III. От А до Я

А «Чарушин писал просто, как будто врачу говорил «а»». (Дневник Е. Шварца).

Аббревиатура Дочь организует группу Психологической Реабилитации Детей Трудного Поведения, сокращенно «предтруп».

Ад, Адам Христос сходит в ад, но Адам не хочет выходить, он хочет отстрадать свое сам. Христос говорит: не впадай в гордыню, и тот смиряется (Апокриф).

Аскетизм «Фиваидские киновии были школой смирения личности, как огромная коммунальная квартира», — сказала Т. М.

Альтернативная поэзия — это И. Долгоруков, возникший параллельно с Карамзиным; его стиль — прообраз Шумахера и, если угодно, Саши Черного. В лирике его бытовой реализм не удержался, зато оплодотворил поэму, вплоть до «Онегина».

Анаколуф «Приказываю дать Каткову первое предостережение за эту статью и вообще за все последнее направление, чтобы угомонить его безумие и что всему есть мера». Резолюция Александра III (Феоктистов, 253). Надпись в гостинице: «Не разрешается пребывание в комнате без разрешения коменданта в свое отсутствие посторонних лиц, а также давать посторон[113]ним лицам ключи от комнаты». Маяковский: «Москва не как русскому мне дорога, а как боевое знамя».

Анапест Стихотворение Анненского «День был ранний и молочнопарный…» написано 5-ст. хореем, но должно было называться «Анапесты» — РГАЛИ, 6. 1. 21, 105.

Апо «Мне писала как-то киевская неизвестная поэтесса: все бы ничего, да вот не могу довести себя до апогея…» (Гиппиус — Ходасевичу, 1.10.1926).

Анти «Это не религиозные стихи, а антиантирелигиозные: это разница», — сказал (кажется) О. Р. — В. Парнах печатал антитеррорные стихи Агриппы д'Обинье как антифашистские (Агриппу у нас знали по Г. Манну), а «Еврейских поэтов — жертв инквизиции» — как антирелигиозные. Одновременно в 1934 г. «Песни I французской революции» вышли едва ли не ради десяти страничек «Ямбов» А Шенье в переводе Зенкевича (в приложении): эзопов язык переводчиков.

Антипугало Вот уже второй человек и по другому поводу говорит мне: «Если бы не вы, я бы бросил эту (такую-то) затею».

Агностицизм Г. Шенгели в воспоминаниях о Дорошевиче пишет: Хейфец, у которого тот печатался в Одессе, сказал: «Знаете, какая разница между Дорошевичем и проституткой? он получает за день, а она за ночь». Дорошевич, узнав, спросил: «А знаете, какая разница между Хейфецем и проституткой?» — Не знаем. — «И я не знаю». — Больше Хейфец не острил.

Артист Слова Блока — вслед за Ницше — о человеке-артисте будущего нельзя правильно понять, не помня его анкету в 18 лет ваш идеал? — Быть актером императорских театров. — На ночь он мазал губы помадой и лицо борным вазелином (ЛДБ).

Аристократизм тяга к нему — как Бальзак похож этим на Игоря Северянина! (Разговор с И. П.)

Артикль «Се n'est pas un sot, e'est le sot», — говорил Талейран. Точный русский перевод «тот еще дурак». Заглавие Мопассана «Une vie» переводили «Жизнь» или «Одна жизнь»; точнее всего было бы: «Жизнь как жизнь».

Аннотация для библиотечной карточки к книге «Избранное», 1978 (цит. с. 132, 153, 198). «Валентин Сорокин — поэт русской души. Он пишет о горчавой полыни, о том, как хруптят пырей хамовитые козы, когда дует сивер и у работника зальделый бастрик прислонен к дровнику. Он любит: «И заёкают залетки, зазудятся кулаки, закалякают подметки, заискрятся каблуки!» Он просит за себя: «Не сте[114]гайте меня ярлыком шовиниста, — кто мешает нам жить, тот и есть шовинист!..»» Вообще говоря, аннотаторам полагалось такие книги отбраковывать и писать скучные мотивировки их непригодности для районных, городских и областных библиотек. Но я предпочитал писать честную аннотацию, чтобы начальство посмеялось и отбраковало книгу само.

Баранки Шестьдесят лет Вяч. Иванову: «Поди, пришел сосед Муратов, поставили самовар, попили чаю с римскими баранками, попели орфические гимны и разошлись» (Ремизов, «Петерб. буерак», 110).

Благодарность «Обе книги заслуживают похвалы, обе заслуживают благодарности, и обе — больше благодарности, чем похвалы». Отзыв Хаусмена о двух изданиях Луцилия.

Благодарность Как пруссаки ненавидят нас за свое спасение в 1813, так мы — весь Запад (Вяз. ЛП, 299).

Близнец С. И. Гиндин сказал: половина «Близнеца в тучах» о дружбе и близнечестве — при переработке отпала потому, что Пастернак стал терять друзей. Обходиться без людей, потом обходиться без книг — как трагично это засыхание человека, который продолжал верить, что поэзия — это губка. Письма его многословны, как у молодого Бакунина с друзьями: чем больше он чувствовал себя равнодушным, тем больше старался быть деликатным. См. ВАТА.

Бострог На кафтан или зипун надевали ферязь или терлик, а поверх того охабень или бострог (А Терещенко, Быт…)

Бихевиоризм Бихевиористская проза: поступки без психологии. Ее классики — Хармс, Хемингуэй и Николай Успенский.

Бейлис В Киеве была конференция к 80-летию дела Бейлиса, Ю. Ш. написал мне: «Бейлис умер, но дело его живет».

Булгарин У Фейхтвангера в каждом романе есть отрицательный персонаж с квакающим голосом, у Тынянова — брызгающий слюной. Я спросил Л. Я. Гинзбург, нет ли сведений, с кого он списывал Булгарина. Она ответила: «Были разговоры о том, что Т. изобразил Оксмана, с которым дружил. Очевидно, подразумевалось соотношение: Грибоедов — Булгарин… Не достоверность, а сплетня 1920-х гг.; впрочем, на Юр. Ник это похоже» (письмо 25. 06.1986).

Булгаков Из письма К.: «Я нашла в Булгакове точное описание булгаковедения. В «Роковых яйцах» в «красной полосе» шла борьба за существование. «Побеждали лучшие и сильные. И эти луч[115]шие были ужасны». Поэтому постараюсь больше о Булгакове не писать».

Большевики не исправили Россию за 70 лет, а христианство — за 1000 лет.

Бы Бродский писал: позднего Мандельштама мог бы перевести поздний Йейтс. Вероятно, и наоборот: как «Улисса» мог бы перевести только А. Белый, никогда никого не переводивший. История упущенных невозможностей. (А от Б. В. Казанского я слышал: «Ах, если бы Ахматова перевела Сапфо, а Пастернак Алкея!»)

Бы Рассказ С. Кржижановского об артиллеристе, среди гражданской войны остановившем татар при Калке. Но там нет продолжения: и вот России подарили 700 свободных лет, и как она в них путалась, чтобы в конце концов уткнуться в ту же революцию и гражданскую войну. Кажется, на такую тему была пьеса Фриша под названием «Биография».

Быть Когда Иван Грозный отменял опричнину, он прежде всего запретил упоминать, что она была: за упоминание — батоги (Штаден).

Брегет «Желудок — верный наш брегет» — Uterus erat solarium, говорит парасит у Плавта (Гелл. III, 3, 5).

«Что вы за человек?» — спросил я Дантеса. — «Что за вопрос!» — сказал он и начал врать. (В. Соллогуб, «Воспоминания»)

Все Николай I сказал генералу Назимову, попечителю Московского округа: «Я прочитал все книги по философии и убедился, что все это только заблуждение ума» (Феокт., 88).

Все М. К. Морозова в своем философском салоне, может быть, понимала не все, но понимала всех (Степун, I, 260).

Все «Здесь все стихи мне! почти все!» — говорила Анна Ахматова голосом Ноздрева у Л. Чук, 4X1.1962.

Всякий «Считал ничтожеством всякого, кто соглашался, и наглым ничтожеством — всякого, кто не соглашался» (Дневник А И. Ромма, 1939, РГАЛИ).

Варяги «А вы знаете, как звали деда Гамлета? Рюрик», сказала Н. Бра гинская, переводя Саксона Грамматика для «Гамлета» в «Литературных памятниках». См. РЮРИК.

Время В деревне, где летом живет О. С, восстанавливают церкви. Она спрашивала стариков: а когда ломали, то как по приказу, по [116] мобилизации? «Нет, сами». А почему? «Такое время было». Это напоминает апокрифический разговор: «Дедушка, а Христос был еврей?» — «Еврей, детка, еврей. Тогда все были евреями: такое время было». (Ср. в «Сумасшедшем корабле» про А Во лынского: «он еврей, но, как апостолы, русский»).

И еще напоминает мою любимую сомалийскую сказку из статьи Жолковского. Был новый год, племя послало жреца гадать в лес, навстречу выползла змея и сказала: «Будет засуха, запасайте еду». Запасли, выжили; жрец пошел с подарками благо дарить змею, но у самой норы раздумал и повернул прочь. На второй год змея сказала: «Будет война, собирайтесь с силами». Собрались, победили; жрец пошел благодарить змею, но когда она выползла из норы, то передумал и хотел ее растоптать, но змея скрылась. На третий год змея сказала: «Будет большой урожай, готовьтесь к сбору». Приготовились, собрали, жрец пошел с тройными подарка ми благодарить и просить прощения. Но змея сказала: «Прошлое — не вина, а щедрость — не заслуга. Было бесхлебье — и ты пожалел мне корма. Была война — и ты хотел меня убить. Теперь всего много — и ты несешь мне подарки. Каково время, таковы и мы».

Время «Днесь приходит время злое, время злое, остальное. После будет время злее, время злее, остальнее». Духовный стих, который любит С. Е. Никитина.

Время Записки О. Фрейденберг: будто мрамор из самолюбия недоволен, что время вырубает из него статую, а он может только сопротивляться, — и начинает рубить себя сам, да еще кричит.

Вера «Не вера стоит на сомнении, а сомнение на вере», — сказали медику, исключая его из духовной семинарии.

Вера «Нас, символистов, обвиняют в религиозной писаревщине…» — писал А. Белый (ТиД, 1912, 1, 20).

Вера Я не был близок с Ю. М. Лотманом, но однажды, когда мне было трудно жить, решил: спрошу его — может быть, он мне скажет какое-нибудь главное слово. Не удалось: поездка была короткая, а встречи многолюдные. Прощаясь, я сказал: хотелось кое о чем спросить, не получилось; может быть, в другой раз… Он посмотрел на меня и сказал: знаете, нужнее всего верить самому себе. Вот когда на фронте ты идешь со взводом из окружения, а навстречу тебе целый полк так и валит в окружение, очень трудно не повернуть и не пойти вместе со всеми. — Я уехал, и потом оказалось, что именно это мне и нужно было услышать. Л. Н. Киселева сказала: «У Ю. М. все фронтовые эпизоды начинаются: «когда мы драпали…»»

Век А. К. Толстой говорил мысли XIX века языком XX века (лучшая его проза — в письмах жене, этой героине Достоевского, [117] которую Тургенев называл гренадером в юбке), а Случевский наоборот.

«Важно не то, что важно, а то, что неважно, да важно, вот что важно» (слышано в детстве). Какая это риторическая фигура?

Вдохновение О посредственности — запись в дневнике А. И. Ромма, РГАЛИ 1495.1.80, 73 об.: Ne pouvant se croire grande, elle s'imagine les autres mesquins pour les predominer… C'est comme cela qu'un imitateur litteraire ne croit pas a l'inspiration».

Воспитание Там же: «С 6 лет меня воспитывали в мысли, что никогда из меня ничего не может выйти. И всех прочих я в грош не ставил (по существу) именно потому, что никто из прочих этого не думал». Ср. Волошин о мемуарах Боборыкина: «у Б. есть наивная убежденность в том, что из всех тех, кто были с ним знакомы, ничего порядочного выйти не может» (1989, 459).

Вечный Дневник Веселовского: «Рим никогда не дает того, чего ожидаешь, потому что дает больше: вечный город — потому ли, что долго живет, потому ли, что долго умирает».

Вот так и Заседание с отчетом общества (такого-то): такой хаос, что по здравому смыслу такая организация ни секунды существовать не может, однако существует и даже чаем поит. Значит, может существовать и дальше, но как — прогнозированию не поддается. А мы здесь почему-то занимаемся именно планированием. Вот так и весь мир — существует лишь в порядке фантастического исключения, а мы стараемся отыскать в нем правила и законы. (Ср. ИМЯ, цитата «Стихи Щипачева».)

Верлибр «А «свободный стих» — это слюна, на которую обращаешь внимание только тогда, когда она — бешеная» (Пастернак, ВП 1982, 475: вариант из «Неск. положений»).

Свободным стихам, переделанным из прозы, закончил П. Бессонов 10-й том Песен, собр. П. В. Киреевским (1874, с доп. титулом «Наш век в русских исторических песнях»). С. 490–491: «Конечно, и в помянутой, доступной нам области появляются своего рода «богатыри», и здесь веет духом или складом «эпическим», оживляющим Историческую Песню. Что, напр., может быть сходнее с народным богатырем, с его известными подвигами на лоне природы внешней на пользу исторической жизни, как не следующее объявление, довольно недавно (в 1869 г.) появлявшееся в газетах (печатаем стихами, близко напоминающими Ивана Осиповича lt;книжку о Ваньке Каинеgt; в нашем 9-м выпуске):

* Т. е. имеется даже центр эпоса, в роде Киева, Новгорода, Москвы, и является возможность местного цикла; или определяется. месторождение богатыря, как в древности Муром, Рязань, Суздаль, Ростов.

** Это напечатано крупно: вспомним, что подобным образам сосредоточивал подвиги на лесах, начиная с Муромских, Илья, рубил, выворачивал пенья, губил на сени дубах Соловья-разбойника итп.

*** Ср. древние надписи при перекрестках, адресы к богатырям или соб твенные их приписки итп). Но и здесь нельзя еще определить, старая ли это песня в повторении или это стихии для новой в будущем. В других однородных опытах еще менее определенных признаков для нашего дела».

В XVIII в. было переложено в 6-ст. ямбы прошение о вспоможении к Фридриху Великому с перечнем доходов и расходов в талерах и грошах, у нас его напечатал Курганов, и ему подражал Добролюбов. Вспоминал ли об этом Бессонов?

Воздух «Россия — страна обширная, но не великая, у нас недостаточно даже воздуха для дыхания» (Адм. Чичагов, РСт 1886, 2, 477).

Взгляд «Смотреть на вещи свежим взглядом — все равно, что питать сознание сырой пищей».

Вата «Вашей мягкостью, как ватой, вы затыкаете наносимые вами раны» — тоже Цветаева Пастернаку. [119]

«Вина личности перед обществом за свое существование — это, может быть, и вина души перед телом за то, что мешает ему жить?» Жить? «Ну, мешает ему умирать, разлагаться».

«Верность — это инстинкт самосохранения», — писала Цветаева же Ланну Верность себе — обычно это псевдоним инертности. Не будем делать из нее культа.

Возраст «Пушкин относился к Катенину со снисхождением младшего к старшему (1812 год как рубеж поколений), а к Баратынскому — нет, только с радостью» (В. См.).

Возраст у Н. уже тот, когда приходится считать раны и искаженные надежды. Потребность в сочувствии, но такое самолюбие, при котором малейшая видимость сочувствия — уже оскорбление. Похоже на знаменитую кинематографическую задачу: очная ставка, крупный план лица, и нужно, чтобы зрители увидели, что этот человек узнал другого, но чтобы поверили, что следователи этого не поняли.

Вольтер «Все методы хороши, кроме воинствующих» (М. Эпштейн, ВЛ, 1988, 12).

Впятеро А. Н. Попов должен был читать нам методику преподавания латинского языка. Он пришел и сказал: «Я должен читать вам методику, но не буду, потому что полагаю, что науки методики нет. А чтобы хорошо учить, нужно знать впятеро больше, чем говоришь, и тогда никакие методики тебе не потребуются». Чтобы хорошо учить — знать впятеро; а чтобы хорошо творить? чувствовать впятеро? Выборку из переводимого поэта можно делать, только переведя впятеро и выбрав из получившегося — потому что переводимое никогда не равно переведенному. В Худлите меня мобилизовали на переводы для антологии современной немецкой поэзии и дали список стихов Э. Майстера. (Почему именно этого исковерканного мироненавистника, я не знаю: одни говорили: «по сходству с вами», другие: «по противоположности с вами»). Я перевел впятеро, принес и уныло сказал: «Вот, отбирайте, пожалуйста». Там долго удивлялись.

Встреча

В-третьих! — начал свою первую на памяти А. Ф. Кони лекцию Ф. Буслаев. — Заболоцкий считал себя вторым поэтом XX в. после Пастернака: «Блока, во-первых, не любил, во-вторых, не признавал, в-третьих, считал поэтом XIX в.» [120]

Выпукльгй Катков не читал статей, на которые возражал: их ему пересказывали, он просил отметить такие-то выпуклые пункты и читал только их, чтобы не терять сосредоточенности (Н. Любимов, 123).

Выпуклый «Я — выпуклая фигура, как же меня не предать истории?» — говорил генерал Новоселов. (Ясин., 116).

Вчера Ю. Манин в REtSl 55 (1983): «Может возникнуть концепция передового человека, т. е. человека, позавчера питавшего те иллюзии, которые рухнули только вчера». Ср. X. Пьонтек «Я хочу такого Завтра, у которого не было бы Вчера».

«Впережаб — чтобы получился перехват, пережабинка. Барыня впережаб затягивается» (Даль).

Врио по-русски — подставное лицо. Я — временно исполняющий обязанности человека. Время кончилось, обязанности — нет.

«— Ответь мне, ты есть Bay или Bay? — Туземец ответил очень внятно: Грдлбз чквртсм жрпхкс иооооксиу! — Очень хорошо, отвечал путешественник; только этого мне и не хватало!»

РГАЛИ 2554.2.272, л. 188: С. П. Бобров, заготовки эпиграфов

Главное «Трудно написать биографию, даже свою, когда нет самого главного — смерти» (М. Козырев, в 30 лет, расстреляли его в 49).

Геометрия Катет — имя праримлянина, от которого родились Латин и Салий, а от отца похищенной им жены потекла река Анио (пс. Плут., «Паралл.» 40).

Геометрия Каждый параллелограмм жалеет не о том, что он не прямоугольник, а о том, что перекошен не в ту сторону.

Геометрически проволочный стиль Кржижановского ближе всего к Замятину, только не с бунтом, а с приятием действительности — конечно, обреченным.

Грамматика Ривароль: «NN a passe sa vie entre le supin et le gerondif». He отсюда ли мандельштамовское «Ты в каком времени хочешь жить… славный латинский герундиум — это глагол на коне», /от суфф. -nd- итд/.

Гибридизация И. Грузинов называл И. Аксенова: помесь Тредиаковского и Малларме.

Годовщина «День каждый, каждую годину Привык я думой провожать, Грядущей смерти годовщину Меж них стараясь угадать». В [121] Пушкинском словаре это значение не комментируется, — а ведь здесь предполагается обратное движение времени, счет от будущего, как в римском календаре или в числительном «девяносто». Хочется считать свои годы уже не вперед от рождения, а назад от смерти, а дата предстоящей смерти расплывчата, и это нервирует. С другого конца то же чувство вспоминал Мандельштам: «О как мы любим лицемерить И забываем без труда, То, что мы в детстве ближе к смерти, Чем в наши зрелые года». (Стихотворение это — с двумя равноправными концовками, оптимистической и пессимистической; но это уже другая тема). Честертон писал: взрослый человек живет после конца света, а подросток — перед; отчаяние — это возрастное состояние.

Годовщина Город Козельск, оказывается, ежегодно празднует свое падение перед татарами.

Гордость «Архиерейская гордость напоминала дамскую»: не гордость, а опасение неприличного плюс привычка быть предметом ухаживания (Гиляров-Плат., 11, 250).

Грех Гладстон сказал: ирландцам досталась двойная доза первородного греха. См. ГРЕХ. «Ольгу Мочалову губят грехи, а Фейгу Коган — добродетели», — говорил Вяч. Иванов (РГАЛИ, 273, 2, 21).

