"Этюды в багровых тонах: катастрофы и люди" - читать интересную книгу автора (Борисов Сергей Юрьевич)

«Черная дыра» Калькутты

Минуты казались часами, часы — вечностью. Смолкали стоны, хрипы, молитвы. Люди умирали, и… дышать становилось легче. Смерть одних давала возможность уцелеть другим. И все же никто из англичан, заточенных в темницу, не надеялся дожить до утра. Но, даже если случится невозможное, не позавидуют ли они мертвым?

Скандал на ученом совете

Ждали сенсации. Уже несколько недель по университету Дели гуляли слухи, что на ближайшем ученом совете Бриджен Гупта даст настоящий бой коллегам, которые во всем следуют официальной историографии. Вроде бы речь пойдет о 20 июне 1756 года — дне, с которого берет начало британское господство в Бенгалии. Правда, не совсем ясно, что можно выжать из события, отраженного во всех учебниках. Хотя, с другой стороны, Гупта — мастер выворачивать все наизнанку и ставить под сомнение, казалось бы, неоспоримые факты. Что ж, подождем…

В назначенный час аудитория была полна. Люди собрались разные — по возрасту, вероисповеданию и политическим пристрастиям. Одеты они тоже были по-разному: кто предпочитал цивильное европейское платье, кто — национальные индийские одежды.

Председательствующий потряс старинным колокольчиком, объявляя заседание открытым, и посмотрел на стоящего справа от него Бриджена Гупту. Тот дождался тишины, взялся за край ткани, прикрывавшей планшет, к которому обычно прикрепляли карты, и отдернул драпировку.

Это была не карта. Это была схема какого-то строения. Да не какого-то, а Форта-Уильяма в Калькутте, о чем извещала надпись у верхнего среза чертежа. Значит, речь действительно пойдет о том дне.

— Господа, — начал молодой историк. — Я намерен обойтись без вводной части и общих слов. Это — Форт-Уильям. Заштрихованный красным квадрат на схеме — тюремная камера, получившая название «Черная дыра». Я намерен доказать, что ее размеры не позволяют разместить в ней более 70 человек. А значит, свидетельство Джона Зефаниана Холвелла, главного мирового судьи, члена правящего совета Ост-Индской компании и впоследствии губернатора Бенгалии, что в «Черную дыру» были брошены 146 человек… ложно. Или лживо. Соответственно и процент выживших совсем иной!

В зале зашумели.

— Вы не смеете… Вы не имеете права! — выкрикнул бледный юноша, обычно подчеркивавший свой лондонский акцент, но сейчас напрочь забывший о нем. — Вы бесчестный человек!

— Я ученый, — парировал индиец. — И честь тут совершенно ни при чем.

Удачное место

Зависть — двигатель торговли. Ост-Индская компания была создана в Лондоне в 1600 году с целью потеснить португальцев в торговле с Индией.

Девяносто лет спустя в Калькутте, на берегу реки Хугли, в 145 километрах от Бенгальского залива, был заложен форт. Под его защитой чиновники компании принялись вовсю заниматься экспортом риса, селитры, сахара и роскошных переливчатых индийских тканей, успешно соперничая в этом уже не с португальцами, давно расставшимися со своим первенством, а с французами.

К середине XVIII века Калькутта стала одним из богатейших городов, а Форт-Уильям превратился в настоящую крепость. Однако нет предела совершенству, и в 1756 году английские инженеры стали возводить вокруг форта новые стены, перед которыми предполагалось вырыть глубокие рвы. Подъемные мосты тоже предусматривались.

Такое рвение фортификаторов не осталось незамеченным наместником Бенгалии, 24-летним Сираджем уд-Даулом, подчинявшемся законным правителям Индии — императорам из династии Великих Моголов.

Личный посланец уд-Даула прибыл в Форт-Уильям и был немедленно препровожден в кабинет командира гарнизона капитана Джорджа Минчина. В бумагах, переданных английскому офицеру, говорилось, что Сирадж уд-Даул требует, чтобы все укрепления были срыты хотя бы потому, что на их сооружение не было испрошено его всемилостивейшего дозволения.

