"От Ариев до Викингов, или Кто открыл Америку" - читать интересную книгу автора (Моуэт Фарли)

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ СЫНЫ ПОГИБЕЛИ

Остров Фэйр расположен на расстоянии половины дня пути к югу от Шетландских островов и примерно на таком же удалении к северу от Оркнейских. Это небольшой и уединенный островок, северная часть которого выглядит бесприютной, а южная более пригодна для жизни. В начале VII в. на острове проживало от сорока до пятидесяти жителей, усадьбы и наделы которых были сосредоточены вокруг современного Саут Харбор. Хотя основным источником средств существования для них служило море, они разводили овец и коров, а также охотились на птиц и собирали яйца на скалах. Жители острова были прекрасными мореходами, которым не составляло труда найти удобное место для стоянки своих судов, будь то океанские просторы к северо-западу от Тили или моря к югу от Силли.

Как-то раз ясным летним днем два островитянина средних лет ловили рыбу в своей сшитой из шкур лодке в миле-другой от побережья. Вдруг они заметили корабль, приближавшийся к острову с севера. Поначалу они подумали, что это судно кого-то из их земляков-островитян, хотя форма его большого буро-коричневого паруса показалась им довольно странной. Когда корабль подошел поближе, рыбаки смогли разглядеть его корпус, который, как оказалось, был обшит досками. Видимо, это был один из кораблей норманнов, которые в последние годы стали нередко появляться в водах западных морей с грузом чугунных чушек и древесины на продажу.

Торговцам полагалось оказывать теплый прием. Когда корабль чужеземцев оказался прямо на траверзе, рыбаки как нельзя дружелюбнее приветствовали гостей. На борту судна находилось много сильных, прекрасноволосых мужчин, по виду — воинов, говоривших на каком-то странном, непонятном языке. Рыбаки и гости так и не смогли понять друг друга, однако жители острова жестами показали чужакам, что они с радостью готовы проводить их корабль в гавань. Те приняли это предложение и позволили рыбакам подняться к ним на борт.

А спустя три дня на берегу острова Фетлар нашли парня, выброшенного волнами на песок. Он едва не захлебнулся, а в спине у него зияла глубокая рана. Увы, рассказ его оказался печальным.

— Норманны встали на якорь в Саут Харбор, — заговорил он. — Затем они спустили на воду лодку, несколько мужчин уселись в нее и, взявшись за весла, двинулись к берегу. Мы приветливо встретили их. Вид у них был вполне дружелюбный, и они даже раздавали подарки: железные гвозди — мужчинам, горсть каких-то лакомств — женщинам. Мы в ответ пригласили их в дом, накормили и предложили переночевать, но они не пожелали спать на берегу. Все они были мужчины рослые, как на подбор, и некоторым из стариков очень не понравился их вид и особенно то, что они не захотели ночевать в наших домах.

Прежде чем вернуться на корабль, они попросили показать, что мы можем

предложить им на продажу. У нас почти ничего не было. Большую часть товаров, которую наши добытчики привезли с Тили, мы уже успели продать торговцам, прибывшим на корабле откуда-то с юга. Норманны не проявили особого интереса к нашим мешкам с шерстью и пухом морских птиц и еще меньше — к связкам вяленой рыбы, однако дали понять, что утром опять приплывут на берег и будут торговать с нами.

Когда солнце поднялось достаточно высоко, большинство наших людей собрались на берегу в ожидании высадки норманнов, потому что такого наплыва гостей мы никогда еще не видели. Норманны несколько раз плавали к берегу и обратно на своей большой шестивесельной лодке, пока вся их команда не высадилась на берег. Всего их оказалось двадцать три человека. У большинства были при себе большие двуручные мечи. Некоторые прихватили с собой копья, другие — боевые топоры. Это насторожило нас, потому что такого оружия у нас просто не было. Но затем они выгрузили на берег несколько больших мешков с зерном и еще какие-то товары, так что мы скоро забыли о своих страхах, и торговля началась.

Неожиданно один из них затрубил в бараний рог. Звук был настолько резким, что мы все вздрогнули и замерли. В тот миг торговля кончилась и началась самая настоящая бойня. Прежде чем мы успели сообразить, что к чему, норманны перебили большинство наших мужчин, способных держать оружие, так что в море с берега хлынули целые ручьи горячей, дымящейся крови. Крики умирающих были просто ужасны, но это было ничто по сравнению с дикими воплями и звериным воем этих нелюдей, которым мы доверились и которые теперь носились посреди нас, как кровожадные чудовища.

