Глава 2

И Сулейман, и Моравия долго молчали. Потом Сулейман глубоко вздохнул.

— Что ж, вы, безусловно, показали нас в самом привлекательном свете. Но не думаю, что мы стремились именно к этому. В конечном итоге все это выглядит так, будто мы пытаемся влиться в их общество, а не наоборот. Мне кажется, что людей следует чуть больше привлекать к темной стороне. Соблазнительная притягательность вампиров, если можно так выразиться.

Тут вмешалась и Моравия:

— Да, Сулли прав. На самом деле наша целевая аудитория вовсе не дебютантки на первом балу и не члены «Лиги юниоров». Честно говоря, почти никто из нас не катается на лыжах — слишком велик риск получить солнечный ожог.

Я встала и начала сворачивать экран, пытаясь скрыть смущение. Как могла Люси работать с этими людьми целый месяц и не понять, чего они хотят? Я решила утешаться мыслью, что если бы она позволила мне с ними поговорить, этой проблемы у нас бы не возникло, но при этом прекрасно понимала, что это не совсем правда. Иногда клиенты должны видеть презентацию, чтобы понять, чего они не хотят, и это помогает им определиться с желаниями. Однако это неприятно и ставит тебя в неловкое положение.

Кимберли кашлянула.

— Вы знаете, я с вами полностью согласна, — заявила она. — Мы с Энджи пытались протолкнуть кое-что более… гм… провокационное, но Люси считала, что вам понравится именно это. Однако у нас есть отличные идеи, которые влили бы свежую кровь. — И хихикнула над собственной шуткой.

Я опустила голову пониже. Кимберли откровенно оскорбляла Люси перед клиентами, и если Люси, вернувшись, узнает об этом, мне бы не хотелось, чтобы она считала меня причастной.

Сулейман с энтузиазмом заговорил:

— Мне кажется, было бы просто замечательно, если бы вы обе посетили наш клуб и прониклись его духом. Познакомились бы с нашими друзьями. Держу пари, многие из них с удовольствием приняли бы участие в рекламной кампании. Почему бы вам не прийти прямо сегодня вечером?

Моравия перегнулась через стол, словно хотела доверить нам какую-то тайну. Ее груди едва не выскочили из платья.

— Только вот что. Если Люси сегодня придет, ну… хотелось бы, чтобы сегодняшняя вечерняя встреча осталась между нами. Дело не в том, что нам не нравится Люси, вовсе нет, просто нам кажется, вы двое заслуживаете своего шанса.

Сулейман кивнул.

— Мы же понимаем, как тут у вас обстоят дела, — многозначительно произнес он.

Существует нечто, называемое нами «телепатией между консультантами», такой едва заметный язык тела, которым мы общаемся между собой при клиентах. Я попыталась понять, что Кимберли думает насчет их предложения, но складывалось впечатление, что она отключила свой радар.

— Что ж, мы, разумеется, постараемся прийти, — сказала я, — если не сегодня вечером, то в другой раз. Только сверимся со своими календарями. Запишите, пожалуйста, адрес.

Сулейман показал на Кимберли, собиравшую ручки и блокноты:

— Спросите Кимберли, она там уже бывала.

Мы с Кимберли проводили Сулеймана и Моравию, а когда поднимались обратно в лифте и шли по длинному коридору, я все ждала, что она заговорит. Я уже мысленно представила себе весь сценарий: полное слез признание Кимберли, а затем мое великодушное прощение. Люси держала нас обеих на коротком поводке, но теперь ее нет, и мы вырвались на свободу. Кимберли, похоже, решила строить карьеру бессовестными методами. Меня же воспитывали скауты и учителя в воскресной школе, и я не могла взять в киоске две газеты, заплатив только за одну. Окажись я на месте Кимберли, меня бы уже переполняло чувство вины, и я бы дожидалась ближайшей возможности облегчить душу. Но Кимберли, кажется, вовсе не испытывала такой потребности. Когда мы дошли до ее кабинета, она вошла в него, не сказав мне ни слова, но дверь закрыть не успела — я вошла следом.

— Значит, ты уже бывала в «Доме Ашеров»? — спросила я. — И на что это похоже?

— Не знаю. — Она откинула с глаз золотистую прядку. — Там было темно.

— А когда ты туда ходила? Еще при Люси?

— Кажется, да. Ну так что, идем сегодня вечером в клуб? Вроде бы Сулейман с Моравией готовы дать нам шанс самим справиться с этим заказом.