— Передайте вашему господину, — сказал Минчин, стараясь, чтобы на его лице не дрогнул ни один мускул, — что стены возводятся исключительно для того, чтобы в случае необходимости противостоять французам, которых, к великому сожалению, немало в провинции, которой он так мудро правит.

— Будет исполнено, — переломился в поклоне посланец наместника Бенгалии и, не разгибаясь, попятился к выходу.

Ответ командира гарнизона привел Сираджа уд-Даула в бешенство.

— Кажется, эта английская собака забыла, где находится, если позволяет себе ослушание. А непослушную собаку нужно учить — кнутом! Пусть знает руку хозяина!

Несколько дней спустя армия уд-Даула захватила английскую факторию около Муршидабада, в 177 километрах от Калькутты, после чего двинулась к городу. К бокам боевых слонов были прикреплены копья, на которые воины наместника насадили отрубленные головы чиновников компании. Возле голов роились насекомые.

Слабые духом

Помощи ждать было неоткуда. От Мадраса, где находилась резиденция командующего армией Ост-Индской компании Роберта Клайва и были расквартированы войска, до Калькутты — более 1200 километров. Может быть, сдаться на милость победителя? Но в милости к побежденным наместник Бенгалии прежде замечен не был, так что рассчитывать на это было бы наивно. Что оставалось защитникам Форт-Уильяма? Только одно — умереть в бою, не переломив шпаги, как и пристало истинным англичанам.

Вскоре войска Сираджа уд-Даула были у стен крепости. И сразу пошли на штурм, уверенные в своей силе. И откатились, оставив у стен сотни трупов.

Несколько дней солдаты и служащие компании сдерживали натиск войск наместника Бенгалии. Ярость 500 обреченных англичан противостояла неистовству 50 тысяч индийцев, которым их командиры сулили золотые горы. В буквальном смысле:

— Там, за стенами, кладовые ломятся от монет и драгоценных камней. Идите — и возьмите!

И воины в пестрых одеждах — с мушкетами, ятаганами, тяжелыми деревянными дубинками — снова и снова шли вперед. Рвы перед стенами заполнялись их бездыханными телами, которые на жаре тут же начинали раздуваться, источая зловоние. Когда босая нога индийца, лезущего по трупам к крепостной стене, упиралась в огромный живот мертвеца, кожа лопалась с громким треском и газы вырывались наружу, забрасывая живых и мертвых ошметками внутренностей и комками бурой, застоявшейся крови.

Все должно было кончиться если не сегодня, так завтра. Это знали все, но согласиться с этим Джордж Минчин не мог.

— Мы обречены, — сказал он губернатору Роджеру Дрейку, покинувшему свою городскую резиденцию, искавшему и не нашедшему спасения за стенами форта. — Но у нас есть шанс. Ниже по течению реки ждет корабль, однако он не сможет принять на борт всех. Решайтесь!

Губернатор вскочил, чуть не опрокинув кресло, в котором до того сидел сгорбившись, будто придавленный страхом.

— Я готов, — быстро сказал он.

— Не сомневался в вас, милорд, — усмехнулся Джордж Минчин, для себя уже все давно решивший.

Ближе к утру, когда сон валит с ног самых дисциплинированных часовых, несколько фигур выскользнули из потайной двери в стене форта и растворились в темноте. Час спустя на корабль, притаившийся в укромной бухточке, поднялись Минчин, Дрейк и все старшие офицеры гарнизона Форт-Уильяма. Обнаженные по пояс гребцы навалились на весла…

Старший по должности

— Они предали нас! — кричал Питер Кейри, бывший клерк, а ныне смертельно уставший и отчаявшийся солдат.

— Замолчите, Кейри! — одернул его Джон Зефаниан Холвелл, демонстрируя непревзойденное ирландское хладнокровие. — Здесь женщины.

Кейри завертел головой и увидел свою юную 16-летнюю супругу. Мэри смотрела на него и, казалось, не узнавала. Питер покачнулся, как от удара, лицо его исказила гримаса, потом оно словно окаменело. Кейри повернулся к Холвеллу и сказал изменившимся голосом:

— Сэр, час назад убит последний из офицеров гарнизона. Скоро индийцы вновь пойдут на штурм, а у нас нет командира. Вы главный мировой судья. Мы подчинялись вам прежде, готовы подчиняться и сейчас — во всем, беспрекословно. Клянемся!

