убил бы гораздо больше народа.

Конан вспомнил, как металось по площади взбесившееся животное, как бежали от него люди, как падали и, раздавленные огромными ногами, заливали белый песок алой кровью. Еще недавно смирно стоявший исполин, на котором торжественно въехал на площадь начальник гвардии, вдруг превратился в настоящего демона смерти…

— Что ты сделал со слоном, вазам?

— Овод, всего лишь маленький овод, запущенный в ухо по моему приказу. Но ты плохо осведомлен о наших обычаях: погибнуть под ногами священного слона пуджаров — великая честь…

— Может быть, для воинов и фанатиков. Но не для детей, которым еще не успели заморочить головы.

…Они стояли на краю площади: три мальчика и девочка, оцепеневшие от ужаса. Никого не было рядом, взрослые разбежались, спасая свои жизни. Видимо, мало кто почитал за честь погибнуть под мечущейся серой тушей. Подняв хобот и выпятив нижнюю розовую губу, слон несся прямо на детей…

— Отдаю должное твоей ловкости, северянин. Признаюсь, рассчитывал, что предпримешь что-либо, опасаясь погибнуть, но не думал, что варвар станет спасать каких-то там ребятишек. И все же еще раз прими поздравления: твой стремительный маневр увенчался полным успехом. Не знаю, откуда взялась в твоей сумке Бледная Лягушка, но бросил ты ее точно в пасть животному. Настоящий герой, дважды сам был на волосок от смерти: слон, падая, чуть было тебя не раздавил, а я задержал сабли пуджаров в пяди от твоей головы.

В голосе Вегавана звучала откровенная насмешка.

— Зачем? Разве ты не желал моей гибели? Яд сковал мои члены, я сам стал беспомощен, как ребенок. Проявил слабость и был наказан…

— Ты прав: забота о жизни ничтожных недостойна настоящего воина. Воин призван убивать, а не спасать. Благополучие же подданных — дело правителей. Мудрые правители пекутся о величии государства, тем самым даруя благополучие всем, не думая о каждом в отдельности.

— И ты относишь себя к сим мудрецам?

— Да и еще раз да! Все средства хороши, чтобы избавить трон от ничтожного старика, просиживающего свой зад вместо того, чтобы совершать великие деяния! Я уже говорил, что следую возвышенным побуждениям, а потому ты не нужен мне мертвым. Более того, я хочу тебе кое-что предложить.

— И для этого затащил меня в преисподнюю и подвесил, словно баранью тушу?

Ноги Конана не касались земли. Плечи горели огнем: он висел на ремнях, пропущенных сквозь надрезы в его собственной коже. Руки варвара были связаны за спиной.

— Я поступил по закону, — криво улыбнулся вазам, — ты ведь коснулся ногой помоста, а значит, должен предстать перед Кали. Или не предстать, это уж как мы договоримся.

— Чего ты хочешь?

— Хочу предложить честный обмен. Я дам тебе все, что только пожелаешь — золото, власть, женщин — а ты подаришь мне Золотой Орех, который лежит в твоей сумке.

Варвар опустил глаза и сквозь заливавший их пот разглядел на своем поясе сумку. Больше на его теле, если не считать кровоподтеков и синяков, ничего не было.

— Почему ты не взял его сам, — прохрипел он, — как все остальное?

— У тебя была всего лишь одна вещь, пришедшаяся мне по вкусу, млеччх!

С этими словами Вегаван распахнул полы своей одежды, и Конан увидел кольчугу клинхов, прикрывающую грудь вазама.

— Отличная вещь, — сказал тот, нежно поглаживая пальцами зеркальную поверхность, — легкая и прочная. Когда я завоюю Дангун, заставлю песьеголовых одеть в такую броню все мое войско.

— И для этого тебе нужен Плод Желаний?

Сановник гордо выпрямился.

