"Леди Мармелад" - читать интересную книгу автора (Леннокс Марион)

Глава четвертая

— Черт… — Рауль беспомощно смотрел ей вслед.

Она не хочет, чтобы ее втянули в проблемы этой семьи, напомнила себе Джессика, но, взглянув на Рауля, поняла, что не сможет уйти.

— Черт, — снова пробормотал он. — Эдуар.

Несмотря на нежелание думать о ребенке, Джесс спросила:

— Ваш племянник здесь?

— Да. Козетта ухаживала за ним.

— Я думала, что ваша мать хочет заботиться о нем, — неуверенно сказала она.

— Она… не может. Мальчик не подпускает ее. — Рауль запустил пальцы в густые черные волосы. Это был жест отчаяния. — Вам не понять.

Правильно, и я не хочу, подумала Джесс. Иди спать, приказала она себе, пока ты не увязла слишком глубоко.

Но… трехлетний ребенок? Один-одинешенек…

— Что вы хотите сказать — не подпускает? — невольно спросила она. Не может быть, что этот вопрос задала Джессика, которая совсем недавно ушла от могилы Доминика…

— Об Эдуаре плохо заботились. А теперь еще и Козетта… — Рауль направился к двери. — Пойдемте со мной. Мне нужно немедленно проверить, как он.

Но я не хочу! — вскричала она в душе. Я не могу приблизиться к страдающему ребенку…

Однако Рауль уже открыл перед ней дверь, и ей пришлось пройти мимо него, а потом идти рядом с ним по длинному коридору…

Куда?

— У моего брата отсутствовало чувство отцовства, — Рауль шел так быстро, что ей приходилось почти бежать. — Ничего удивительного. Отца это не беспокоило, а матери запретили вмешиваться. Когда Жан-Поль был ребенком, он рос без любви, зато денег у него было в избытке. Он имел все, что хотел, и в результате пристрастился к наркотикам, когда ему не было шестнадцати лет.

— Они явились причиной его смерти? — тихо спросила Джессика, взглянув на потемневшее лицо Рауля.

— Конечно. К тому времени, когда Жан-Поль женился, он был уже не в себе. Отцу было все равно, а политиков устраивал монарх-марионетка. Парламент состоит из таких людей, как Марсель. Все это продолжалось годами.

— Но Эдуар…

— Брат женился на второсортной актрисе, единственным достоинством которой была большая грудь. Она прекрасно вписалась в образ жизни Жан-Поля. Когда родился Эдуар, они сразу передали его заботам нянек. Он переходил из рук в руки. Козетта провела с ребенком шесть месяцев — так долго никто не был с ним. Когда мы впервые увидели Эдуара… Он ни на кого не реагирует.

— Даже на вашу мать?

— Он просто цепенеет. Я наблюдал за ним. С Козеттой его напряжение уменьшается настолько, что он может есть, спать и смотреть телевизор, перед которым его, кажется, посадили с момента рождения. В присутствии других людей он просто отключается. Или рыдает. Мать проводит с ним почти все время, но Эдуар не реагирует. А теперь… — Рауль болезненно поморщился. — Марсель знает, что ребенок нуждается в Козетте и что моя мать пойдет на все, чтобы Козетта осталась. Эдуар уже и так слишком многого лишился.

— Он пытается надавить на вас.

— И отомстить за то, как я обошелся с ним вчера. Будь он проклят! Теперь мать согласится уехать. Козетта снова воцарится здесь, и ребенок снова будет с утра до вечера сидеть перед телевизором.

— А вы? — осторожно спросила Джессика. Теперь они поднимались по огромной лестнице, и она с трудом поспевала за Раулем, который перешагивал через три ступеньки. — Вы возвратитесь в Африку, в Сомали. — Она замялась, прежде чем спросить: — Рауль, если бы вам удалось жениться на Саре, как бы вы поступили тогда?

— Я бы позволил Козетте остаться, пока Эдуар не привыкнет к бабушке, — резко ответил он. — Затем я бы уволил ее. Более того, я бы распустил парламент.

— Вы можете сделать это?

