"Новые приключения Грязнули Фреда" - читать интересную книгу автора (Рэйтё Енё)

Глава четвертая

Как оказалось, достаточно нескольких заметок в газетах, чтобы переполошить весь свет. Что случилось с Густавом Барром? Наконец-то спохватились!.. Такой бесценный человек исчез с лица земли, испарился без следа, и никого это не волнует. Ну и дела, знаете ли!

Сердца людей дрогнули. Ах, на далеких океанских островах затерялся след ученого. И хотя в соседней квартире загибается от нужды и болезней настройщик роялей, никому до того и дела нет. А вот пропавшего в Тихом океане путешественника всем жаль до слез, будто какого близкого родственника. Обывателю лестно чувствовать свое родство с выдающимися личностями. Разумеется, нелепо было бы призывать общество: скинемся, мол, граждане, по десятке и поможем затерявшемуся в океанских просторах ученому.

В этом весь секрет. Ясно?

Живущему по соседству настройщику роялей можно бы послать десять долларов и тем самым дать щелчок по носу столь нагло выставляющей себя напоказ бедности. Да и причины ее очевидны: любовь жены настройщика к нарядам, пагубные привычки детей, легкомыслие самого транжиры настройщика (четверть века назад он купил в подарок бабушке подсвечник). Будем откровенны: настройщика мы и не решаемся жалеть, поскольку помочь ему в нашей власти. Людское сочувствие прямо пропорционально расстоянию. Чем отдаленнее находится объект жалости, тем больше трогает он чувствительное сердце ближнего.

Мелкая трагедия, бедность по соседству коробят нас. Потому и вызывает громкий резонанс любая чудовищная несправедливость. Здесь не помочь мелкими подачками, и это укрепляет в сочувствующих чувство собственной защищенности. Общее дело – это для каждого обывателя любимое частное дело. Но в конце концов, нельзя возводить в ранг общего дела «беду» человека, жена которого поспешила купить молодой зеленый горошек, когда он еще стоил безумно дорого. И коль скоро уж мы об этом заговорили, то почему, спрашивается, дочка этого человека всегда щеголяет в новехоньких дорогущих чулочках? Надо бы жить поэкономнее. А вот такие люди, как Густав Барр, пробавляются дешевыми сигарами. Мне золовка рассказывала, а уж она-то знает нравы ученой публики, поскольку заведует выдачей книг напрокат. Вот людям вроде нашего соседа-настройщика и помогать без толку. Вы заметили, в каких дырявых носках ходит его сын? Страшно смотреть! Бедность бедностью, но, простите меня, в рванье ходить необязательно. Мой племянник вхож в лучшие дома, он и с высокопоставленными чиновниками не раз встречался – так вот он говорит, что этот Густав Барр всегда одевался чисто и опрятно, любо-дорого глядеть. Господи, хоть бы отыскали этого несчастного! Мы с мужем так разнервничались оба, что всю ночь глаз не сомкнули.

Пропавшего ученого жалеют, ради него, глядишь, даже скинулись бы, зато когда тот найдется, вот уж мы ему все косточки перемоем, вот уж мы его во всех смертных грехах заподозрим!

Имя Густава Барра не сходило с газетных полос. Главный редактор одного печатного органа торопился на ужин, когда вдруг ему заступил дорогу взволнованный политический обозреватель. Пора сдавать номер в печать, а полторы колонки не заполнены!

– Не понимаю, чего вы так суетитесь! – перебил его шеф. – Поместите материал об этой знаменитости, которая сгинула у каннибалов! Ну и времена пошли: чтобы прославленного на весь мир художника… Исследователя так исследователя, кого эти подробности волнуют!.. Словом, искать его – долг всех людей доброй воли… Несчастные детишки убиваются по отцу. Нет, с вами просто невозможно разговаривать! Ну напишите, что плачут дети его соседа, свата, брата – все равно, лишь бы были детские слезы! Или начните статью с риторического вопроса: «Гастон Борер! Кому не знакомо это имя?» Что значит, его зовут по-другому? Послушайте, вы мне осточертели со своими придирками да поправками! Нечего тут из себя умника строить! С первого числа вы уволены!

Беллетристы тоже всячески изощрялись. Они злы на язык, мыслят поверхностно и норовят проводить параллели везде, где можно и нельзя. Вот вам, к примеру, шедевр публицистики под названием «Кстати о скандале с какао»:

Другой виртуоз пера размышлял над судьбой казненного за вооруженный грабеж.

