"Полдень, XXI век (сентябрь 2011)" - читать интересную книгу автора (Коллектив авторов)Инструкция1Товарищ нарком Ежов стоял у окна. Глиняные (по цвету) каблуки сапог скошены. Ноги присогнуты, будто с лошади соскочил, решил размяться. Субтильный, узкоплечий (шашкой долго не помашет), морщился, глядя на лейтенанта Рахимова. Угадывалось в прищуренных глазах сильное желание подойти к сейфу, перегаром несло. Верхний свет выключен, на столе лампа с направленным на гостя оранжевым абажуром; поставлена лампа обдуманно – отбрасывает свет и на портрет товарища Сталина. Лейтенант Рахимов тоже щурился. Почти два месяца он провел в общей камере. По голове не били, он привык, что кормят раз в день, – усиливает чувство ответственности. Теперь, на Лубянке, вздохнул облегченно. Вспомнил, как смеялись сопровождающие в машине. Синие околыши, красные верха – свой народ, не догадывались, кого везут. Считали, так, мелкая контра, по вызову. Шутили: какой-то гражданин по фамилии Блох недавно случайно задавил на бензиновой машине милиционера, видимо, рулить не умел. Явное вредительство. Вкатали по полной. Да и то, не дави милиционеров, как… Блох. Товарищ Ежов поднял руку, потер лоб, изрезанный морщинами. Портупея перетягивает мятую (не до парада) гимнастерку, почетные знаки. Всё дельно, просто, – у товарища Сталина тоже роскошных костюмов нет. А то, что лейтенант Рахимов оказался одного с ним роста (на самом деле выше, просто сапоги у Николая Ивановича подбиты специальными каблуками), товарища наркома еще более успокоило. Он не любил высоких людей. При росте в сто пятьдесят один сантиметр смотреть снизу вверх на какого-нибудь врага народа просто немыслимо. Хочется дотянуться маленьким кулачком до лица выродка. «С Февральской революции не пользовался отпуском… Чуть не семью видами болезней страдаю…» Так вдруг подумал, глядя на сухощавого лейтенанта. Тускло подумал, враждебно, потому что опять жгло, томило под ложечкой – то ли от тревожности, то ли от постоянных неясных ожиданий, то ли от водки, немыслимо питой ночью. Ощупал лейтенанта быстрым взглядом – неприязненно, чтобы тот, не дай бог, не почувствовал себя героем. Знаем, знаем, все про тебя знаем, лейтенант… В органах с двенадцати лет, из беспризорников… Когда-то по карманам работал, «стаканчики граненые», но окреп, из социально близких выбился в твердые свои, поощрялся личным оружием, с хорошей стороны проявил себя в операции «мракобесы»… Теперь вот два месяца провел в общей камере – там встревал в разговоры, слушал, запоминал. Из активных «мракобесов», эзотериков советских, как они себя называли, некоторых уже в живых нет, других раскидало по лагерям, а эхо их вражеской деятельности все еще отдается. Недавно на Охте рвануло. Стоял там домик – простой, веселый, бревенчатый. Хозяин – из инженеров. Там и рвануло. Взрыв немыслимой силы. Значит, ядовитые корни «мракобесами» глубоко пущены, значит, вросли в землю, как у того азиатского растения кок-сагыз, у которого они в землю уходят чуть не на десять метров. Умные химики до сих пор ломают головы. Сам Николай Николаевич Семенов, главный спец по взрывам, консультировал, внятного ответа не дал. Каменистую сухую землю в сторону от домика выбило канавой почти в два метра глубиной и ширины такой же, и вынесло раскаленный, плавящийся грунт по оплавленным валунам прямо к речке, при этом – удивительно – сам домик не пострадал. Каким-то образом взрыв был точно направлен в одну сторону – к речке. А кто создал такое удобное направляемое взрывчатое вещество? Где хранятся запасы? Как воспроизвести образец хотя бы в опытных количествах? Необычно рвануло на Охте, будто огненным плугом вспахало землю. Такая направленность снимает проблему самого совершенного вражеского укреппункта. Дайте нам такое взрыввещество, любую крепость возьмем! Дело, конечно, засекречено, но в военных кругах шептались. Товарищ Сталин