Я попытался спастись бегством, но был ранен копьем в спину. Большинство из тех, кто остался в живых, оказались согнанными в кучу, как овцы, не успев толком понять, что же происходит. Хохоча во все горло и распевая песни, норманны согнали нас в круг, нанося нам удары мечами плашмя и древками своих окровавленных копий. Затем они вытолкали из круга одного за другим стариков и больных. Одним тут же вспороли животы, так что кишки несчастных вывалились на песок. Других разрубили напополам от плеча до пояса страшным ударом меча. Малых детей вырывали из рук матерей и разбивали им головы, а других насаживали на копья.

Затем эти звери начали насиловать женщин. Моя сестра, которой только что исполнилось пятнадцать, ударила одного из них, но тот отшвырул ее, бросил на землю и, с размаха вонзив ей копье между ног, изо всех сил навалился на него и держал, пока ее крики не смолкли…

После этого они дочиста ограбили наши дома и подожгли их, так что языки пламени метались, словно волны зимнего шторма, пока не пожрали все. Затем норманны перебили всех коров и овец, которых только могли поймать. Казалось, им было совершенно безразлично, кого убивать — людей или животных.

Оставшимся в живых — а это были женщины, девушки и подростки — норманны связали руки, загнали нас, как скот, в лодку и отвезли на свой корабль. Некоторые были закованы в шейные цепи, но цепей на всех не хватило, и остальные были связаны толстенными канатами из шкур. Весь тот проклятый день мы пролежали на палубе под солнцем без глотка воды, а норманны тем временем охотились на острове, добивая тех, кто пытался было спастись бегством. А ночью эти изверги устроили пир, изжарив на вертелах целые туши наших коров. Топливом им служили наши лодки и все, что только могло гореть.

На следующий день их корабль поднял парус и взял курс на северо-восток.

Однако вечером, недалеко от Фунци Хед, кормщик изменил курс и направился на восток. Я понял, что нас увозят на чужбину. Наступила непроглядная ночь, и между норманнами вспыхнула жестокая ссора из-за женщины. Воспользовавшись замешательством, я нагнулся и опустил руки в лужу воды на днище, чтобы веревки немного размокли и я смог развязать их. Освободив руки, я сбросил с шеи ярмо. Крадучись я пробрался к борту и прыгнул в воду, оставшись незамеченным. Я не надеялся увидеть рассвет, но мне казалось, что лучше умереть, чем оставаться в руках этих сынов погибели.

УЧЕНЫЕ ПОТРАТИЛИ НЕМАЛО СИЛ, ПЫТАЯСЬ хоть немного выправить репутацию норманнов, или викингов[33], как их принято называть. Современный стереотип представлений о викингах рисует нам грубых и необразованных рыбаков и крестьян, которые приплывали с запада на Британские острова на правах переселенцев. Нам говорят: да, среди викингов, чьи поступки не несли в себе никакой жестокости, действительно встречались пираты и разбойники, но мы не вправе осуждать всех за грехи немногих. Наоборот, нам настойчиво советуют восхищаться викингами и присущим им духом первопроходцев, их отвагой и дальними морскими походами, а также демократическими принципами, якобы царившими среди них.

Однако те, кому приходилось иметь с ними дело, смотрели на них совсем иначе.

Вот свидетельство современника о «визите» викингов на остров Линдисфарн, что у побережья Нортумберленда, имевшем место в 793 г. Свидетельство выражает чувства людей того времени.

Возможно, это свидетельство, автор которого, будучи сам человеком, имевшим священный сан, отличается некоторой предвзятостью. Однако страх и ужас, которые сеяли на своем пути викинги, всюду и везде были одинаковы. Молитвы, возносившиеся в те времена практически во всех христианских церквях, включали в себя и такое прошение: «Сохрани нас, господи боже, от норманнов и внезапной смерти».

«Сыны погибели» — таков был один из постоянных эпитетов, которым награждали викингов. Другим был «волки Одина», хотя по отношению к волкам это явно несправедливо. Да, бесчисленные группы норманнов действительно селились в Британии, но, прежде чем обосноваться на новых землях и взяться за рукоятки плуга, они предавали все вокруг огню и мечу.

Вот что пишет о них британский историк Ф. Т. Уэйнрайт:

Так кем же все-таки были эти свирепые люди?