Где нас нет там по две милостыни дают (Пословицы, изд. Симони, 90).

Героиня «Ваша любимая героиня в романах?» — Осинка в «Трех смертях» Толстого (Ответ Фета в альбомной анкете).

Гласность — это значит, что можно говорить о том, что нужно делать (ЛГ, 1988, 1).

Гласность Муж, явно творяй правду и твердый в правилах своих, допустит всякий глагол о себе. Он ходит во дни и творит себе на пользу клевету своих злодеев. Откупы в мыслях вредны. (Радищев).

Омри Ронен предсказал Якобсону за три недели пражское восстание, тот не поверил «Это вы, венгры, сумасшедшие, а чехи рассудительны». Потом отказывался это вспоминать: по Эренбургу, о своих несбывчивых прогнозах говорил «Это была рабочая гипотеза». А неудобозабываемое объявлял диалектическими звеньями в структуре своего развития: строил свою биографию, lt;как А. Белыйgt;.

Детерминизм А ведь я усомнился в сквозном детерминизме всего сущего только на мысли: не могла же от начала мира быть запрограммирована такая тварь, как я! [122]

Детерминизм Я объяснял сыну: в жизни нет цели, а есть причины. НН ска зал: «Ну, в вашей-то жизни цель есть». А причин нет.

Детерминизм Тынянов говорил: я детерминист, я ощущаю, как меня делает история (зап. Л. Гинзбург). И: «Если бы у меня не было детства, я не понимал бы истории, если бы не было революции — я не понимал бы литературы» (В. Каверин). Ср. «время ломает меня, как монету».

Детерминизм «Все происходит не случайно, а по тем или иным причинам, обычно по иным».

Детектив Лирическая композиция у темных поэтов XX в. требует, что бы читатель реконструировал ситуацию высказывания из рассеянных, перепутанных и нарочито незаметных мелочей.

Детектор лжи Сын в детстве спрашивал: «Это значит человек лжет, а он краснеет?»

Дети Маяковский писал будто бы для пролетарских детей, но начинал (по традиции?): «Вот няня. Няня гуляет с Ваней».

Дети И. П. сказала: «По «Живаго» видно, что Пастернак не любил детей — они были для него только отяготителями женской доли, на которой он только и был сосредоточен («в браке дети теребят»)». Я вспомнил, как В. В. Смирнова была недовольна мимолетностью фразы: «Они поженились, и у них пошли дети».

Дети «Малые детки поспать не дадут, а с большими детками сам не уснешь» (Даль).

Дети М. Гершензон писал: когда дети кончают университетский курс, то и родители их кончают родительский курс. — И какой начинают?

Жене приснилось: малолетнему сыну дали пачку бумаги рисовать, он рисует, это разноцветные орнаменты, но вдруг, всмотревшись, видно: за ними мелкие фигурки, они складываются в картинки мировой истории — неолит, Фермопилы, крестовые походы, вот уже наше время, а рисунки еще не кончились, и тут приходят люди, опечатывают квартиру, вход по пропускам, посетители только на черных «Волгах» и по красным коврам, а мы живем на асфальтовом дворе в шалаше, и жена тихо бранит сына, что это все из-за него.

«Дистилинированный энтузиазм», возбуждаемый монархом в русском народе, — выражение Н. Данилевского.

Добрый «Настолько занят своими писаниями, что не хватает времени подумать плохо о других писателях; зато все считают его добрым» (С. Маковский об Алданове, НЖ 177, 247). [123]

Добро «Я ничего ему не сделал доброго, за что же он против меня?» — говорил Александр II. (Мещерский, П, 513).

Демократия «О демократии прошу не говорить: раз вопрос поставлен, то это уже демократия» (Заседание отделения АН).

Демократия Нынешние лисы говорят, что мы зелены для винограда (Вяз., ЛП, 63).

Дружба Люди могут дружить, только пока они друг другу ничего не сделали. («Никомахова этика»).

«Джон Джонсон может быть уверен хотя бы в одном: что никто лучше его не сумеет быть Джоном Джонсоном» (Честертон). Так сказать, профессионально быть самим собой. Да я-то сомневаюсь, не по ошибке ли я числюсь Джоном Джонсоном. И утомительно сдаю сам себе экзамены на самого себя.

Девиз Когда-то очень давно С. Ав. сказал мне не без иронии: «Если бы у вас был герб, вы могли бы написать в девизе: «о чем нельзя сказать, следует молчать». Я знал эту сентенцию Витгенштейна, но отдельно она казалась мне тривиальной, а в «Трактате» непонятной. Понял я ее, когда в какой-то популярной английской книжке нашел мимоходное пояснение: «…а не следует думать, что об этом можно, например, насвистать». Тут сразу все стало ясно, потому что свиста такого рода все мы наслушались-перенаслушались. Теперь я знаю даже научное название этого свиста: метаязык. Впрочем, предтечей Витгенштейна был Ривароль, сказав: «Разум слагается из истин, о которых надо говорить, и из истин, о которых надо молчать».

Дон-Жуан Ахматова твердила, что за всем Гумилевым одна непреходящая любовь к ней: чем больше бабник, тем легче к нему присочинить такую легенду. Встретились в таверне Дон Жуан Тенорьо и Дон Жуан де Маранья, один искавший женщин, другой бежавший от женщин, и оба понимают, что скоро их будут смешивать — даже полицейские.

Достойно Молитва Саади: «Дай мне то, что достойно Тебя, а не то, что достойно меня» — от рассказа о даре Александра Македонского.

Достаточно Маршак говорил: «Я достаточно известен, чтобы меня теребили, но недостаточно, чтобы меня берегли».

Дышать «Если б я так думала о людях, я бы не могла дышать» — запись М. Шкапской в дневнике после рассказа Бианки о Маршаке (РГАЛИ, 2182, 1, 155, 1939 год). [124]

Двойчатки мандельштамовские с противоположными выводами из одинаковых зачинов — их образец у Козьмы Пруткова, «Когда в толпе ты встретишь человека, Который наг (вар.: на коем фрак)». (Ближайший аналог: «Чтоб горло повязать, я не имею шарфа» — «И горло греет шелк щекочущего шарфа»). Или, если угодно, у Пушкина: «Народ безмолвствует» — «народ: Да здравствует царь Димитрий Иванович!». Сам Мандельштам мотивировал их еще в «Виллоне»: «Лирический поэт по самой природе своей двуполое существо, способное к бесчисленным расщеплениям во имя внутреннего диалога».

Друзья навырост, их не хватало в детстве моему сыну.

Сон сына: играет на лире старый Амфион, от его звуков оживают фигуры фриза на соседней церкви Крестовоздвиженъя, их нужно зарегистрировать и прописать Говорят они по-русски, хоть и с примесью церковнославянского (наслышались). Амфион заикнулся, что, собственно, это евреи и греки, но в милиции ему сказали: не будьте садистом. Записали их туркменами.

«Дело» Сухово-Кобылина. (Со слов Р.) А. И. Доватур считал, что это было самоубийство чужими руками: француженка наняла убийцу, так как умереть хотела, а убить себя боялась. Такие-де случаи бывали. (Это — сюжет романа Жюля Верна «Бедствия китайца в Китае».)

Диалог как не право, а обязанность. «Все, чем мы жили, чем тлели, для них темно и мертво, как Розеттский камень, и обязанность наша умереть так, чтобы им не потребовалось столетиями дожидаться новых Шамполионов» (Г. Блок, «Одиночество», 118).

Дискурс Рапсоды собирали свой эпический текст из готовых блоков, как В. Синявский складывал незабываемые футбольные репортажи из «обводит одного, другого, третьего», «навешивает на штрафную площадку», «надо бить!», «мяч уходит на свободный…». Я не знал, что все это такое, но слушал радио не отрываясь, и из фраз складывались картины, фантастические, но разнообразные. Когда наступил телевизор и мне показали, как выглядит футбол на поле, я не понимал решительно ничего. По Тынянову, это называется: разница между сукцессивным и симультанным восприятием. Сукцессивность, однолинейность — это и есть дискурс. Когда я приезжаю в новый город, я прежде должен прочесть строчка за строчкой все вывески, афиши и прочие малые уличные жанры и лишь потом начинаю замечать двухмерные фасады и трехмерные здания, на которых эти жанры висят. А в словосочетания «дискурс власти», «филологический дискурс», «эротический дискурс» и пр. я стал подставлять вместо «дискурс» слово «разговорщина» — и смысл оказался вполне удовлетворительный. [125]

Диссидент По анкете «Моск. новостей», 32 % опрошенных не слышало слова «диссидент». Тогда же (1991), по «Комс. правде», многие поступавшие в вузы считали, что Солженицын и Сахаров один и тот же человек. Я рассказывал сказку маленькому мальчику, на середине скуки он с отчаянием спросил: «А что такое царь?»

«Древняя советская литература» называла З. Г. Минц детские книги, о которых писала кандидатскую. И. Чернов писал о ней: «Человек, окруженный системой и преодолевший ее». Не решился сказать: «порожденный и преодолевший». Как Сократ.

Диатриба среди жанров — расшатанная, как дольник среди метров.

Долг «Платеж долгом красен» (черен?). «По чувству рабства, принимая его за чувство долга» (Ф. Степун, Из писем прап., 163).

Дорога На меня много влияли, поэтому я очень не хочу ни на кого влиять, никого не сбивать на свою дорогу, поэтому суечусь, чтоб с каждым во время разговора пройти кусочек его пути, а потом по междорожью, спотыкаясь, возвращаюсь на свой.

Душа «Чем больше я всматриваюсь в доктора, тем больше мне кажется, что его душа — это общественный магазин, принадлежащий всем классам и сословиям. Каждый берет свой любимый товар и уходит удовлетворенный. А интеллигентная докторская совесть стоит за прилавком и следит за тем, чтобы не было отказа покупателям. В один прекрасный день все товары будут разобраны. Докторская совесть, в сознании исполненного долга, радостно улыбнется, оглянется по сторонам и тут только заметит, что самого-то доктора нет в магазине, да никогда и не было» (Фельетон в «Летописи», 1916, 2, 240).

Дуплет Ахматова сказала вдове Гумилева: «Вам нечего плакать, он не был способен на настоящую любовь, а тем более к вам» (НГ: иссл. итд., 462). Так Хаусмен в предисловии (кажется) к Ювеналу писал: «Что касается такой-то немецкой диссертации о Ювенале, то могу лишь сказать, что она хуже такой-то немецкой диссертации о Манилии, и это единственная вещь, о которой можно это сказать».

Дорогая Ирина Юрьевна,

пишу Вам с трети моего пути, из пастернаковского города Венеции. Встречает меня на вокзале здешний мой приглашатель, говорит: «Рад вас видеть в золотой [126] голубятне у воды…»; «…в размокшей каменной баранке», отвечаю я. Знаете, почему каменная баранка? Поезд подходит к Венеции по длинной дамбе через лагуну (по дороге в Крым точно такая дамба лежит через Сиваш, Гнилое море). И виднеющийся берег Венеции издали надвигается выпуклым полукругом с низкими смутно-каменными строениями по ободу; а вокруг по лагуне маячат редкие камышовые островки, как крошки вокруг баранки. Вот какой реальный комментарий везу я для нашего издания.

К сожалению, этот комментарий — весь прок от Венеции. Оказалось, что доклад мой здесь отменен, и я должен пробыть два дня праздным туристом, а я этого не умею. Весь день меня водили по городу два слависта. Помните ли Вы, что у Пастернака есть второе стихотворение о Венеции: «Венецианские мосты», перевод из Ондры Лысогорского, перечитайте, оно хорошее. А потом вспомните, пожалуйста, Марбург; сузьте мысленно его переулочки до шага поперек; на перекрестках вообразите эти самые венецианские мосты, утомляюще-горбатые, а под ними «голубое дряхлое стекло», которое на самом деле зеленое и очень мутное; и считайте, что Вы побывали в Венеции. В довершение домашности через город течет москворецким зигзагом Каналь-Гранде шириной с ту Канаву, что возле Болотного сквера, а по ней ходят речные трамвайчики, только почаще и почище, чему нас. Ходят медленно-медленно, чтобы люди смотрели по сторонам на замшелые мраморные бараки. Домам в городе тесно, они сплющивают друг друга до остроугольности, а каждый дворик называется «площадь».

Чего нет в Марбурге и Москве, так это собора св. Марка, но это очень хорошо. Он страшен патологическим великолепием. Он огромен, под пятью куполами, и каждой белой завитушке фасада сидит по святому. В куполах вытянутые золотые византийские святые, а под ними барочные фрески с изломанными телами и вьющимися плащами. Посредине — православный иконостас, а на нем католичнейшие черные скульптуры двенадцати перекрученных апостолов. Центр внимания — византийская доска в 80 икон, еле видных из-под сверкающего оклада с таким золотом и каменьями, что за поглядение на них берут добавочную плату. Огромный храм так загроможден алтарниками и амвончиками, что в нем не повернуться, и тесная толпа туристов бурлит по нему, как перемешиваемая каша. Туристы это стада школьничков с цветными рюкзаками и сытые иностранцы. Я вспомнил римского св. Петра — единственное, что я там видел четыре года назад. В нем только голые мраморные стены, уходящие в неоглядную высь, и такой светлый простор, что даже туристические толпы теряются, как на площади

Предыдущий город, Болонья, почти гордится тем, что он не туристический В нем улицы — как переулки, вдоль всех по сторонам — серые аркады с портиками, радующими мои античные привычки, а между ними протискиваются рыжие автобусы. Тяжеловерхий романский собор сросся из нескольких цержвей и похож на темную коммунальную квартиру четырех святых. Над городом, как двузубая вилка, стоят две квадратные серые башни, одна прямая, другая наклонная, и на ней надпись из Данте: «Антей стоял в огненной яме, наклонясь, как болонская башня».

В главном моем городе, Пизе, наоборот, Пизанская башня только притворяется падающей: чуть заметно. А рядом с ней стоит, шокированный ее кокетством, гораздо более привлекательный собор: чинный, угловатый, но весь покрытый колонночками и арочками, как тюлем. Небо синее, трава зеленая, а собор белый. У него купол, как голубая лысина, а рядом на земле стоит другой купол, побольше и попышней, как будто собор снял шапку от жары: это баптистерий. [127] Внутри собора все только светло-серое и темно-серое, как на доцветной фотографии, и от этого ярче маленькие витражи; на одном — ярко-синий бог держит желтую солнечную систему, вероятно — птолемееву. Сам же город потертый и облезлый, и дом, где кафедра славистики, с виду — как каменный сарай. Зауглом, в ряду других, — рыжий трехэтажный домик: «это все, что осталось от башни Уголино, вот мемориальная доска, а теперь тут библиотека».

«Итальянские студенты, — говорят, — прилежные: это в них официально насаждаются угрызения совести за то, что со времен Данте Италия ничего не сделала в словесности, а только в живописи и в музыке». Мой старый корреспондент, комментатор «Облака в штанах», то ли нервный из почтительности, то ли почтительный из нервности, взял у меня на день две машинописи на свои темы и вернулся в отчаянии: потерял их, забыв в телефонной будке вместе с грудой собственных бумаг. Я в тысячный раз вспомнил незабвенные слова Аверинцева после первой его стажировки: «Миша! непременно поезжайте в Италию, там такая же безалаберщина, как у нас». Кстати, каждый собеседник непременно говорит: «Берегите деньги! здесь Лотмана обокрали, Мелетинского обокрали: это уже традиция».

Венецианский Марк был (как будто) золоченый, пизанский собор — белый, флорентийский — серый (и небо над ним серое единственный раз за две синих недели). Светло-серый, выложенный темно-серым, — говорят, весь тосканский камень такой. Он — как огромная умная голова над городом, на восьми крепких плечах во всю площадь. Купол словно расшит бисером по тюбетеечным швам, но так высок и важен, что этого не замечаешь. Баптистерий, тоже серый по серому, — как восьмигранный мраморный кристалл, а узкая белая колокольня — как четырех гранный карандаш. Все очень знаменитые и присутствуют во всех историях искусства. А на соседней площади стоит очень маленький белый микельанджеловский Давид (копия). Маленький, потому что за его спиной огромный бурый фасад ратуши, плоский и островерхий: он при ней, как привратник. А что копия, так это ничего: неподалеку стоит домик Данте, весь построенный сто лет назад. Рядом через переулочек — вход, как в лавочку, и надпись: «Это церковь, где Данте встретил Беатриче Портинари».

Вот в таких и подобных декорациях я был на двух ученых конференциях. Одна, по европейскому стиху, была в белом монастыре над Флоренцией: покатый деревянный потолок, временами над ним колокольный звон. Я понимал, о чем говорят, но не понимал, чтО говорят. (Впрочем, потом мне сказали, что часто и понимать было нечего.) Другая была в Риме, где делал доклад Успенский. Потом командир итальянских славистов принимал нас дома lt;…gt; «Здесь все начальники такие?» — «Нет, есть еще один, он — вальденец». — «??» — «Да, как в XII веке: у них свои центры по всей Италии». — «А чем он занимается?» «Издает «Тень Баркова» с комментариями».

За две недели я чувствовал себя человеком шесть дней: три лекции, две конференции и один день взаперти в гостиничном номере. Хотел разобраться в кирпичной каше родного римского форума, но уже не хватило духу. (Хозяевам сказал: «Там все постройки — императорские, а для меня это уже модерн») Зато, проезжая, видел вывески: улица Геродота, улица Ксенофана, улица Солона, улица Питтака, кафе «Трималхион». И возле куска древней Китайгородской стены стояла узким серым клином пирамида Цестия — чье-то необычное надгробие, античный конструктивизм. [128]

Дважды два четыре Я всю жизнь старался, чтобы наука твердо опиралась на дважды два, но никогда не считал «четыре» объективностью: просто видел, что насчет дважды два люди лучше всего сумели сговориться между собой (кроме человека из подполья). Но когда я сказал врачу, что так же можно было бы договориться и о том, что дважды два пять, он встревожился обо мне больше, чем когда-нибудь.

Довлеть в значении «тяготеть» уже стоит в словаре с примером из К. Федина. У А. Прокофьева (БП, с. 515) есть строчка «И ты ко мне всегда довлей»: значит, в подтексте уже не «давить», а именно «тяготеть». А «конгениальный» в остапбендеровеком значении встретилось в статье А Битова. (Ср. правильно: «А В. lt;Звенигородскийgt; всецело принял Ахматову, говоря, что она ему конге ниальна» — Д. Усов Е. Архиппову, РГАЛИ, 1458, 1, 78, 146 об.) А Льва Толстого «великим иересиархом» назвал Ю. Нагибин в предисл. к.: Н. С. Лесков, Рассказы, М., «Сов. Россия», 1976, с. 6.

Деформация речи в стихе, по ранним формалистам: кто помнит войну, тот помнит, как Левитан читал концовки сталинских приказов — с паузами не логическими, а ритмическими: «Вечная слава героям, / павшим в борьбе за свободу / и независимость нашей Родины».

Ефрем Сирин Власть грешила любоначалием, а интеллигенция празднословием (Ф. Степун, I, 307).

Евреи (Рассказывала М. Климова в Худлите.) В электричку сел пьяный парень и стал поносить евреев. Соседняя старушка спросила: «И Горбачев еврей?» — И Горбачев, и Раиса. — «И Лигачев?» — И Лигачев. — «А ты сам?» — Не еврей, но хочу в Израиль.

Еще «Ты молодая, а я — еще молодая», — говорила Пыжова Никритиной (восп. Мариенгофа, 429). Ср. у С. Крж: «Еще не уже, но уже не еще».

Если Завещание пожизненного президента Урхо Кекконена начиналось словами: «Если я умру…»

«Вы живы?» — «Приходится».

Из разговора

«Жизнь — усилие, достойное лучшего применения». — Карл Краус.

Жизнь «А пребывание наше здесь — не жизнь, не житие, а только именно пребывание —…» (Лесков, письмо 2309.1892).

Жизнь «Не могу же я относиться к этому, как к литературе, — только как к жизни, то есть бесчувственно. Или хотя бы: бессловесно». [129]

Жизнь Увайсу предложили денег, он отказался: «Не надо, у меня есть одна монета». — Надолго ли? — «Поручитесь, что я проживу дольше, и я приму ваш подарок». Суфийская притча.