при последней встрече загадочно подчеркнул: «Товарищ Ежов душит гидру контрреволюции ежовыми рукавицами, а надо бы…» Объяснять не стал, но мысль угадывается – значительная, глубокая. В январе испытана в СССР первая боевая ракета, способная бить по вражеским позициям издалека… Вот бы теперь к ней и нужное топливо… Товарищ нарком подошел к столу, выдвинул узкий ящик. Потрогал пальцем серый пакет. В нем три сплющенные пули. Нет, четыре. Три от пистолета «наган», одна револьверная – от «кольта». Все сплющены, как от сильного удара. Каждая помечена: «Зиновьев», «Каменев», «Смирнов» (на Смирнова ушли две пули). Резко закрыл ящик, подошел к сейфу, лязгнул металлической дверцей. «Стаканчики граненые». Стакан стоял удобно – на бумагах, тут же бутылка – початая, зеленоватого стекла. Налил вполовину, выпил, отвернувшись. Вытер губы запястьем, опять запер сейф на ключ и с умыслом раскинул на столе десяток машинописных листков. На какие-то пару секунд, ну на десять секунд или на пятнадцать. За такое время мало что увидишь… Ну, может, строчку ухватишь из десяти слов машинописного текста… – Что скажешь? Понимал: лейтенант сейчас врать начнет. Люди так уж устроены – всегда врут. Отсюда – недоверие. Но товарищ Сталин тысячу раз прав: здоровое недоверие – лучшая основа для совместной работы. Так уж повелось, что врать безопаснее. И не просто врать, а по партийному, особенным образом, обдуманно, сохраняя необходимый резерв, разумную дистанцию. А то разведут споры-дискуссии, будто надеются на чудеса. А чудес не бывает. Только вранье хитрое. Водка горячо пошла по жилам. Товарищ Ежов посмотрел остро. Без подготовки, не предупреждая, еще раз перекинул машинописные листки: говори, дескать, что успел заметить, лейтенант? Как тебя там? Рахимов? Стахан? «Стаканчики граненые». Поворачиваясь к сейфу, подумал: если этот лейтенант не совсем дурак, то промолчит. Виновато промолчит, с чувством уважения и понимания. Болтунам не место на оперативной работе. Никто не способен с одного взгляда запомнить текст десяти брошенных на стол машинописных страниц, ну, может, абзац… строку… Ученые говорят, что глаз – он вроде фотокамеры, но в фотоделе – там и проявка, и закрепление… А взгляд, он что? Ну, запомнишь абзац – уже хорошо. Так что не усложняй себе жизнь, лейтенант. Должен понимать, что не бывает чудес. Партия твердо доказала: никаких чудес, бывает только вранье, как в Священном Писании. Вспомнил: не зря мы в детстве гоняли местного попа по деревне. Он нас боялся, терпеть не мог, в намёт при беге переходил, а разве вымолил какую молнию, чтобы покарать нас? – «Москва… НКВД СССР…» Лейтенант опустил бледные веки, будто припоминая. – «Инструкция… Об основных критериях при отборе кадров для прохождения службы в органах НКВД…» Товарищ Ежов даже обернулся. Ничего такого не ожидал. Впрочем, схватить название документа несложно. Память можно натренировать. Да и шапки к документам (даже к секретным) печатаются крупно, в разрядку… Так думая, открыл дверцу стального сейфа, дотянулся до недопитого стакана. – «Основные негативные категории, – без выражения продолжил лейтенант. – При собеседовании с кандидатом следует расспросить его о семейном положении, условии быта и жизни родителей. Если они разведены, то это, как правило, означает, что или отец или мать ненормальны. У их детей тоже будут разводы. Это своего рода печать проклятия, которая передается из поколения в поколение. Если родители жили счастливо, то их дети тоже будут счастливыми и психически здоровыми. Тов. И. В. Сталин определил, что советская семья – ячейка общества и, следовательно, на это стоит обращать особое внимание…» Лейтенант увидел отчетливое изумление в глазах наркома. – «При исследовании семейной жизни кандидата, поступающего на службу, важно как можно больше знать о его жене, из какой она семьи, кто ее родители… Пристальное внимание обращать на