Они происходили от тех же общих предков, что и племена тевтонов, которые захватили большую часть Европы и внесли свою немалую лепту в разрушение Римской империи. Их непосредственными предками были вооруженные банды эзиров (людей с Востока), которые сперва вторглись в Данию, а затем, переправившись через Балтику, высадились в южной Швеции, где получили известность под именем сверов или свинов (впоследствии — шведов). Первые переселенцы, высадившиеся на Скандинавском полуострове, захватили большинство лучших земель на юге и востоке, предоставив прибывшим позже обживать и возделывать неудобные земли, в том числе — гористые и изрезанные фьордами территории на юге центральной Норвегии.

Было бы заблуждением утверждать, что скандинавы всегда были прирожденными мореплавателями, у которых якобы в крови щепотка морской соли. У эзиров вообще не было традиции мореплавания. Они исконно были жителями суши и впервые увидели море лишь тогда, когда вышли к берегам Северной Атлантики. Прошло несколько веков, прежде чем они хоть немного освоились на море.

Хотя во время раскопок были найдены скандинавские суда, построенные до 600 г. н э., ни одно из них нельзя назвать морским кораблем в полном смысле слова. Дело в том, что у них был слишком узкий и легкий деревянный корпус и опасно низкие борта, что позволяло им совершать плавания только во внутренних водоемах или прибрежных водах. Ходили они почти исключительно на веслах. Паруса, по-видимому, были примитивными и носили рудиментарный характер, поскольку у ладей викингов не было настоящего устойчивого киля, без которого паруса не имеют серьезного практического значения. Даже самые большие суда скандинавов, так называемые длинные корабли (или лучше сказать — ладьи), имевшие в длину более ста футов и обладавшие прекрасными боевыми качествами, оказались бы фатально уязвимыми и хрупкими игрушками волн, если бы дерзнули выйти в открытое море.

В последней трети VI в. узкие полосы пахотных земель, протянувшиеся вдоль прибрежных фьордов Норвегии и уходящие в глубь территории по обеим сторонам речных долин, оказались перенаселенными. Жители здешних мест, люди по природе воинственные и вспыльчивые, то и дело хватались за боевое оружие, пытаясь отстоять свои жалкие клочки земли, на которые жадно заглядывались соседи. Кровь лилась рекой. И людям не оставалось ничего другого, как все чаще и чаще выходить в море в поисках средств существования.

В начале VII в. норманны совершенно неожиданно становятся мореходами, а не просто сухопутными разбойниками. На мой взгляд, они осуществили этот резкий переход, копируя суда других народов, уже успевших стать искусными мореплавателями.

Относительное изобилие древесных пород, характерных для Скандинавии, среди обломков, найденных в ходе археологических раскопок на местах средневековых поселений на Шетландских и Оркнейских островах, свидетельствует о том, что островитяне этих северных архипелагов достаточно часто совершали плавания к берегам Скандинавии. Поэтому неудивительно, что их корабли могли послужить образцами для судов, которые вскоре стали отправляться в дальние плавания от побережья норвежских фьордов.

На рубеже VII–VIII вв. скандинавские корабли нового типа, именуемые по-норвежски хавскип, а впоследствии — кнорр, начали появляться в водах Западного океана. Будучи более широкими, имея большую осадку и меньшую длину, так называемый двухносый хавскип имел гораздо более высокие борта и, что самое важное, длинный киль, позволявший кораблю «держаться на воде», когда он шел под парусом. Как и суда альбанов, он имел прямые паруса такого типа, которые позволяли ему ходить относительно близко к ветру. Хавскипу не приходилось, как его предшественникам, плавать исключительно на веслах. Несмотря на все ограничения, обусловленные цельно-деревянной конструкцией, корабль викингов, по всей вероятности, не уступал своему аналогу — кораблю жителей Северных островов, которого он весьма напоминал и по форме, и по мореходным качествам.

Жители фьордов, плававшие на этих судах, весьма быстро освоились с ними, и нам представляется вполне резонным предположить, что столь скорыми успехами они были во многом обязаны своим учителям — мореходам-альбанам. Более того, отправляясь в свои первые плавания в Атлантику, они вполне могли воспользоваться услугами своих учителей-альбанов, которые — за плату или по принуждению — служили у них капитанами и лоцманами.

Нет сомнения в том, что первые норманны, появившиеся на Шетландских островах, прибыли с мирными намерениями, привезя с собой груз железа, муки и хорошей древесины. Они вполне могли устроить порт в прекрасной гавани Брессэй Саунд, служившей в древности главным перевалочным пунктом и пакгаузом Северного архипелага. Истории, которые они рассказывали по возвращении в Норвегию, а также товары, полученные в результате выгодных торговых сделок, еще больше подогревали аппетит других искателей легкой наживы.