— Не знаю, Кимберли. Мне это кажется неправильным, ведь Люси здесь нет. Наверное, нужно это отложить до ее возвращения.

— Энджи, Энджи, Энджи. — Кимберли покачала головой. — Вот за это я тебя и люблю. Ты такая… милая. Неужели не чуешь, какой это шанс? — Она придвинулась ближе. — Мы с тобой обе знаем, что Люси никогда не позволит нам вырваться вперед. Надеюсь, что с ней все в порядке, даже уверена, но это наш с тобой шанс!

Я не сомневалась, что она хотела сказать «мой шанс», но перебивать не стала.

— Если мы проявим хоть немного инициативы, Дик наверняка это заметит. И может быть, тогда мы через голову Люси получим чуть больше полномочий.

В ее глазах появился блеск, как у кошки, заметившей хромую мышь. Мне ужасно нравилось, что она все время повторяла «мы». Было видно, что она понимает — ей нельзя пойти в «Дом Ашеров» одной, потому что пригласили нас обеих. Но судя по тому, что случилось сегодня утром, она искала способ оставить меня на автостраде со спущенным колесом.

— Хорошо, пойдем, — решилась я. — Если кому-нибудь захочется пососать нашу кровь, мы сможем друг друга защитить.

— Я тебя умоляю! — Кимберли закатила виза.

— Кстати… — Я постаралась произнести это так, чтобы прозвучало, будто я только что вспомнила. — Насчет сегодняшнего утра и того, что ты сказала Дику… Я понимаю, мы обе чувствуем, что Люси нас чересчур контролирует, и это был неплохой шанс продемонстрировать свои наработки, но, честное слово, то, что ты сделала, это уже чересчур.

Кимберли свела вместе свои безупречные брови и склонила голову набок, словно пыталась понять незнакомый язык.

— Такое впечатление, что ты меня в чем-то обвиняешь, Энджи.

— Кто-то стер у меня в компьютере все мои файлы и мейлы, касающиеся «Макабр-Фактор».

— Кто-то? Уж не хочешь ли ты сказать, что это сделала я? Да я даже твоего пароля не знаю!

— Это мой день рождения. — Мы только что отпраздновали мой двадцать восьмой день рождения. В конце рабочего дня Тереза принесла торт, все спели «С днем рождения», а потом мужчины ели торт, а женщины пили диетическую колу.

— Тереза сказала мне утром, что ни тебя, ни Люси нет, поэтому я самостоятельно и подготовилась к встрече. А когда ты появилась, то оказалась не готова. Что до твоего компьютера, так у тебя в нем такой же бардак, как в кабинете или в спальне. Ни чего удивительного, что ты потеряла нужные файлы. — Кимберли улыбнулась и дернула головой, как птичка. — Я сделаю тебе одолжение и забуду об этом разговоре. Кстати, мне придется несколько дней покараулить родительский дом, так что в квартире меня не будет. Давай просто встретимся в «Доме Ашеров», скажем, часов в одиннадцать? Держу пари, там все начинается поздно.

— А как ты собираешься переодеться?

— У родителей хватает моей одежды. И еще есть мамина гардеробная.

— Ну хорошо. Встретимся в клубе.

Я вышла, тихонько прикрыв за собой дверь. Просто не знаю, что и думать. Может, я ошибаюсь насчет Кимберли, может, файлы пропали из-за компьютерного глюка или моей собственной ужасной дурацкой ошибки? И даже если бы презентация в ноутбуке сохранилась, вряд ли я сумела бы повести себя так, как Кимберли. Что касается честолюбия, она меня давно переплюнула и вела себя куда безжалостнее.

Вернувшись в свой кабинет, я разобрала все свои файлы, привела их в порядок, и экран монитора сделался чистым, как океан на Таити. Потом перебрала все до единой бумажки на письменном столе. Однако документов по «Макабр-Фактор» так и не нашла и уныло отправила Кимберли мейл с просьбой переслать мне копии. Это заняло почти все утро. Я решила уйти немного пораньше, чтобы переставить машину и съесть обещанный самой себе ленч на свежем воздухе.

В холле первого этажа я наткнулась на Стива Блумфельта в безукоризненном темно-сером костюме и белой рубашке, такой накрахмаленной, что казалось, будто она бумажная. Пусть остальные мужчины просто завязывали галстуки, а вот Стив знал разницу между виндзорским узлом и самовязом и менял их в зависимости от ткани галстука.