Эссеист из некоего научного института язвительно восклицал в воскресном приложении: «Вы не знаете, как спасаться от хищной хватки бульварной литературы? Выпустите дешевым массовым тиражом увлекательный труд Густава Барра «С секстантом в руках через мнимые числа световых лет, по следам соотношений космической системы и океанографии – к тайнам дифференциально-интегральной системы». Это положит конец засилью ковбойских и приключенческих романов, а заодно послужит благому делу народного просвещения».

Более высокой степенью популярности можно было счесть намерение всемирно прославленного писателя взяться за биографический роман, посвященный пропавшему ученому, а следующая ступень – модное блюдо в ресторанных меню: «Баранья голова под маринадом с хреном а-ля Густав Барр».

Но вершиной истинной и ни с чем не сравнимой популярности явился шлягер. Мелодия в ритме фокстрота, под которую на сцену выпархивали два десятка красоток кабаре – ансамбль под названием «Музыкальные сестры Густава Барра в экстазе». Ах, какое зажигательное пение!.. А солистка, очаровательная смуглокожая туземка, страстно вздыхала:

Последующий танец гурманок никакому описанию не поддается.

Страсти разгорелись, обстановка накалилась – для Тео настал час действовать.

И утром на первой странице одной из популярных газет прогремела сенсация.

По радио звучали общеобразовательные передачи о задачах и целях великого первооткрывателя, об океанских архипелагах, о современной технике и блестяще оснащенных судах дальнего плавания, о полудиких папуасах и влиятельных финансовых спонсорах.

По песку пляжей были разбросаны пустые флаконы с этикеткой: «МАСЛО ДЛЯ ЗАГАРА ОТ ГУСТАВА БАРРА».

Усиленные мегафонами, звучали фокстроты в ритме каннибальских боевых плясок.

Так уж устроен человек: от великого до смешного один шаг.

А реклама – двигатель прогресса. Без нее никуда.

Но когда еще дойдет дело до отправления экспедиции! Когда еще все заботы сведутся к тому, чтобы вторгаться в неведомое, преодолевать смертельные опасности, сносить бури, морозы, зной… Все это детские игрушки по сравнению с подготовкой! Бывалые полярные исследователи говорили, что когда вечная мерзлота, бесконечные полярные ночи, обмороженные руки-ноги и прочие лишения и муки становились нестерпимыми, то стоило кому-то из них напомнить о предотъездном кошмаре, как теперешняя участь представала перед ними не в столь мрачном свете.

Применительно к планам мистера Тео насущной проблемой оказался отбор специалистов – числом поменее, а качеством получше. Тут опасения были напрасны. Как только разнесся слух о готовящейся экспедиции, мистеру Тео позвонил его родной отец и рекомендовал ему племянника своего давнего друга.

– Он уже участвовал в экспедициях?

– Нет! Именно потому и рвется. Бери – не пожалеешь, он вам пригодится.

– Что он умеет делать?

– О, это первоклассный ювелир! Такие на дороге не валяются. В прошлом году он завоевал в Чикаго приз за искусно выполненную позолоченную визитницу. Особо возиться с ним не придется, ну разве что обращаться побережней, ведь он душевнобольной.

Владелец крупнейшей газеты, которая проводила кампанию в прессе, настаивал на том, чтобы в число участников включили его двоюродного брата, известного футбольного судью, ведь никогда нельзя знать заранее, для чего человек пригодится. Газетный магнат оказался прав: никто в экспедиции не знал, для чего им может пригодиться рефери.

На другой день позвонил отец бывшей невесты мистера Тео.

– Хочу просить вас о небольшом одолжении. Сущий пустяк… Надеюсь, не откажете.

– Слушаю вас.

– Обещайте, что выполните! Как только отыщете этого Густава Барра, пусть первыми словами великого ученого будут следующие: «Призываю все прогрессивное человечество пользоваться лучшими в мире пневматическими насосами фирмы Хоршман!»

– Что за бред?!

– Никакой не бред, а установленный факт! Испробуйте сами и убедитесь, что так оно и есть. Вряд ли вы откажете мне в такой мелочи, после того как у моей Элен вы ни в чем отказа не знали.

Мистер Тео в просьбе отказал. Несостоявшийся тесть затаил обиду, перестал здороваться при встрече и распустил про юного миллионера гнусные сплетни.

Привратник смиренно поинтересовался, не прихватит ли мистер Тео с собой его сына, самим Богом созданного для участия в экспедициях. Парень – квалифицированный слесарь-водопроводчик, а кроме того, немного разбирается и в очистке политуры. Привратник проявил настойчивость, и водопроводчика включили в число членов экспедиции.

