"Этюды в багровых тонах: катастрофы и люди" - читать интересную книгу автора (Борисов Сергей Юрьевич)«Божественный ветер» и флот хана ХубилаяВице-адмирал Ониси обвел взглядом шеренгу летчиков. Молодые, нескладные, в плохо подогнанной новенькой форме. «Это расточительство, — подумал вице-адмирал. — Какая разница, в чем погибать? В выцветшем рванье это можно сделать с тем же успехом. Надо отдать распоряжение…» Однако сейчас ему полагалось говорить о другом. — Воины божественного микадо! — выкрикнул он. — Нет большей радости для японца, чем отдать жизнь за императора. Вы готовы сделать это и уже отрешились от земных страстей. Так летите и сделайте то, что велит вам долг! Адъютант адмирала с подносом, на котором стояли чашечки сакэ, обошел строй. Каждый из смертников взял чашечку, а на поднос положил конверт. Согласно древней самурайской традиции, близким камикадзе в память о погибшем останется прядь его волос. Чтобы вспоминать, гордиться и хвастать перед соседями. — Да здравствует император! — нестройным хором выкрикнули юноши с хачиваки — повязками камикадзе — поверх летных шлемов. Руки с чашечками поднялись. Рисовая водка выплеснулась в широко открытые рты. — Вперед! — взмахнул рукой вице-адмирал. Мимолетно посмотрел на свою перчатку — она была белоснежной. Летчики повернулись и побежали к самолетам, на фюзеляжах которых был изображен цветок горной вишни — ямадзакура, эмблема камикадзе. Взревели моторы. Латаные-перелатаные, еще времен атаки на Перл-Харбор, истребители «зеро» начали разбег, оторвались от взлетной полосы, и в ту же секунду от самолетов отделились съемные шасси. Это было еще одно изобретение Ониси. Зачем шасси самолету, которому не суждено приземлиться? Опять же гарантия… Истребители медленно набирали высоту, направляясь в сторону океана. Где-то там, в непроглядной дали, укрылась цель камикадзе — американский авианосец, окруженный кораблями сопровождения. Японские летчики найдут его и на последних каплях бензина, попрощавшись друг с другом взмахом руки — радиостанции с их самолетов сняты, — направят свои начиненные взрывчаткой истребители в смертельное пике… В том, что все произойдет именно так, вице-адмирал Ониси, руководитель авиационной промышленности Японии, не сомневался. Помешать камикадзе выполнить свой долг так, как диктует бусидо — самурайский кодекс чести, мог лишь заградительный огонь американских зениток. Но кому-то из смертников наверняка удастся прорваться… Но и подстраховаться не мешает. Ониси взглянул на ожидающего приказа командира авиаполка. — Когда-то камикадзе — «божественный ветер» — потопил флот хана Хубилая и спас Японию, — сказал вице-адмирал. — Так произойдет и сейчас. Враг будет уничтожен! Готовьте новую группу. Пленных по шею закопали в землю. Их головы были иссечены глубокими надрезами. В гноящихся ранах копошились белые личинки. Если какая-нибудь из них падала на землю, палач тонкой палочкой подхватывал ее и водворял на место. Было тихо. Пытаемые давно уже не могли издать ни звука, а придворные, окружавшие хана Хубилая, — боялись. Правитель молчал, молчали и они. На потрескавшихся губах одного из пленных появились розовые пузыри. Из горла хлынула коричневая жижа. Веки дрогнули, глаза открылись, да так и остались открытыми. Хубилай взглянул на стоящего рядом с ним китайца в дорогих одеждах. Тот перегнулся в поклоне. — О, великий хан… — зачастил он, собираясь произнести все до единого цветистые слова, без которых немыслимо обращение к правителю Китая. Хубилай свел рыжеватые брови, что означало: можно обойтись без церемоний. Китаец запнулся, испуганно моргнул, но сумел взять себя в руки: — Он умер. Он умер слишком рано. Палач будет наказан. Хубилай перевел взгляд на палача. У того дрожали руки, однако занятия своего он не прерывал, аккуратно отрезая ухо другому пленному. — Я понял, — проговорил великий хан, повернулся и направился во дворец. Лишь узбек Ахмед, ведавший казной, последовал за ним. — Страх подчиняет, — сказал Хубилай, когда они остались наедине в ханских покоях. — Мой дед, Темучин из рода Борджигинов, принявший имя Чингисхан, знал это. Потому и дал нам единый закон — ясу. Но, похоже, китайцы пошли