Но далеко не все норвежцы собирались отправиться в плавание на запад ради торговли. Коммерция была далеко не главным родом занятий норманнов. Многие унаследовали от своих предков таланты потомственных громил и разбойников.

Разбой оказался делом куда более выгодным, чем торговля. Рейнджеру незачем было вкладывать деньги в приобретение товаров; не зависел он и от того, что ему предложат в обмен на них его неведомые партнеры по бизнесу в чужих краях. Третьим и, видимо, решающим преимуществом разбоя перед торговлей было то, что лишь немногие из ценностей, которые можно заполучить путем обмена, могли сравниться с богатствами, захваченными силой.

Ненасытная тяга викингов к драгоценным металлам, камням и прочим предметам роскоши позволяет предположить, что стремление любой ценой раздобыть все эти сокровища явилось основным мотивом их вторжений в Европу. Однако истина заключается в том, что подобные вещи — это всего лишь сахарная пудра на пироге. Главным предметом устремлений викингов был захват невольников. Как пишет в своей книге «Свирепства норманнов» Джон Мардсен, «торговля янтарем, мехами и моржовой костью была всего лишь второстепенным мотивом экспансии скандинавов… главной же целью их походов была работорговля» [35].

Скандинавы до такой степени увлеклись этим бесчеловечным бизнесом, что с легкостью продавали в рабство… собственных детей. Так, Адам Бременский ок. 1070 г. писал, как датские сьяэлландеры приобрели у своего короля лицензию на право захвата других иноземцев, но вместо этого использовали ее как разрешение на порабощение других данов (датчан).

Что касается общественной системы эзиров, то она издревле была основана на рабстве и по-прежнему во многом зависела от него. Согласно данным переписи, проведенной в Исландии в 1096 г., на острове насчитывалось всего 4560 свободных мужчин, тогда как общая численность населения в шесть или семь раз превышала это число. В хозяйствах и усадьбах зажиточных норвежцев редко насчитывалось менее дюжины рабов.

Рабы играли важную роль не только на сцене внутренней жизни Скандинавии, они были весьма существенной статьей международной торговли. Крупнейший торговый центр на землях Швеции, знаменитая Бирка, славился далеко за ее пределами в первую очередь своими обширными невольничьими рынками, активный интерес к которым проявляли покупатели из далеких стран, в том числе — из Аравии. Знаменитая историческая хроника «Анналы Ольстера» в записи под 871 г. донесла до нас весьма выразительное сообщение о возвращении одного из капитанов викингов в Ирландию из разбойничьего похода на Альбу:

Экономическое процветание Дублина в период владычества викингов во многом было обусловлено его особой важностью в качестве крупнейшего рынка работорговли. В последней трети VIII в. Дублин превратился в важный центр скандинавской работорговли, в сферу интересов которой входили территории от Исландии до Ближнего Востока. Рабы с Британских островов стоили на континенте очень дорого и пользовались большим спросом. В частности, шведы импортировали большие партии рабов для перепродажи своим ближневосточным компаньонам.

Норманны, по-видимому, поначалу воздерживались от грабительских рейдов на

Шетландский архипелаг, но это объясняется только тем, что они были весьма немногочисленны.

Однако вскоре островитяне на собственной шкуре испытали первые всплески того ужасного явления, которое получило широкую известность на Западе как свирепства норманнов.

По-прежнему пребывая в изоляции, остров Фэйр, по всей видимости, стал одним из первых, кому довелось испытать на себе свирепства, с которыми мирные люди, населявшие оба Северных архипелага, дотоле еще не сталкивались. Брутальная воинственность пиктов и спорадические набеги гэлов (кельтов) выглядели детскими шалостями по сравнению с поведением викингов.

Их человеконенавистнические устремления, формировавшиеся на протяжении ряда веков, поначалу оказались обращенными на своих же собратьев — представителей других народов Скандинавии, а также на злосчастных балтов и финнов. Затем норманны расширили сферу своих рейдов на земли других стран, где, помимо своей обычной тяги к грабежам и разбою, эти свирепые поклонники Тора и Одина получали особое животное наслаждение, убивая и уводя в рабство последователей Белого Христа, как презрительно называли они христиан.