— Я бы назначил всеобщие выборы. И проследил бы, чтобы они были честными. Марсель и его приспешники потерпели бы сокрушительное поражение, и они знают это. Но теперь такое невозможно. Сара была нашим последним шансом, и он ускользнул от нас. Если Эдуар в отчаянии, мы не сможем его успокоить, и нам придется немедленно передать власть, чтобы вернуть его драгоценную Козетту.

— Но как вы можете думать об этом? Должно быть, она совсем не любит мальчика, если так легко покинула его.

— Но с понедельника она будет находиться с ним постоянно, — злобно сказал Рауль. — Мы ничего не добьемся, если заставим ребенка страдать еще несколько дней. Никого не заботит судьба Эдуара, и самое ужасное в том, что я бессилен. Знаете… — он остановился, чтобы Джессика смогла перевести дух. — Люди жалели меня, потому что я второй сын и не могу наследовать трон. Если бы только они знали!

Рауль быстро пошел вперед, и она последовала за ним.

Наконец он остановился в конце длинного коридора и распахнул дверь.

— Добро пожаловать в ад. — С этими словами Рауль пропустил ее вперед.

Итак, это детская. Если родители малыша жили в замке, им приходилось идти до нее не менее десяти минут.

Возможно, они редко проделывали такой путь.

Апартаменты были роскошные, но не это удивило Джесс: дизайнеру, по-видимому, дали указание воплотить в интерьере все детские фантазии.

Самая большая комната представляла собой джунгли, словно сошедшие со страниц Киплинга. В ней были настоящие деревья, с которых свисали искусственные лианы. На ветвях сидели игрушечные обезьяны, по стволам скользили зловещие питоны, на высоком потолке сквозь верхушки деревьев мерцали звезды. Темные облака закрывали край луны, словно предвещая надвигавшуюся бурю. Зеленый ковер с высоким ворсом создавал настолько правдоподобную иллюзию травы, что у Джессики невольно возникла мысль о кишащих в нем змеях, и она с трудом подавила желание повыше поднимать ноги, чтобы не наступить на ядовитую тварь.

На лужайке лежали две большие подушки, перед которыми стоял огромный телевизор. А на экране…

Не веря своим глазам, Джессика увидела полную женщину, чей объемистый живот рассекали скальпелем. Липосакция? Она закрыла глаза и отвернулась.

— Неужели няня и ваш племянник смотрят это? — с отвращением прошептала Джесс. — Не могу поверить.

Рауль быстро выключил телевизор. Дряблый живот исчез.

— Думаю, это Козетта, — сказал он, явно пытаясь оправдаться.

— Так где же Эдуар? Раз он не учится, как делать липосакцию.

Рауль раздраженно посмотрел на нее.

— Я же сказал, что это Козетта.

— А я просто спросила. — Джессика огляделась, чувствуя, как ее охватывает гнев. — Вы врач. Возможно, вы тоже наблюдали за липосакцией, когда вам было три года. Поэтому, вероятно, вы выбрали эту специальность.

— Успокойтесь. Козетта говорит, что после шести часов Эдуар уже крепко спит. Она не разрешает беспокоить его, если мы приходим позже. И он спит допоздна.

— Ну, еще бы, — пробормотала она. — Какой трехлетний ребенок может проспать больше двенадцати часов? Таких нет. Так вот почему Луиза сидела со мной по утрам и вечерам. Только подумать, что прислуга может лишить бабушку и дядю доступа к ребенку! Знаете, если бы я была нянькой, которая обожает смотреть телевизор, именно такую причину я могла бы привести семье. Не беспокойте меня по вечерам. И не приходите утром. Оставьте меня в покое, чтобы я могла делать со своим подопечным все, что захочу. Или, вернее, дайте мне смотреть телевизор, в то время как я буду игнорировать ребенка!

Лицо Рауля потемнело. Джессика знала, что не имеет права давать волю своему гневу, но не могла сдержаться.

— Поймите, мы для Эдуара чужие, — с усилием произнес Рауль. — Месяц назад у нас вообще не было контакта с ним. С Козеттой он чувствует себя спокойнее.

— Да. — Она посмотрела на змею, свисавшую с дерева у нее над головой. — Я понимаю, что вы старались, но явно недостаточно. Тот, кто оборудовал эту комнату, — ненормальный человек.

— Это детская.

