Глава 30. Рабочие войны.

   Капитан Аркадий Олегович Коростылев - командир корпусной саперной роты, окончивший Николаевское инженерное училище в тысяча девятьсот третьем году, на всю жизнь запомнил теплую атмосферу своей 'Аlma mater'. Отношения между юнкерами, их воспитателями - офицерами и преподавателями - были таковы, что впоследствии Аркадий Олегович иногда только диву давался, слыша о нравах, царивших в других училищах.

   Инженерное училище считалось 'либеральным', созданное как подготовительное для поступления в инженерную академию для преуспевающих в науках юнкеров, оно обладало блестящим преподавательским составом, самые лучшие столичные профессора считали за честь преподавать в нем. Особенно преподавателями ценились ум, способность к аналитическому мышлению, поощрялась научная и творческая активность юнкеров.

   Не имеющие возможности учиться далее в академии, выходили после трехгодичного курса в технические войска: саперные, железнодорожные, понтонные батальоны, крепостные и минные роты.

   Толковые офицеры, хорошо знающие свою специальность, воспитанные в уважении к человеческой личности, сохраняли в отношениях с солдатами самое справедливое и гуманное обращение, которое усвоили в училище. Такое отношение к нижним чинам диктовалось еще и тем, что на службу в инженерное ведомство поступали наиболее грамотные призывники.

  Подпоручик Коростылев, по семейным обстоятельствам, не имел возможности продолжить обучение в академии (умер отец, отставной подполковник артиллерии, имения не имелось, а следовательно и поддержки из дома, тоже не было), о чем очень жалел его курсовой офицер капитан Стрельбицкий.

  - Коростылев, очень жаль, что Вы вместо учебы в академии, едете в Туркестан соблазнившись тамошним жалованием.

  - Господин капитан! Вы же знаете мои обстоятельства, мать, две незамужних сестры, ...

  - Я ценю Вашу порядочность и ответственность по отношению к семье, но все равно жаль! Вот, что я хочу сказать Вам. Запомните, Туркестан край неспокойный, и войск там немного, значит, Вам придется не только применять знания для выбора и оборудования позиции, придется освоить, как оборонять и наступать, опираясь на нее. Вы не просто офицер, Вы сапер!

   Сапер - высшая похвала в устах Стрельбицкого, которой он удостаивал самых лучших юнкеров.

   Со словами курсового офицера, перекликалось и напутствие молодым подпоручикам выходящим в войска, которое сказал начальник училища:

  - Господа офицеры! Всегда помните о том, что карьера Ваша, зависит целиком от Вас самих. Не замыкайтесь в своей специальности, постоянно расширяйте кругозор, пополняйте багаж знаний. Всегда помните, что в надлежащий момент Отечеству и Государю могут потребоваться не только Ваши знания инженерного дела. Достаточно вспомнить офицеров выпущенных из училища ранее, ставших истинным украшением и гордостью армии.

   Генерал Тотлебен - герой обороны Севастополя и взятия Плевны, Кауфман, руководивший военными действиями при присоединении Туркестанского края к России, генерал Радецкий - герой боев при Шипке и на Кавказе, Леер - выдающийся военный писатель и профессор, труды которого по стратегии известны на весь мир.

   Но при всех своих надеждах на карьеру, не забывайте, мы с Вами не блестящая кавалерия, не могучая артиллерия, не пехота, МЫ САПЕРЫ! Простые рабочие войны, потому что служба наша не так видна, но без нас армия воевать не сможет.

  * * *

   Оказавшись в Севастополе, под началом еще не обретшего громкую славу и находящегося в чине полковника Эдуарда Ивановича Тотлебена, Коростылев испытывал при общении с ним чувства сходные теми, которые высказал старший врач полка по отношению к профессору Пирогову.

   Нельзя сказать, что капитан не испытывал честолюбивых намерений, надежд на продвижение по службе, желаний получить чины и награды, все это было. Обстоятельства сложились так, что он подобно доктору Иванову, мог в чем-то поучить Тотлебена, бывшего его кумиром. И это обстоятельство ничуть не мешало ему восхищаться не только руководителем инженерной обороны Севастополя, но и другими офицерами. Какие люди окружали Аркадия Олеговича!

   'Обер-крот' - штабс-капитан Александр Васильевич Мельников, командир роты четвертого саперного батальона. Он еще не получил своего знаменитого перстня, в виде золотого изображения четвертого бастиона, украшенного бриллиантами и изумрудом, происхождение которого он скрывал, но про который все знали, что перстень был подарен ему французскими саперами, приславшими его из Парижа, как непобедимому руководителю подземной войны.