— Уже уходишь? — спросил он. — Что, кто-нибудь из ребятишек свистнул твои мелки?

Стив мастерски умел менять свою личину — был чопорным и серьезным с клиентами, но с друзьями и коллегами превращался в необузданную и стервозную «королеву». И еще он был моим единственным другом в этом королевстве кривых зеркал под названием «офис». Стиву уже исполнилось тридцать пять, на семь лет больше, чем мне, но в рекламном бизнесе он работал всего два года. До этого он был турагентом, продавал туры для геев до тех пор, пока Интернет его не вытеснил. Это нас также объединяло — мы оба хотели заниматься чем-то другим, но заработков от этого «другого» не хватало на жизнь.

— Слушай, Стив, я так рада, что встретила тебя! Хочу попросить об услуге. Ты знаешь моих клиентов, «Макабр-Фактор»?

— Ты имеешь в виду — клиентов Люси, так? — Стив ехидно ухмыльнулся.

— Люси все еще не вернулась, Стив. Ее и сегодня никто не видел.

Улыбка сменилась озабоченным выражением.

— Это странно. Надеюсь, что с ней все в порядке.

— Я тоже, — вздохнула я, тут же почувствовав себя виноватой.

— Твои клиенты, Энджи? — напомнил Мне Стив.

— Они отвергли все предварительные наработки. Оказывается, они хотят, чтобы обычные люди примерили на себя вампирский образ жизни, а не Сулейман и Моравия — наш. И хотят, чтобы мы с Кимберли пришли сегодня ночью к ним в клуб. Идея в том, чтобы люди из клуба выступили в качестве моделей.

— Это может сработать, по крайней мере в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе. Правда, сомневаюсь насчет Падьюки, штат Кентукки. — Стив пригладил свои волнистые черные волосы, которые в этом совершенно не нуждались. — Хотя нет, беру свои слова обратно. Подростки в Падьюке все до единого переедут сюда, как только увидят рекламу.

— Очень странная вещь. Они сказали, что Кимберли уже ходила с ними в их клуб, а мне она ни словом не обмолвилась, да и никому другому тоже.

— Думаю, не о чем было упоминать. В какие только странные места мне ни приходилось попадать, лишь бы ублажить клиента. Чтобы я, да на бейсбол? — Стив содрогнулся. — У клиентов вечно семь пятниц на неделе, Энджи, и тебе это известно. Утром вдруг просыпаются и решают, что лучше всего их продукт будет продаваться с пляшущими медведями. Сходи с ними в клуб. Может, увидишь там что-нибудь такое, чего не заметила Кимберли.

— А ты не можешь со мной пойти?

— Сегодня? Извини, но у меня свидание. А как насчет Кимберли?

— О, она-то пойдет. Ты не поверишь, что она сделала сегодня утром, Стив! Такое впечатление, что стоило Люси исчезнуть, и у нее поехала крыша. — Я шагнула к нему и понизила голос: — Могу поклясться, что она залезла в мой компьютер и удалила оттуда все файлы, касающиеся «Макабр-Фактор». А потом попросила Дика разрешить ей самой провести презентацию.

— А что она ответила, когда ты ей об этом сказала? — Стив замолчал и прищурился. — Надеюсь, ты ей все высказала?

— Да, конечно. Но она, разумеется, все отрицала.

— Значит, все, что тебе известно, — это то, что она попыталась перехватить инициативу на презентации? Это не сумасшествие, мисс Энджи. Мы называем это честолюбием. Может, и ты чему-нибудь научишься, глядя на ее… гм… активность?

— Стив, когда я была актрисой, то терпеть не могла одну вещь. Каждый раз как тебе подворачивалась халтура, приходилось так или иначе кому-нибудь делать гадость. Я предпочитаю вести дела честно и порядочно.

Стив так энергично закатил глаза, что зрачки почти исчезли.

— Энджи, честное слово, ты слишком хороша, чтобы жить на этом свете. Давай сходим перекусить перед тем, как мне нужно будет делать укол инсулина.

Я схватила его за рукав.

— Стив, как по-твоему, мне нужно беспокоиться насчет этого похода?

— На ленч?

Я хлопнула его по руке.

— Нет, в клуб!

— С какой стати?