дальше. — Да, повелитель, — наклонил голову Ахмед. — Яса карала смертью за убийство, за блуд мужчины и неверность жены, за грабеж, скупку краденого, сокрытие беглого раба, чародейство, невозвращение оружия, утерянного в сражении, за отказ путнику в воде и пище, неоказание помощи боевому товарищу. Яса делала из мужчины воина, но здесь, в Китае, нам это не нужно. Местные законы и пытки, в которых китайцы достигли удивительного совершенства, лишают человека воли. Скорая смерть по местным понятиям — избавление. Пусть боятся, повинуются и отдают свои жизни за вас, владыка. А еще — платят налоги. Больше от них ничего не требуется. — Я знаю, ты умеешь считать деньги, Ахмед, — улыбнулся Хубилай. — И ценю это. Войны прожорливы, так что не оставляй своих стараний. Вернулись ли послы, отправленные мной в Японию? Готовы ли сегуны платить дань? Узбек помолчал, а потом произнес, еще ниже склонившись перед повелителем: — Они вернулись ни с чем. Правитель Страны восходящего солнца Токимун Ходзе в дерзости своей отказывается подчиниться власти великого хана. — Мы заставим его! — повысил голос Хубилай. — Но у нас нет флота, — напомнил Ахмед. Великий хан недовольно повел плечом: — Корея давно служит нам, а там немало отменных мореходов. Кроме того, скоро падет и Южносунская империя. Мы получим выход к морю на юге, где сотни тысяч людей годами живут на джонках. И тогда мы выступим в новый поход! — Они не посмеют! — воскликнул Токимун Ходзе. — А если осмелятся, поплатятся жизнями. — Пальцы сегуна побелели на рукоятке меча. — Они осмелились, — тихо проговорил начальник стражи. — Мне донесли, что 900 кораблей с 40-тысячным войском вышли из портов Кореи и направились к острову Кюсю. — Значит, они не стали ждать поражения Южных Сунов, — возвращая на лицо маску бесстрастия, более приличествующую сегуну, сказал Ходзё. — Это все меняет. Правитель опустился на циновку и задумался. Ровно десять лет назад он изгнал из своей страны послов Хубилая. Он не казнил их, а просто выдворил, как неразумных щенков. Такое пренебрежительное отношение должно было показать ненасытному хану, сколь сильна Страна восходящего солнца, и тем вразумить его. Но все получилось совсем не так, как виделось сёгуну. Великий хан Хубилай не отказался от планов подчинить Японию своей воле, более того, он даже не стал откладывать вторжение до тех пор, когда завоюет весь Китай. Правда, монголы и прежде не отличались терпением, но в окружении Хубилая, не доверявшего китайцам и не слишком прислушивавшегося к соплеменникам, было много иностранцев: узбеков, татар, персов, даже христиан из далекой загадочной Европы, — они должны были предостеречь его! Может, и предостерегали, но к ним не прислушались. Неподвижный, словно изваяние, Токимун Ходзе сидел, положив ладони на колени и расставив локти. Он не знал, что делать. …В начале ноября флот монголов подошел к островам Ики и Цусима. Ловя парусами легчайшие порывы ветра, корабли стали выстраиваться в линию. Заняло это довольно много времени, потому что китайские и корейские джонки, с их высоко поднятыми носом и кормой, с корпусами, обшитыми листами железа, поворотливостью не отличались. К тому же они были перегружены сверх всякой меры. В трюмах стояли лошади, лежали припасы, а палубы были черны от людей. Кроме того, здесь же были сложены части гигантских камнеметов. На мачте богато изукрашенной джонки, где находился командующий флотом Лю, распустилось белое полотнище, и, приняв сигнал к атаке, к берегу устремились весельные лодки, на каждой из которых находилось до двадцати батору, что по-монгольски означает «храбрый». Это были самые лучшие, испытанные в сражениях, покрытые шрамами воины, которым обычно доверялась честь нанесения первого удара. Каждый батору был вооружен саблей, булавой, арканом, копьем с крюком, чтобы стаскивать всадников с лошадей, и, конечно же, луком. Когда лодки приблизились к берегу, в них полетели стрелы. Японцы тоже умели обращаться с луком, но до батору, достигших в этом деле совершенства, им было далеко. Нападающие продолжали грести, не обращая внимания на то, что то один, то другой из них падает на дно лодки или за борт со стрелой в груди. Вот и