   Инженер-полковник Геннерих. Василий Карлович, не только неутомимый строитель севастопольских батарей, прибывший в Севастополь и начавший работы на Корабельной стороне, но и отважный офицер, который при штурме 27-го августа, который, как надеялся Коростылев, теперь не состоится, кинулся в атаку во главе двух рот четвертого и шестого саперных батальонов.

   Храбрый Ползиков, командир шестого саперного батальона, которому пожаловал орден Георгия сам Государь, сопроводив личным письмом.

   В окружении этих людей, беззаветно храбрых, исполняющих свой долг без аффектации, стыдно быть храбрым напоказ, проявлять свои знания и умения не в полной мере. А честолюбие? Оно как говаривал генерал Драгомиров:

  - Господа офицеры, честолюбие оно как х..., не иметь его офицеру нельзя, а показывать стыдно.

   Капитан Коростылев впрягся в работу и вполне пришелся 'ко двору'.

  * * *

   После 'экскурсии' по минным галереям четвертого бастиона, которую провел для Коростылева сменивший заболевшего Мельникова штабс-капитан Павел Васильевич Преснухин, Аркадий Олегович, сидя во рву бастиона около устья минной галереи, с увлечением производил подсчеты в своей офицерской книжке.

  - Что Вы считаете, Аркадий Олегович?

  - Тотлебен очень обрадовался тому, что у нас есть пироксилиновые шашки. Это взрывчатое вещество минимум в три раза по фугасности превосходит черный порох, который прежде использовался для подрыва французских галерей.

  - Замена пороха вашим пироксилином? Понятно! Это позволит использовать порох для артиллерии, но насколько хватит ваших запасов? Сколько этих шашек у вас в наличии?

  - Не так много как надо бы. Но тут дело не только в количестве, Павел Васильевич. Заменить десять пудов пороха тремя пудами пироксилина дело не хитрое. Пироксилина у нас всего пятьдесят пудов и на все его при таких объемах не хватит. Есть одна хитрость в принципе размещения шашек при подрыве, позволяющая использовать меньшее количество взрывчатки и достичь тех же результатов.

  - Камуфлет?

  - Скажем тройной, или даже четверной камуфлет.

  - Нельзя ли поподробнее?

  - Отчего же нельзя? Конечно можно. При одновременном подрыве расположенных в разных местах зарядов, взрывную волну и соответственно фугасность можно получить большую, нежели при подрыве такого же по весу заряда но в одном месте.

  - Но ведь подрыв зарядов происшедший в разное время такого эффекта не даст?

  - Согласен, не даст.

  - А огнепроводный шнур не даст Вам гарантии того, что камуфлеты взорвутся одновременно. Это проверено и не раз. Как же обойти такое препятствие? - въедливо продолжал допрос Преснухин.

  - Видите ли, Павел Васильевич, там, откуда я прибыл, для одновременного подрыва используют не огнепроводный, а детонирующий шнур.

   Следующий час, Коростылев отвечал на азартно задаваемые вопросы о бризантности, фугасности, проводил обучение коллеги расчетам необходимого количества взрывчатки для подрыва разных сооружений, приемам забутовки и прочим премудростям из арсенала подрывника. Прервал увлеченный разговор двух офицеров унтер, сказавший после разрешения обратиться, что обед для 'их благородий доставлен и уже стынет'.

  - Давайте прервемся Аркадий Олегович, поднимемся на бастион, покушаем что бог послал. - На правах хозяина радушно предложил Преснухин.

  - Пожалуй, да мне еще надо для Эдуарда Ивановича доклад написать надо, а потом инженер наш, в мастерских ждет. Ему тоже взрывчатка нужна.

  - Ну, идемте, идемте, я и так Вас задержал. Не хватало еще, чтобы Вы голодный ушли.

  * * *

   Павел Матвеевич, наконец, определился с типом мин, которые придется делать 'на коленке'. Мины Якоби были им отвергнуты. Не только из-за того, что они не оправдали надежд и подорвавшиеся корабли остались на плаву, но и потому, что устанавливать минное заграждение придется под носом у союзников. Не очень-то удобно промерять глубину, чтобы отмотать минреп нужной длины. Да и управление минным полем по проводам не подходило за отсутствием в Севастополе оных.

   Значит, будет нечто среднее между миной Яхтмана и миной образца тысяча восемьсот девяносто восьмого года, оснащенное в качестве взрывателя 'власовской трубкой'.