— Нет. Это игровая площадка для храброго десятилетнего ребенка, у которого есть товарищи и любящие родители. Но для одинокого трехлетнего малыша… Каждый раз, когда он выходит сюда, над его головой повисает огромный питон, и ему кажется, что это страшилище вот-вот бросится на него.

— Послушайте, мне тоже не нравится эта комната, — признался Рауль таким же агрессивным тоном, как у нее, — но Эдуар знает только ее. Две недели назад мы разговаривали с детским психологом. Она сказала, что мальчик должен как можно дольше оставаться в привычной для него обстановке.

— Ах, так? Не знаю, кто ваш психолог, но я позволю себе не согласиться с его просвещенным мнением.

— Послушайте, кто вы такая, чтобы…

— Никто, — перебила его Джессика. — Если бы вы знали, как я не хочу делать это… — Она глубоко вздохнула. — Где Эдуар?

— Он спит. — Рауль указал на дверь с левой стороны, и Джесс подошла к ней.

Она заколебалась. Сердце умоляло ее не входить. Но за дверью малыш, которому всего три года. Сирота.

Возможно, Рауль прав, в отчаянии сказала себе Джессика. И психолог не ошибается. Сейчас она войдет, увидит спящего малыша, и утром со спокойной душой уедет. Несколько дней Раулю и Луизе придется успокаивать расстроенного ребенка, а в понедельник возвратится Козетта, и все уладится, как улаживается со дня его рождения.

Этот маленький мальчик не имеет к ней никакого отношения.

Джессика посмотрела на Рауля и увидела в его взгляде тревогу и сомнение.

Сомнение?

Он не уверен так же, как она.

Этого оказалось достаточно. Джессика решительно открыла дверь в спальню.

Комната освещалась тусклым светом ночника.

Эдуар вовсе не спал.

Сжавшись в комок, он забился в угол слишком большой для него кровати. Огромные глаза, полные страха, были широко раскрыты.

У малыша были вьющиеся светлые волосы и почти прозрачная кожа. На худеньком личике выделялись огромные карие глаза. Он лежал, напряженно глядя на дверь.

Кто мог бы чувствовать себя спокойно в такой постели? — гневно подумала Джессика, потрясенная видом ребенка. В кровати не было ни одной игрушки. Белая накрахмаленная простыня была так туго натянута поверх мальчика, что казалось, будто она врезается ему в подбородок.

Джессика осторожно сделала шаг вперед, и малыш испуганно сжался. Его большие глаза округлились от ужаса. Она обратила внимание на простыню: на ней не было ни одной морщинки. Было девять часов вечера. Ребенка уложили спать в шесть, и с тех пор он ни разу не пошевелился. В течение трех часов?

Рауль тихо подошел к кровати, и Джессика с облегчением увидела, что малыш смотрит на него с меньшим ужасом.

— Ты не спишь, — мягко сказал он. — Привет, Эдуар. Это Джесси.

Молчание.

— Возьмите его на руки, — приказала Джесс. — Ради бога, он же страшно испуган!

— Если я возьму его, он расплачется. То же самое происходит, когда его берет моя мать.

— А что он делает, когда вы не берете его? Он идет на руки к Козетте?

— Конечно.

— Она прижимает его к своей груди? Вы видели?

— Нет, но…

— Вы видели, чтобы она выносила его наружу? Играла с ним?

— У него особый режим. Мы не вмешиваемся.

Джессика сделала глубокий вдох. Потом еще один. Она должна бежать отсюда.

Эдуар снова посмотрел на нее. Настороженно. С опаской.

Он думает, что она очередная нянька. Еще одна прислуга, которой платят, чтобы она заботилась о нем.

Джессика в смятении смотрела на малыша. Его волосы совсем такие, как у…

Нет.

Но она поняла, что уже слишком поздно. Возникшую связь не разорвать.

Джессика подошла к кровати и подхватила Эдуара на руки, не обращая внимания на то, что он напрягся, как струна, собираясь заплакать.

Тельце худое. Слишком худое. Она прижала его к груди, и малыш отпрянул. Его взгляд в ужасе метался из стороны в сторону.

— Все хорошо, Эдуар, — прошептала Джессика. Опустившись на кровать, она приложила палец к его губам. — Не плачь, не нужно. — Она подняла глаза на Рауля. — Ты знаешь Рауля. Он твой дядя, а я его друг, Джесс.