Жизнь Комс. правда от 15 дек 1990: в Чите организовано общество «За выживание» в помощь бедствующей советской медицине. Можно было бы расширить смысл названия и вступать в него поголовно.

«Жить по слабости — по крепости — по оплоту — по пуге»: рассказывала С. Никитина о тувинских старообрядцах. («Мы — старообрядцы, староверы — это евреи».)

Жанр Афиша, художественное чтение: «О. Мандельштам. Раковина. монолог в трех субстанциях». Афиша, спектакль: «Ч. Айтматов. И дольше века длится день: метафора в двух частях».

Жанры Цельтис был Сумароковым от Ренессанса.

Жена «The most basic of the support systems Russian poetry has used over the years: wives» — начинается рец. Дж. Смита на издание семейной переписки Северянина. «Наслоения жен», выражение Ахматовой. «Очередное междуженье», выражение артиста Козакова. НН., будучи женат три раза, перед разводом каждую жену учил переводить для заработка; при его жизни они друг друга ненавидели, а после смерти скооперировались и монополизировали переводы такого-то французского ходового автора. «Первая вдова», «вторая вдова».

Жена Из вопросника М. Фриша: «Что побудило вас к женитьбе: …з) виды на наследство, и) надежда на чудо, к) мысль, что это чистая формальность? — Хотели бы вы быть вашей женой?» — Жена НН. — единственная женщина, которой я сочувствую больше, чем своей жене.

Женщина Дочь сказала: «Гумилев — поэт для женщин, он пишет так, как будто на него смотрит женщина». Она не знала, что Блок будто бы сказал об Ахматовой: «…как будто на вас смотрит мужчина, а нужно — как будто смотрит бог». Степун добавлял: «А Цветаева — как будто на нее смотрит Гете или Гельдерлин». Не думаю: если бы она чувствовала взгляд Гете, она бы не написала многого из того, что написала.

Журчание К. Чуковский писал: «Как хорошо, что у нас есть Борис Зайцев, и какой это был бы ужас, если бы вокруг были только Борисы Зайцевы». Наверное, это можно сказать о любом писателе. [130]

Заглавие Е. Г. Эткинд коллекционирует заглавия, изъятые из Пастернака: «По живому следу», «Глухая пора листопада», «Это было при нас» и даже «La mise a mort» («гибели всерьез»). Первый выпуск сб. «Пастернаковских чтений» велели назвать цитатой: «ну вот как о Мандельштаме — «Сохрани мою речь»». Значит — «Быть знаменитым некрасиво» или «Ты вечности заложник». (Предпочли первое: пикантнее.) Посмотрев на содержание, я предложил: «Какая смесь одежд и лиц», К. Поливанов поправил: «Сколько типов и лиц…» Ср. ВЛАСТЬ.

Заглавие Звонит Т. Б. Князевская: затевается сборник к юбилею Д. С. Лихачева, примите участие и подумайте о заглавии. С. Ав. предложил «Венок». Говорю: «хорошо», а потом соображаю, что это скорее подошло бы для покойника. Посылаю статью «Иноязычная фонетика в русском стихе». Через неделю узнаю: Л. хотел бы, чтобы название было «Русское подвижничество». Господи, думаю, и под такое-то заглавие — мои выписки из мадам Курдюковой?..

Заглавие Оказывается, молодым поэтам нельзя было называть книгу просто «Стихотворения», требовалось особое разрешение свыше: это было что-то вроде заявки на мемориальную доску.

Заглавие К. заметила, что роман «Чего же ты хочешь?» продолжает традицию не только «Кто виноват?» и «Что делать?», но и «Чей нос лучше?». Была книга «Пудреное сердце» В. Курдюмова и «Сердце пудреное» Л. Моносзона. Были сборники стихов «Третий глаз» и «Третье око».

Заглавие В. Звягинцевой в гимназии задавали сочинение на тему «А звуки все лились, и звуки все рыдали» (РГАЛИ, 1720, 1, 64).

Зайцы и лягушки басня. Оскар Уайльд собирался топиться в Сене, увидал человека у парапета. «Etes-vous aussi un desespere?» — «Non, monsieur, je suis un coiffeur». Тогда Уайльд раздумал. Ср. примеч. О. Гильдебрандт к дневнику Кузмина 1934: С. Бамдас хотел кончать с собой, она ему сказала: «Моня, купите сперва новую шляпу», он купил и передумал.

Знак (В. Калмыкова:) «Семиотически выражаясь, Ахматова стала вывеской самой себя». [131]

Звук Итальянец ругался на извозчика: «Четырнадцать!», будучи уверен, что такое созвучие может быть лишь страшнейшим ругательством (В. Соллогуб, 444).

Зекундерлитератур Когда С. А. настаивает на подлинности, — может быть, это недоверие к Sekundarliteratur? А я ею дорожу, потому что подлинный текст я вижу только своими глазами, а через Sekundar — разными. «Если мне что-то кажется — значит, это не так».

Запятая «Я — запятая, а вы угадайте, в каком тексте» (А. Боске).

Загон В Псковской губ. еще в конце XIX в. крестьяне в голодные зимы впадали в спячку, экономя силы: просыпались раз в день съесть кусок хлеба и напиться, иногда протопить печь; называлось это «лежка» (СЗ 46; так Шенгели студентом в Харькове от голода жил лежа).

Закон Профессору Вахтеру в Дерпте говорили: «Неrr Dr. Wachter, Sie sind dummer, als die russische Gesetze dieses erlauben». Он отвечал: «Неrr NN, ich kenne die russische Gesetze nicht» (Пирогов).

Зависть 17.11.1982 в передовице «Правды» было написано: «Советский народ с завидным спокойствием встретил известие о кончине…»

Заумь Слово «кварк» физики взяли из «Финигана» Джойса как заумное, но это оказалось венское жаргонное словечко от славянского «творог» (от «творить», как fromage от formare) (от В. Вс. Ив.).

Злободневность Катаев написал на книжке «Изразец» Шенгели: «Я глупостей не чтец, а пуще — изразцовых». Шенгели, узнав об этом через двадцать лет, написал в тетрадь эпиграмму на Катаева — РГАЛИ 2861. 1. 10.

Задача «Если один человек выкопает яму за сто минут, значит ли это, что сто человек выкопают эту яму за одну минуту?» Можно жить, когда работу троих нужно сделать за один месяц, но трудно — когда за один день.

Свидетелем настоящего чуда я был один раз в жизни. У Державина есть знаменитое восьмистишие: «Река времен в своем стремленьи…» Глядя на эти стихи, я однажды заметил в них акростих «РУИНА», дальше шло бессмысленное «ЧТИ». Я подумал: вероятно, Державин начал писать акростих, но он не заладился, и Державин махнул рукой. Через несколько лет об этом акростихе появилась статья М. Холле: он тоже заметил «руину» и вдобавок доказывал (не очень убедительно), что «чти» [132] значит «чести». Я подумал: вот какие бывают хозяйственные филологи: заметил то же, что и я, а сделал целую статью. Но это еще не чудо. У хороших латинистов есть развлечение: переводить стихи Пушкина (и др.) латинскими стихами. Я этого не умею, а одна моя коллега умела. Мы летели с ней на античную конференцию в Тбилиси, я был еще кандидатом, она — аспиранткой, ей хотелось показать себя с лучшей стороны; сидя в самолете, она вынула и показала мне листки с такими латинскими стихами. Среди них был перевод «Реки времен», две Алкеевы строфы. Я посмотрел на них и не поверил себе. Потом осторожно спросил: «А не можете ли вы переделать последние две строчки так, чтобы вот эта начиналась не с F, а с Т?» Она быстро заменила flumine на turbine. «Знаете ли вы, что у Державина здесь акростих?» Нет, конечно, не знала. «Тогда посмотрите ваш перевод». Начальные буквы в нем твердо складывались в слова AMOR STAT, любовь переживает руину. Случайным совпадением это быть не могло ни по какой теории вероятностей. Скрытым умыслом тоже быть не могло: тогда не пришлось бы исправлять stef на stat. «Чудо» — слово не из моего словаря, но иначе назвать это я не могу. Перевод этот был потом напечатан в одном сборнике статей по теории культуры в 1978

Иконостас Богатая рифма (с опорным согласным) во французской поэзии ценится, а в немецкой считается смешной. Я обнаружил, что когда в русской поэзии нач. XX века стала возрождаться богатая рифма, то первым ее вводителем был Вяч. Иванов, казалось бы, человек не французской, а немецкой культуры. Я сказал об этом С. Аверинцеву, он ответил: «Знаете, бывает, что в иконостасе у человека стоят одни иконы, а молится он совсем другим…» Заглавие его альманаха «Кошница Ор» — перевод заглавия «La corbeille des Heures» Анри де Ренье, которого Иванов никогда в жизни не афишировал.

Интеллектуализм Померанц сказал на конференции Г. Левинтону: «Интерпретация без онтологической основы ведет к бездуховному интеллектуализму». Теперь я знаю, кто я такой: я бездуховный интеллектуалист.

Интеллигенция (Е. Путилова): «Сидоров начал говорить: Я, как интеллигентный человек… Я сказала: Я уже знаю все, что вы скажете».

Интеллигенция Л. Толстой получил письмо за подписью «гражданка»: «Если народ будет благоденствовать, что тогда делать интеллигенции?» (Маков. I, 392). См. LARMOYANT.

Ижица

Индивидуальность Хорошим в искусстве нам кажется золотая середина (для каждого своя!) между привычным и непривычным: сплошь [133] привычное — «плохая поэзия», сплошь непривычное — «вообще не поэзия». Пародия пародирует или крайности привычного (тогда она жанрово-стилевая — лучше сказать «родовая»), или крайности непривычного (тогда она индивидуальная). Горький пародировал общесмертнический стиль, а Ф. Сологуб принял это за индивидуальную пародию, переоценивая свою неповторимость.

Интерпретация Не спешите по ту сторону слов! несказанное есть часть сказанного, а не наоборот.

Интерпретация Обычно вольные интерпретации стихов Пушкина сводят их к экзистенциальным отвлеченностям или сексуальным непристойностям. Было бы проще теми же приемами свести их, скажем, к выбранным наудачу стихам Лермонтова. Или к собственным стихам интерпретатора, потому что Пушкин, конечно, хотел писать именно так, но не мог.

Изнанка «Я всегда говорил, что у каждой изнанки есть свое лицо», — сказал мне В. Холшевников. А Ю. Т. говорил: любишь саночки возить, люби и кататься.

Игра «Современный читатель не хочет читать классиков: жизнь была тяжка, и для социально безопасного проигрывания ее эмоций была придумана литература, — теперь сама эта литература стала тяжка, и для проигрывания ее придуманы легкие суррогаты» (вариация мысли И. Аксенова, слышанная на конференции в Таллинне ок. 1982 г.). «Что такое история — скверная или мировая? Игра умных с умными в дураки» (С. Крж, «Писаная торба»).

Идея «Если голова, придумавшая идею, недостойна ее, идея отбрасывает голову» (С. Крж, там же). Так в Спарте, когда в собрании (итд; см. КТО?).

«Изгнание — не то место, где можно отучиться от высокомерия», говорит Ду Фу у Брехта.

Ich und du «Ты — это я, но я — отнюдь не ты» — строчка из пародии Суинберна на философию Теннисона («The higher Pantheism in a Nut-shell»). Если был поэт, самим богом назначенный, чтобы его переводил Бальмонт, так это Суинберн; но Бальмонт не перевел из него ни строчки и предпочитал Теннисона. Даже скандалы у них были одного стиля. Когда после смерти Суинберна разобрали его бумаги, Хаусмен сказал: что ж, мазохизм по крайней мере дешевле, чем садизм.

Имя Ю. Минералов говорил о современной поэзии: фамилий много, с именами — осечка. [134]

Иконика невидимая — в концовке «Онегина»: «Итак я жил тогда в Одессе… [Но мы забыли о повесе…]». «Повеса» — из I главы, которую там начинал писать Пушкин; для Пушкина вычеркивание этой строки было материализацией ее содержания — забвения. (Замечено В. Смириным, см. НОСТАЛЬГИЯ).

Изм Классицизм в школе (в вузе?) следовало бы изучать по Сумарокову, романтизм по Бенедиктову, реализм по Авдееву (самое большее — по Писемскому), чтобы на этом фоне большие писатели выступали сами по себе.

Искренность Красивым считается то, что редко; искренним — тоже. Пример Б. Ярхо: у скальдов канонизировалась панегирическая песня, а любовная выживала только личным талантом автора, у трубадуров — наоборот. Поэтому у скальдов нам кажется искреннее мансанг, а у трубадуров — сирвенты. А у Катулла?

Институт мировой литературы (и не только), памятные коллективные труды: «Цусимский принцип, — говорил Н. И. Балашов, скорость эскадры определяется скоростью самого медленного корабля». Ак. Тарле, когда его часть в каком-то коллективном труде редактировали и унифицировали, говорил: почему это, когда постное попадает в скоромное, то не страшно, а если скоромное в постное, то нехорошо? (Тарле, 292).

История не телеологична и не детерминированна, это бесконечная дорога в обе стороны до горизонта, русский проселок под серым небом.

История — это область, в которой никогда нельзя начать с самого начала (Я. Буркхард).

«История принадлежит поэтам, потому что из нее ничто не вытекает» (П. Сухотин. «Перчатка: записки русского кота». Альм. «Ветвь»).

История Стиховед Р. Папаян был выдвинут в депутаты Верховного совета Армении, соперниками были три директора и начальник тюрьмы, в которой Папаян сидел когда-то за армянский национализм. (Лотман, у которого он учился, воскликнул: «Вот за что я люблю историю!») На встречах с избирателями того спрашивали, какого он мнения о Папаяне; у того не хватило умения ответить «примерного поведения», и он отвечал: «Много их проходило, не упомнишь».

Изоляция В 1916 в Галиции город Чертков был закрыт, как необитаемый остров; как жили — неизвестно; а что делали — известно: штудировали каждый день старую «Киевскую мысль» и [135] учили наизусть Шиллера и Гете, старые и молодые, — своего рода спорт. (Восп. Ан-ского — Рапопорта, НЖ 86, 1967).

Интонация Бунин говорил: начал читать Мережковского об ап. Павле, заснул, а проснувшись, увидел, что читает о Наполеоне. А может быть, это были Жанна д'Арк и Дант (восп. Бахраха).

Интертекстуальность Эпиграф к ней: «Никто-никогда-ничего-не сказал в первый раз». В соответствии с сентенцией, не помню ее автора.

Интертекстуальность А чем, собственно, интертекстуальная интерпретация лучше психоаналитической или социологической? Те вычитывают в тексте эдиповы и классовые комплексы, а эта — всю мировую литературу, существовавшую до (а иногда и после) этого текста.

Интим Вен. Ерофеев был антисемит. Об этом сказали Лотману, который им восхищался. Лотман ответил: «Интимной жизнью писателей я не интересуюсь».

Информация А. Устинов рассказывал: еще до Интернета американские слависты организовали общую сеть e-mail для профессиональных справок. Сразу поступили два запроса: откуда это: «Мы все глядим в Наполеоны» и «Одна, но пламенная страсть»?

ИНТЕРВЬЮЕР говорил «А вот интересно…» и, порассуждав, сходил на нет. Я спрашивал «Как, значит, вы формулируете свой вопрос?», хватал бумагу и писал ответ письменно: вероятно, казалось, что это разговор глухого с немым. Кончив, я спросил, почему он так бессвязен? «А я работал в Независимой газете». И кого интервьюировали? «Л. Рубинштейн, Сорокин, Пригов…» «Все ясно, это люди творческие, они, наверное, как Зюганов, который, о чем ни спроси, начинает отвечать свой символ веры, — так и они на любой вопрос начинают самовыражаться. Они творческие, им есть о чем самовыразиться, а я — нет, поэтому я с большим уважением отношусь к вашим вопросам» итд. Он не возражал. («Жаль, что вы не отвечали устно: в разговоре приходят интересные вопросы». — «А мне не приходят интересные ответы».)

Кто? «Для Бахтина мысль неотделима от личности». Есть садистическая игра: предложить собеседнику несколько малоизвестных стихотворных строк и допрашивать его: хорошо или плохо? Мало кто догадается перевести ответ в «мне нравится» или «я равнодушен» — даже хорошие ценители отвечают «Вы сперва скажите, чье это…» (При мне В. Рогов перед коллегами-переводчиками с сокрушительным пафосом прочитал несколько стихотворений и требовал оценки; но даже Левик отвечал: «Скажите, чьи…» Это оказались стихи Агаты Кристи.) Об этом есть известная формула: «неважно, что, и неважно, как, а важно, кто!» Я прочитал ее в старом «Крокодиле», но [136] то же самое, оказалось, говорил художник Ренуар. Не правда ли, есть разница в авторитетности? — Так в Спарте, когда в собрании дурной человек подал хорошую мысль, ему велели сесть, а хорошему человеку — повторить эту мысль.

Кто (см. выше). «Нам нужны не великие потрясения, но великая Россия» — первым сказал не Столыпин, а член совета Мин. внутр. дел по фамилии И. Я. Гурлянд («Отеч. ист.», 1992, 5, 166).

Кукушка и петух Пастор, венчая двух непригожих молодых, напутствовал их так: Любите друг друга, дети мои, потому что если не будет в вас взаимной любви, то кой черт вас полюбит (Вяз., 8, 179).

Коловратность В Ереване над городом высился памятник, его сняли, а что поставили? Ничего. Сын сказал: надо кубик с надписью «Неведомому богу».

Китч Гурджиев — философский китч, сказал М. Мейлах. Может быть, так можно сказать про всю так называемую философскую поэзию?

«Каянья много, обращенья нет» (Даль, 203).

Кумиры современные. «Не поклонюсь твоим коммерческим богам» — было в некоторых записях «Максимилиана» задолго до перестройки.

Красота как целесообразность без цели (НМ, 1986, 7). Писатель Гайдар зашел в парикмахерскую: «А вы можете сделать меня брюнетом?» — покрасили; «а кудрявым?» — завили; «ну, а теперь, пожалуйста, наголо!» — и, расплачиваясь: «Интересно же!»

Красота Фотография Бальмонта с надписью А Н. Толстому: «Красивому — красивый» (РГАЛИ, 2182. 1. 140–141).

Красота Гумилев говорил жене: «Помолчи: когда ты молчишь, ты вдвое красивее» (НГ: иссл., мат., библ., 425).

Серия снов О. Седаковой. «Как убили Мандельштама». Мы идем по Манежной площади — очевидно, с Н. Як. Впереди, за три шага О. Э. Подойти к нему нельзя. При этом мы знаем условие, при котором его заберут, а он нет. Условие — если он остановится у ларька. Ларьков очень много: сладости, сигареты, открытки. Он все время заглядывается, а мы внушаем на расстоянии: иди, иди, иди. Но напрасно. Он остановился, и его увели. Мы выходим на Красную площадь. Там парад. Генералразводит войска. Войска исчезают, как дым, во все четыре стороны. Тогда по пустой площади очень громко он подходит к Н. Я, отдает честь и вручает «Рапорт»: «1) Удостоверяю, что Ваш муж бессмертен. 2) Он не придумал новых слов, но придумал новые вещи, 3) Поэтому не кляните меня. — Генерал». — Мы оказыва[137]емся в ложе роскошного театра. На сцене — Киев. Лежит мертвый О. Э, а над ним растрепанная женщина кричит: Ой, який ще гарний!

«Как болела Ахматова». Ахматова лежала посреди комнаты и болела. Другая Ахматова, молодая, ухаживала за ней. Обе были не настоящие и старались это скрыть, то есть не оказаться в каком-то повороте, — поэтому двигались очень странно. Появился Ю. М. Лотман, началась конференция, и было решено: «Всем плыть в будущее, кроме Н, у которого бумажное здоровье».

«Как Пастернака отправили по месту рождения». Пастернака я встретила на лестнице, он был очень взволнован: «Подумайте, меня заставили заполнить анкету. Место рождения. Ну какое же у меня может быть место рождения? Я и написал Скифо-Сарматия. А теперь всех высылают по месту рождения».

«Бродский». Бродский приехал из Америки в Одессу покататься на трамвае. Трамвай шел по воздуху над морем цвета чайной розы. Было очень приятно.

«Чехов». На переходе «Парка культуры» возле неработающих автоматов стоял Чехов и глядел на толпу таким взглядом, как будто он Христос.