   Все, что знал о минах с вьюшкой лейтенанта Азарова, трубках Власова, инженер тщательно записал и, собрав вокруг себя молодых офицеров из бывших студентов, начал обсуждение. Принцип работы предлагаемого 'изделия' молодые люди уяснили быстро, но увязли в наличии необходимых компонентов. Камнем преткновения стала даже не серная кислота, необходимая для производства трубки Власова. Она нашлась в адмиралтействе и аптеках. Изготовление стеклянных колб! Вот в чем произошла заминка, но после того как, нашелся среди солдат, отправленных в Северное укрепление, мастер-стеклодув из города Гусь-Хрустальный с Мальцовского завода, с тринадцатого года принадлежавшего графу Павлу Игнатьеву, вопрос был решен.

   Молодой парень Мишка Пряхин, до призыва бывший стеклодувом, заверил, что уж чего-чего, а колбы для размещения серной кислоты он и выдует, и запаяет. Сейчас он срочным порядком готовил себе мастерскую в кузнице Лазаревского адмиралтейства.

   Прапорщик Виталий Сергеевич Шубин, с детства увлекавшийся химией и периодически устраивавший взрывы в домашней химлаборатории, немало претерпел за свое увлечение от отца. Сергей Михайлович, акцизный чиновник, служивший в Пскове, был крут и скор на расправу. Он не был злым самодуром, но кому понравится регулярно вызывать стекольщика потому, что несносный мальчишка опять что-то испытал? Ведь и сам без глаз останется, да и какой урон хозяйству! Про прожженный кислотой ковер, испорченную раковину и прочие мелочи даже говорить не стоит. К выпускному классу отец одержал победу, и Шубины пришли к соглашению о том, что дома опытов более проводиться не будет, а учиться отпрыск поступит в техноложку, иначе называемую 'Технологическим Институтом Императора Николая I'.

   Сейчас Виталий вместе с приданым помощником из солдат-специалистов в выделенном каземате Северного укрепления вспоминал молодость. Реквизированная у севастопольских фармацевтов лабораторная посуда, добытые пластины меди и цинка, раствор кислоты готовились стать гальваническими элементами.

   Приготовленный поташ после прохождения хлора, выделенного из крепкого соляного раствора под действием электрического тока, должен был дать возможность получить вожделенную 'бертолетову соль' или проще говоря, хлорат калия.

   Иван Рогов, бывший жестянщик из Смоленска, ругаясь на отсутствие инструмента, ладил вытяжку. Все были при деле.

  * * *

   Но самым сложным вопросом стало отсутствие в Севастополе достаточно больших запасов свинца. Казалось бы, мелочь, притом, что стреляют тысячи ружей именно пулями из свинца, зачастую отливаемыми солдатами самостоятельно. Таки нет! Еще до прибытия в город Сибирской бригады солдаты ходили 'по ягоду', подбирали выпущенные союзниками пули, потому что нечем было стрелять.

   Продолжалось это до тех пор, пока Нахимов категорически не запретил это занятие из-за больших потерь. Сначала французы аплодировали отважным сборщикам, потом начали стрелять. А стреляли они хорошо, много людей было убито и ранено. Сданные по три рубля за пуд собранные пули позволили, тем не менее, нормализовать на некоторое время положение.

   Для каждой мины в качестве груза, удерживающего щеколду вьюшки, требовалось тридцать фунтов свинца. Задача стояла в изготовлении не менее дюжины мин, а ведь при литье грузов свинца потребуется больше тридцати фунтов, свинец при плавлении выгорает, и естественно в тигель надо закладывать большее количество металла, чем будет в готовом изделии.

   Оставив на потом решение этого сложного вопроса, Колмогоров занялся вместе со своими помощниками разработкой конструкции 'адской машины'. Если 'парашюты' для замедления спуска якоря мины быстро решили делать из медных листов, то вот с конструкцией самого якоря пришлось повозиться. Инженер производил расчеты подъемной силы корпуса мины прапорщик Трегубов, сидел рядом с ним и тщательно вычерчивал конструкцию якоря, пришедший капитан Коростылев высчитывал, сколько потребуется пироксилиновых шашек, чтобы заменить пуд и двадцать четыре фунта пороха, для надежного проделывания дыры в борту вражеского корабля.

   Прикомандированный распоряжением Нахимова к 'конструкторскому бюро' лейтенант девятого флотского экипажа Оскар Карлович фон Кремер, прозванный 'флагманским минером', отвечал на вопросы, периодически задаваемые то Колмогоровым, то Коростылевым.

  - Какова может быть осадка французского линейного корабля? И какова глубина Камышевой бухты? - Интересовался инженер, которому необходимо было высчитать длину минрепа.