берег. Батору прыгали в воду и, подняв над головой луки, брели к нему. Их невозможно было остановить. Они выбирались на камни, припадали на колено, пускали стрелу, вскакивали и бежали вперед. Японские воины были опрокинуты, сметены. Клинки монгольских сабель разваливали их до крестца. Кто-то пытался бежать, но его догоняли и пронзали копьями. Успевших сесть на коней стаскивали арканами и добивали на земле. Пощады не было никому. Не только самураи и вооруженные крестьяне, все население островов было вырезано в течение одного дня. Женщины, дети, старики, бедняки, знать — монголы не разбирались. В этом походе им не нужны были рабы — на чем их перевозить? — значит, уничтожить всех поголовно! Людей сгоняли в здания, обкладывали стены рисовой соломой и поджигали; правителей островов изрубили саблями и бросили их кровавые останки псам. Ночь в тот день так и не наступила: зарева пожарищ отогнали темноту. К утру с богатой добычей батору вернулись на джонки, после чего монгольский флот направился к бухте Хаката на острове Кюсю. И вновь, послушные сигналу, лодки с батору ринулись к берегу. Но на сей раз удача отвернулась от монголов. Прибой разбивал лодки о камни. Большая глубина и отвесные скалы не позволяли сразу же броситься в атаку. Ценой огромных потерь батору смогли закрепиться на узкой полоске берега. Через несколько часов они снова пошли вперед. Японцы дрогнули и стали отступать, оставляя раненых, которым нападавшие тут же отрубали головы. Ухватив отсеченные головы за волосы, воины Хубилая швыряли их за извилистые каменные стены, сложенные японцами в надежде помешать действиям вражеских всадников. Сейчас отчаянно отбивавшиеся самураи укрывались за этими стенами, моля небо быстрее опуститься в море. Им было известно, что монголы не любят сражаться в темноте. Огненный диск коснулся воды и стал погружаться в нее. Стихли крики рвущихся вперед врагов. Монголы стали отходить к лодкам. Через несколько часов ни одного вражеского воина не было в бухте Хаката. Самураи, которых оставалось чуть более 100 человек, получили время на краткую передышку. Надо было подготовиться к бою и к неминуемой смерти завтра утром. Встретить смерть надлежало достойно… Случилось чудо. Когда лучи солнца озарили водную гладь, японцы не поверили своим глазам — она была пустынна. Монгольский флот ушел. В Ханбалыке, бывшем Яньцзине, который хан Хубилай сделал столицей монгольской империи вместо Карокорума, торжествовали победу. Когда-то армия Чингисхана, преодолев Великую Китайскую стену, вторглась в Китай, опустошая города и подчиняя государство за государством. За 65 лет были покорены тангутское царство Си Ся, чжурчжэнская империя Цзин и империя киданей Ляо, государственное объединение Наньчжао в Юньнани и вот, наконец, пала Южносунская империя с ее последним оплотом — городом Хуанчжоу. Отныне весь Китай принадлежал великому хану Хубилаю, провозгласившему себя императором Ши-цзу и основателем новой династии — Юань. Даже его недоброжелатели признавали, что Хубилай — прозорливый и умный правитель. Он сделал буддизм государственной религией и тем привлек на свою сторону служителей бесчисленных монастырей. Он продолжил строительство Большого канала, дабы соединить северную и центральную части Китая, и это дало работу десяткам тысяч людей. Он проявлял заботу о торговле, и по Великому шелковому пути вновь пошли караваны с товарами. По его приказу были сделаны продовольственные запасы на случай неурожая, что внушало уверенность в будущем. Наконец, он покровительствовал просвещению и искусствам, и поэты слагали песни во славу императора, восхваляя его мудрость и заботу о подданных. Лишь непокорная Япония мешала императору наслаждаться жизнью! Воспоминания о неудачном походе за море двухлетней давности были болезненны. Сначала неожиданная заминка в бухте Хаката, а потом странная, пугающая смерть командующего Лю — сидел, ел-пил, разговаривал и вдруг упал бездыханный, — заставили его преемника увести флот от острова Кюсю. Тут налетел жестокий шторм, который разметал монгольский флот, потопил до сотни джонок и отправил на дно более 5 тысяч воинов. Новый командующий, получив согласие других полководцев, счел