«Шостакович». Шостаковичу я сдавала экзамен по древнерусской литературе. Он поставил на пюпитр натюрморт и сказал: пожалуйста. Я, притворяясь, что все остальное мне понятно, спросила: А сколькими пальцами играть? — Конечно, как при Бахе. — Откуда-то я вспомнила, что восемью, но это оказалось очень трудно, потому что я загибала не большой палец, а безымянный. Когда натюрморт кончился, оказались обыкновенные ноты Но я рано обрадовалась: эти ноты были вишни, и если ближние можно было сыграть, то дальние никак Я придума ла, наконец, и клавиатура стала круглой, так что дальние ветки оказались внизу. Но на следующей странице появилась уже гроздь — не то винограда, не то сирени, бесконечно многомерная. В отчаянье я отрываю руки от клавиш и шевелю в воздухе — и звучит неимоверная, божественная трель. Это телефонный звонок.

Катарсис И. Бабель к А. Слоним 26 дек 1927: «Мой отец лет 15 ждал настроения, чтобы пойти в театр. Он умер, так и не побывав в театре».

Канонизация При отборе в классики XIX в. в 1920-е годы чаще спрашивали «а ваши кто родители?», а в 1930-е — «чем занимались вы до 1917 года?»

Каракатица — о Горьком в «Сумасшедшем корабле»: «…не хлопотал о собственной биографии, не подчищал с осторожностью каждый жест, чтобы привести его в согласование с предыдущим, не выбрасывал скепсис перед каждым явлением, чтобы дать возможность и время своему суждению отстояться…»

«Кирилов вам нравится только потому, что он тоже заикается», — сказала Р. Я перечитал главы о нем: нет. Пьет чай, забавляет дитя мячом, благодарен пауку на стене, говорит «жаль, что родить не умею». Уверяют, будто Достоевский обличал: «Если Бога нет, то все дозволено, и можно убивать старушек»; нет, самый последовательный атеист у Достоевского утверждает своеволие, убивая себя, а не других, и не затем, чтобы другие тоже [138] стрелялись, а чтобы оценили себя, полюбили друг друга и стали счастливы. И уважает Христа, который (понятно) в Бога тоже не верит, но учит добру. Такой его Христос похож не только на горьковского Луку, но и на Великого инквизитора: после этого понятнее, почему Христос его поцеловал.

Кстати «У кого Бог в душе, тому все дозволено» — смысл надписи Б. Пастернака к дочери Л. Гудиашвили ок.1959 (восп. В. Лаврова, ОГ 140396). Вот тебе и нигилизм.

Кукольник его романс «Как сон неотступный и грозный…» («Я стражду!..»), скрестясь с некрасовским трудовым амфибрахием «Мороза Красного носа», породил «Армению» Мандельштама: «Как бык шестикрылый и грозный…»

Кутерьма — от тюркского кютерьмек, обряд при выборах хана, когда его поднимали на войлоке, как на щите. Теперь мы знаем этимологию политических событий.

Кухня Когда в МГУ приезжал Якобсон, Ахманова из тревожной осторожности представила его: «Американский профессор Р. Джекобсон». Як. начал: «Собственно, меня зовут Р. О. Я., но моя американская кухарка, точно, зовет меня м-р Джекобсон».

Культура Дочери была нужна нервная разрядка, она пошла в магазин и встала в очередь. Сказала соседке: «Крыса!» Та ей: «А еще в очках!» Пришлось ответить: «Сама культурная!» — и та смолкла.

«Культура зависти» выразился X. Смит о помехах перестройке.

Киллер Романист в «Московском листке» за каждое убийство брал сверх гонорара 50 рублей, а за кораблекрушение с тысячей жертв просил по полтиннику, но тут Пастухов его прогнал (НЖ 171, 263).

Класс Гражданская война началась и кончилась крахом классового чувства перед национальным: началась чехословаками, а кончилась Польшей.

Комментарий — для какого читателя? Давайте представим себе комментарий к Маканину, написанный для Пушкина.

Континуум по-русски — «сплошняк».

Компромат (Дн. М. Шкапской, 1939): Вал. Герасимова сказала: опять нач нут обливать друг друга заранее заготовленными помоями. М. Левидов ей: в английском языке есть 86 синонимов драки, [139] но нет помоев. — А. С. Петровский говорил, что, когда его хвалят, ему кажется, что его обливают теплыми помоями (Мин. 6, 31).

Коллективный труд — три горы родили треть мыши. (Кажется, сказал З. Паперный.) См. также ИНСТИТУТ…

Коллективный труд «Такая орфографическая ошибка, которую под силу сделать разве что вчетвером» (Дневник Гонкуров, 23 дек 1865).

Коллега «Потом я узнал, что картежные шулера тоже говорят друг другу: коллега» (восп. Милашевского).

Константинополь В августе 1914 Турция предлагала России тайный союз — но мы уже мечтали о Константинополе и даже не сообщили об этом предложении союзникам. В 1915 Греция предлагала России совместный удар на Константинополь — но мы не могли вступать в Константинополь вместе с какими-то греками.

Кирпич Постмодернизм — поэтика монтажа из обломков культурного наследия: разбираем его на кирпичи и строим новое здание. У этой практики — неожиданные предшественники: так Бахтин учил обращаться с чужим словом, так поздний Брюсов перетасовывал в стихах номенклатуру научно-популярных книг. В конце концов, и Авсоний так сочинял свой центон. Когда я учился в школе, мы с товарищем выписывали фразы для перевода из английского учебника («У Маши коричневый портфель») и пытались собрать их в захватывающую новеллу; теперь я понимаю, что это тоже было постмодернизмом.

Еще к постмодернизму: эпиграфы вместо глав в кульминации повести С. П. Боброва «Восстание мизантропов». Гл. XII, конец: …Так как еще старая фернейская обезьяна писала об этих: «главное безумие их состояло в желании проливать кровь своих братьев и опустошать плодородные равнины, чтобы царствовать над кладбищами». — Гл. XIII, эпиграф. Наши философы воткнули ему большое дерево в то место, которое д-р Свифт, конечно, назвал бы точным именем, но я не назову из уважения к дамам (Микромегас). Две строчки точек — Гл. XIV, эпиграф. Привели волка в школу, чтобы он научился читать и сказали ему: говори А, Б. Он сказал: «ягненок и козленок у меня в животе». (Хикар). Две строчки точек — Гл. XV, эпиграф. Была раскинута сеть на мусорной куче, и вот один воробей увидел эту сеть и сказал: «что ты здесь делаешь?» Сеть сказала: «я молюсь Богу». (Текст). — Две предыдущие главы хороши главным образом тем, что никак не утомят читателя, доползшего до них. Это их главное достоинство. Автор понимает это. Кроме того, они освящены авторитетами и нимало не запятнаны личными опытами автора. Шутнику остается только сказать своей даме, что это самые интересные главы в повести и что жаль, что таких глав только две, — но так как такие-то главы он и сам может сочинять в любом количестве, то и предоставим ему это приятное занятие. Мы же обращаемся к серьезным людям. Мы, правда, не осмелились сказать это ранее пятнадцатой главы… итд. [140]

Larmoyant «Наша традиционная лармуаянтность», сказал С. А. на дискуссии о роли интеллигенции в (итд).

«Лаиса имя, бывшее в распространении среди греческих гетер и ставшее нарицательным для женщин с независимым понятием о моральном кодексе» (Е. Боратынский, «Стих. и поэмы», «Совр.», 1982, с. 214, «словарь устаревших слов»).

Латынь Tertia vigilia точно переводится «собачья вахта» (Лица, 5, 266).

Любовь Боккаччо в «Филоколо» различает любовь к Богу, любовь-страсть и любовь продажную: о первой умалчивает, третью презирает, а от второй предостерегает начало ее — страх, середина — грех, а конец — досада.

Любовь «Сухая любовь», платоническая (Даль). «Любовь вперебой», заглавие раздела в «Частушках» Симакова.

Любовь «Хороший шахматист умеет играть, не глядя на доску, хороший влюбленный — любить, не глядя на женщину» (С. Кржижановский, 1991, 104).

Любовь Н. Н. остался душеприказчиком большого филолога; тот, зная цену точным фактам, позаботился оставить у себя в архиве собственноручный донжуанский список. Я не удержался и спросил: «Аннотированный?»

Любовь «Если управлять людьми как добродетельными, они будут любить ближних; если как порочными, они будут любить эти порядки» (Шан Ян, V в. до).

Любимые авторы Льва Толстого — Тютчев и Буренин, его «Стрелы» — «стихотворения прекраснейшие» (Маков., 1, 328). Любимым поэтом Льва Толстого был Беранже, любимым прозаиком Б. Пастернака был Голсуорси (В. Шаламов, Зн. 1995, 6). «Гренада» Светлова лучше всего Есенина, писала Цветаева Пастернаку.

Личность Я — ничто как личность, но я — нечто как частица среды, складывающей другие личности.

Личность — скрещение социальных отношений. Такова была купчиха Писемского, любившая мужа по закону, офицера из чувства и кучера для удовольствия.

Личность Раньше я называл себя «скрещение социальных отношений», теперь — «стечение обстоятельств». [141]

Личность Комментарий к Авсонию, конечно, весь компилятивный (см. ИМПОРТНЫЙ), но я и сам ведь весь компилятивный (к сожалению, не импортный, а очень среднерусский). Б. Ярхо писал в письме: «Люди все чаще кажутся мне книгами, и порой я становлюсь в тупик перед замыслом их сочинителя». Так что мое дело как филолога — разобраться в источниках себя.

Ломовая мышь — родная мне порода. Стать бы чеширской мышью — ломовой улыбкой без плоти.

Логика «Можно ли сомневаться в искренности крещения Мандельштама, если он в это время писал: В спокойных пригородах снег сгребают дворники лопатами?..» Говорилось на конференции «Кризис России XX в.», что заседала под путч 1991 г. Нехорошо мне ходить на совет благочестивых.

Литература факта «Первым лефовским сочинением было «Земледелие» Катона», сказал В. Смирин.

Лепетация слово в дополнениях к Словарю языка Пушкина (по черновикам). Сокровищем родного слова (Заметят важные умы) Для лепетации чужого Безумно пренебрегли мы.

Лыжи Старый Прозоровский и после Аустерлица считал Кутузова мальчиком, «а этот мальчик (прибавлял Ермолов) и сам уже ходил как на лыжах» (Вяз., 8, 170).

Сон в больнице. Голубой гроб, но вместо крышки — голубая же клеенка, приколотая кнопками; надо его выносить, но я замечаю под клеенкой шевеление, вынимаю кнопки из изголовья — из щели, змеясь, вылезает Евгений Онегин в цилиндре, отряхивается и говорит: «Надо что-то делать с Пушкиным».

Марр Набоков и Гете сходны естествоиспытательским взглядом на мир (только Н. приравнивает живое к неживому, а Г. наоборот); а Белый и А. Н. Толстой схожи выведением всего на свете из жеста. Когда критиковали марровский «язык жестов», кто-то сказал: «Да как же в труде мог родиться язык жестов, если руки были заняты?»

Мы Старый Оксман в письме Чуковскому цитирует «Нас мало, да и тех нет».

Мировоззрение «Рок — не музыка, рок — мировоззрение», сказали мне. Я вспомнил, что еще в 1972 г. была конференция о том, что верлибр — это тоже мировоззрение. А для некоторых буква ять — тоже мировоззрение. Г. Н. Поспелов говорил, что мировоззрение у него марксистско-ленинское, миросозерцание [142] чиновничье-бюрократическое, а мироощущение голодранческое (5 Тын. чт., 434).

Метафизика Карлейль, «Философия свиньи»: «Кто сотворил свинью? Не известно. Может быть, колбасник?»

Мозг не есть орган мышления, а орган выживания (говорит биолог А. Сент-Дьердь). Он устроен таким образом, чтобы заставить нас воспринимать как истину то, что является только преимуществом.

«Мир начинался страшен и велик» Мандельштаму пеняли за апологию большевика, он отвечал: ««Угольный мозг» — разве это комплимент?» Да, комплимент, потому что он — от «донецких, горючих и адских». Ср. МЕТОНИМИЯ.

Математика «Без меня народ неполный»? Нет, полнее, чем со мной: я — отрицательная величина, я в нем избыточен.

Математика В американском докомпьютерном анекдоте университетский завхоз жалуется на физиков и биологов, которым нужны приборы: «То ли дело математики — им нужны только карандаши и резинки». И мечтательно: «А философам даже резинок не нужно…» Если философия есть философствование, то да. Эйнштейн о философах: «Как будто у них в животе то, что не побывало во рту».

МАТЕМАТИКА. «Когда число слушателей меньше одного, я отменяю лекцию», — говорил А. Есенин-Вольпин. В университете нам, второсортным отделениям — античникам, восточникам, славистам — русскую литературу второй половины XIX века читал А. А. Сабуров, автор книжки о «Войне и мире». Читал он так, что от раза к разу аудитория пустела. Он, бросая взгляд с кафедры, изящно говорил: «Наш круг час от часу редеет?..» Наконец, в амфитеатре оказался только один слушатель (это был я) — отменил ли он лекцию, я не помню. Потом в блоковском «Литнаследстве» я прочитал дарственный инскрипт Блока Андрюше Сабурову, одиннадцатилетнему: он был племянником Метнеров. А мы и не знали.

Миф «Война с Телефом перед Троянской войной — это что-то вроде финской кампании», — сказал И. О.

Мысль изреченная есть ложь, но из этого еще не следует, что мысль неизреченная есть истина. «Между пифагорейцами, которые умели познавать и молчать, и Аристотелем, который умел говорить и сообщать познанное, за спиною у Платона, который с героической безнадежностью бьется вместить в слово [143] полноту молчания, стоит Сократ, который умеет умолкать — подводить словами к молчанию, передавать труд от повитухи-речи — роженице-мысли».

Минута молчания (когда все встают со стульев: «конский пиетет», выражался Розанов) в 1960–1990-е гг. в среднем длилась 20 секунд. В «Затмении» Антониони незабываемая минута молчания среди биржи длилась все-таки 30 секунд. Когда в античном секторе ИМЛИ мы поминали ушедших, то я никого не поднимал с мест, но за полнотой минуты следил по секундной стрелке. Со стороны это должно было выглядеть отвратительно, но время ощущалось не символическое, а настоящее.

Матрешки стали вырабатываться в России с начала XX в. по японскому образцу, первым взялся за это и дал им название один из учеников Поленова.

Метонимия в строке Мандельштама «Зеленой ночью папоротник черный» — простейший обмен красками создает устрашающий эффект. Его тянуло к этой гамме, ср.: «И мастер и отец чернозеленой теми».

Minorities «В Америке негры и евреи борются за место морально-привилегированного меньшинства; а когда изобрели ликвидацию глухонемоты дорогостоящим вживливанием аппаратика в череп, то союз глухонемых протестовал против попытки оторвать человечество от сокровищ культуры глухонемых». (Слышано от Т. Толстой.)

Миссия Самое знаменитое место Вергилия в VI кн.: «Другие будут лучше ваять статуи и расчислять звездные пути, твое же дело, римлянин: править народами», потому что к этому ты лучше приспособлен, чем другие. У Киплинга из этого вышло «Бремя белых» (ср. БРЕМЯ), а у Розанова: «Немцы лучше чемоданы делают, зато крыжовенного варенья, как мы, нипочем не сварят». Щедрин (в «Благонам. речах») выразился еще ближе [144] к первоисточнику: «Грек — с выдумкой, а наш — с понятием». Правда, у него «наш» — это Дерунов.

Мессианство «Весьма ненавидят разговаривать о настоящих делех, всегда говорят о предбудущих, редко о прешедших» (Кантемир, утешное критическое описание Парижа и Французов, с итал.).

Молоко Водку с молоком пил А. Разоренов (Белоусов, ЛМ, 25).

Мемуары Вечер был чудный, мягкий, теплый, душистый. Полная луна кидала свой свет блестящей полосой по морю, и поверхность воды искрилась жемчужными чешуйками. Воздух был весь насыщен запахом цветущих лимонов, роз и жасмина (Е. Матвеева. «Восп. о гр. А. К. Толстом и его жене». ИВ 1916, 1, 168).

Мороз Французов в 1812 губил не столько мороз, сколько еще раньше — жара и понос от русской пищи (Уэствуд), особенно тяжелый для конников — вспомним надпись Александра Македонского «…разбил и преследовал до сих мест, хотя страдал поносом». Русская армия в преследовании от Тарутина до Вильны сама от мороза потеряла две трети.

Музыка У Толстого реакция на музыку была физиологическая: плакал от одного пробного звука «нижнего до 32-футовой октавы» нового консерваторского органа (восп. Сабанеева, СЗ 69, 1939, Сабанеев студентом сам показывал Толстому этот орган).

Мужество Н. И. К.-Л., видевшая войну, говорила: «Мужество — это у командира, который отсылает солдат и остается погибать у пулемета. И у его солдат, которые слушаются и уходят. Но не у того, который бросается погибать на амбразуру».

Мертвым хоронить мертвецов В Вермонте на кладбище есть надпись «ум. ок. 1250 до Р. X.» — это египетская мумия, ее купил коллекционер, а она подпала под закон штата, запрещающий не хоронить покойников.

Милость Господи, помилуй, да и нешто подай (Пословицы Симони, 92).

А. Е. Парнис прислал мне неизданную поэму Вл. Маккавейского с вопросом, что общего между Иеронимом и нулем. Поэма мне понравилась, и он разрешил мне ее здесь напечатать.

Я написал Парнису письмо: «.. По «Золотой легенде», у св. Иеронима был осел, доставлявший хворост из лесу, и Иероним отпускал его пастись под присмотром своего льва — того, что рядом со святым на всех картинках. Однажды лев не уследил, как осла увели проезжие торговцы, и за это время сам некоторое время таскал хворост из лесу, но потом отбил осла у тех торговцев на обратном пути, и все пошло по-старому. Никаких других перекличек с Маккавейским нет. «Нуль» напоминает о средневековых пародийных житиях «Никто, муж всесовершеннейший» (см. «Поэзия вагантов», 581–582); если М. пишет вместо Nemo — Nullus, то ради анахронизма, хорошо понимая, что арабские цифры с нулем пришли в Европу много после Иеронима. Для собственного упражнения пересказываю поэму по строфам, как я ее понял. (1) Я — жемчужина в навозе, ценю себя и не согласен с петухом, что я «вещь пустая». (2) Не буду за это издеваться над отечеством (ле[148]жачего не бьют), тем более что и оно уже от Даля тянется к Ларуссу, на запад. (3) Я тоже хочу в Париж или хотя бы в Петербург: университетский Киев и даже Москва мне постылы. (4) И я навострился писать на парижский лад [о реальном пребывании М. в Париже, кажется, сведений нет?] — (5) но даже парижская античность далека от настоящей архипелажской, а наша северная — тем более. (6) Раньше и у нас нежно пели нежным барам (Велиар — не Шаляпин ли?), над богослужебным (или оперным?) пением веяли знамена-лабары, круглясь, как луна (первый намек на будущий нуль!); но с тех пор это стало редкостью. (7) Можно найти поэзию и в русском колорите, но не там мое сердце. [Конец затянувшемуся — как в «Домике в Коломне» или «Езерском» — вступлению]. (8) Иероним (для Запада святой, для Востока блаженный), в противоположность автору, независим и не смиренен. (9) Не ему бы, гордецу, писать о Христе, но и не поэту его судить. Бог хранил его от бесовских соблазнов, (10) и ему не приходилось даже швырять в черта чернильницей (это слишком вещественно — как Коран, перекликающийся с лунами лабаров). (11) Мы, однако, изложим один такой бесоборческий эпизод, ссылаясь на Гастона Париса [не поискать ли в его книгах ключ к М.?]. (12) Сложился он уже в средние века (тема Ойкена), когда историческая память заснула, латынь стала вульгарной, славяне попали под монголов, (13) писались иконы с Адамовой головой, а мир погрязал в грехах, оплачиваемых индульгенциями. (14) Но до этого было еще далеко; Иероним разгадывал смысл числа 666, но усилия его сводились к нулю. (15) Он отошел ко сну (помянув тех, кто недостойны развязать ремни его сандалий), как вдруг увидел Готский альманах, но без даты, т. е. изданный после конца света, когда времени не стало — оно стало нулем. На месте этого нуля был лик осла — которому, по мнению римлян, поклонялись евреи в своей святая святых. (16) Так совместились небытие, нуль и осел (Ариэль — видимо, по ошибке вместо Оберона с ткачом Основой); для простоты Иероним решил, что осел — это сатана, и все тут. (17) Осел возразил: нет, он несет Бога Слово, несет свет в тьму, превращает простых иудеев в будущих христиан, а их пастырей, книжников и фарисеев, шлет на скамью подсудимых (цепь причин и следствий названа «домино», потому что выкладывается в форме змеи, но безвредно?). (18) Так и мы несем в себе и на себе Бога, следуя в Сион; нуль, выходит, не дьявольствен, а божествен. Впрочем, двусмысленность остается. Небезразлично, наверное, что «Осел» называлась поэма Гюго, скептическая и загроможденная такими же темнымиученостями — как автопародия. А какими амплификациями М. развертывает эту цепочку мыслей и какими играет реминисценциями, об этом нужно писать особо. Простите и пр.» Импровизируя этот комментарий, я вспомнил немецкую антологию по XVII е, где составитель с порога предупреждает: «от разъяснения стихов Квирина Кульмана мы отказываемся». Это тот Кульман-пророк, которого сожгли на Москве в Немецкой слободе; от султана ушел, от Москвы не ушел. («Я Циннапоэт, я Цинна-поэт!» — «Разорвать его за его дрянные стихи! разорвать его за его дрянные стихи!»)