— Неужели ты думаешь, что гадхарцы не способны одолеть каких-то полусобак без помощи чар? Ты видел пуджаров, они способны победить любого врага. Хочешь, я сделаю тебя их начальником? Кашьяна глуп и мало на что годен. Соглашайся, северянин, я видел, как блестели твои синие глаза, когда ты наблюдал за воинскими забавами гвардейцев! Взамен прошу немногого — всего лишь орех, который тебе ни к чему, ибо он исполняет желания только с дозволения Хали, а Богиня Смерти на моей стороне.

— Так подойди и возьми, — зло бросил варвар, — ты победитель…

— Я не могу взять его против твоей воли, — покачал головой Вегаван, — ты сорвал его, будучи Хранителем, и лишь тот, кому ты вручишь плод по своему желанию, сможет им воспользоваться.

— А если откажусь?

— Тогда с тобой будет говорить она!

Сановник сделал величественный жест, и за его спиной возник тусклый багровый свет. Он становился все ярче, отбрасывая назад клочья мрака, и там, куда падали зловещие сполохи, явилась огромная многорукая фигура. Ее неясные очертания увенчивал огромный череп, в пустых глазницах которого, словно в глубинах звездного неба, холодно светили голубые искры. Между ощеренных зубов свисал длинный, разрезанный на множество полос, ярко-алый язык.

Возле подножия статуи пылали светильники и стояли люди в черных тогах. Сбоку возвышалась витая колонна, наверху, на круглой площадке, молча застыл со скрещенными на груди руками брахман Шамиак.

И еще одну фигурку заметил Конан: то была женщина в темном сари и серебристой накидке, прикрывавшей ее густые волосы. Когда она откинула шаль, варвар застонал от удивления. Перед ним, бесстрастная и надменная, стояла Ка Фрей.

— Ты-ы… — выдохнул киммериец, — ты заманила меня в эту ловушку, проклятая анупра!

Женщина гордо вскинула голову.

— Не знаю, о чем ты говоришь, млеччх. Я — Астрель, дочь раджуба Гадхары. Слушай меня, кшатрий: жизнь моего отца может спасти только Золотой Плод! Отдай его нам, отдай по собственной воле, и благодарная память о тебе навсегда поселится в сердцах гадхарцев…

Конан чувствовал, что сходит с ума. Может быть, вендийка решила разыграть эту сцену, чтобы прийти ему на помощь? Но никто из присутствующих не проявляет беспокойства, значит, облик этой женщины им знаком…

— Я не верю ни единому слову, — прохрипел варвар, — все вы лжете! Ты уже приходила ко мне однажды ночью, но я думал, что это сон. Помнится, тогда ты предлагала за орех нечто весьма ценное…

— Молчи! — взвизгнула женщина.

— Ах вот как, — раздался под темными сводами холодный голос вазама. — Значит, ты поторопилась, Астрель? Готова была меня предать? Чего же стоят твои клятвы!

— Клятвы?! — Дочь раджуба в ярости топнула маленькой ногой. — Неужели ты мог поверить, что я отдам свое сердце такому человеку, как ты? Я использовала тебя, глупец! Ты умер бы на второй день после того, как получил трон!

— Твой язык сослужил тебе плохую службу, — все так же холодно сказал Вегаван. — Так кто из нас глуп? Уведите отсюда эту недостойную, мы поговорим с нею после.

Несколько жрецов бросились к вендийке и схватили ее за руки. Женщина шипела и отбивалась, как разъяренная кошка, но не в силах была одолеть силу мужчин — ее увели куда-то в темноту, и вскоре крики и шум борьбы стихли, уступив место зловещей тишине.

— Она сказала правду, — негромко молвил вазам, — раджуба Гадхары может спасти только Золотой Орех. С его помощью я верну старика к жизни, предварительно потребовав от Совета старейшин передать мне власть. И тогда буду волен исполнить любое твое желание. Ты отдашь мне плод?

— Нет!