за лучшее вернуться в Поднебесную империю. Если бы они могли предвидеть, какой прием ожидает их, они вряд ли были столь поспешны… О гибели флота никому из приближенных императора упоминать не дозволялось. Иначе — казнь. Хранил молчание и венецианский купец Марко Поло, три с половиной года через Персию, Памир и пустыню Гоби с отцом Никколо и дядей Маттео добиравшийся до Китая, чтобы вручить императору личное послание Папы Римского. Император принял купцов радушно, поселил в Ханбалыке, сделал советниками, часто беседовал с ними, дивясь нравам их далекой родины. Но о походе на Японию во время этих долгих разговоров не было сказано ни слова. Был лишь один человек, на которого не распространялся запрет. — Мы не повторим прежней ошибки, — говорил верный Ахмед, постигший за эти годы все тонкости китайской премудрости взимания налогов. — Новые корабли поведут новые люди! Полководцы, которые два года назад увели флот от Кюсю, умерщвлены. Легкие победы развратили их! Потеряв часть кораблей и несколько тысяч человек, они испугались за собственные жизни. — И поплатились ими! — сказал император, — Я помню, как они сходили с ума, когда им на головы час за часом падали капли воды из кувшина палача. — Мне больше понравилось, — позволил себе не согласиться Ахмед, — когда у одного из них живьем вытягивали внутренности. Я распорядился, чтобы кишки очистили, высушили и свили из них веревки для камнеметов. Хан поощрительно улыбнулся: — Забавы китайцев становятся по вкусу и мне. Как же визжал губернатор провинции Шаньси, когда его водрузили на термитник! — Вам предстоит непростая задача, мой господин, — выбрать достойную казнь для японского императора Кемеямы. — Мы посадим его на росток бамбука и подождем, когда тот прорастет сквозь него! Но прежде нам надо взять его в плен, тогда уж начнется веселье… — Мы не допустим прежних ошибок, — повторил Ахмед. — В Корее и на юге строятся новые корабли — их будут тысячи! — Когда флот будет готов? — спросил император Ши-цзу, поглаживая рыжие усы, свидетельствующие о его происхождении от «желтого пса» — голубоглазого юноши, ставшего тайным мужем прародительницы всех монголов Алан-Гоа. — Потребуется несколько лет… — осторожно сказал Ахмед. — Хорошо, — после минутного раздумья проговорил Хубилай. — Я подожду. Но учти, я не могу ждать вечно! В октябре 1281 года два флота направились к Японии, чтобы соединиться у острова Кюсю. Один флот шел из Кореи, другой — из Южного Китая. На борту 4000 кораблей находилась 100-тысячная армия, состоявшая из монгольских, китайских и корейских воинов. Мир не видел еще такой армады! Как только весть о приближении флота Хубилая достигла Страны восходящего солнца, все синтоистские храмы Японии наполнились людьми, которые просили бога войны о помощи. Сам император Кемеяма в окружении высших сановников почтил своим присутствием одну из религиозных церемоний и собственноручно начертал на молитвенной табличке прошение о победе. Только на богов и оставалось надеяться, потому что одолеть воинство владыки Китая было невозможно. Конечно, все эти годы японцы не сидели сложа руки. В бухтах десятков островов были возведены многометровые стены, длина которых, например, в бухте Хакамата, превышала 20 километров. Отряды самураев заблаговременно разместились в береговых укреплениях. И все же шансы удержаться, а значит, и уцелеть были призрачно малы. Первыми к Кюсю подошли корабли из Кореи. Джонки из Южного Китая запаздывали, и командующий Восточным флотом, не желавший ни с кем делить славу победителя, приказал начать высадку. Батору заняли свои места в лодках и ударили веслами о воду. До берега оставались считанные метры, когда лодки стали останавливаться, запутавшись в рыбацких сетях, натянутых японцами. Батору рубили веревки под градом падавших на них стрел. Но, одолев одно препятствие, они тут же столкнулись с другим: достигнув берега и прыгая в воду, они напарывались на заостренные колья, вбитые в морское дно защитниками острова. Погибших было столько, что морская вода стала алой. И все же, устилая себе путь трупами погибших, батору неумолимо продвигаясь вперед. Вот и берег! Самураи, засевшие за стенами, продолжали