Ружейный приклад оторвался от земли и с четким стуком снова ударился о нее рядом с сапогом Питера Кейри.

Джон Холвелл нахмурился. Ему отдавали честь, значит, выбора у него нет. Он обвел взглядом толпившихся вокруг израненных, запыленных солдат:

— Тогда — на стены!

Штурм они отбили. И этот, и следующий. Два дня держались англичане, теряя одного человека за другим. Истекали кровью, задыхались от вони разлагающихся трупов, но не отступали. Возможно, потому что отступать было некуда.

Утром третьего дня к Джону Холвеллу привели парламентера. Сирадж уд-Даул обещал в случае сдачи крепости сохранить жизнь ее защитникам. В это верилось с трудом, но Холвелл заставил себя поверить:

— Хорошо, мы вручаем свои судьбы его высочеству.

Генри Лашингтон, верный помощник Холвелла еще по той, мирной жизни, навалившись на рычаги поворотного механизма, открыл ворота. Толпа индийцев хлынула во двор.

Англичан согнали на плац в центре крепости. Нещадно пекло солнце, кровь запекалась на ранах, отчаянно хотелось пить. Холвелл приблизился к индийцу, безошибочно определив в нем начальника охраны, и сказал:

— Мы требуем человеческого обращения! И воды.

Индиец смерил его презрительным взглядом:

— Теперь вы ничего не можете требовать. Мы тут хозяева!

И это была правда. Индийцы рыскали по форту в поисках обещанных сокровищ и не находили их. И не могли найти! Когда стало известно о наступлении войск наместника на Калькутту, золото было вывезено из города, а немногие оставшиеся ценности, в частности казну гарнизона, прихватили с собой Джордж Минчин и сбежавшие с ним офицеры.

Зато продовольственные склады были полны. Победители выкатывали во двор бочки, вышибали дно…

Через час-другой те из них, кому вера не запрещала пить вино, были пьяны. Особенно усердствовали голландские наемники, служившие в армии Сираджа уд-Даула инструкторами.

Внезапно раздался выстрел. Один из индийцев схватился за живот, разорванный пулей, и повалился в пыль. Стоявший над ним голландец расхохотался, поводя налитыми кровью глазами. К нему подскочили, вырвали из рук мушкет, заломили руки за спину.


Джон Зефаниан Холвелл

Через минуту-другую во дворе появился вельможа из свиты Сираджа уд-Даула и что-то крикнул, перекрывая гомон.

— Что он сказал? — спросил Генри Лашингтон, не понимавший местного гортанного наречия.

— Нас отведут в темницу, — сказал Холвелл. — Видимо, они боятся, что, воспользовавшись неразберихой, мы попытаемся бежать.

— Да разве отсюда убежишь?! — воскликнул Лашингтон.

Каземат

Орудуя прикладами и дубинками, зло прикрикивая, стражники заставили англичан подняться с земли. Взяв пленных в плотное кольцо, они повели их длинной галереей.

Низкая железная дверца темницы была открыта. «Черная дыра» — так называли в форте это помещение с низким потолком и крошечными зарешеченными окошками. Обычно его использовали в качестве гауптвахты. Человек двадцать могли тут разместиться спокойно. Но… Неужели?!

Пленных стали заталкивать внутрь. Десять человек, двадцать, пятьдесят, сто… Холвелла ударили прикладом между лопатками, и он тоже полетел в темноту.

Он упал на кучу копошащихся, стонущих людей. Оперся о чью-то спину, приподнялся, и в этот момент на него свалился следующий пленник. Холвелл вывернулся из-под тяжелого тела, протянул руку и схватился за прут решетки, которой было забрано крошечное оконце. Отчаянным усилием он подтянулся и распластался на стене камеры. Это его спасло, потому что мгновением позже выбраться из этого месива ему бы уже не удалось.

Индийский стражник, сверкая белоснежными зубами, ударил дубинкой по затылку последнего пленного, цеплявшегося за косяк двери. Пальцы англичанина разжались… Упасть он не успел: стражники схватили его за руки, за ноги и, раскачав, перебросили через гору человеческих тел.