Вегаван обернулся и сделал знак брахману. Шамиак воздел руки, и Конан услышал знакомые уже слова древнего заклятия: "Kru singh omm-olu! Omm-olu Kru singh!" И еще что-то кричал жрец, взмахивая широкими рукавами, а остальные тянули низкий зловещий звук, наполнявший душу смертной тоской, проникавший до самого сердца, которое едва трепетало, готовое вот-вот прекратить биение жизни… В висках киммерийца стучали тысячи наковален, перед глазами плыли багровые полосы, и сквозь их мутное течение он увидел, как меняются очертания Богини Смерти. На месте безглазого черепа возникла змеиная голова с широким воротником — голова кобры. Призрачная и неясная, она словно накладывалась на крепкий, вытесанный из камня череп, словно появлялась из темных провалов его глазниц, рождаясь из пустоты, скрытой за голубыми искрами. И там, где у обычной змеи бывают глаза, холодными иглами возникал новый свет, готовый пронзить ледяным холодом небытия…

"Соглашайся! — гремело под черепом варвара. — Одно слово, и ты спасен!"

"Нет! — его мысли неслись навстречу ледяным иглам. — Ты не заставишь меня подчиниться своей воле! Во имя Крома, во имя всех, кого я принес тебе в жертву, уйди!"

"Тогда уйдем вместе, — грохотал беззвучный голос, — в моих объятиях ты познаешь страсть, которую не способна подарить ни одна земная женщина!"

Он ощутил холодное прикосновение к своей груди и понял, что еще миг — и возврата не будет.

Тогда варвар решился.

— Вегаван, — выдавил он слова позора, — я согласен, ублюдок!

Неясное лицо возникло рядом, и Конан почувствовал, что его руки свободны.

— Достань Плод!

Непослушными пальцами он нащупал Золотой Орех. Ледяные иглы отодвинулись, но не исчезли.

— Молодец, млеччх, теперь отдай его мне! Торжествующая улыбка плавала в багровой мути, как рыба… Та рыба, которую вазам не мог простить…

"Ты проиграл тогда, глупец, — сказал Конан. Не сказал — помыслил. — Проиграл тогда и проиграешь сейчас".

Напрягая мускулы так, словно поднимал чугунное ядро аркбаллисты, он поднес орех к губам, сунул в рот и изо всех сил сжал зубами. Золотистая кожура неожиданно легко лопнула, и плод кальпаврикпш мгновенно истаял, наполнив измученное тело жаркой спасительной волной…

— А-а-а! — Вопль Вегавана полоснул, словно острая сталь. — Ты умрешь, несчастный!

Выхватив из складок одежды тонкий стилет, вазам шагнул к пленнику.

— Сначала ты отправишься к Нергалу! — взревел варвар, ощущая в легких былую силу. — Ступай прямиком к нему в задницу, падаль!

Глухой рокот родился где-то в недрах земли. Круглая плита под ногами вазама треснула, из щели полыхнуло жаркое пламя, края провала разошлись, и Вегаван канул в гудящую бездну.

В тот же миг с оглушительным грохотом лопнул каменный череп Хали. Тяжелый осколок угодил киммерийцу в лоб, и варвар уже не видел, как ступили под мрачные своды две женщины: старуха с бездонными, словно лесные озера, глазами, и молодая девушка с чистым и ясным лицом.

— Одно меня радует, — сказал Конан, — колдовство здесь ни при чем, и я не сошел с ума. Хотя готов был в это поверить, когда увидел Ка Фрей там, в храме Хали. Вернее тебя, Астрель.

— Они так похожи, что их путала даже мать, — Вичитравирья слегка улыбнулась сухими губами, — хотя по сути совершенно разные.

Они беседовали, стоя на речном берегу, залитом ярким полуденным солнцем. Возле ног старой колдуньи крутились несколько обезьян — под приглядом матерого вожака с кустистыми бровями, над которыми алели две огромные бородавки.