многодетные семьи. У дегенеративных матерей часто случается так, что чем больше они грешат, тем больше плодят детей. Это, в свою очередь, отображается на детях, а хуже всех бывает последний ребенок…» – Что остановился? Заело? – Там дальше слово вытерто на сгибе. – Ну, вот еще большое дело! Пропусти! – «Обращать внимание на окружение жены кандидата. Как правило, это бывает змеиным гнездом. Тогда семейная жизнь сотрудника будет целиком зависеть от настроения супруги, ее подруг и связей. – Лейтенант, как хитрый змей, сверкнул кончиком языка, облизал пересохшие губы. – Основные видимые признаки дегенерации… Нервный тик или судороги лица. Обычно это концентрируется вокруг рта. Дергается рот, губы, нос, шея. Подергиваются веки глаз. Это повторяется каждые несколько минут. Некоторые это пытаются скрыть потягиванием, разминкой шеи… Косоглазие и прочие деформации глаз. Недаром говорится, что глаза – зеркало души, – лейтенант будто держал печатный текст перед глазами. – В категорию людей с «дурным глазом» следует отнести не только косых, но также горбунов, карликов… – Секундная заминка, скорее всего, лейтенант и не вдумывался в значение произносимых им слов, зачем вдумываться – такого указания ему не было. – Сюда же следует относить разноцветье глаз, вплоть до астигматизма. Всякие дефекты речи. Шепелявость, картавость, заикание. Все это тесно связано с нервными, наследственными психическими болезнями…» Секундная пауза. – «Хронические мигрени. Сильные головные боли вплоть до тошноты и рвоты. Как правило, это заболевание наследственное. Если им страдает кто-то из близких родственников, то наверняка это передалось по наследству кандидату, поступающему на службу. Не следует мигрени путать с обычными головными болями, которые бывают у каждого человека. Речь идет о таких болях, которые погружают человека в коматозное состояние, из которого он долгое время не может выйти, даже после вмешательства врачей. Следует выяснять, страдает ли такими болями кто-либо из числа близких родственников кандидата…» Короткая пауза. Взгляд на наркома. – «Лошадиные зубы. Это торчащие вперед, как у лошади, зубы. Это можно отнести в категорию уродств, связанных с «дурным глазом». Иные признаки, указывающие на уродство лица: непропорциональность размеров головы по отношению к туловищу, необычайно большая голова, выступающий лоб, любые видимые диспропорции тела, которые могут показаться отврати…» – Как это – «отврати…»? – Там незаконченное слово. Знак переноса. – Все так, – хмуро одобрил нарком. – Запоминать умеешь. Посмотрел еще более хмуро: – А конец пятой страницы? – «Умственные силы обычно составляют единственную сильную сторону духовного наследия человека, посредством которого субъект разрешает для себя все жизненные вопросы и даже такие, которые малодоступны умственному анализу, и обыкновенно разрешаются у нормальных людей при участии чувства как более тонкого орудия – нравственности, долга, совести и т. п. Основными чертами ума демонических натур являются: многоречивость, наклонность к спору, к софизмам и диалектике, сухая логика и умственный формализм, пытающийся стать выше чувств, совести и намеков нравственного такта. Далее – стремление вытеснить логику фактов, заменить ее логикой умственных настроений…» – Довольно! Вижу, лейтенант, ты на лету схватываешь. Попытался вспомнить: чей выдвиженец этот Рахимов? Кажется, Богдана Кобулова… Начальник следственной части НКВД много обязан знать… Он много и знает… В недавнем разговоре наедине намекнул на связь жены товарища наркома Ежова с элементами подозрительными, распущенными… Николай Иванович давно ждал чего-то такого, не раз говорил жене: «Залетишь, дура!» Сам видел в незашторенное окно, как иногда под утро подходила, урча, машина к подъезду. Не сильно любят москвичи заглядывать в Большой Кисельный переулок, но находились смельчаки, все-таки подъезжали… А