Постепенно по округе поползли слухи, что миллионер – бессердечный человек, нос дерет выше крыши, а вокруг своей экспедиции поднял такую шумиху, будто он ни меньше, ни больше какой-нибудь Колумб. Кстати, не мог бы он прихватить с собой тестя их домашнего доктора? Старик изумительно поет, к тому же не помешает иметь под рукой опытного прозектора.

О прозекторе говорили, словно об удобном дорожном несессере.

Но больше всего хлопот доставил миллионеру сам Густав Барр. Уже был изготовлен огромный, удобный шкаф, в котором предстояло путешествовать пропавшему ученому. Густав Барр переселился туда, чтобы акклиматизироваться подобно строителю моста, которого в кессонной камере приучают к перепадам давления.

– Кто возглавит экспедицию?

– Естественно, не абы кто, – ответил великий ученый. – Ведь предстоят поиски самого Густава Барра!

– Кого вы считаете лучшим географическим исследователем?

– Ваш вопрос задуман как оскорбление?

– Я имею в виду – после вас.

– Н-ну, видите ли… – Барр задумался. – К сожалению, среди ныне живущих я не нахожу себе равных. Из прежних можно было бы принять в расчет Магеллана, Диаса и Швайнфурта…Теперь же, боюсь, нам предстоит удовольствоваться сэром Артуром Максвеллом. Дутый авторитет, даром что кандидат на Нобелевскую премию.

– Отличная идея! Я слышал, он человек гениальный!

– О да! Рисует он весьма недурно. Однажды завязался у нас с ним спор, и мы полгода переписывались. До личной встречи, слава Богу, дело не дошло. На своей карте он, по моему мнению, поместил остров Цуиджи двумя градусами ближе к востоку. Мне удалось доказать что он ошибся.

– Значит, вы так и не виделись друг с другом?

– Нет. Вряд ли его вид обрадовал бы меня.

– Тс-с! Сюда идут…

Ученый мигом нырнул в шкаф.

Принесли телеграмму следующего содержания:

Мистер Тео в ярости разорвал депешу. Дел невпроворот, а здесь лезут с глупостями! Просьбы, прошения, ходатайства, контакты с прессой и Густав Барр… Густав Барр, который что ни день в полном изумлении отмечал огромную разницу между роскошным дворцом индийского набоба и шкафом, который он избрал в качестве своего местопребывания.

Затем потянулась цепь вроде бы не связанных между собой гротескных, похожих на кошмарный сон событий. Открыла эту череду Шарлотта Дюзан, договор с которой продлили, и она по-прежнему каждый вечер соблазнительно билась в корчах, изображая «Танец смерти».

Чаровница в клетчатом весеннем костюме ворвалась в дом миллионера фурией: пальцы с розовыми коготками наготове царапать и душить, платиновые волосы дыбом, словно у Медузы-горгоны.

– Решили выставить меня на посмешище? Немедленно отмените экспедицию!

– Но ведь я делаю это ради вас!

– Нечего ради меня раздувать шумиху!

Нежная дива хлопнулась в обморок, спешно послали за врачом, привели ее в чувство. Столпившимся в подъезде репортерам мистер Тео послал блюдо сандвичей, а оправившаяся от дурноты Шарлотта Дюзан на бегу посулила акулам пера сенсационные разоблачения, которые положат конец всей этой шумихе вокруг экспедиции.

В дневных выпусках крупным шрифтом напечатали очередную сенсацию:

Прикрывшись фартуком, взятым напрокат у мясника за десять долларов, с корзиной в руках юный миллионер пробился сквозь толпу репортеров и вышел из дому. У выхода из подъезда он вновь преобразился в мистера Тео. На свою беду! Возле дома остановился роскошный «крайслер» и оттуда, к вящему удовольствию толпы зевак, выбрался усатый махараджа в бордовой юбке.

– Честь имею представиться, – учтиво приподнял он соломенную шляпу. – Барух Т. Ливингстон, бывший швейцар «Пасифик Оушен Траста». – И протягивает миллионеру лопнувшие по швам брюки.

– Что вам угодно? – осведомился мистер Тео в надежде, что этот кошмарный сон сейчас закончится и он проснется.

– Ваше имя я узнал из документов на автомобиль. Пока вы по телефону заговаривали мне зубы, мой сын смылся из дому, прихватив мои брюки. С работы меня выгнали, и… Ребятишки, не путайтесь под ногами! А ну, пошли прочь, не то полицию позову!

– Хватит, не продолжайте. Вот вам пятьдесят долларов.