осыпать наступающих стрелами. Монголы прикрывались телами погибших, сваливая их в кучи у подножия стен. С боевым кличем, от которого кровь стыла в жилах, они карабкались по ним, и, казалось, ничто не в силах их остановить. Но все же самураи не сдавались, отбивая атаку за атакой. В это время из-за каменного мыса появились легкие японские лодки. Они устремились к китайским джонкам. Вооруженные луками японцы стали забрасывать монгольские суда горящими стрелами. Вспыхнул один корабль, другой… Не ожидавшие нападения монголы стали прыгать за борт. В предсмертной агонии ржали кони, копытами пытаясь пробить горящие борта кораблей. Над морем поплыл омерзительный запах паленой шерсти и горелого мяса… К вечеру не добившиеся победы батору вернулись на свои корабли. Ночь флот простоял у берегов Кюсю, а потом направился к острову Харадодзима, чтобы там дождаться кораблей из Южного Китая и продолжить вторжение уже совместно. В осенние месяцы в этих местах не бывает тайфунов, но в час, когда два флота соединились, небо потемнело и поднялся ветер. С каждой минутой он набирал силу, сбивая людей с ног и превращая в лохмотья паруса. Огромные волны вздымались до небес и обрушивались на джонки, разрывая цепи и ломая мачты. Корабли сотнями опрокидывались и уходили на дно. Десятки тысяч людей оказывались в воде, и их предсмертные крики заглушали даже неистовый рев ветра. Тайфун бушевал два дня, гоня корабли монголов к островку Такасима. Когда ветер притих, берега острова оказались в несколько слоев завалены обезображенными трупами и обломками кораблей. И по этому месиву по колено и по локоть в крови ходили самураи, выискивая еще живых врагов. Таких было много — несколько тысяч, но они настолько обессилели, что не могли оказать сопротивления. Им спокойно перерезали горло, вытирая благородные самурайские мечи о полы их же халатов. Еще несколько недель море выбрасывало на берега Страны восходящего солнца трупы врагов. Их стаскивали обратно в воду — рыбам на прокорм. И все равно смрад от разлагающихся тел стоял такой, что даже бывалые воины императора Кемеямы морщились и спешили к храмам, где курились благовония и возносились благодарственные слова небу, подарившему Японии «божественный ветер». …Лишь около сотни китайских кораблей смогли добраться до родных берегов. — Где венецианец? — прошептал император Ши-цзу. — Где Ахмед? Придворные, окружавшие его ложе, быстро переглянулись. Узбека Ахмеда несколько лет назад убили мятежники из секты «Белый лотос», а венецианский купец два года назад оставил Ханбалык и пустился в обратный путь. Однако сказать об этом императору никто не решился. Память уже не повиновалась владыке, но приказы его по-прежнему не обсуждались. Только вчера он приказал содрать кожу с троих чем-то не угодивших ему слуг. По счастью, император и не ждал ответа, он успел забыть и о венецианце, и об Ахмеде. Теперь его волновало другое. Тяжелым пристальным взглядом он заставил приблизиться к ложу своих сыновей. — Вы пойдете моей дорогой, — сказал он неожиданно отчетливо. — Так не споткнитесь же там, где споткнулся я. Страну восходящего солнца оберегают высшие силы, и не нам с ними спорить. Тем же вечером император Ши-цзу, в прошлом великий монгольский хан Хубилай, внук Чингисхана, скончался. — Ну, что там еще? — спросил вице-адмирал Ониси, отрываясь от бумаг. — Срочная депеша из императорского дворца, — доложил адъютант, чей голос в эту минуту был безжизненным, словно его пропустили сквозь сотню телефонных мембран. — Япония капитулировала. Бусидо повелевает мне… — Харакири? — Ониси поморщился. — Не делайте глупостей! — Но честь… — пробормотал молодой офицер. — Я вам запрещаю! — чеканя каждое слово, проговорил вице-адмирал. — Да, господин, — коротко поклонился адъютант, на щеки которого медленно возвращался румянец. — Идите! — Ониси взмахнул рукой, и этот жест был в точности таким же, каким он отправлял в последний полет летчиков-камикадзе. Оставшись один, вице-адмирал подошел к окну. Небо было безоблачным. Что ж, на этот раз «божественный ветер» не спас Японию — атомный оказался сильнее. Но это еще не конец. Все повторяется в веках — и все повторится! |
||||||||||
|