Время и сам характер появления христианства на Северных архипелагах остаются не вполне ясными. Когда в 565 г. будущий св. Колумба посетил Брудея Мак-Мэлхона, короля альбанов (пиктов), последний был язычником. Но известно, что вскоре после этого (а возможно, и раньше) священник-миссионер по имени Ниниан, действовавший от лица миссии Кандида Каса, которая располагалась на берегу Солвэй Фирт, начал активную проповедь, влияние которой сразу стало ощутимым на севере.

Дженет Глоуэр в своей «Истории Шотландии» утверждает, что миссионерские рейды Ниниана проходили по перевалам Грэмпианских холмов и в долинах вплоть до самого Грейт Глен в Сатерленде и Кейтнессе, а затем Ниниан, видимо, побывал и на Оркнейских островах. Однако очень маловероятно, что христианство могло пустить прочные корни на обоих архипелагах (Оркни и Шетланде) ранее самого конца VI в.

Хотя у нас нет точных сведений о том, когда именно набеги викингов-норманнов стали тяжким бременем для жителей островов Северных архипелагов, есть достоверные свидетельства о таких рейдах задолго до конца VII в. Примерно в тот период немало брочей на побережье островов было спешно отремонтировано и укреплено, и многие жители покинули свои отдаленные усадьбы и пашни, чтобы поселиться возле ближайшей древней башни. Религиозные общины стали рыть рвы и строить земляные валы, за которыми (по крайней мере, они искренне молились об этом) они будут в безопасности от бесов, то и дело нападавших на эти беззащитные земли.

Затем набеги обрушились и на земли самой Альбы. В 681 г. некие разбойники напали на Дунбет, что на восточном побережье Кейтнесса, а также на Дуннотар, расположенный в пятнадцати милях от нынешнего Абердина. Более об этих событиях ничего не известно, однако лаконичная запись в анналах под следующим, 682 годом повествует о том, что король Альбы, Брудей Мак-Байл, возглавил поход к двум архипелагам, составляющим современные Оркнейские острова, «что повлекло за собой многие разорения».

Кто же с кем сражался? Ученые обычно утверждают, что оба эти эпизода свидетельствуют о восстании жителей Северных островов против Брудея, но очень маловероятно, чтобы, живя под постоянной угрозой нападения викингов или даже при их кровавом соседстве, островитяне вдруг вздумали поднять мятеж против своих родичей на острове Британия, которые могли служить для них единственным источником опоры и поддержки.

На мой взгляд, все обстояло иначе. Викинги захватили некоторые из прилегающих островов и, используя их в качестве опорных баз-форпостов, начали совершать нападения на местные общины уже на самой Британии. Подобное развитие событий послужило четким и недвусмысленным сигналом для Брудея: он должен был либо отбросить норвежцев обратно на земли по другую сторону Норвежского моря, либо быть готовым к тому, что вскоре они начнут совершать нападения на земли по всему побережью Альбы.

Брудей Мак-Байл оказался человеком, способным принять суровый вызов. Прежде он уже продемонстрировал свое воинское искусство в ходе успешных кампаний против скоттов на западе; затем в 685 г. ему пришлось вновь проявить полководческий дар, выступив во главе своих сил в походе на юг, против англов Нортумберленда, где состоялась знаменитая битва при Нечантансмере. Выдающийся правитель восстановленного царства Альба, он, надо полагать, имел в своем распоряжении флот пиктов. В таком случае он, как я полагаю, и мог нанести «многие разорения» норманнам-викингам, обосновавшимся было на архипелаге, и даже вытеснить их с островов.

Брудею Мак-Байлу удалось на протяжении почти целого десятилетия сдерживать натиск врагов Альбы. Его смерть в 693 г. явилась настоящей катастрофой для его королевства. На протяжении последующих трех десятилетий его некомпетентные преемники и постоянные войны ввергли страну в хаос.

Не прошло и года после кончины Брудея, как разбойники, явившиеся с берегов Оркни, вновь обрушились на земли Альбы-Британии. Подробности этих событий нам неизвестны, однако резонно предположить, что только большой и сильный флот альбанов мог противостоять возвращению флотилий викингов на острова и оттеснить их к югу. К сожалению, формирование достаточно мощного оборонительного флота и умелое управление его действиями оказалось непосильной задачей для прямых преемников Брудея.

На протяжении всей первой четверти следующего, VIII в. междоусобные распри окончательно ослабили королевство Альба. В 711 г. его армия была почти наголову разгромлена в сражении с нортумберлендцами. А на западе началось широкомасштабное вторжение далриадских кельтов из Ирландии.

Обессиленная внутренними распрями и нападениями извне, Альба была вынуждена уступить сынам погибели Северные и Западные острова.