— Ну, Люси пропала. А эти люди, они такие…

— Позеры. — Стив фыркнул. — Солнышко, с Люси все в порядке, я уверен. Она вполне могла решить, что сыта по горло рекламным бизнесом, и уехать пасти коз в Мендосино. Я бы тоже куда-нибудь свалил, если б не попал в вечное рабство к мастеру Карду и мистрис Визе. Кроме того, клуб — это публичное место, и там будет полно народу. Иди, повеселись хорошенько. Главное, Ив ходи с ними в склеп.

Одно я знала точно — даже если я не пойду, Кимберли там обязательно будет. Просто украдет у меня заказ, и виной тому будет только моя наивность.

Уходя вечером домой, я справилась у Терезы — о Люси так ничего и не известно. Мэри из отдела кадров позвонила в полицию, они приехали к дому Люси в пригороде. Полицейские заглянули в окна, но не заметили никаких признаков беспорядка. Поскольку никто, кроме нас, к ним не обращался, они сказали, что свяжутся с сестрой Люси в Сент-Луисе, чтобы получить разрешение на взлом входной двери.

Вернувшись домой, я плюхнулась на диван у окна в гостиной. Всякий раз, любуясь видом, я невольно думала, как мне повезло снять квартиру в Пасифик-Хайтс, лучшем районе Сан-Франциско. Смотреть на острова Алькатрас и Ангел — все равно что заглядывать в шкатулку с драгоценностями; это изумруды, брошенные на синий бархат залива Сан-Франциско, вставленного в рамку моста «Золотые Ворота».

До того как я поселилась вместе с Кимберли, мне довелось пожить одной на переоборудованном чердаке полуразвалившегося трехэтажного викторианского дома в квартале Эксцельсиор, зажатого между пунктом размена чеков и рестораном «Попайз чикен». По ночам красные вспышки ресторанной вывески врывались в мой сон с интервалом в две секунды.

В общем, стоило мне прочитать в электронном бюллетене компании объявление о том, что кто-то ищет соседа в квартиру с двумя спальнями в Пасифик-Хайтс за 800 долларов в месяц, я решила, что умерла и попала на небеса. Или в Канзас, где аренда приличной квартиры, вероятно, до сих пор обходилась меньше двух тысяч долларов в месяц — столько, сколько квартирка-студия в Сан-Франциско. Потребовалось довольно много времени, чтобы я поняла, почему так дешево. Впрочем, я до сих пор считаю, что это прекрасная сделка.

Оказалось, что отец Кимберли, Эдвард Беннет, пластический хирург, является владельцем этого здания и нескольких других тоже. Мать Кимберли, родом из старинной семьи Сан-Франциско, Престонов, принадлежала к высшему обществу. Предки Труди Престон Беннет прибыли на Запад в 1849 году, на гребне «золотой лихорадки». Корни Эдварда Беннета не уходили так глубоко, тем не менее их семейство не сходило со светских страниц местной хроники. Узкий круг Сан-Франциско далеко не так привередлив насчет родословной, как, к пример, Восточное побережье. Они просто не могут себе этого позволить, потому что всего каких-нибудь сто пятьдесят лет назад весь город еще по шейку утопал в грязи.

Беннетам не нравилось, что их драгоценная доченька живет одна; собственно, им бы хотелось, чтобы она жила вместе с ними в родовом гнезде — в георгианском особняке с колоннами на самом верху Пасифик-Хайтс. Но они пошли на компромисс — позволили ей жить неподалеку при условии, что она для безопасности подыщет себе соседку. Я до сих пор не знаю, почему она выбрала меня. Безопасности от меня как от щенка чихуахуа. И это не говоря о том, что мы с ней были настолько разными, насколько это вообще возможно.

Вся одежда Кимберли в ее гардеробной была развешана по цвету, от светлой к темной. Туфли аккуратно лежали в коробках с наклеенной на каждую фотографией данной пары. Я же швыряла свои вещи на пол в надежде, что они сами как-нибудь рассортируются, и нередко по десять минут искала пару к туфле, которую собиралась надеть. С другой стороны, пока беспорядок не покидал пределы моей комнаты, это никому не мешало.

Спустя три месяца после моего переезда Кимберли перевели из хайтека, отдела высоких технологий, в мой отдел, потребительских товаров, под начальство Люси. Это создало несколько больше точек соприкосновения, чем нам бы хотелось, но мы неплохо справлялись, во всяком случае, до сегодняшней стычки. Хвала небесам, «Макабр-Фактор» был единственным нашим общим клиентом.

