Глава 1. Не суди по одежке.

   Переформированный в августе шестнадцатого года 485-ый Еланский пехотный полк, первый полк 122 - ой пехотной дивизии направленной, в распоряжение генерала от кавалерии Брусилова на Юго-Западный фронт, прибыл к последней железнодорожной станции по нашу сторону фронта. Эшелоны полка выгружались в городке Тарнополе. Тут же одновременно с пехотой, разгружались эшелоны 122 -ой артиллерийской бригады и 47-го тяжелого артдивизиона.

   Полк следовал в авангарде дивизии, растянувшейся своими эшелонами на сотни километров. Согласно полученному ранее уведомлению, у станционного коменданта должен был дожидаться приказ командира корпуса о дальнейших действиях полка.

   На станции творилась нечто невообразимое: снующие по разным важным и не очень делам солдаты разных родов войск; иные бегущие за кипятком, другие возвращающиеся с питательного пункта. Встречались и бегущие к своим вагонам, что-то прячущие под полой и воровато оглядывающиеся. Повсеместно сновали торговки из местного населения, чуть в стороне видно было степенных хохлов на возах запряженных волами, мобилизованных для военных перевозок и терпеливо дожидающихся распоряжений. В нескольких играли гармошки, и толпился народ вокруг плясунов. Все это напоминало о вавилонском столпотворении.

   В окрестностях станции, разливался сильный запах нечистот, смешивающийся с запахом дыма полевых кухонь питательного пункта и хлорной извести использовавшейся для дезинфекции.

   Командир прибывшего полка, генерального штаба полковник Ларионов Андрей Васильевич, высокий, почти саженного роста (без двух вершков), тридцати шестилетний офицер с 'Владимиром' четвертой степени с мечами и бантом, в сопровождении адъютанта полка капитана Гребнева, вошел в помещение комендатуры. Ранее в мирные годы здесь сидел начальник станции, и все блистало чистотой, сейчас, деревянные полы с облезшей краской были затоптаны и загажены настолько, что невозможно было рассмотреть цвет их первоначальной окраски. На стене, среди прочих плакатов призывающих подписываться на военный заем, жертвовать в пользу раненным, Ларионов увидел плакат начала войны, уже пожелтевший и местами ободранный. Громадный русский солдат в бескозырке, держал за ус императора Вильгельма, изображенного художником в виде маленького человечка, собираясь дать ему щелчок по носу. Союзник германского императора, император австрийский был столь же мал размером.

   Были на плакате и стишки:

  Чтож, теперь узнаешь вкус.

  Потяну тебя за ус,

  Чтоб не думал о Руси,

  На, щелчком ты закуси.

  А союзник твой, австриец,

  Этот жадный кровопиец,

  На колени встал от страха

  И пополз как черепаха.

  - Смотрите Сергей Аполлонович, старый знакомый.

  - Простите?

  - Я про плакат говорю, с четырнадцатого года не видел, а здесь сохранился.

   - А-а! Вы про этого монстра с выпученным правым глазом. Лучше Андрей Васильевич, посмотрите сюда, - капитан указал на скромный лист бумаги с напечатанными пишущей машинкой строками:

  'По распоряжению начальника штаба 14-го армейского корпуса разыскиваются:

  1) Еврей по имени Генцель, извозчик, житель города Сосновиц.

  2) Еврей Сымха Мошкевиц, житель города Бендина.

  В случае появления в районе расположения войск вышеназванных лиц, таковых обязательно задержать и препроводить в штаб армии для подробного опроса.

  Обер-офицер для поручений Бородин'.

  - Шпионы?

  - Черт его знает! Давайте определимся, где тут размещается комендант.

  - Согласен.

   Ларионов поймал за пуговицу тужурки проходившего мимо железнодорожника и задал ему вопрос:

  - Скажи, любезный, где тут комендант помещается?

  - Это, Ваше благородие, в энтом здании, как войдете, по коридору пройдите и направо третья дверь. Там их кабинет.

  - Спасибо братец. Идемте Сергей Аполлонович.

   В коридоре постоянно ходили, какие-то люди. Напоминало это 'броуновское движение' растревоженный муравейник. Протолкнувшись сквозь поток, офицеры, предварительно постучав в дверь, вошли к коменданту.

   Военный комендант, капитан интендантского ведомства, вынужденный одновременно отвечать на бесконечные вопросы, отдавать распоряжения о перевозке мясных туш ближе к позициям, об организации питания прибывших частей, об исправлении запасного насоса на водонапорной башне, и еще множества неотложных вещей, судя по его виду, был совершенно затуркан и замотан.

   Он поднял покрасневшие от бессонницы глаза с набрякшими веками, увидел полевые погоны вошедших офицеров, встал из-за стола.