Нить На открытии памятника Жукову Говоров зычным 90-летним голосом говорил: «Жуков красной нитью проходит через всю войну…» А повар Смольного вспоминал по телевизору, как в блокаду Говорова и Жданова обслуживали маникюрщицы, а врачам, лечившим их штат от обжорства, разрешали брать объедки, которыми те подкармливали вымирающих. [149]

Нибудь Самая знаменитая фраза К. Леонтьева: «Ибо не ужасно и не обидно ли… что Моисей всходил на Синай, что эллины строили свои изящные акрополи, что гениальный красавец Александр в пернатом каком-нибудь шлеме переходил Граник… для того только, чтобы буржуа в безобразной и комической своей одежде благодушествовал бы на развалинах» итд. Замечательно, что это точный стиль почтмейстера из Гоголя, а Леонтьев Гоголя ненавидел. Ср. ХРИСОЭЛЕФАНТИННАЯ ТЕХНИКА

Не «Я никого не предал, не клеветал — но ведь это значок 2 степени, и только» (дн. Е. Шварца, б89). А Ахматова писала «Знаю, брата я не ненавидела и сестры не предала» с гордостью.

Не Лучшей рекламой для компьютеров по американскому конкурсу оказалось: «Они не так уж переменят вашу жизнь!»

Не «Как вы сами определили бы свою болезнь?» — спросил врач. «Душевная недостаточность», — ответил я.

Немоложавая женщина — выраж. Н. Штемпель, 48, об упоминаемой Мандельштамом воронежской Норе. «Женщина неочевидной молодости» было где-то в другом месте.

Национальность «Я по специальности русский, раз пишу на русском языке» — ответ С. Довлатова в интервью. Русские — это только коллектив специалистов по русскому языку. Если мне запретят говорить и думать по-русски, мне будет плохо. Но если не запретят, будет ли другим хорошо?

Национальность Фет на анкетный вопрос, «к какому народу хотел бы принадлежать», ответил: «Ни к которому».

Нравы и обычаи (от И. Альтман). Киев работает под флагом благожелательности, киевлянка скажет «Но ведь недостатки всюду можно найти!», а киевлянин: «Может быть, надо помочь?» Одесса хочет, чтобы все за нее работали, потому что она так уж за всех печется и за всех страдает, — этого много у Ахматовой, хоть она и рано покинула Одессу. А Днепропетровск хочет, чтобы все за него работали, просто потому, что никаких других желаний ни у кого и быть не может. Это по поводу того, что очередной кандидат в директоры института — из Днепропетровска.

Ненависть Эренбург говорил Шкапской: «Война без ненависти так же отвратительна, как сожительство без любви. Мы ненавидим немцев за то, что должны их убивать» (Дневник 1943 г.).

Ненависть «Я никогда не думала, что ненавидеть так утомительно», сказала дочь о свекрови. [150]

Ненависть «У Ю. Самарина ненависть была от недостатка любви к человеку, у Достоевского — от избытка любви к идеалу». (В. Мещерский, Восп., 11, 180).

Ненависти предмет «Аскету снится пир, от которого бы чревоугодника стошнило» («Дар», о революционно-демократической критике. Кто-то применял эту фразу к изображению светского застолья в «В круге первом»).

Не дотягивать Бродский о сталинской оде Мандельштама: для Сталина это было слишком хорошо, власть любит оды, которые до нее не дотягивают. Так Ахматова предпочитала портреты, которые не дотягивают, и Альтмана не любила. Египетской собачине у Мандельштама противопоставлен Вийон, который тоже ведь мог бы написать оду — и, пожалуй, без недотягивания. Бродский сказал: «Сумасшествие Мандельштама — игра: знаю по своему опыту у Кащенко» (откуда пошел «Горбунов и Горчаков», этот обэриутский ампир).

Наука «Смешивать любовь к науке с любовью к ее предмету» недопустимо: искусствовед «должен любить Рафаэля не более, чем врач красивую пациентку». «Ученый в жизни не должен быть тем же, что в науке: жизнь есть воля, а наука — подчинение (мысли — материалу)». В. Алексеев, «Наука о Востоке», 82, 338, 340.

«Наука не может передать диалектику, а искусство может, потому что наука пользуется останавливающими словами, а искусство — промежутками, силовыми полями между слов» (Разговор с Г. Кнабе?).

Науки по Магницкому, делились на положительные (богословские, юридические, естественные, математические) и мечтательные (все остальные).

Фундаментальная наука: во-первых, с одной стороны, это очень инерционная система. Даже совсем прекратить финансирование — она очень долго будет самоликвидироваться.

В. Булгак, вице-премьер по науке (ИТ. 22.07.97)

Нингра Это заумное звукосочетание мне по-северянински нравилось; поэтому мне не хотелось, чтобы Ленинград переименовывали обратно в Петербург. (Уверены ли мы, что св. Петр дороже нам, чем Ленин?) Ленинградцам я говорил: «До имени петербуржца надо еще дорасти…» Если мы печемся о преемственности культуры, то историю переименований нужно записывать на уличных досках. Маяковскому в фильме на сю[151]жет «Клопа» нужно было одним кадром показать, что прошло сто лет, он показал угол дома с табличкой «97-я улица — б. 19 сентября — б. Луначарская — б. Архиерейская».

Неологизм «Какое-то новое слово «бой»: раньше говорили «сражение», говорил Л. Толстой (Маков., I, 198) вопреки всякой очевидности.

Нравственность «Он считал, что не крадет и не убивает лишь потому, что ему незачем красть и убивать» («Гарпагониада»).

Не опечатка «Всем, кто попал под молох истории» — крупное заглавие в газ. «Карьера», 1991, февр., 3, с. 14. Ср. «…науку, чей качественный статус всегда западал между молохами неизбежной междисциплинарности предмета и неизбежной идеологической ангажированности» — М. Колеров в «Сегодня», 9-12.1995).

Смесь латинского с нижегородским: в пер. Ламарка 1911 названия представителей всех разрядов животных (в подлиннике по-французски, переводчик дознавался до латинского названия, а потом искал, что есть в русских словарях). Инфузории: монада, вольвокс, калита (bursaria), церкария, тонкохвостик (tricho cercus). Полипы: плюматилла, уксусничник, пробчак (alcyonium), флюстра, струночка (funiculina), энкрин. Лучистые: пузырник, огнетелка, экворея Черви: аскарида, крылохвост (flssula), ремнец. Насекомые: конопс, ктырь (asilus), жужжало, комар, алеурод, плавт (naucoris), адела, муравей, левкопсис, тощанка, немура, клепка, клитра, головопрят, медляк (blaps), скавр, коссиф, притворяшка (ptinus), ипс, рытельница, бихорх (galeoaes), кивсяк, телифон. Ракообразные: козочка, зоэя, постоялец (pinnotheres), грапс, ногозорка, каляппа. Моллюски: просверлинка, устрица, хама, дутлик, пандора, воловье-сердце (isocardia), венерино-сердце, капса, байдарка (chiton), конхолепас, скоблюша, рогатик, крылатик. Рыбы: рохля (rhinobatus), пегас, бекас, овоид, ошибень, тениоид, хахалча японская, барабанщик, лейогнат, златик-петух (gallus), омпок, аргентина, сиг, односкважножаберник, мормир итд. Я вспомнил Конселя у Жюля Верна и вспомнил, как я переводил списки рыб у Овидия и Авсония, калькируя непонятные имена с латинского в рассуждении, что в каком-нибудь диалекте и найдется рыба с таким названием.

Опечатки в «Рус. стихосложении» Б. Томашевского 1923: «Стр. 18, 48, 55, 62, 63, 64, 87, 88 напеч. Бог, следует: бог. Стр. 53, 88 напеч. Господь, следует господь» итд. Ср. примеч. к «Мистериям» Байрона 1933 г.: «Господь и пр. пишутся с большой буквы только как выступающие и невыступающие персонажи; отступления просим считать опечатками». Акад. Александров сказал: они пишут Бога с маленькой буквы, потому что боятся, вдруг с большой он начнет существовать. (Когда вернули на антирелигиозную доработку том «Средневековые литературные теории», сын, вспомнив Лескова, спросил: «Это чтобы вместо «богородица» писать «пуговица»?»). Возникают неправильные [152] понимания: «..я червь, я бог» (a god) — правильно, а «…я червь, я Бог» — кощунственно.

Орфография «Одним из требований орфографического режима является унифицированное и грамотное оформление школьной документации» (Сб. приказов и инструкций Мин. просвещения, 1983, № 9, с. ЗО).

«Образины» — замечательно перевел И. Коневской заглавие «Гротесков» Э. По.

Остряк Summum fastigium в «Энеиде», II, 458, Фет переводил «высший остряк».

Оригинальность «С замечательной оригинальностью он воспевал звучным стихом красоту природы и человеческую душу, бичуя в то же время сатирой людские пороки и общественную лживость» (ИВ 1916, 143, 319, некролог Ф. В. Черниговца-Вишневского).

Обварить То, что сделал Грозный с Василием Шибановым: технический термин для начала допроса (РСт 62, 190).

Объем В «Лит. памятники» прислали перевод «Опыта о человеке» Попа:

Я вспомнил об этом, когда в программе путча 19 авг.1991 оказалось объявлено: «Восстановить в полном объеме честь и достоинство советских граждан».

Оглавление В плане сочинения по «Труженикам моря» были пункты: «Первое щупальце», «Второе щупальце» итд. Это выглядело ничуть не хуже, чем оглавления типа: глава первая, глава вторая… (Рассказывал К. Д. Вишневский.)

Отупение Мысли, встретясь, прежде чем связаться друг с другом, постоят лоб ко лбу, как бараны.

Ohrenphilologie На большой конференции во время доклада погас свет. Все замерли: будет или не будет продолжать докладчик? в какой культуре мы живем, слуховой или зрительной? Но свет быстро зажегся, и проблема осталась проблемой.

Опыт «Не религиозный опыт, а религиозные опыты», — писал Бердяев о дневниках Поплавского с их поиском святости через необыкновенность.

Освобождение К. Эмерсон: «Освобождать настоящего Мандельштама нужно от Н. Я. М., а настоящего Бахтина — от Бахтина же: слишком [153] обычен аргумент «Он сам мне говорил», а говорил он разное — по забывчивости, по переосмыслению, а то и по мистификации».

Патент Когда задумывался биографический словарь «Русские писатели» и в словнике малых и забытых имен странно выглядели Пушкин и Толстой, то А. П. Чудаков хотел предложить вообще пропустить десять крупнейших писателей, дав на них только библиографию. Какой спор был бы за последние места в этом патентнике на великость!

Патриотизм фонетический Андре Вейль, математик, брат Симоны, оскорблялся, когда его фонетический произносили: Вайль. В. Вейдле макаронически подписывался W. Weidle — видимо, оскорбляясь, если его называли Вейдль.

Перевод М. Knight, переводя Fisches Nachtgesang Моргенштерна, пере вернул его чешуйки вверх ногами:

Прогресс Замечание Наполеона на «Записки» Цезаря, попутно: «как фантастичен Вергилий, у него Троя будто бы сгорела за одну ночь, а Москва горела неделю». (Слышано от Е. В. А.)

Прогресс это как поэт, который для должной картины под стихами похуже ставит старые даты, а под стихами получше — недавние. Маяковский и Есенин делали наоборот, демонстрируя свое вундер-начало.

Правда «Зачем вы всегда кричите, когда говорите правду?» (Ж. Ренар, Дневник).

Правда Д. Самойлов (ЛО 90, 11, 102): «Поэт, желающий участвовать в реальном общественном процессе, не может быть стопроцентно правдив, но зато обязан сознавать всю меру неправды, которую несет его поэзия».

Педагогика «Уроки истории могут стать полезны, только когда мы сами перестанем поучать историю». [154]

Поручения дамские из Смоленской губернии, выписанные в дн. М. Шкапской (РГАЛИ 2182.1.55) из РСт 1891. Увалочку полушелковую модного цвета, чулки ажурового цвета с цветочками, кружева на манер барабанных (брабантских), лорнетку — я близкоглаза. Еще купить хорошего кучеренка да тамбурную полочку. Узнать, почем животрепещущая малосольная рыба, а будете в городе, спросите, который час.

Психоз «Ощущение сделанности, смоделированности окружающего мира — признак тяжкого психического заболевания». А Божье сотворение мира?

«Психоанализ все возводит к сексуальным побуждениям, кроме самого себя». — Карл Краус.

Переписка К стиху Авсония (Посл. 26, к Павлину, 30) «Чем стыднее молчать, тем труднее нарушить молчанье» комментатор цитирует Вуатюра: «Я не писал тебе шесть месяцев — первый месяц по небрежности, остальные от стыда». «Аграфия», деликатно говорила о себе Ахматова, боявшаяся письмами скомпрометировать себя перед потомством. Ср. И. Коневской Брюсову 305.1900: «Простите мне, В. Я., продолжительную бесприветность: все последнее время чувствовал большой упадок деятельных сил в некоторых орудиях своего живоустройства, который происходил, конечно, от чрезвычайного раздражения и перенапряжения чуятельных нитей…»

Просвещение Л. Соболева вписала в глоссарий к своей поэме про Дедала слово «вепрь». Зачем, ведь все знают! Спросила одного соседа, сказал «еж», другого — «медведь». А по данным «Лит. газеты» (ноябрь 1985), из двух десятков людей с высшим образованием только один мог правильно объяснить, почему меняются времена года.

Просвещение Заболела такса, послали телеграмму о лекарствах знакомым в Венгрию: «У Кафки чума итд.» Телеграфистка вернула: «Не правильно, чума — это у Камю».

Я попробовал перевести китайское цю — с двойного подстрочника (пословный и пофразный), для передачи специфики языка не допуская личных форм глагола:

Получилось больше всего похоже на «Знакомый дом, зеленый сад и нежный — взгляд».

Перевод «Читать Мопассана в переводе — это все равно что читать «Евгения Онегина» в пересказе Скабичевского» (Тарле, 261). Я вспомнил об этом, когда поднялся крик против издания дайджестов всемирной литературы, подменяющих великие подлинники итд. Кричали те, кто читал великие подлинники, конечно же, в переводах. Бунин едва знал французский язык, Мопассана ценил именно в переводе, а при столкновениях с полицией тыкал себя в грудь и кричал: «Prix Nobel!» (В. Яновский, Поля Елис.).

Перевод «Автор гораздо меньше думает о читателях, чем переводчик». Потому что переводной текст самим фактом перевода повышенно престижен: это средство иерархизации культуры, и переводчик чувствует свою повышенную ответственность.

Перевод «Подражают, как хотят, переводят, как могут», формула Фета (Катулл, с. IX).

Припек — переводческий термин, означающий неизбежный прирост объема в переводе с любого языка на любой, даже с длиннословного русского на краткословный английский. У меня он меньше, чем у других, от привычки к стихам. Мне пришлось переводить одну биографию Плутарха взамен старого перевода — у меня получилось на четверть короче прежнего. Цицерон при таком переводе невольно превращается в Тацита. Шекспир в равнострочных переводах тоже превращается в Тацита. А Поп, который и был Тацитом, отчаянно пустеет.

Перевод «…имея кормление от толмачного дела».

Перевод Реплики на вечере переводчиков. Первая сказала: «Мы переводим с космического языка на космический, потому что Земля — это культурный пласт Вселенной, но я волнуюсь, пото му что у других уже книги, а у меня еще нет». Ее прогнали аплодисментами. Следующий пожурил, что не сумели перевести с ее языка на свой, и начал: «Культура — суррогат экзистенции, поэтому надо переводить не слова, а состояния…» [156]

Переводчик «У всех переводчиков есть и настоящие, задушевные стихи, — кроме настоящих переводчиков».

В суд меня вызывали пока один раз в жизни. Дело было так. Я перевел басни Федра и Бабрия. Бабрия раньше никто не переводил, а Федра переводил известный Иван Барков: два издания, второе в 1787. В городе Ярославле, на одном чердаке (именно так) эта книжка 1787 г. попалась местному графоману, фамилии не помню. Он рассудил, что такая старая книга могла сохраниться лишь в единственном экземпляре и что такой ценный перевод необходимо довести до советского читателя — конечно, отредактировав. У Баркова было написано: «Плешивой дал себе горазду апляуху, Хотев убить его куснувшу в темя муху» — он переделал «горазду» на «огромну оплеуху». Свою переработку он послал в Академию наук с приложением других своих сочинений: стихи, басни, теоретический трактат, поэма «Юдифь», трагедия «Враги». Никакого ответа, но через полгода в издательстве Академии выходит тот же Федр в переводе Гаспарова. Понятно: переводчик познакомился с его трудом и присвоил его плоды, иначе откуда он мог узнать о баснях Федра? Иск о плагиате, доверенность на привлечение к суду по месту жительства. Районный суд был в замоскворецком переулке, вход через подворотню, тесные коридоры углами, зимняя грязь на рассевшихся полах. Заблудившись, я попал в зал заседаний: дело о разводе, у молодого мужа оглохла жена и стала бесполезна по хозяйству, она измученно смотрела на судью и отвечала невпопад. Когда я нашел нужную дверь, меня дольше всего спрашивали, правда ли я переводил стихами прямо с латинского, не ужели знаю язык. Ярославскому истцу назначили адвоката — торопливую завитую женщину. Сели в коридоре, я положил перед ней перевод истца и свой перевод. Она сравнила две страницы, вскочила и побежала отказываться от защиты Потом истец прислал еще письмо: «Враги мои, стремясь навязать мне в соавторы некоего Гаспарова и застращав адвоката такую-то… но я не остановлюсь, еще грознее станут мои басни, еще страшнее мои трагедии». Прилагалась басня: «Соавтор и бандит». «Злодей, увидев человека, — подстерег и задержал; и, ручек у него найдя на четверть века, — как кудесник, угадал, — что перед ним Соавтор оказался. Злодей был добр и мигом рассмеялся…» итд, — конец: «но берегись вперед — и знай, с кем ты имеешь дело!» Стиховедчески интересный текст: свободное чередование ямбов и хореев. Судья — прямая и сухая женщина без возраста — с досадой в голосе сказала мне, что суд закрывает дело за недоказанностью обвинения.

Право Сыну в периодике попалась статья: «Правовые средства защиты от наводнений».

Право на существование — а то еще бывает обязанность существования, с отношением к этому как к обязанности — с отвращением.

Право на существование Ты не имеешь права на существование? Пусть так, но заслужил ли ты право на несуществование? Единственный дозволенный тебе вид самоубийства — сгореть на работе. Не можешь? То-то.

Право «После успехов Кира и Камбиса Персия могла бы воспользоваться заслуженным правом на упадок, но смена династии [157] помешала осуществиться этой закономерности…» (комментарий к историческому атласу Мак-Эвиди).