Я сделала себе сандвич и засунула в микроволновку пакет поп-корна. Моя основная диета. Мы не ели в гостиной, поэтому я перекусила на кухне, листая журналы мод Кимберли. До десяти вечера смотрела телевизор, потом приняла душ и пошла к себе в комнату, чтобы выбрать подходящую для клуба одежду.

Я перерыла всю свою гардеробную, вытаскивала вещи, рассматривала их и раскладывала по кучкам, которые честно намеревалась потом убрать. Требовалось только черное, все остальное не подойдет. К счастью, почти вся моя одежда была черной — излюбленный цвет как актеров, так и рекламных менеджеров. Кроме того, почти все мои тряпки были винтажными. Это не очень подходило для бизнеса, поклонявшегося всему новому, но зато прекрасно годилось для того, чтобы не выделяться среди людей, предпочитавших платья в пол и фраки. В самой глубине гардеробной я наткнулась на очень красивое траурное викторианское шелковое платье с длинными узкими рукавами, застегивающимися на дюжину крохотных пуговок, и даже с небольшим шлейфом, шуршавшим при ходьбе. Я обнаружила его год назад в лавке подержанной одежды на Хейт-стрит и, не торгуясь, заплатила две сотни долларов. Шелк уже потрепался, кое-где на нем появились дырочки, но это только добавляло платью привлекательности. Ну просто «Мышьяк и старые кружева»[2], и я не устояла. Потом благоговейно повесила его в шкаф, но даже и не думала, что когда-нибудь появится возможность его надеть.

Теперь макияж. У меня есть кое-какая косметика «Макабр-Фактор»: белая основа, черная подводка для глаз, губная помада под названием «Свертывающаяся» и зеленовато-черный лак для ногтей. Но честное слово, как далеко я собираюсь зайти? Обычно я ограничиваюсь макияжем, который смягчает контраст между моей бледной кожей и темными веснушками. Я нанесла собственную пудру, подвела глаза черным карандашом от «Макабр-Фактор», подкрасила ресницы, а под конец слегка ткнула в губы свертывающейся помадой, красной с тревожащим синим подгоном.

Волосы выглядели вполне прилично, спасибо трем продуктам, которыми я пользовалась, чтобы укротить кудри. Волосы Маккафри, унаследованные от дедушки Симуса, были, что называется, непокорными. В детстве волосы торчали у меня во все стороны, образуя кудрявый каштановый ореол, если их не заплетали в такие тугие косички, что зубы начинали ныть. Я каждый вечер молилась, в надежде проснуться утром с прямыми волосами. Господь так и не поменял мои волосы, за то в конце концов Он послал мне гель, усмиряющий кудри. Отступив от зеркала, я посмотрела на дело своих рук. Я по-прежнему выглядела слишком полнокровной, чтобы сойти за вампира, но в целом результат мне понравился.

В одиннадцать вечера я съехала с Дивисадеро-стрит и оказалась в Хейс-Вэлли. Застроенный множеством прелестных викторианских домов, этот район когда-то задумывался для богатых, но потом на несколько дюжин лет превратился в прибежище для рабочего класса и афроамериканцев. За это время многие кварталы попали под топор городской программы реконструкции, и особняки заменили уродливыми высокими многоквартирными домами. Оставшиеся викторианские особняки, старомодные и дешевые, предлагали прибежище бедным на наличку, но духовно богатым музыкальным клубам, театрам и кафе. Теперь, когда стоимость недвижимости в Сан-Франциско взлетела до небес, в городе не осталось ни одного Района, не переживающего «облагораживания», и этот не стал исключением. Викторианские особняки возвращались к блеску и славе XIX века, только на подъездных дорожках стояли «БМВ», а за стеной располагались магазины «Все за доллар» и киоски с барбекю.

Я узнала «Дом Ашеров» по людям. Казалось, они только что выскользнули из «Носферату»[3] в черно-белом варианте. Они толпились там, желая войти в узкую, ничем не примечательную дверь викторианского особняка в итальянском стиле, выкраденного разноцветной потускневшей краской, с просевшим крыльцом и колоннадой. Я припарковалась кварталом дальше и вернулась к клубу.

Вышибала — типичный громила в нелепо маленьком котенке на лысой голове — заворачивал назад чуть не всех подряд, сверяясь со списком на планшете, который держал в мясистой руке.

Ой-ой, Сулейман и Моравия: ни словом не упомянули о списке гостей.