– Вы меня обижаете! Знаете, сын совсем задурил мне голову. Я послал его в штопальную мастерскую по соседству, а он невесть зачем подался на далекие острова, хотя в Сан-Франциско портняжное дело на высоте. Правда, если хорошенько вдуматься, то парня можно понять. Я и сам всегда мечтал о море, да от работы ведь не убежишь. А теперь я вольная пташка. Продам машину, разведусь со своей благоверной и – пускай с опозданием, но не поздно – уйду в море. А ваш долг позаботиться обо мне.

– Сто долларов! Это мое последнее предложение.

– Вы ведь отправляетесь на поиски какого-то съеденного путешественника! Какая экспедиция в наше время без своего швейцара! Попробуйте только отказать мне! Так и буду ходить по пятам за вами, обмотавшись этой тряпкой, – в знак протеста против вашего жестокосердия.

– Сто пятьдесят! Если не возьмете деньги и не отстанете от меня, прибью вас, и сгинете под ногами у толпы.

Предложение было отвергнуто, и толпа, окружив распростертое тело бывшего швейцара, начала отсчет. Ливингстон провалялся до «девяти», хотя вполне мог бы подняться уже при счете «семь».

В тот день его еще дважды отправляли в нокдаун, а Сигорский ненароком выбил ему зуб, вышибая из дома одного особо назойливого репортера.

Но даже рукоприкладство не помогало.

Коронный номер уличной программы повторялся неоднократно: подкатывал роскошный «крайслер», и оттуда вываливался махараджа. Ребятишки уже прозвали его «дядя-тетенькой» и перешли с ним на «ты». Более того, угощали его леденцами. Надо было что-то предпринимать, поскольку дело принимало скандальный оборот. Когда в девять вечера швейцар взобрался на леса строящегося напротив дома и, оказавшись вровень с окнами мистера Тео, принялся размахивать пледом, миллионер сдался на милость победителя. Так уж и быть, швейцар отправится в экспедицию; его каюта средняя между каютами прозектора и футбольного судьи, ювелира придется поместить чуть подальше, на отшибе, потому как душевнобольному человеку предписан покой.

В десять вечера поднялась паника.

Пришла телеграмма от мадам Барр, в которой сообщалось, что достопочтенная супруга ученого желает подчеркнуть значимость экспедиции своим личным присутствием при отправлении оной в путь, надеется увидеть мужа живым, а в противном случае будет добиваться официального причисления его к усопшим. Короче, дама пребывает ближайшим пароходом.

Густав Барр заявил, что в таком случае на его участие в экспедиции пусть не рассчитывают.

– Вы же понимаете, – пытался увещевать его мистер Тео, – что общественное мнение не допустит, чтобы я отверг притязания вашей супруги.

– Возможно, вы и правы, – отвечал Густав Барр, который теперь почти не вылезал из кессонной камеры, снабженной большущими вешалками. Правда, на вешалках была развешана не одежда, а колбасы. – Но, если я хоть раз услышу, как жена моя играет на губной гармошке, – клянусь, вашей экспедиции вовсе меня не сыскать, потому как я попросту не выйду из шкафа. Кому придет в голову искать Ливингстона в гардеробе у Стенли!

– Как же нам быть?

– Отправиться в путь неделей раньше! Сошлитесь на приближающийся сезон дождей. Если предполагается засуха, можно сослаться на сушь. Старый испытанный прием в нашем деле.

Таким образом все внезапно изменилось: экспедиция отправляется на неделю раньше объявленного срока. Усопший супруг сбегает от собственной вдовы.

Но вот ведь беда – в команде нет ни единого мало-мальски стоящего человека.

И тут вдруг такой человек подвернулся. Потеха была – обхохочешься!

На квартиру мистера Тео заявился Васич – русский матрос, слепой на один глаз. Худющий, фигура и рост жокея, мощный подбородок, нос крючком, ослепительно рыжая шевелюра, на недостающем глазу черная нашлепка – словом, портрет впечатляющий. Сигорский отворил дверь, и в прихожую хлынул столь насыщенный спиртной дух, что одноглазый лакей пошатнулся, как от удара.

– Что вам угодно?

– Потолковать с хозяином с глазу на глаз.

– С глазу на глаз не получится. Когда мистер Тео принимает посетителей, он отсылает меня из кабинета, значит, у вас на двоих будет три глаза. А если понадобятся услуги секретаря, опять-таки один глаз будет лишним.

Рыжий матрос деликатно отстранил шутника, отчего тот врезался в ширму, проломил перегородку и влетел в кухню. А Васич как ни в чем не бывало с достоинством прошествовал к гостиной. Дверь открывалась наружу, но откуда же это было знать незваному визитеру! Он поднажал плечом, и обе створки тотчас проломились. На шум из спальни выскочил мистер Тео с револьвером в руках.