Препятствовать Начальник немцев Ламсдорф обещал передаться Лжедимитрию со всей дружиною, но пьяный забыл о сем уговоре и не препятствовал ей отличиться подвигами. Карамзин, XII, 2.

Пантагрюэль (как его лечили от несварения желудка). К юристу пришла пенсионерка с жалобой: «в меня вселилась кибернетическая машина, как вышла на пенсию — стала писать стихи; понимаю, что плохие, а не могу бросить». Читайте хороших критиков итд. Читает, приносит новые стихи, безукоризненно стилизованные под каждого классика. «Ну, читайте хороших критиков: Белинского и пр.» Читает, приносит прекрасно написанные разносные рецензии на собственные стихи. «Тогда напишите рецензии на собственных рецензентов». Написала и помогло: перестала писать. (От Н. И. Катаевой-Лыткиной.)

Подвиг По поводу доклада «Христианское видение Мандельштама» Бродский сказал: «Такой-то столпник в день отбивал тысячу поклонов — страшно не это, а то, что кто-то рядом стоял и считал».

Пробирка «Трудности современного христианства повсеместны и объективны. Как объяснить «Царю небесный» и «Отче наш» человеку немонархического столетия, выращенному в пробирке?» (Сказал Н. Котрелев на «толковище» — на конференции «Кризис России XX в.» под самый путч 1991).

Прихотливость «Чем плохи олени, так это неприхотливостью: ничего не хотят, кроме ягеля» (К. Симонов, РДВ, 2, 411).

Перестановка слагаемых Оглавление сб. «Стихи о музыке», 1982: Байрон Джордж Гордон, Бальмонт Константин, Баратынский Евгений, Белинский Яков, Беранже Пьер-Жан… Мандельштам Осип, Мартынов Леонид, Маршак Самуил, Матвеева Новелла, Мачадо Мануэль, Маяковский Владимир… Крупный шрифт, как перекличка в юнкерском училище.

Плеяда Декретное формирование плеяд началось семью седьмицами Варрона и, кажется, еще не кончилось «Поэтами тютчевской плеяды» В. Кожинова.

Платон Видимо, мой детский мир с его «разрешается быть только хо рошим» напоминал фашистское государство Платона, оттого-то я Платона и не люблю. «Нынешняя русская мода на Плато[158]на установилась не без моего участия, — говорил С. А, — мне совестно, и я хотел бы написать апологию Аристотеля».

Питать «Усталый, я лежал на кровати и питал грустные мысли» (А. Миропольский-Ланг, РО РГБ).

Подтекст Л. Охитович перевела в «Атта Тролле» парафраз из Шиллера парафразом из Брюсова «Может быть, все в жизни средство Для певуче-ярких строф», Д. С. Усов сомневался, стоит ли (ар хив ГАХН).

Подтекст Народная русская песня (М. Ожегова) «Потеряла я колечко» происходит от арии Барберины «Потеряла я булавку».

Путь (дао: «что есть дорога, то не есть путь»). «До Египта недалеко: далеко до Южного вокзала». — Карл Краус.

Путь «Нельзя тебе идти путем спасенья, пока ты сам не станешь тем путем», ранние стихи В. Меркурьевой. (От Блока: «пока не станешь сам, как стезя»).

Пресекать В нацистских инструкциях по проведению собраний говорилось: если будут попытки петь «Deutschland uber alles», то пресекать, потому что опыт показывает, что никто не помнит больше одной-двух строф.

Природа Дочь персидского посла, учившаяся в МГУ в 1947, стоя перед «Явлением Христа народу» в Третьяковке, говорила: вот у нас всегда такая погода (Расск. Е. В. Старикова).

Палиндром моностих Авсония Prima urbes inter, divum domus, aurea Roma Брюсов перевел «Рим золотой, обитель богов, меж градами [159] первый» — в точности обратный порядок слов. Как ни странно — вероятно, случайность.

Перспектива Из письма: «Не так важно, любим ли мы Пушкина и Овидия, как — заслужили ли мы, чтобы они нас любили. И тогда ясно: не только они нас не любят, но больше: Овидий недоумевал бы на Пушкина, а Пушкин смотрел бы на Блока, как на Жюля Жанена. Под взглядом в прошлое культура срастается в целое (идиллия волков и ягнят на одном хрестоматийном лугу), под взглядом из прошлого — рассыпается на срезы. Как одесская лестница: снизу — сплошные ступеньки, сверху — сплошные площадки». См. КОММЕНТАРИЙ.

Польза С. Липкин о М. Шагинян: «сумасшедшая в свою пользу». Я случайно столкнулся с нею в Гослите, ее вели по коридору, бережно поддерживая с двух сторон, оплывшую, похожую на пикового туза.

Позитивизм Я чувствую себя принадлежащим не себе, а низшим и неизвестным силам и ищу знания их. А другой чувствует себя принадлежащим не себе, а силам высшим и ищет веры им.

Последствия АКТ в письме извинялся занятостью: «Страдаю от последствий своих филологических флиртов». Я тоже плачу алименты по четырем научным темам.

Поэт Высоцкий говорил, что первым, кто назвал его поэтом, был врач-гинеколог в лекции о вреде алкоголя: «Поэт Высоцкий недаром сказал: Нальем стаканы, зальем желанья…»

Полифония Сейчас труднее всего для перевода стиль без стиля, прозрачный, бескрасочный, показывающий только свой предмет, — стиль рационалистов XVIII века, Вольтера, Свифта, Лессинга, которого так искал Пушкин. Романтическая полифония рядом с ним ужасает именно своим эгоцентризмом.

«Повесились Цветаева и Санникова» — запись в дневнике Шкапской военных лет. Санникова, жена поэта Гр. Санникова, с первых дней Чистополя была вне себя, кричала о всеобщей погибели и в каждом пролетавшем самолете видела немецкий. Цветаева была у нее прежде, чем уехать из Чистополя; Вера Вас. Смирнова до конца жизни не сомневалась, что это было предпоследним толчком к цветаевской петле. [160]

ПОСТМОДЕРНИСТСКАЯ ГЕОГРАФИЯ. Сыну снились совмещенные Греция и Америка: на дальнем Западе правил царь Пирр, от Афин до Фтии царь Петр Великий, в Коринфе на перешейке — Васко Нуньес Бальбоа, к югу — бразильские тропики, к северу — канадская тайга. Всюду греческое безводье, Ахелой пересыхает, только в Коринфе бьет Пиренский источник. Сойдясь на конгресс, два царя идут отвоевывать питьевую воду, Бальбоа уходит на юг в сказочные пелопоннесские леса, и действительно, открывает там реку Амазонок с чудовищами по берегам. Пирр шлет за ним войско, но оно засыпано где-то в этолийской пустыне, Петр шлет наемного убийцу, но убийцу съедает лернейская гидра… Кажется, у сюрреалистов в одном альманахе была похожая карта мира.

«Притоны ангелам своим» отвел Аллах на Чатырдаге, Лерм., II, 116.

Приставка «Вычеркнули из истории, а потом опять вчеркнули». «Вкус — это въученное в тебя в отличие от выученного тобой».

Петров В Петрозаводске в 1982 устраивали юбилейное заседание памяти протопопа Аввакума; для начальства было сказано: русского писателя А. Петрова.

Пересказ Пастернак пересказывал письма и речь Шмидта точь-в-точь как Некрасов — записки Волконской (впрочем, с голоса Волконского-сына, потому что по-французски не читал).

Половина НН делала антисемитский доклад о Мандельштаме. И. Ю. сказала: «Как, вы, наполовину еврейка…» — «Когда наполовину, то яснее выбираешь точку зрения»; — «Тогда поздравляю с умелым выбором». Так и я удивился, узнав, что русскофамильный автор книги о Ганнибале (антисемит не хуже Карштедта) — еврей; мне сказали: «Это в вас типичный индоевропейский предрассудок».

Пословица К сожалению, нужно сперва сесть в сани, чтобы убедиться, что они не твои.

Психоррея излияние души, термин С. Кржижановского («Автобиография трупа»).

«Паламед изобрел грамоту не только для того, чтобы писать, а и для того, чтобы соображать, о чем писать не надо». Жизнь Аполл. Тианского, IV.33. См. ДЕВИЗ.

Работа У моего шефа Ф. А. Петровского над столом была приклеена надпись: «Сущность научной работы — в борьбе с нежеланием работать. — И. П. Павлов». Туган-Барановский начинал свой курс словами: «Труд есть дело более или менее неприятное…»Ср. в записях К. Федина: «Если хочешь из легкой работы сделать трудную — откладывай ее». [161]

Работа Когда не хочется работать, можно сказать: «у меня санитарный день» или «переучет».

Развитие по формалистам: с оглядкой через голову отцов на дедов или дядей. Но у русской культуры развитие сверхускоренное, в XX в. мы пропустили несколько ступеней и запутались, хвататься ли нам за память о дедах или прадедах.

Рецепт Дубельт писал: «В распоряжении ученых есть и целительные средства и яды, поэтому они должны отпускать ученость только по рецептам правительства».

Режим Э. Юнгер на фронте спросил пленного офицера: как вы относитесь к советскому режиму? Тот ответил: «Такие вопросы с посторонними не обсуждают» (ИЛ 1990.8).

Рифмы — мужские, женские, а дактилические по-сербски называются «детскими» (сказал В. Сонькин). Женские рифмы, прикрытые согласным («правиЛ-заставиЛ»), Подшивалов предлагал называть девическими рифмами: вот куда проникала эротика задолго до Ермакова.

Рифма Д. Самойлов говорил О. Седаковой: если вам за перевод платят 1 р. 20 к. за строчку, то на рифму из этого идет 20 к. Вот такие рифмы им и выдавайте: за «-анье-енье» в самый раз.

Рифмы ради «Я была на Патмосе, уверяю вас: «Над этим островом какие выси, какой туман» — это насмешка, туман на Патмосе немыслим».

Редупликация (Лит. Киргизст. 1982.4.93 со сс. на Г. Бабаева): стихотворение С. Вургуна «Кавказ» в 1948 (при жизни!) в переводах Ю. Фектистова и А. Адалис вошло в «Избранные стихотворения» как два разных, а в 1960 оба разных вдобавок были переведены для болгарского издания.

Редакция Психолингвисты отмечают, что склонность к переработке текста — черта душевнобольных. Предлагался отрывок прозы (из С.-Экзюпери): «что можно сделать с этим текстом?» Нормальные даже не понимали вопроса, а те тотчас начинали редактировать (иногда очень тонко), пересказывать от первого лица и пр. (Слышано от С. Золяна). Собственно, это черта не только редакторов, а и писателей итд.

Риторика (Из дневника М. Шкапской в РГАЛИ). Ольга Форш ждала трамвая, пропустила четыре, прыгнула в пятый; ее снял молодой милиционер, сказавши: «Вы, гражданка, не столь мо[162]лоды, сколь неразумны». Она пошла прочь, растроганная, и лишь потом сообразила, что он попросту сказал ей старую дуру.

Революция За два дня до Февраля у Керенского собрались товарищи и согласились, что революция в России никак не возможна (Палеолог, 422).

«Революцию делают не голодные люди, а сытые, которых один день не покормили» (Авторханов, ВИ 1992, 11/12, 105).

Революция Афиша: «Кино французской и советской новой волны; весь доход от фестиваля пойдет на уличную съемку первого фильма о будущей революции».

Революция Запись Ф. Вермеля о перестрелке в Москве в декабре 1905: «как будто ковры выколачивают».

Революция «У нас не может быть революции ради идеи, а только во имя лица» (Вяз., Зап. кн., 84).

Род «Fatum опутало меня цепями», — писал еще Ал. Григорьев почти как «это есть великое проблема» в «Восковой персоне». Ф. А Петровский уверял, что в молодости видел парикмахерскую с надписями: «мужской зал», «женская зала», «детское зало».

Россия и Запад классическая формула Щедрина: у русского «перед иностранцами чувство, будто что-то украл, перед своими — будто что-то продал». У кого это чувствуется в каждой строке, так это у [163] Блока. На вокзале мне приснилась фраза: «NN, когда его секли, становился совсем западный».

«Разорвись на-двое, скажут а что не на-четверо?» (Даль). «Увидим, сказал слепой; услышим, сказал глухой; а покойник, на столе лежа, прибавил: до всего доживем».

С «Шла машина темным лесом за каким-то интересом. Интеринтер-интерес — выходи на букву эс» (Лойтер 734).

Самое «Что самое удивительное? — То, что завтра будет завтра». (Из арабского катехизиса, вроде Голубиной книги).

Сад Саади в русских переводах XVII в. назывался «Кринный дол» и «Деревной сад».

Семь Л. Вольперт рассказывала, как принимала первые экзамены и еще не знала, за какое незнание что ставить. Пришел пожилой заочник и сказал: «Семь». Она не поняла. (Десяток? бутылок?). Он сказал: «Семь детей». — «Ну, отвечайте только на один вопрос». (Я не удержался и спросил: «он сказал: три с половиной?»). Все кончилось благополучно.

Семь Уже трудно жить, семь раз отмеривая: к седьмому отмеру забываешь первый.

Связь событий «Я могу понять, как ваша связь продолжалась, но не могу — как началась», — сказал N. «А я могу — как началась, но не могу — как продолжалась», — ответила М. (Вяз.).

Разговоры эти начались сорок с лишним лет назад. Я учился на последнем курcе классического отделения, а он на первом Ко мне подошел высокий застенчивый человек и спросил моего мнения, почему имя такого-то пифагорейца отсутствует в списке Ямвлиха. Я честно сказал, что никакого мнения на этот счет не имею. Знакомство состоялось, рекомендации были предъявлены самые авторитетные — от Пифагора. Как этот первый разговор продолжался дальше, я не помню. Второй разговор, несколько дней, был проще: собеседник попросил помочь перевести ему фразу с первой страницы латинского учебника. Это была строчка из «Энеиды»: Nan ignara mali, succurrere disco. Я ее очень люблю, он оказался тоже к ней неравнодушен. Думаю, что это единственный раз я в чем-то помог Аверинцеву: потом уже помощь была от него — мне.

Когда-то мы обещали друг другу написать некрологи друг о друге. Мне бы очень не хотелось выступать в этом жанре преждевременно. Поэтому я хотел бы только пересказать кое-что из его суждений на разные темы — то, что запомнилось или записалось. Односторонний интерес к темам — целиком на моей совести. Стиль — это не стенограммы, а конспекты. Сенеке случалось мимоходом пересказывать несколько фраз Цицерона (специалисты знают эти места), — так вот, стиль этих записей [164] относится к настоящему стилю Аверинцева так, как стиль Сенеки к стилю Цицерона. Кое-что из этого вошло потом в опубликованные им работы. Но мне это запомнилось в том виде, в каком проговаривалось в беседах или докладах задолго до публикаций.

«Античная пластика? Пластика — совсем не универсальный ключ к пониманию античности, скорее уж ключ — это слово. Средневековье из античной культуры усваивало именно словесность. Это теперь античность — зримая и молчащая, потому что туристов стало больше, а знающих язык — меньше».

«Романтизм насильственно отвеял из античности ее рационалистичность, и осталась только козьмопрутковская классика: «Древний пластический грек», «Спор древних греческих философов об изящном»». (Теперь мне самому пришлось читать курс «Античность в русской поэзии конца ХIХ — нач. XX в. — и начинать его именно со «Спора философов об изящном»).

Еще об античном рационализме. «Вот разница между современностью и актуальностью: Платон современен, а Аристотель актуален. Мне так совестно тех мод, которые пошли от меня, что я хотел бы написать апологию Аристотеля».

«Пушкин стоит на переломе отношения к античности как к образцу и как к истории, отсюда — его мгновенная исключительность. Такова же и веймарская классика».

«Мы уже научились легко говорить «средневековый гуманист»; гораздо труднее научиться говорить (и представлять себе): «ренессансный аскет». Как Томас Мор».

«Риторика есть продолжение логики другими средствами». (Да: риторика — это не значит «говорить не то, что думаешь»; это значит говорить то, что думаешь ты, но на языке тех, кто тебя слушает. Будем ли мы сразу подозревать в неискренности человека, который говорит по-английски? Некоторым хочется.)

«Пока похвала человеку и поношение человека розданы двум собеседникам, это риторика; когда они совмещаются в речи Гамлета, они уже не риторика».

«Вердену была нужна риторика со свернутой шеей, но все-таки риторика».

«История духа и история форм духа — разные вещи: христианство хотело быть новым в истории духа, но нимало не рвалось быть новым в истории таких его форм, как риторика».

«Время выражается словами чем дальше, тем косвеннее: о чем лет двадцать назад возмущались словесно, сейчас возмущаются в лучшем случае пожатием плеч. — А в прошлом? — «Может быть, все Просвещение, erklahne Aufklahrung, и было попыткой высказать все словами».

«Новаторство — это традиция ломать традиции».

«В «Хулио Хуренито» одно интеллигентное семейство в революцию оплакивает культурные ценности, в том числе и такие, о которых раньше и не думали: барышня Леля — великодержавность, а гимназист Федя — промышленность и финансы. Вот так и Анна Ахматова после революции вдруг почувствовала себя хранительницей дворянской культуры и таких традиций, как светский этикет».

«А у Надежды Яковлевны точно таким же образом слагался ретроспективный миф о гимназическом образовании, при котором Мандельштам даже с фрагментами Сапфо знакомился не по переводам Вяч. Иванова, а прямо на школьной скамье».

«Мне бы хотелось написать рефутацию историософии Пастернака в «Охранной грамоте»: венецианская купеческая республика осуждается человеком 1912 г., окруженным Европой 1912 г., то есть той самой разросшейся купеческой республикой, с выводом: к счастью, искусство к этому не имело никакого отношения».

«Как Пастернак был несправедлив к Венеции и буржуазии, так В. Розанов — к журналистике: не тем, что бранил ее, а тем, что бранил ее не как журналист, а как некто высший. Каждый из нас кричит, как в «Русалке», «я не мельник, я ворон!» — поэтому ворОн летает много, а мельница не работает».

«Дорнзайф говорил: писать скучно — это особый талант, он не всякому дается». (Но когда дается, то уж в такой сверхмере!) [165]

«Как писать? Мысль не притворяется движущейся, она дает не указание пути, а образец поступи. Хорошо, когда читатель дочитывает книгу с безошибочным ощущением, что теперь он не знает больше, чем он не знал раньше».

«Когда я кончаю лекцию или статью, мне всегда хочется сказать: «А может быть, все было как раз наоборот». (Понимаю; но мало иметь такое право, нужно еще иметь обязанность сказать: «а из двух «наоборот» я описал именно этот вариант потому-то и по тому-то»)

«А когда разговариваю, то иной раз получается токование на здравом смысле: рулада и контррулада».

В. С. сказал о нем: «С. А. по-современному всеяден, а хочет быть классически монокультурен». Я присутствовал при долгой смене его предпочтений — этой погоне вверх по лестнице вкусов с тайными извинениями за прежние приязни. Его дразнил и словами Ремигия к Хлодвигу: «фьер сикамбр, сожги то, чему ты поклонялся…» Но сжигать без сожаления он так и не научился. Мне дорого почти случайно вырвавшееся у него восклицание: «Как жаль, что мы не в силах всё вместить и всё любить!»

«Аспирантов я учить методу не могу — а могу только показывать, как я делаю, и побуждать делать иначе».

«Я все чаще думаю, что, пока мы ставим мосты над реками невежества, он и меняют свое русло и новое поколение входит в мир вообще без иерархических априорностей».

«Вам на лекциях присылают записки не по теме?» — Нет, я слишком зануда. — «А мне присылают. Прислали: верите ли Вы в Бога? Я ответил однозначно, но сказал, что здесь, на кафедре, я получаю зарплату не за это».

«У нас с вами в науке не такие уж непохожие темы: мы все-таки оба говорим о вещах обозримых и показуемых».

Мне однажды предложили: «Не примете ли вы участие в круглом столе «Литературной газеты» на тему: почему у нас мало культурных людей?» Я ответил: «Нет, по трем причинам: во-первых, занят на службе, во-вторых, не умею импровизировать, а в-третьих, я не знаю, почему их мало». С. А. мне сказал: «Вообще-то надо было бы прийти и начать с вопроса: считаем ли мы, собравшиеся, себя культурными людьми? Такие обсуждения бесполезны, пока мы не научимся видеть в самих себе истинных врагов культуры».