Киммериец уже знал историю близняшек. Обе они были дочерьми раджуба Гадхары, но Ка Фрей отлучили от семьи еще в младенчестве, ибо, согласно древней традиции, рождение двойников считалось величайшим злом и позором. Даже отец не ведал, что у него две дочери: вскоре после родов мать уложила девочку в плетеную корзину, отнесла к реке и пустила на волю течения.

— Якши принесли ко мне ребенка, — рассказывала Вичитравирья, пока врачевала раны на плечах Конана, — а я отдала девочку в Аккасар, старому философу Пу. Не насовсем, конечно. Когда Ка подросла, она стала часто бывать у меня в лесном гроте и, смею надеяться, я кое-чему ее научила.

— Притворяться, например, — проворчал варвар.

— Что ж, и это полезный навык. Как видишь, он пригодился, чтобы расстроить коварные планы Вегавана. И планы негодницы Астрель, замыслившей занять место отца, чтобы развязать войну с клинхами.

Сейчас, готовясь к отплытию, Конан снова задался вопросом: знала ли колдунья наперед все, что должно произойти? Не таились ли за ее действиями неведомые умыслы? Почему жрица Сомы столь спокойно явилась в храм Богини Смерти, и жрецы по ее приказу освободили его и отпустили восвояси? Значит, Бог Луны вовсе не такой непримиримый враг Девятирукой?

Он спрашивал о том Вичитравирью, но получил уклончивый ответ.

— Там, наверху, — сказала старуха, — не существует добра и зла. И хотя небожители зачастую враждуют между собой, их борьба — всего лишь мимолетные вихри, возникающие на спокойной глади Вечности.

Стоя в лодке и вспоминая эти слова колдуньи, Конан решил, что эти мудреные вещи теперь мало его касаются.

— Ладно, — сказал он, беря в руки бамбуковый шест, — все кончилось к общему удовольствию. Ка Фрей теперь станет именоваться Астрелью, и старый раджуб так никогда и не узнает, что та, кто займет со временем престол Гадхары, когда-то была всего лишь анупрой. Настоящая же Астрель, кажется, тоже смирилась со своей участью и готова носить маску, пока ты, Вичитравирья, будешь одаривать ее своими мудрыми наставлениями. Клинхи получили Моррокан, и могут не опасаться войны с гадхарцами. Только я остался ни при чем. Подати Одноногого Синга отобрали, так как я не выдержал испытания и коснулся-таки ногой помоста. Плод Желания съеден. Даже отличная кольчуга песьеголовых канула в Нижний Мир вместе с вазамом…

— Не стоит отчаиваться, — мягко прервала его старая волшебница, — возможно, ты получил то, что ценнее всего для смертного.

— Это что же?

— Ты выдержал Взгляд Кобры, а вендийцы считают, что тот, на кого Богиня Смерти обращает свой взор, либо умирает на месте, либо живет очень долго. Что же касается Плода Желаний, то у тебя в запасе еще шесть дней чтобы испытать его силу. В Айодхье тоже есть храм Хали, отправляйся туда и пожелай, что захочешь. Или — что захочет Деви Жазмина.

Лицо варвара удивленно вытянулось.

— Я, кажется, уже отправил с помощью ореха одного ублюдка в лапы Нергала…

— Может, и так, — улыбнулась колдунья, — а может, и нет. Видишь ли, Ка Фрей вместе с другими анупрами часто прислуживала в храме, жрецы же не считают неприкасаемых за людей и не делают от них секретов. Так что Ка хорошо знала, за какой рычаг дернуть, чтобы открыть люк, в который служители Девятирукой сбрасывают свои жертвы.

Только на середине реки Конан понял, что ничего не сказал женщинам на прощание. Налегая на весла, он видел на берегу три маленькие фигурки: Вичитравирья, окруженная своими обезьянами, шла к лесу, за ней, понуря голову в уродливой маске, брела Астрель.

Ка Фрей стояла у кромки спокойной воды и махала варвару узкой ладошкой.