— Козетта, — прошептал мальчик. Его нижняя губа жалко задрожала. — Козетта.

— Ей пришлось срочно уехать, — сказала Джессика, крепче прижимая его к себе. — Но здесь твой дядя Рауль. И бабушка. Позвать ее?

В глазах ребенка была пустота.

— У тебя есть плюшевый медвежонок?

— У него столько мягких игрушек, что их не счесть, — грустно сказал Рауль, указывая на джунгли.

— Я говорю о медвежонке. О друге. Я знаю, Эдуар, кто тебе нужен. — Джессика посмотрела на Рауля. — Дядя Рауль, нам нужна лошадка. Эдуар совсем не хочет спать, правда?

Белокурая головка слегка дрогнула.

— Вот и хорошо. У меня болит плечо, но твой дядя Рауль очень сильный. Дядя Рауль, ты будешь лошадкой.

— Лошадкой… — повторил он с таким видом, словно у него не было сомнений в том, что Джессика сошла с ума.

— Повернитесь, — сказала она. — Эдуар, ты умеешь ездить на лошадке?

Он качнул головой.

— Дядя Рауль — двуногая лошадка. Я посажу тебя ему на спину — вот так. Крепко держи его за шею. Дядя будет поддерживать тебя снизу. Рауль, — приказала она, — поддерживайте его снизу.

— Да, мэм.

Но Эдуар не обнял его за шею. Он испуганно отпрянул.

— Не хочу, — едва слышно прошептал он.

— Знаешь, твой дядя — очень хорошая лошадка. Ты же не хочешь спать?

— Не… нет.

— Тогда держись. — Она обвила шею Рауля маленькими руками.

Эдуар не разжал их.

— Отлично, — похвалила обоих Джессика. — За мной!

— Куда? — спросил Рауль.

— Мы отправляемся на встречу с медвежонком. Он будет Эдуару маленьким другом. — Она сделала глубокий вдох, чтобы справиться с нахлынувшей болью. — Готовы?

— Да, мэм.

— Но-о! — Джессика пошла вперед, с отвращением глядя на джунгли. — Мы уберем отсюда всех змей, — сказала она Эдуару, когда Рауль увернулся от свисающей головы с устрашающими клыками. — Все изменится, вот увидишь. За мной!

И Джессика быстро пошла по коридору. Два растерянных принца покорно потрусили следом.

Она привела их к себе.

За всю дорогу Эдуар не издал ни звука. Как и Рауль. Похоже, оба были потрясены.

У нее нет выбора, подумала Джессика. Если она уйдет, то будет раскаиваться в этом всю жизнь.

Ее апартаменты, несмотря на пышную роскошь, были уютнее, чем детская. В камине потрескивал огонь, на кровати в беспорядке лежали подушки, на подоконнике стоял букет полевых цветов, которые принесла Луиза.

— Сядьте, — сказала она Раулю, и он осторожно опустился на кровать. Эдуар по-прежнему крепко держал его за шею. — Лошадка устала. Ей надо отдохнуть. Теперь Эдуару можно сесть к вам на колени.

— На колени?

— Ну, да. Разве у принцев крови нет коленей? — усмехнулась Джесс. — Эдуар, хочешь лимонаду?

Он потрясенно посмотрел на нее.

— Мы все будем пить лимонад, — заявила Джессика. Она вышла в гостиную, наполнила три стакана и, возвратившись в спальню, увидела, что Эдуар сидит… у Рауля на коленях.

Оба смотрели на нее с такой опаской, что она хихикнула.

— Эй, я не кусаюсь, — Джесс протянула им стаканы.

Эдуар изумленно заглянул внутрь.

— Это пузырьки? — прошептал он.

— Конечно, пузырьки, — подтвердила Джессика, чувствуя, что у нее в горле встает ком. Трехлетний принц никогда не пил лимонад… — От них щекочет в носу. Попробуй.

Эдуар посмотрел на дядю. Рауль улыбнулся и сделал несколько глотков.

Мальчик перевел взгляд на Джесс, и она тоже отпила немного.

Поколебавшись, он неуверенно сделал маленький глоток и широко раскрыл глаза.