«В нашей культуре то нехорошо, что нет места для тех, кто к ней относится не прямо, а косвенно, — для меня, например. В Англии нашлос ь бы оберегаемое культурой место чудака».

У него попросили статью для «Советской культуры». Он отказался. Посланная сказала: «Мне обещали: если Вы напишете, меня возьмут в штат». Он согласился.

«Как ваш сын?» — спросил он меня. «Один день ходил в школу и опять заболел; но это уже норма, а не исключение». — «Ведь, наверное, о нем, как и обо мне в его возрасте, больше приходится тревожиться, когда он в школе, чем когда он болен?»

У него росла дочь. «Я думаю, с детьми нужно говорить не уменьшительными, а маленькими словами. Я бы говорил ей: пес, но ей, конечно, говорят, собачка». — «Ничего, сама укоротит».

«Сперва я жалел, а потом стал радоваться, что мои друзья друг на друга непохожи и нетерпимы, и поэтому невозможен никакой статичный Averinzev-Kreis».

«Как вы живете?» — спросил он. «Я — в беличьем колесе, а Вы, как я понимаю, под прессом?» — «Да, если угодно, вы Иксион, а я Сизиф».

Мы с ним очень много лет работал и в одном институте и секторе. Привыкал он к обстановке не сразу. На одном общеинститутском собрании, сидя в дальнем ряду, мы слушали одного незапамятного докладчика. С. А. долго терпел, потом заволновался и шепотом спросил: «Неужели этот человек существует в самом деле?» Я ответил: «Это мы с вами, С., существуем как воля и представление, а в самом деле существует именно он». С. А. замолчал, но потом просительно сказал: «Можно, я покажу ему язык?» Я разрешил: «Можно». Он на мгновение высунул язык трубочкой, как нотрдамская химера, и после этого успокоился. [166]

Во время другого похожего выступления он написал мне записку латинскими буквами: «Kogo on chocet s'est'?» Я ответил греческими буквами: NABEPNOE, NAΣ Σ BAMI, NO NE В ПЕРВОYIOY OTΣHEPED.

Еще на одном собрании он тихо сказал мне: «Вот так и в византийской литературе: там когда авторы спорят между собою, то они настолько укоренены в одном и том же, что трудно понять, о чем спор. Морально-политическое единство византийской литературы. Мы лучше приспособлены к пониманию этого предмета, чем западные византинисты».

Я заведовал античным сектором в Институте мировой литературы, потом уволился, и заведовать стал С. А. Ни охоты, ни вкуса к этому занятию у нас одинаково не было. С. А. сказал: «Наш покровитель — св. Целестин: это единственный римский папа, который сложил сан, когда увидел, что был избран только для политической игры. Избрали нового, и это был Бонифаций VIII».

«Я понимаю, что мы обязаны играть, но не обязаны же выигрывать!» Кажется, это сказал я, но ему понравилось.

«М., мне кажется, что мы очень многих раздражаем тем, что не пытаемся съесть друг друга». — «И мне так кажется».

Его все-таки приняли в Союз писателей, хотя кто-то и посылал на него в приемную настойчивые доносы. На официальном языке доносы назывались «сигналами», а на неофициальном «телегами». «В прошлом веке было слов о доносчик, а теперь? Сигнальщик?» — «Тележник», — сказал я. «А я думал, что телега — этимологически — это только о том, что связано с выездами и невыездами».

При первых своих заграничных командировках он говорил: «Посылающие меня имеют вид тоски, позабавленности и сочувствия».

Возвращаясь, он со вкусом пересказывал впечатления от разницы местных культур. «Ехал я в Швейцарию, а возвращаюсь из Женевы — это совсем разные вещи». «Итальянский коллега мне сказал: напрасно думают, что монашеский устав — норма для соблюдения; он — идеал для вдохновения. Если в уставе написано, что в такой-то момент мессы все должны подпрыгнуть на два метра, а вы подпрыгнете на 75 сантиметров, то в Баварии вам сделают выговор за нарушение устава, а в Италии причтут к святым за приближение к идеалу». Однажды я усомнился, что австрийская культура существует отдельно от немецкой. «Мой любимый анекдот 1918 года, — сказал С. А. — Сидят в окопе берлинец и венец; берлинец говорит «положение серьезное, но не безнадежное»; «нет, говорит венец, — положение безнадежное, но не серьезное»». В самые последние годы нам все чаще приходится вспоминать эти реплики.

«Купол св. Петра — все другие купола на него похожи, а он на них — нет».

«Римская культура — открыта, римские развалины вродились в барочный Рим. (NB — так ли это было для дю Белле?) А греческая — самозамкнута, и Парфенон, повернутый задом к входящему на акрополь, — это все равно что Т. М., которой я совсем не нужен». (Здесь была названа наша коллега, прекрасный человек и ученый, которая, однако, и вправду ни в чем не соприкасалась с тем, что делал С. А.) «А разве это исключение, а не норма?» — спросил я.

«При ошибках в языке собеседник-француз сразу перестает тебя слушать, англичанин принимает незамечающий вид, немец педантически поправляет каждое слово, а итальянец с радостью начинает ваши ошибки перенимать».

«Не нужно думать, что за пределами отечества ты автоматически становишься пророком».

Когда у него была полоса любви к Хайдеггеру, он уговаривал меня: «Почитайте Хайдегтера!» Я отвечал, что слишком плохо знаю немецкий язык. «Н о ведь Хайдегтер пишет не по-немецки, а по-хайдегтеровски!»

«Мне кажется, для перевода одного стихотворения нужно знать всего поэта. Когда я переводил Готфрида Бенна, мне случалось переносить в одно стихотворение образы из другого стихотворения». (Его редактор рассказывал мне, как с этим потом приходилось бороться.) «По отношению к каждому стихотворению ты определяешь дистанцию [167] точности и выдерживаешь ее. И если даже есть возможность и соблазн в таких-то строчках подойти к подлиннику ближе, ты от этого удерживаешься».

«Тракль так однообразен, что перевести десять его стихотворений легче, чем одно».

«Евангелие в переводе К. — это вроде переводов Маршака, Гинзбурга и Любимова».

«Переводить плохие стихи — это как перебелять черновики. Жуковский любил брать для перевода посредственные стихи, чтобы делать из них хорошие. Насколько это лучше, чем плохие переводы хороших стихов!»

В переводах ему претили не только ремесленная безликость, но и претенциозное стилизаторство. «Сейчас переводят таким слогом, как будто русский язык уже мертвый и его нужно гальванизировать: это эксцентрика без центра, каким для нас, античников, еще были переводы Ф. А. Петровского».

«И. Анненский должен был испытывать сладострастие, заставляя отмеренные стих в стих фразы Еврипида выламываться по анжамбманам». Да, античные переводы Анненского садистичны, а Фета мазохичны; но что чувствовали, переводя, Пастернак или Маршак, не сомневавшиеся в своей конгениальности переводимым?

«Тибулл в собственных стихах и в послании Горация совершенно разный, но ни один не реальнее другого, — как одно многомерное тело в разных проекциях».

«Киркегор торгуется с Богом о своей душе, требуя расписки, что она дорого стоит. Это виноградарь девятого часа, который ропщет».

«Честертон намалевал беса, с которым бороться, а Борхес сделал из него бога».

«Бенн говорил на упрек в атеизме, разве я отрицаю Бога? я отрицаю такое свое Я, которое имеет отношение к Богу».

Ему неприятно было, что Вяч. Иванов и Фофанов были ровесниками («Они — из разных эонов!») и что Вл. Соловьев, в гроб сходя, одновременно благословил не только Вяч. Иванова, но и Бальмонта.

«Как слабы стихи Пастернака на смерть Цветаевой — к чести человеческого документа и во вред художественному!» — «Жорж Нива дал мне анкету об отношении к Пастернаку, почему в ней не было вопроса: если Вы не хотите отвечать на эту анкету, то почему?»

«Мне всегда казалось, что слово «акмеизм» применительно к Мандельштаму только мешает. Чем меньше было между поэтами сходства, тем громче они о нем кричали. Я пришел с этим к Н. Я. «Акмеистов было шестеро? но ведь Городецкий — изменник? но Нарбут и Зенкевич — разве они акмеисты? но Гумилев — почему он акмеист?» (Н. Я: «Во-первых, его расстреляли, во-вторых, Осип всегда его хвалил…») «Достаточно! А Ахматова?» (Н. Я. произносит тираду в духе ее «Второй книги».) «Так не лучше ли называть Мандельштама не акмеистом, а Мандельштамом?»»

«Игорь Северянин, беззагадочный поэт в эпоху, когда каждому полагалось быть загадочным, на этом фоне оказывался самым непонятным из всех. Как у Тютчева: «природа — сфинкс», и тем верней губит, что «никакой от века загадки нет и не было у ней»».

«Когда Волошин говорил по-французски, французы думали, что это он по-русски? У него была патологическая неспособность ко всем языкам, и прежде всего к русскому! Преосуществленье!»

«Шпет — слишком немец, чтобы писать несвязно, слишком русский, чтобы писать неэмоционально; достаточно немец, чтобы смотреть на русский материал с о стороны, достаточно русский, чтобы…» Тут разговор был случайно прерван.

«Равномерная перенапряженность и отсутствие чувства юмора вот чем тяжел Бердяев».

Разговор об А. Ф. Лосеве, сорокалетней давности. «Он — не лицо и маска, он — сложный большой агрегат, у которого дальние колеса только начинают вращаться, когда ближние уже остановились. Поэтому не нужно удивляться, если он начинает с того, что только диалектический материализм дает возможность расцвета философии, а кончает: «Не думаете же вы, будто я считаю, что бытие определяет сознание!»

«Вы неточны, когда пишете, что нигилизм Бахтина — от революции. У него нигилизм не революционный, а предреволюционный. В том же смысле, в каком Н. Я. М. пишет, будто символисты были виновниками революции». [168]

«Бахтин — не антисталинское, а самое сталинское явление: пластический смеховой мир, где все равно всему, — чем это не лысенковская природа?»

«Был человек, секретарствовавший одновременно у Лосева и Бахтина; и Лосев на упоминания о Бахтине говорил: «Как, Бахтин? разве его кто-нибудь еще читает?» — а Бахтин на упоминания о Лосеве: «Ах, Ал. Фед., конечно! как хорошо! только вот зачем он на философские тетради Ленина ссылается? мало ли какие конспекты все мы вели, разве это предмет для ссылок?..»

«Отсутствие ссылок ни о чем не говорит: Бахтин не ссылался на Бубера. Я при первой же встрече (к неудовольствию окружающих) спросил его, почему; он неохотно ответил: «Знаете, двадцатые годы…» Хотя антисионизм у нас был выдуман позже.

«Бубера забыли: для одних он слишком мистик, для других недостаточно мистик. В Иерусалиме показать мне его могилу мог только Шураки. Это такой алжирский еврей, сделавший перевод Ветхого Завета, — а для справедливости и Нового, и Корана. Это переводы для переводчиков, читать их невозможно, но у меня при работе они всегда под локтем. Так забудут и Соловьева: для одних слишком левый, для других слишком правый».

«На своих предшественников я смотрю снизу вверх и поэтому вынужден быть резким, так как не могу быть снисходительным».

Одному автору он сказал, что феодализм в его изображении слишком схематичен, тот обиделся. «Можно ли настолько отождествлять себя с собственными писаниями?!»

«Вы заметили у Н. фразу: «символисты впадали в мистику, и притом католическую»? Как лаконично защищает он сразу и чистоту атеизма, и чистоту православия!»

«В какое время мы живем: В., мистик, не выходящий из озарения, выступает паладином точнейшего структурализма, а наш П. продолжателем Киреевского!»

«В обществе нарастает нелюбовь к двум вещам: к логике и к ближнему своему».

«Была официальная антропофагия с вескими ярлыками, и был интеллигентский снобизм; синтезировалась же инвективная поэтика самоподразумевающихся необъявленных преступлений. Происходит спиритуализация орудий взаимоистребления».

«Нынешние религиозные неофиты — самые зрелые плоды сталинизма. Остерегайтесь насаждать религию силой: нигилисты вырастали из поповичей».

«Необходимость борьбы против нашей национальной провинциальности и хронологической провинциальности».

Он сдал в журнал статью под заглавием «Риторика как средство обобщения», ему сказали: «В год съезда такое название давать нельзя». Статью напечатали под заглавием «Большая судьба маленького жанра».

«История недавнего — военного и околовоенного — времени: 80 % общества не желает ее помнить, 20 % сделали память и напоминание о ней своей профессией. А вот о татарах или об Иване Грозном помнили все поголовно и без напоминания».

«Сталинский режим был амбивалентен и поэтому живучее гитлеровского: Сталин мог объявить себя отцом евреев или антимарровцем, а Гитлер — только за А говорить Б. («Кто здесь еврей, решаю я» — это приписывается Герингу, но сказано было в начале века венским К. Люгером, заигрывавшим одновременно с антисемитами и евреями)».

«Становление и конец тоталитаризма одинаково бьют по профессионализму и поощряют дилетантизм: всем приходится делать то, чему не учились».

«Современной контркультуре кажется, что 60-е годы были временем молодых, а нам, современникам, казалось, что это было время оттаявших пятидесятилетних».

Он обиделся, когда его назвали «человеком 70-х годов». Я удивился: а разве были такие годы?

Его выбрали народным депутатом. «Я вспоминал строчку Лукана:

чувствуя себя Катоном тринадцать дней, когда на съезде ни разу не проголосовал с большинством».

«На межрегиональной группе депутатов я однажды сказал: мы здесь не единомышленники, а товарищи по несчастью, поэтому…» [169]

«А. Д. Сахаров составил свой проект конституции, первым пунктом там значилось: «Каждый человек имеет право на жизнь, свободу и счастье». В предпоследнем разговоре я сказал ему: «Права на счастье государство гарантировать не может» Но ведь это, кажется, есть в американской конституции? «Нет, в американской декларации» (И то не «счастье», а «стремление к счастью законными способами»). Текст изменили. В самом деле, гарантировать можно разве только честь и достоинство, да и то бывает очень трудно: например, александрийские евреи очень боролись за то, чтобы их секли так-то и так-то, — не оттого, что менее болезненно, а оттого, что менее унизительно».

«Пушкин был слишком эгоцентрист, когда написал Чаадаеву, что не хотел бы себе отечества с иной судьбой. Себе — может быть, а отечеству он мог бы пожелать судьбу и получше».

И вместо заключения: «Нам с вами, М., уже поздно писать воспоминания…»

Я прошу у читателей прощения за все неточности внутри кавычек и за схолии скобках и без скобок.

Связь времен От Авраама прошло около 100 поколений: «Жизнь коротка, но довольно и ста моих жизней, Чтобы заполнить глотающий кости провал…» Маленького Р. Грейвса гладил по головке Суинберн, а Суинберна благословлял Лэндор, а Лэндора доктор Джонсон. Германа Лопатина воспитывала нянька, которой в детстве Пугачев подарил пятак. А Витженс начал книгу о Вяземском словами: «Вяземский родился в последние годы жизни Екатерины II, а умер в первые годы жизни В. И. Ленина». На конференции к 125-летию рождения Вяч. Иванова Дм. Вячеславич начал: «А когда мы уезжали из Баку, было 125-летие рождения Пушкина». «Счет времен по рукопожатиям», говорил, кажется, Эйдельман. Впрочем, Берестов сказал: я знал Маршака, а молодого Маршака Стасов водил к сыну Пушкина, а тот, глядя на город, говорил: «Да, прекрасно писал Лермонтов: Брожу ли я вдоль улиц шумных…» (НЛО 20, 431).

Свобода воли Французский матрос сказал И. А. Лихачеву у вас очень хорошо, только нет кафе, и правительство ваше не предоставляет выбора между пороком и добродетелью. (Слышано от Е. Р.)

Свобода «За свободу не нужно бороться, свободе нужно учить».

Свобода Неприятная свобода — это осознанная необходимость, а приятная — неосознанная необходимость? Или наоборот? Осознанная необходимость — это и есть приятие ответственности (осознанность) за независящие от тебя твои и чужие по ступки (необходимость).

Свобода по словарю Бирса:

Система мер На одной из тимофеевских конференций по стиховедению предлагалось оценивать стихотворения по средним данным опросов читателей и измерять кернами, по «Я помню чудное мгновенье». У туристов считается, что красота Кавказа — 10 селигеров, Урал — 15, тувинский Бий-Хем — 40 селигеров.

«С Ганга с Гоанго, под гонг, под тимпаны…» — не только это и не только Брюсова стихотворения точнее всего определяются как сублимированная скороговорка.

Социологический метод (С Л. Фризманом). «В 20-е годы литературоведы спрашивали классиков: а ваши кто родители? В 30-е они стали спрашивать: чем вы занимались до 17-го года? Состоял в тайном обществе — хорошо. Некоторые оставлялись на подозрении». Американский сборник статей о социологии русской литературы начинался: «Неправильно думают, будто советская идеология задушила формальный метод: опыт показывает, что он воскрес. Кого она задушила насмерть, так это социологический метод».

Страсть «Химена в Сиде игрой страстей похожа на шашку, которая переходит с белого места на черное» (Вяз., ЛП, 204).

Сделай сам В Киеве в 1920-х гг. рано умерший писатель разрабатывал технику романа, в котором читатель сам бы мог на любом повороте выбирать продолжение по своему вкусу. Та же идея была уЛема в «Идеальном вакууме», а теперь так делают компьютерные игры. Если брать не сюжет, а мысль, многомерно разветвляющуюся в разных направлениях, то к передаче этого стремился Розанов, делая под страницами примечания и примечания к примечаниям. А к «Листьям» он мог бы добавить нумерацию отрывков и указания на возможные последовательности дальнейшего чтения, как у Кортасара. Могли бы получиться очень связные и вполне взаимоисключающие варианты мысли.

Стих Я чувствую себя слогом силлабического стиха, к которому силлабо-тонические читатели предъявляют каждый свое метрическое ожидание.

Стихосложение «Рождество является экзистенциально-метрическим знаком поэтики Бродского» — будто бы сказал В. Кривулин на конференции о Бродском (слышано от И. Кукулина).

Семиотика Лотмановское представление «культура есть машина, рассчитанная на сохранение старых смыслов, но из-за своей плодотворной разлаженности порождающая новые смыслы» лучше всего иллюстрируется у Рабле диспутом между Панургом и Таумастом.

Семиотика Гиперсемантизация, атмосфера искания знамений, Блок с матерью, видящие тайный смысл каждой улитки на дорожке, метерлинковская пустая многозначительность: не рискует ли в это впасть семиотика? Моя мать говорила мне: «Жаль, что ты не успел познакомиться с Локсом: он еще умел замереть с ложкой супа в руке и сказать: сейчас что-то случается».

Семиотика «Знак, который сам прочесть себя не может, хотя иногда сознает, что он знак» — так Волошин определял демонов (Волош. чт., 1991, 65–66).

Семантика Русское «чиновник» немцы переводят Tschinownik, а немецкое Beamte мы переводим «должностное лицо» — во избежание семантических обертонов, — заметил Ф. Ф. Зелинский, «Из жизни идей», II, изд. 2.

Сергей И. И. Давыдов, профессор Московского университета, клялся С. Г. Строганову, С. С. Уварову, С. М. Голицыну и С. Гагарину, что в честь его-то и назвал сына Сергеем (РСт 51, 390).

Слезы Платок, который Николай I будто бы дал Бенкендорфу, хранился под стеклянным колпаком в архиве III Отделения (РСт 51, 495). [172]

Слезы Россини плакал три раза в жизни: когда освистали его первую оперу, когда, катаясь на лодке, уронил в озеро индюшку с трюфелями и когда слушал Паганини.

Секс Эта загадочная картинка, где в линиях знакомого ада нужно высмотреть неизвестные линии рая.

Серебряный век II век н. э. получил золотую отметку по политике и серебряную по словесности.

Сознание Была знаменитая фраза, приписывавшаяся Сабанееву (?): Берлиоз был убежденнейшим предшественником Вагнера. С. Ав. вспомнил статью Лосева, где сказано, что Аристотель не сознавал, как сознательно он завершал античную классику.

Слишком (В. Калмыкова:) С. Кржижановский был не замечен репрессиями, как Гулливер среди лилипутов: слишком выделяющееся не бросается в глаза.