Дверь закрылась.

Джон Холвелл поискал опору для ног, но под ним были… люди. И все же он ухитрился встать и только тогда разжал руки. Более всего сейчас ему хотелось опуститься на корточки, привалиться к стене и умереть, но он был командиром, он был обязан действовать.

Следующие четверть часа в камере происходила «сортировка». Мертвых — тех, кого бросили в каземат первыми, кто не успел забиться в углы, кто был раздавлен или задохнулся, — отволокли к дальней стене, где уложили друг на друга, сохраняя пространство для живых.

— Двадцать шесть, — доложил Лашингтон, протиснувшись к Холвеллу. — Пока…

Холвелл кивнул, едкий пот заливал его лицо.

— Старайтесь меньше двигаться, — сказал он, страшась того, что неизбежно должно было начаться.

Люди тянулись к двум тюремным оконцам, надеясь на глоток воздуха.

— Не могу! — вдруг истошно закричал кто-то. — Дышать! Дышать!

Человек забился в конвульсиях, пена выступила на его губах, голова откинулась. Потом он обмяк, но не упал, зажатый людьми со всех сторон.

— Оттащите его, — распорядился Джон Холвелл, но его помощник не услышал приказа. Глаза Лашингтона закатились…

Холвелл ударил его по щеке:

— Генри!

Лашинггон вздрогнул, взгляд его постепенно вновь стал осмысленным.

— Мы ничего не сможем сделать, сэр, — прошептал он.

Да, не в их силах было хоть что-то изменить. Отодвинуться от окон означало наверняка умереть от удушья, остаться на месте — быть раздавленным.

— Пить! Пить! — кричали пленники, обращая свои мольбы к стражникам, улыбающиеся лица которых маячили по ту сторону оконных решеток.

Наконец один из стражников смилостивился и притащил бурдюк с водой. Просунув его горловину между прутьями, он стал лить драгоценную жидкость в шляпы, которые пытались подставлять англичане. Но они так толкались, что вода большей частью проливалась мимо. Опорожнив бурдюк, индиец отошел от окна, потом появился вновь. Отпихивая друг друга, узники снова облепили окно.

— Воды!!!

Стражник глумливо рассмеялся и сунул в окно горящий факел. Еще и потряс им… Капли раскаленной смолы разлетелись по камере. Один из пленников — Холвелл не смог разглядеть, кто именно, — схватился за лицо. Дикий вопль заметался под сводами каземата. Когда несчастный опустил руки, все увидели, что глаз у него нет: вместо них — черно-красные пузыри. Мужчина издал еще один вопль и упал. Он смог упасть потому, что люди отшатнулись от окон. И эти же люди через мгновение затоптали его, вновь рванувшись к окну — к воздуху.

Бесконечная ночь

К полуночи, через пять часов после того как пленных загнали в каземат, из 146 человек умерло 78. Генри Лашингтон и несколько солдат, что покрепче, перетаскивали умерших. Штабели трупов выросли до потолка.

Джон Холвелл сидел подле Мэри Кейри, единственной женщины в этом чистилище. Рука Мэри лежала на голове мужа, жить которому, судя по всему, оставалось считанные минуты. В последнем сражении Питер Кейри пропустил страшной силы сабельный удар, но, невзирая на, казалось бы, смертельную рану, он не только остался жив, но и мог самостоятельно передвигаться. В темницу его втолкнули первым. Поддерживаемый женой, он смог добраться до единственных нар в углу каземата до того, как у дверей образовалась свалка. Однако несколько часов без воды и питья сделали свое дело. Питер Кейри умирал.

— Прости, Мэри, — прошептал он. — Прощай.

Кейри вздохнул последний раз и замер. Мэри разрыдалась и уткнулась лбом в грязные бинты, опоясывавшие грудь супруга.

Джон Холвелл тяжело поднялся и, перешагивая через умерших, направился к окнам. Остановился.

Сорвавший с себя всю одежду капрал — кажется, его фамилия была Миллс, — сосредоточенно мочился в шляпу, потом ухватил ее за поля и, блаженно улыбаясь, сделал глоток.