  - Я думаю, что осадка у "французов" ничуть не меньше, чем у 'Константина' или 'Апостолов'.

  - Но сколько это?

  - Ах да! Вы же береговые, осадка в полном грузу - три с половиной сажени. А глубина бухты от десяти до двадцати саженей.

  - Хорошо! А скажите, Оскар Карлович, найдется в Севастополе хорошо просмоленный канат? Ведь металлических тросов нет?

  - Тросов нет, а канат - отчего же не найтись, найдется.

  - Хорошо просмоленный?

  - Если на ваш взгляд, Павел Матвеевич, он будет недостаточно просмолен, то, я думаю, найдется способ довести его до нужного Вам состояния, - улыбаясь, сказал лейтенант и тут же обратился к Коростылеву: - Простите, господин капитан, что Вы хотели узнать?

  - Какова толщина борта и днища у парусного линкора?

  - От шестнадцати дюймов. Может доходить и до двадцати.

  - Спасибо, - поблагодарил капитан и углубился в расчеты.

   Фон Кремер в свою очередь решил задать вопрос саперу.

  - Господин капитан, а почему Вы сказали именно парусный линкор?

   Ответ капитана, с его скромными познаниями о конструкции и устройстве военных кораблей конца девятнадцатого - начала двадцатого веков, вызвал шквал вопросов со стороны морского офицера.

   Постепенно в разговор вступили и другие члены команды Колмогорова и он сам. Обсуждению подвергались конструкции различных типов военных кораблей. Упоминания об эсминцах, их предшественниках миноносцах и контрминоносцах произвели на фон Кремера, убежденного артиллериста, гнетущее впечатление. Восторженный поклонник артиллерийского огня, был самым настоящим образом расстроен.

  - Куда идет мир? Вместо честного боя, одним выстрелом вашей самодвижущейся мины можно утопить сильнейший корабль. Вместо честного противостояния, победы за счет лучшей выучки артиллеристов, подлый удар под водой!

   После этой тирады, Борис Трегубов вспомнил об английских крейсерах, которые утопила одна германская подводная лодка.

  - 'Абукир', 'Кресси' и ... черт, забыл!

  - 'Хог'! - Подсказал кто-то.

  - Точно, 'Хог'!

   Рассказ о подводных лодках и их возможностях перешел в описание морских сражений, случившихся после Синопа. Хотя Колмогоров и распорядился о продолжении работы, то один, то другой офицер украдкой описывал фон Кремеру печальную судьбу 'Ретвизана', 'Владимра Мономаха', 'Рюрика'. Лейтенант только горестно вздыхал.

  * * *

   После оглушительно громкой победы у Черной речки, когда в Севастополь пришел обоз с трофейным оружием и боеприпасами, притом, что Севский пехотный полк был полностью перевооружен трофейными штуцерами и снабжен запасом пуль Минье из запасов союзников, вопрос о недостатке свинца был мгновенно решен. Свинца в слитках и в готовых пулях было столько, что затруднения с материалом для изготовлением грузов для мин были устранены. Как сказал Саша Трегубов, 'союзники сами себе роют яму'.

  * * *

   Михаил Ряполов и кузнец Лазаревского адмиралтейства Макар Смагин на двух наковальнях выделывали части минного якоря. Произвести отливку из чугуна возможности не было, поэтому инженер Колмогоров решил остановиться на сборной конструкции, использовав в качестве утяжеляющих элементов французские и английские ядра, не подходящие по калибру к русским орудиям. Вес мины предполагался достаточно большой, и сейчас инженер вместе с лейтенантом фон Кремером обсуждал способ постановки минного заграждения.

   Предложение капитана Степанова об установке мотора, снятого с автомобиля, на ялик, с помощью которого предполагалось отбуксировать плоты с минами поближе к Камышевой бухте, Оскар Карлович забраковал.

  - Только на веслах, тихо подойдем в новолуние и с божьей помощью запрем супостата в бухте. И не надо никаких лебедок, подберем матросов посильнее, есть, знаете ли, Павел Матвеевич, такие богатыри, что руками мину столкнут и не нашумят.

  - Так ведь наверняка у них какая-никакая брандвахта имеется! Надо все быстро сделать! - Пытался возражать инженер.

  - Ничего, в новолуние темно, а прожекторов, про которые Вы рассказывали, у союзников еще нет. Управимся!

  - Ваши слова да богу в уши!

  - Все будет хорошо! Пойдемте к Павлу Степановичу, он со мной согласится и даст команду подобрать "минный экипаж".

  - Идемте, "флагманский минер". - Не удержался от шпильки Колмогоров.