Женя… А Евгения Соломоновна… Она выпрыгивала, она бежала на свой этаж… От нее вкусно пахло… «Ой, Коленька, ты еще работаешь?» – целовала в лицо, откидывалась от перегара. Смеялась: «Это Валька Катаев затащил нас с Гликиной к Михаилу Ромму. А там Ильинский, там Плятт! Там весело, Коленька! Мы пели. Тебя не было, а жалко, все знают, у нашего железного наркома абсолютный А в другой раз подвозил Евгению Соломоновну писатель Бабель. Этого Николай Иванович особенно не любил. С этим Женя подружилась еще в Германии, когда работала машинисткой в полпредстве. Болтун, ответственности никакой. Не раз, не раз предупреждал жену: «Подведут тебя такие друзья!» – «Да почему, Коленька?». Не объяснять же ей, что проныра Бабель в последние годы не столько пишет свои рассказики, сколько вертится в подозрительной троцкистской среде. А еще Кольцов… А еще Шолохов… Защемило сердце, не поворачиваясь, спросил: – Нынешний майский контроль по литеру «Н» помнишь? Лейтенант Рахимов кивнул. Писатель М. А. Шолохов останавливался в гостинице «Националь». – «Так как было приказание в свободное от работы время включаться самостоятельно в номера гостиницы и при наличии интересного разговора принимать необходимые меры, стенографистка Королева включилась в номер писателя Шолохова… Оценив инициативу Королевой, я просил премировать ее, о чем был составлен проект приказа… На второй день заступила на дежурство стенографистка Юревич… – Лейтенант произносил слова ровно и бесстрастно, как утреннее радио, давал понять, что для него это действительно всего лишь слова. – Контроль за номером писателя Шолохова продолжался свыше десяти дней… вплоть до его отъезда… Во время контроля была зафиксирована интимная связь Шолохова с женой тов. Ежова…» – Откуда стенографистке знать, с кем развлекается писатель в своем номере? – Голоса, товарищ нарком. Специальный навык. – Сам слышал? – Так точно. Лязгнула дверца сейфа. Товарищ нарком Ежов выпил, глядя в окно. Такого человека, как лейтенант Рахимов, держать при себе опасно. Надо бы, но опасно, опасно. Соколы Троцкого не спят, не все перебиты, у них особая тяга к заговорам, к тайным сборищам. Враги везде – в армии, на заводах, в наркоматах, колхозах, университетах, обкомах. Они и в органы пробираются, иногда занимают крупные посты. Когда в семнадцатом громили богатые витрины на Невском, это была революция, праздник, там все было ясно, а сейчас будни серые, гоняешься за скрытым врагом, корчуешь врагов тайных, маскирующихся под радость социализма. Тут рук и ног не хватает, не успеваешь быть везде. Одно хорошо: выросла сознательность граждан. Всё чуют, всё видят, предупредить хотят. Содрогаются потерять завоеванное. Тот же домик на Охте. Отдаленный от других, за деревьями. Узнали о нем по доносу. По письму, бдительным человеком написанному на листке, вырванном из книжки «Долой неграмотность: Букварь для взрослых». Со смыслом оказалось письмо, с намеком на необратимость революционных действий. Неизвестный бдительный человек писал: такой-то вот инженер Лось Мстислав Сергеевич (имя старорежимное), из бывших, недобиток, якобы попутчик (а это как посмотреть), взрывает что-то на собственной уединенной даче, а стражи революции ну ничего не слышат! Конечно, бдительного человека быстро вычислили по букварю (он подписи на письме не ставил). Оказался действительно простой человек, нашли у него и книжку-букварь с вырванной страницей. Пригласили быть понятым при обыске. Он охотно пошел, стрекотал услужливо. Ходил за лейтенантом госбезопасности Стаханом Рахимовым и стрекотал. Сейчас честных нет, нужда людей портит. Дворник или инженер, стрекотал, одинаково могут впасть в грех, но инженер, ясный день, впадет раньше. Мы из оков капитализма вырывались так, что душу срывали, стрекотал. «Мы не рабы». Это все знают. «Рабы не мы». Неграмотный сегодня – как слепой, всюду его ждут неудачи и несчастья… |
||
|