Холвелла стошнило. Дрожащей рукой он вытер рот и тоже стал расстегивать пуговицы на штанах… Моча обожгла губы, и его вывернуло еще раз.

Откашлявшись, он обнаружил, что сидит на чьей-то спине, а прямо перед ним, в нескольких дюймах, огромная крыса лакомится щеками еще подающего признаки жизни человека.

— Пошла! — слабо махнул рукой Холвелл. Или ему только показалось, что махнул. Как бы то ни было, но крыса не обратила на него ни малейшего внимания и не прекратила пиршество.

Голова Холвелла опустилась на грудь, и последнее, что он увидел, это как еще один грызун карабкается по его ногам, посверкивая красными, сочащимися лютой злобой глазками.

— Сэр! — потряс его за плечо Генри Лашингтон.

Холвелл застонал, но не пришел в сознание.

Командира перенесли на нары и положили рядом с мертвым Кейри.

— Присмотрите за ним, — сказал Лашингтон.

— За ними… — поправила его Мэри.

Когда первые лучи солнца пробрались сквозь прутья решеток, одолев по пути неверный свет горящих у окон факелов, в живых оставалось 23 человека. Трупы уже никто не убирал, не было сил.

— Как он? — помощник Холвелла коснулся руки Мэри Кейри.

— Отходит.

— Нет! — Лашингтон схватил своего начальника за плечи и начал трясти.

— Оставьте его, Генри, — тихо проговорила женщина.

Лашингтон отбросил ее руку, стащил Холвелла с нар и поволок к окнам. Там он приподнял его и крикнул:

— Вы! Там! Это наш командир, он умирает… Вы ответите за это перед Сираджем уд-Даулом, который обещал нам жизнь. Наместник не простит вам своего бесчестья! Вы слышите?

Нет ответа. Лашингтон опустил свою ношу на пол и сам опустился рядом. Все, это конец.

И тут заскрежетал засов, скрипнули петли. Дверь не открылась, она лишь приоткрылась чуть-чуть — настолько, насколько это позволили лежащие перед ней трупы.

Ослабевшим, истощенным физическими и душевными муками узникам потребовалось 20 бесконечно долгих минут, чтобы расчистить проход.

Первым из каземата выскочил обнаженный, заливающийся счастливым смехом капрал Миллс. Вслед за безумцем стали появляться другие пережившие эту жуткую ночь англичане. Джона Зефаниана Холвелла вынесли на руках. Последней «Черную дыру» покинула единственная пленница — Мэри Кейри.

Ответный удар

Четыре месяца спустя Роберт Клайв, командующий вооруженными силами Ост-Индской компании, во главе большого отряда выступил из Мадраса. В январе 1757 года Калькутта была взята штурмом. Еще до этого Сирадж уд-Даул отпустил всех пленных, надеясь умилостивить Клайва, но тот предпочел выяснять отношения на поле битвы.

Победитель диктовал условия: денежная компенсация, льготы Ост-Индской компании в торговле, строительство дополнительных укреплений вокруг Калькутты…

Сирадж уд-Даул поначалу соглашался на все, но потом, по наущению французов, обещавших помощь, заупрямился. Этого Клайв и добивался: 22 июня 1757 года, в решающем сражении у бенгальской деревни Плесси, англичане наголову разбили армию наместника, усиленную французскими артиллеристами.


Роберт Клайв после победы у Плесси

Сирадж уд-Даул бежал в Муршидабад, где был схвачен и обезглавлен. Памятуя о том, как наместник обошелся с казненными здесь, в разгромленной фактории, английскими чиновниками, его голову насадили на копье и выставили на всеобщее обозрение.

Победа сделала Роберта Клайва безраздельным властителем Бенгалии. Так Ост-Индская компания основала Британскую империю.

…В 1758 году Джон Зефаниан Холвелл опубликовал «Подлинное повествование о трагедии в „Черной дыре“», и в течение многих столетий его свидетельство о 146 пленниках и 23 выживших никто не ставил под сомнение. Пока не появился Бриджен Гупта. Доводы историка оказались неоспоримыми: да, размеры каземата не позволяли разместить в нем столько людей. Пленников было вполовину меньше, и две трети из них действительно погибли.

Пусть меньше. Но что это меняет? В принципе?