– Что вам нужно?!

– Мне без разницы, только не сладкое. Ликеры терпеть не могу! Меня зовут Васич. Я служил боцманом на рыболовном судне «Пьяный кит», а в данный момент оказался на мели. Капитан, жестокая тварь, выбил мне глаз.

– По-моему, для матросской жизни вы слабоваты.

– Ваша правда. Ослабеешь тут, ежели в тюряге полгода прокантуешься. Ведь капитан, бузотер этакий, возьми да и помри от каких-то двух слабеньких тычков.

– Итак, что же вам угодно?

– Ежели найдется в доме головка красного лука, спасибо скажу. Пора обедать, и в животе петухи поют.

До мистера Тео постепенно дошло, что этот рыжий субъект, вопреки своей хилой внешности, отнюдь не слабак.

– Ну как, – поинтересовался между делом Васич, – удалось отыскать кого-нибудь потолковей, кто разбирается в этих ваших экспедициях?

– Надеюсь, профессор Максвелл согласится.

– Профессор – это классно. И все же не мешало бы иметь на борту и настоящего моряка.

– Я нанял превосходного капитана. Роберт Вильсон!

– Хм… Не слыхал про такого. Что, конечно, не мешает ему быть хорошим капитаном, хотя лично я в этом сомневаюсь.

– Вы могли бы порекомендовать подходящих людей?

– Знамо дело, мог бы. Например, сейчас в Сан-Франциско случаем ошивается Джимми От-Уха-До-Уха.

– Кто он такой?

Рыжий загадочно улыбнулся и вознамерился было небрежно опереться о стену, однако ненароком сорвал оконную занавеску, и та вместе с медным карнизом грохнулась на полутораметровую японскую вазу.

– Не квартира, а какой-то игрушечный домик… – недовольно пробурчал Васич, обозревая картину разрушений. – Вот что я вам отвечу, мистер! Про Вильсона вашего я и слыхом не слыхивал, а Джимми От-Уха-До-Уха знают повсюду, от Кейптауна до Гондураса, хотя самому ему такая известность вовсе не в радость.

– Он матрос?

– Да. И кроме того – верховный правитель. Как-то раз ему довелось замещать короля Островов Благоденствия, покуда сам король знакомился с жизнью. Вернее сказать, с изнанкой жизни.

– Черт знает что!.. Вы шутите? Или действительно есть матрос, способный управлять королевством?

– Однажды мы на пару с Джимми шли с Явы к Шанхаю на шхуне «Стремительная». Править архипелагом куда как легче, ведь за тем, кто на троне восседает, не гонятся по пятам десятки таможенников на моторных катерах… Прошу прощения, что-то я притомился…

Васич придвинул к себе низенький стульчик и сел, после чего оказалось, что это не стул, а курительный столик, среди обломков которого золотом и серебром поблескивали портсигары.

– Фу ты, будь она неладна!.. Все у вас тут на лилипутов рассчитано!

Измученный долгой подготовкой к путешествию, мистер Тео почувствовал, как к нему возвращается хорошее настроение.

– Беру вас боцманом, а вечером позвоните мне и скажите, где можно встретиться с этим Джимми От-Уха-До-Уха. Желательно не здесь. Давайте пощадим то, что еще уцелело из обстановки!.. А кстати, что значит боцман?

– Боцман на борту – что твой министр.

– Ладно! – засмеялся мистер Тео. – Назначаю вас министром без портфеля.

Тут мистер Тео ошибся. В подъезде выяснилось, что портфель у Васича имеется. Выйдя на лестницу, рыжий матрос извлек из кармана увесистый золотой портсигар в форме миниатюрного портфельчика и прикинул на глаз его стоимость.

В полпятого вечера мистеру Тео позвонил бывший швейцар «Пациоци».

– Сэр, нельзя ли отложить срок отправления? На четверг у меня билет в кино.

– Ладно, договорились.

Мистер Тео швырнул трубку, и тут Сигорский доложил, что у дома дожидаются две сотни перелетных птиц. Институт орнитологии просит экспедицию выполнить научную миссию и по дороге выпускать птиц на волю в строго предписанном порядке. Пока шли препирательства с сотрудником института, доставившим пернатых, сынишка привратника, сжалившись над пташками, открыл все клетки. Округа наполнилась оглушительным птичьим гомоном, пернатые облепили все крыши, подоконники и тротуары, а полиция перекрыла улицу по причине нарушения общественного порядка.

Хаос царил до шести вечера, когда к дому миллионера направилось факельное шествие: хор ветеранов-матросов не расходился до тех пор, пока не исполнил весь свой репертуар.