  - С кем имею честь?

  - Командир 485-го полка, и соответственно начальник эшелона сто двадцать два сорок восемь, полковник Ларионов.

  - Адъютант полка, капитан Гребнев.

  - Военный комендант станции Тарнополь, капитан Батицкий. Присаживайтесь господа. Прошу меня извинить я вынужден закончить.

   Кроме коменданта в кабинете находился еще инженер-железнодорожник. Обращаясь к нему, комендант заканчивал видимо важный и неотложный разговор:

  - Павел Матвеевич, я прошу Вас, восстановите Вы этот проклятый насос! Я знаю, что у Вас нет какого-то там станка. Но насос непременно надо сегодня, крайний срок -завтра, починить. Иначе придется паровозные тендеры из ведер заливать.

  - Я, Викентий Васильевич не отказываюсь, по поводу станка, я бы с несколькими рабочими добрался бы до Злочева и посмотрел в тамошних мастерских.

  - Сколько потребуется времени, Вам на сей 'анабасис'?

  - Сегодня соберемся, завтра доберемся, за половину дня выточим этот проклятый поршень, демонтируем станок, через день вернемся, подгоним, соберем и испытаем насос.

  - Когда? Когда насос заработает?

  - Как вернемся, насос к вечеру заработает. На третий день. Раньше никак. А станок уж потом соберем.

   На лице капитана появилось страдальческое выражение, словно инженер сделал при нем гадкий поступок. Видя его реакцию, на изложенную программу, сорокалетний на вид инженер, с аккуратной щеточкой усов, сочувственно сказал:

  - Да не переживайте Вы так, резервный насос спокойно это время отработает.

   Капитан обреченно кивнул головой.

  - Давайте, давайте. Только поскорее.

  - Я заберу с собой токаря Ляпина и механика Гузенко. И еще несколько рабочих.

  - Да берите с собой хоть все мастерские! В добрый путь! Лишь бы толк был.

  - Тогда до послезавтра, Викентий Васильевич!

  - Я надеюсь на Вас!

   Железнодорожник поднялся и вышел. Комендант, простившись с инженером, перевел взгляд на офицеров.

  - Простите господа.

  - Ничего, ничего. Господин капитан, мы собственно зашли узнать, нет ли каких сообщений для нас... Нам было обещано.

  - Да, да, безусловно. Есть, есть у меня пакет для Вас. Сейчас один момент, - говоря это, комендант открыл стоявший в углу сейф, достал оттуда конверт из плотной коричневого цвета бумаги с сургучными печатями, и журнал в котором командир полка после предоставления коменданту своего офицерского удостоверения и предписания штаба дивизии расписался в получении секретных бумаг.

   Вскрыв конверт, наскоро пробежав глазами полученные распоряжения, помрачневший полковник передал бумаги полковому адъютанту.

  - Ваше мнение Сергей Апполонович?

  - Столь любимый нашим любезным Куропаткиным, отряд трех родов оружия.

  - Согласен. Впрочем, вспоминая историю, сию любовь надергать кусков из разных частей завел еще Ванновский.

  - Не к ночи будет помянут!

  - Ну не надо так строго, Сергей Аполлонович. Займитесь розыском подчиненных мне частей, командиров я жду у себя через полчаса.

  - Слушаюсь господин полковник!

   Полковой адъютант вышел.

   К Ларионову обратился комендант.

  - Господин полковник! Я имею к Вам просьбу!

  - К вашим услугам!

  - Я прошу Вас, Вы ведь на Злочев будете двигаться? Возьмите в обоз повозку с моим инженером и его рабочими.

  - Всенепременно господин комендант, - в голосе Ларионова послышалась скрытая ирония, - позвольте откланяться. Честь имею!

   Видимо почувствовав эту иронию, капитал тыловой службы встал из-за стола, одернул китель, гордо вскинув голову, произнес:

  - Всего Вам доброго господин полковник и удачи на фронте! Вы не думайте, что я интендантского ведомства по складу характера. Я по случаю застрял здесь комендантом, до ранения был строевым офицером.

   Комендант вытянулся еще больше и быстро проговорил:

  - Ротный командир 41-го Сибирского Стрелкового. Под Праснышем получил огнестрельный перелом левого бедра, к службе в строю не годен и вот застрял в тылу. Не сочтите трусом. Честь имею!

   Короткий кивок головы и Ларионов увидел плескавшуюся в глазах обиду.

  - Простите меня капитан, невольно обидел Вас. До недавнего времени батальонный командир, лейб-гвардии 4-го стрелкового Императорской Фамилии полка. Под Праснышем были соседями.

   Офицеры обменялись рукопожатием и распрощались. Дорога одному лежала на фронт, другому к множеству совершенно неотложных тыловых дел.