Джессика перевела дыхание. Первый шаг сделан.

— Мне нравится, — удивленно сказал малыш, и она улыбнулась.

— Мне тоже, а тебе, дядя Рауль?

— Очень, — он улыбнулся, и внезапно у Джессики снова перехватило дыхание. Что происходит? — мелькнула у нее тревожная мысль.

— Медвежонок, — проговорила она, заставив себя отвести взгляд от Рауля.

— Медвежонок? — тихо повторил он, и Джессика поняла, что он тоже почувствовал что-то.

Она подошла к шкафу и достала из чемодана игрушку.

Черт, только бы не расплакаться!

Подойдя к кровати, Джессика протянула мальчику маленького плюшевого медвежонка.

— Эдуар, это Себастьян. — Ей пришлось опуститься на корточки, чтобы посмотреть мальчику в глаза. Он сидел на коленях у Рауля, и она коснулась его ног.

Что заставило ее подумать, что она поступает правильно? Что Доминик захотел бы…

— Эдуар, Себастьян очень старый медведь, — обратилась Джесс к малышу. — Когда я была маленькой девочкой, он принадлежал мне, а потом — маленькому мальчику, которого звали Доминик. Доминик больше не может заботиться о Себастьяне, и последние несколько недель ему пришлось провести в моем чемодане. Это неподходящее место для медвежонка. Ему очень одиноко, и он хочет, чтобы у него появился друг. Ты станешь ему другом, Эдуар?

Мальчик задумался, словно инстинктивно почувствовав, что принимает важное решение.

Медвежонок, которого протягивала ему Джессика, был латан и перелатан. Нос у него обтрепался. Глаза были разного размера, а одна лапа значительно короче другой. Он смотрел на мир с мудрой лукавой улыбкой, которая никогда не сходила с его мордочки.

Это был особенный медвежонок.

Преодолев душевную боль, она посмотрела в глаза Эдуара. Да, Себастьян обрел дом.

— Он грустный, — тихо сказал мальчик.

— Ему одиноко. Он хочет, чтобы у него появился друг.

— Себастьяну нужен я?

Его голос звучит слишком по-взрослому, подумала Джессика и поняла, что поступила правильно.

— Конечно.

Очень осторожно мальчик протянул руку и прикоснулся к обтрепанному носу медвежонка. Потом долго разглядывал его, держа в протянутой руке, и наконец прижал к себе.

— Он грустный, потому что у него нет одежды, — прошептал Эдуар.

— Ты так думаешь? — спросил Рауль, облегченно улыбаясь. От его улыбки серая пелена тумана, в котором она жила последние несколько месяцев, приподнялась, словно предвещая появление солнца.

— Мы можем сшить ему брюки, — сказала она, и оба принца озадаченно посмотрели на нее.

— Сейчас? — прошептал Эдуар, и она кивнула.

— Как? — вырвалось у Рауля.

Джессика улыбнулась.

— Чудом. Смотрите! — Она вынула из чемодана миниатюрный ткацкий станок и несколько разноцветных клубков. — Выбери четыре клубка, Эдуар. Ты умеешь считать до четырех?

Крепко прижимая к себе Себастьяна, мальчик сполз с коленей Рауля и поднял четыре пальца.

Джессика расцвела улыбкой: маленький старичок превращался в ребенка.

— А не проще ли разрезать простыню? — предложил Рауль.

Ответом ему послужил жалостливый взгляд.

— Брюки? Из простыни? Вы бы надели брюки, сшитые из простыни?

— Наверное, нет, — неуверенно ответил он, и Джессика ухмыльнулась.

— Тогда приступим. Себастьян заслуживает прекрасных брюк, и он их получит. Свистать всех наверх!

— Я не понимаю, что такое «свистать всех наверх», — жалобно возразил Эдуар.

— Это означает, что я капитан и пора приниматься за работу. Мне никогда не приходилось отдавать приказы двум принцам, но сейчас вы должны слушаться меня. За работу!

— Есть, мэм! — откликнулся Рауль, вызвав у Джессики улыбку.

Черт, у нее снова возникло странное ощущение близости, с которым она не может совладать.

Но она не может вечно улыбаться Раулю.

Как бы сильно ей ни хотелось.