Сонник В ВДИ отложили публикацию сонника Артемидора — до идеологического пленума. Сын спросил: а что у него значит видеть во сне идеологический пленум?

Самомнение «Ахматова говорит, что Срезневская ей передавала такие слова Гумилева про нее: «Она все-таки не разбила мне жизнь». А. А. сомневается в том, что Срезневская это не фантазирует (В. Лукн., 205).

Слово Для Асеева ручательство за точность слова — его соответствие первоначальному внутреннему образу (или это Хлебников?), для Пастернака — сиюминутному подворачивающемуся на язык узусу (культ первого попавшегося слова, «и счеты сведу с ним сейчас же и тут же»), для Цветаевой — предопределенной слаженности с контекстом, на которую рассчитан его звук и смысл.

СССР — не тюрьма народов, это коммунальная квартира народов.

Старое и новое «В фольклоре «новый» значит «хороший» «нова горенка», например» (напоминает С. Никитина).

Старость «Человек привыкает жить, помня о том, каким он кажется окружающим, и теряется, когда эти окружающие вымирают». «Старость начинается с того момента, когда человек понял, что есть не одно Я в мире, а много» (зап. О. Фрелиха, РГАЛИ 2760, 1.5). Не то чувствуешь, что ты стареешь, а то, что мир вокруг молодеет.

«Смерть не более чужда, чем начальство» (те же зап. О. Фрелиха в РГАЛИ). [173]

Смерть Sch. Ар. Rhod. IV, 58. Гесиод говорит, что Эндимион, сын Аэтлия, сына Зевса и Калики, получил от Зевса дар быть управителем собственной смерти и умереть по своему желанию.

Смерть В 9-м томе КЛЭ исчезли справки «репрессирован — реаби литирован», но о Франк-Каменецком (ум. 21.04.1937) оговорено: умер от несчастного случая.

Смерть «В то время люди еще знали наперед день своей смерти и зря не работали. Христос тогда это отменил» (легенда Короленко в дневнике К. Чуковского, 42).

Смерть Расплывающийся, как в ненаведенном бинокле, образ смерти, по которой я собою стреляю, — недолет, перелет, — и стараюсь угадать нужный срок См. ГОДОВЩИНА.

Смерть «Все-таки я счастливый: Я ведь дожил до собственной смерти» («Баллады Кукутиса»).

Смерть Тянешь лямку, пока не выроют ямку (запись М. Шкапской).

Способности и потребности У кого больше способностей, кормят тех, у кого больше потребностей, и первые досадуют, а вторые завидуют.

Когда-то коллега попросила меня объяснить ее дочери-школьнице разницу между капитализмом и социализмом — не так глупо, как в школе, но и не так, чтобы за это понимание сразу забрали в участок. Я сказал: в основе каждого социального явления лежит биологическое. В основе капитализма — инстинкт алчности: идет борьба, победители получают лучшие куски, а побежденным платят пособие по безработице. А в основе социализма — инстинкт лености: все уравнительно бездельничают, а пособие по безработице условно называют заработной платой. Лишь потом я прочитал в письмах Шенгели: «Социализм — это общественная энтропия» итд. (см выше). Кто тоскует о социализме, тем я напоминаю: теперешний лозунг — «каждому по его труду», разве он не социалистический?

Словообразование «Я вообще люблю людей энергитийных», сказал Вик. Ерофеев в интервью «Моск. комс.» в февр. 1991.

Специализация С. в Венеции познакомилась с проституткой, специализированной на обслуживании приезжающих русских православных иерархов.

Суффикс Гумилев с товарищами потешались над стихами про Белавенца, «умеревшего от яйца». А теперь Л. Зорин пишет «По ночному замеревшему Арбату…» (НГ ок 2.12.91), а Т. Толстая (в альм. «Московский круг») — «замеревшие» и «простеревшие ветви».

«Статистика типа раз-два-много». [174]

Статистика В 1979 через вытрезвители проходило 17 млн., по 46 тыс. в день, 1 % всего городского населения в месяц.

Статистика С каждым собеседником нужно говорить фразами оптимальной для него длины, как в стилистической статистике; а я не сразу улавливаю нужную. Следует —

Строить переборки в себе так, чтобы мысли для одного не смешивались с мыслями для другого.

Спички Разговор: «А какие у него стихи?» — «Ну, какие… Четвероногие. Строфы как спичечные коробочки».

Секрет Джолитти советовал: каждый секрет сообщайте только одному человеку — тогда вы будете знать, кто вас предал. Это сюжет «Ваты» Б. Житкова.

Сюрприз С. Трубецкой говорил: предъявлять нравственные требования можно только к своим детям (см. ДЕТИ), а когда встречаешь порядочность в других, это приятный сюрприз, и только (Восп. Ю. Дубницкой).

Счастье Берлиоз говорил: у Мейербера не только было счастье иметь талант, но и талант иметь счастье (Стасов 3, 453).

Совет «Спрашивай ближнего только о том, что сам знаешь лучше: тогда его совет поможет». — Карл Краус.

Стиль (Дома из прессованного камыша:) «Они ничем не отличались от обыкновенных каменных домов, за исключением неверия в их прочность людей, обитавших в них». Это Паустовский! V.519, «Повесть о жизни».

Стиль «Это постоянное времяпровождение их вместе вскоре явилось причиной тяжелых переживаний для меня, о которых я скажу впоследствии» (Б. И. Збарский о Б. Пастернаке и Фанни, «Театр», 1988, 1, 190). Ср. название главы (Х, 21) в «Восп.» А. Цветаевой: «Встреча нами в двух маминых старинных шубах Сережи Эфрона на Николаевском вокзале».

Талант Флоренский в письме 24.03.1935 о Белом: «При всей своей гениальности отнюдь не был талантлив: не хватало способности адекватно оформить свои интуиции и не хватало смелости дать их в сыром виде».

Текстология Как быть с Пастернаком, Заболоцким и другими переделывателями своих ранних стихов? Я вспомнил, как в ИМЛИ предлага[175]ли академическое издание «Цемента» Гладкова со всеми вариантами; директор И. Анисимов сказал: «Не надо — слишком самоубийственно». Пастернака с Бенедиктовым впервые сравнил Е. Г. Эткинд (а до него Набоков?) — что Бенедиктов тоже и так же перелицовывал свои ранние стихи, тогда не вспомнилось.

Текстология — психологическая подкладка. В. Иванов писал В. Меркурьевой из Баку: «…после болезни теперь смогу взяться за университетlt;скоеgt; преподавlt;аниеgt; «. Публикатор печатает «за университетских преподавателей». Сразу видно, что публикатор завкафедрой (в ** пединституте).

Тавтологическая рифма в кульминации «Tristia» Мандельштама: «И на заре какой-то новой жизни, Когда в сенях лениво вол жует, Зачем петух, глашатай новой жизни, На городской стене крылами бьет?» «Новая жизнь» напомнила о Данте, а Данте напомнил о том, что в «Комедии» имя Христа рифмуется только с самим собой. Самое любопытное, что итальянского языка Мандельштам в это время не знал и о рифмах Данте мог только слышать в лекциях по романистике.

Тост после тыняновской конференции: чтобы филологи понимали историю, а историки филологию. В. Э. Вацуро сказал: «А о том, чтобы филологи понимали филологию, а историки историю, уж не приходится и мечтать».

Тезаурус по сходству составил Роже, а если составить тезаурус по смежности, он будет похож на пособие к «Риторике» Ломоносова с инвенцией по первичным, вторичным и третичным идеям.

Тезаурус В частотном тезаурусе «Онегина» самым трудным словом для классификации оказалось «зюзя» («как зюзя пьяный»). С колебанием записано в рубрику «человек телесный».

Taedium Леонтьев писал Губастову: война не скучна, но опасна, работа не опасна, но скучна, а брак для женщины опасен, а для мужчины скучен.

Так Громеко спрашивал Толстого, так ли он понимает «Анну Каренину»; тот отвечал: «Разумеется, так, но не все обязаны понимать так, как вы».

Тело О. Ронен и А. Осповат разговаривали о необходимости рекламных заглавий в лингвистике: «Члены и части», «Members and parts»; «Gender of Grammaticality» — члены предложения и части речи, синтаксис-мужчина и морфология-женщина… «Омри, вы забываете, что вы в бесполом английском языке!»

Табу это слово есть у Даля (в «живом великорусском»): «у нас табашная торговля табу». [176]

Терминология определяет науку почти по Сепиру-Уорфу. От случайной избыточности терминов «рассказ/новелла», «повесть/ роман» и нехватки, например, «romance/novel» изыскиваются небывалые жанровые тонкости. Три слоя употребления терминов: в разговоре, в заглавиях и подзаголовках, в критике и литературоведении. «Роман» в XVIII в. был разговорным термином, а на обложках писалось «повесть»; «роман-эпопея» сейчас критический термин — значит, выйдет и на обложки. Если выживут толстые журналы. Во Франции их не было, и объемы романов определялись издательскими удобствами: 220 стр. или, в два тома, 440 (или 2200, как у Роллана). А у нас в журналах с продолжениями объемы разрастались до «Войны и мира» и «Карамазовых». «Жанр-панорама, где ничего не разглядеть; жанр, только в России не доживший до собственной смерти», писал Бирс. Двоякое написание термина подало одному коллеге мысль различать «риторику», которая плохая, и «реторику», которая хорошая.

Точноведение «В переводе, кроме точности, должно быть еще что-то». Я занимаюсь точноведением, а чтотоведением занимайтесь вы.

Туземец, сюземец. «Хоронил lt;Блокаgt; весь город — или, вернее, то, что от него осталось. Справлявшие на кладбище престольный праздник туземцы спрашивали: кого хороните» (Ахм., Зап. кн., 683). Кто я? я туземец. Ср. ВСЕ (а также «мы и весь свет!» у Андерсена).

Сыну приснился человек четырех национальностей: китаец-индус-еврей, а четвертая — секретная.

Традицией мы называем наше эгоцентрическое право (точнее, привычку) представлять себе прошлое по своему образу и подобию. Так, средневековый человек считал, что все твари «Фисиолога» созданы затем, чтобы давать ему символические уроки.

Традиционализм по С. Аверинцеву: в архаике дорефлективный традиционализм, от античности до классицизма — рефлективный традиционализм, от романтизма — рефлективный антитрадиционализм. Видимо, этот последний есть в то же время дорефлективный традиционализм новой формации: таковы шаблоны реализма, которые присутствуют у всех в сознании, но считаются несуществующими. Только когда они станут предметом теории, можно будет говорить, что эпоха реализма позади. Сейчас ругаются словом «штамп»; в традиционалистском обществе, вероятно, ругались: «эх ты, новатор»?

Точка Ю. М. Лотман сказал в разговоре: «Человек — точка пересечения кодов, отсюда ощущение, что все смотрят на меня». Для [177] меня человек — точка пересечения социальных отношений, отсюда ощущение, что все смотрят сквозь меня. Разница ли это в словах или в сути? Быть точкой пересечения отношений — это совсем не мало, это значит — быть элементом структуры. Но некоторым мало. («Не могу понять врачей — как они забывают потом спасенных больных». А я понимаю.) — А Мирский писал о Пастернаке: в «Люверс» люди — не личности, а точки пересечения внешних впечатлений, этим он и конгениален Прусту. — «Я еще очень склонна уважать если не людей, то отдельные входящие в их состав элементы» — запись Л. Гинзбург. — Быть не точкой чужих пересечений, а самим собой можно только на необитаемом острове, то есть трупом.

Точка Ваша новая манера — это еще точка, через которую может пройти очень много прямых. И кривых.

Точка Нужно познать себя, чтобы быть собой, и быть собой, чтобы суметь стать другим. Как пугающ жирный пафос точки после «быть собой».

Уважение «Иннокентий Феодорович», писал Д. Усов.

Уважение Сонцев был представлен в камергеры на основании физических уважений (Вяз. 8, 159).

Улица «Улица Мандельштама» — мотив от советских (по образцу французской революции) переименований, эстетизированных уже имажинистскими переименованиями Тверской, Никитской, Петровки и Дмитровки. Раньше Мандельштама был «Переулок моего имени» Инбер, позже — «Ахматовской звать не будут ни улицу, ни строфу» (знала ли Ахматова, что «ее» строфу после Кузмина уже запустил в эпос Амари?). Все это в конечном счете от «Она Маяковского тысячу лет…»

Управление синтаксическое: «Лучше век тосковать по кого любишь, чем жить с кого ненавидишь» (Лабрюйер).

Ум Ф. Г. Орлов (тот, 1741–1796) говорил: ум хорошо, два лучше, но три с ума сведут (Грот, Держ., 1, 507).

Упрощенность Право научной популяризации на упрощенность: нельзя бранить глобус за то, что на нем не нанесена река Клязьма. А от нынешнего Исидора Севильского требуется именно глобальная ясность.

«Указатель — важнейшая часть научной книги, и его непременно должен составлять сам автор, даже если книгу писал не он» — английская сентенция. [178]

Указатель Редактировали указатель к 1-му тому «Ист. всемирной литературы», одни трудности вычеркивали, другие приводили к знаменателю. Вот когда оценишь Вельфлина, призывавшего к истории искусств без имен (ленился!), и когда хочется примкнуть к Морозову и Фоменко, чтобы всех однофамильцев считать одним человеком.

А. Т. Фоменко был деструктивистом от истории, когда о деструктивизме от филологии у нас только-только начинали слышать. Когда он выпустил в 1980 г. первую книжечку о том, что древней истории не было, потому что она противоречит теории вероятностей, то В. М. Смирину поручили написать опровержение в ВДИ (1982, 1). Опровергать такие вещи очень трудно. Я рассказал ему, как (по Ю. Олеше) додумался до этой идеи его образец, Н. А Морозов Шлиссельбургекий: «А, вы тюрьмой отняли у меня половину моей жизни? так я же расчетами отниму у вас половину вашей истории!» Порочность в том, что теория вероятностей приложима лишь к несвязанным событиям, а в истории события связанные. Морозов, как добросовестный позитивист, воспринимал мир как хаос атомарных, единичных фактов, а Фоменко в наш структуралистический век запоздало ему вторил. Смирин задумчиво сказал: «Вот теперь ясно, почему Морозов был теоретиком индивидуального террора…» Потом он стал читать брошюры Морозова, выходившие в 1917 г, о классовом и доклассовом обществе; человек доклассового общества назывался там «людоед-демократ». Но для рецензии на Фоменко это не пригодилось.

Ultima linea rerum Ранние христиане крестились перед смертью, как писали перед боем «в случае смерти считайте коммунистом». — Прижизненный миф складывается из орнаментальных элементов, а посмертный — благодаря началу и концу — из структурных: ср. ПЕРВОЧТЕНИЕ / ПЕРЕЧТЕНИЕ.

Усталость «Реализм — слово, уставшее от нагрузок», писал Дурылин Пастернаку.

Усохшие пословицы О них собирался писать покойный М. П. Штокмар. «Голод не тетка, пирожка не подсунет». «Рука руку моет, да обе свербят». «Чудеса в решете: дыр много, а выйти некуда». «Ни рыба, ни мясо, ни кафтан, ни ряса». «Губа не дура, язык не лопата». «Хлопот полон рот, а прикусить нечего». «Шито-крыто, а узелок-то тут». «Собаку съели, хвостом подавились». «Собачья жизнь: брехать нужно, а есть нечего». «Ума палата, да ключ потерян». «Копейка ребром, покажися рублем». «Смелым бог владеет, а пьяным черт качает». «Дураку хоть кол теши, он своих два ставит». «Лиха беда начало: есть дыра, будет и прореха». «Все люди как люди, а мы как мыслете». «Два сапога пара, оба левые». («Это про политиков?» — спросил И. О.).

Факт Федосеев сказал Лихачеву: «Ваша богомольная старушка [С. В. Полякова!] комментирует византийские легенды с рели[179]гиозной точки зрения!» —? — «Мария — по Евангелию, то-то». — А надо было? — «А надо было, как на самом деле».

Федоров Н. «Воскресающие покойники означают тревоги и убытки. Достаточно подумать хотя бы для примера, какое поднялось бы смятение, если бы покойники воскресли! а так как они, конечно, еще и потребовали бы назад свое добро, то случились бы и убытки» (сонник Артемидора, 11, 62).

«Флирт по-русски — шашни» (Ю. Слезкин, «Ветер», BE, 1917, 2, 35). Говорит персонаж по фамилии Шишикторов.

Филология как наука взаимопонимания. Будто бы в Индии было правило: перед спором каждый должен был пересказать точку зрения противника, и чтобы тот сказал: да, так.

Философская лирика — игра в мысль, демонстрация личного переживания общих мест: ср. ПАРТИЙНОСТЬ (см.), где тоже не свое подается как свое.

Форзац в сб. А. Вознесенского «Безотчетное» (1981) с длинным фото его выступления перед большой-большой публикой — видел ли он точно такой же форзац при двухтомнике А. Жарова 1931?

Фест «Фестшрифт» — это тоже фестский диск? — спросил сын.

Фундамент На докладе о «Неизвестном солдате» в РГГУ кто-то взвинченный задал два вопроса: сказал ли Мандельштам после «Солдата», как Блок после «12», «сегодня я гений»? и каким фундаментальным положением я обосновываю, что мой объект нуждается в интерпретации? Я ответил: «Я тоже литературовед, поэтому первый вопрос вне моей компетенции; а объект во мне заведомо не нуждается, это я в нем нуждаюсь по общечеловеческой любознательности; фундамент же мой — примитивный: полагаю, что каждый поэтический текст имеет смысл, поддающийся пересказу».

Фауна Американские поэты долго писали о соловьях и жаворонках, хотя ни тех, ни других в Америке нет.

Приснилась защита диссертации под заглавием: «Эпитеты у Рембрандта». Зал амфитеатром, я смотрю вверх и говорю: «А вот и Минц еще жива», а мне отвечают: а Лотман написал статью «Стратегия сердечного приступа».

Хрисоэлефантинная техника К. Леонтьев предлагал сделать такой памятник Александру II: дерево, слоновая кость, золото и серебро с эмалью; а сгоревшую избу в Филях отстроить мраморной, как потом ленинский шалаш в Разливе. «У меня цветные истины», говорил он. [180] Боялся умереть от холеры — неэстетично; а чудом выздоровев, пошел по обету в монахи, хотя в Писании был нетверд, и они его 20 лет к себе не пускали. В Троице жил в гостинице и перечитывал Вольтера. «С нестерпимо сложными потребностями», писал о нем Губастов. Его мир — крепостной театр, в котором народы пляшут в национальных костюмах, а он поглядывает на них из барской ложи. Отнимите у Готье талант, а у Флобера гений, и вы получите Леонтьева.

Хайдегтер («Вы неточны: не «есть возможность», а «возможна возможность»«, сказали мне). Мне нравилось у Б. Лившица: «Ни у Го мера, ни у Гесиода Я не горю на медленном огне, И, лжесвидетельствуя обо мне, Фракийствует фракийская природа». Р. едко сказала, что это всего лишь калька с natura naturans Спинозы (и кузминского перевода этих слов в «Панораме с выносками»), и не нужно было Хайдеггера, чтобы это воскрешать. Собственно, еще ближе к образцу можно вспомнить особые приметы в «Заячьем ремизе»: Спиря поспиривает, а Сема посемывает. У Лема четырнадцатый сустав таможенного чиновника говорит герою: «Вы ведь млекопитающее, да? в таком случае, приятного млекопитания».

Хорей (Зн. 1990, 10). Брежнев знал наизусть «Сакья-Муни» Мережковского.

Художественный мир У Пастернака не только природа уже существует независимо от создавшего ее Бога, но и вещи независимо от создавшего их человека; и вещи братаются с природой, а человек оказывается оттеснен в неожиданное панибратство с Богом.

Хмель «Наводя справки о женихе, уже не спрашивают, пьет ли, а спрашивают, каков во хмелю» (Никитенко, 31 июля 1834, по Архангельской губернии).

Ход событий «Нельзя сказать, будем ли мы либералами или консерваторами, потому что нельзя ведь предсказать х. с.» (газ. «Народный голос» за 1867, цит. в ЛН 22/24, 300).

Храбрость С. Урусов говорил: Я консерватор, но не имею храбрости им быть (Энгельг., II, 334).

Царь и бог Сталинская ода Мандельштама — не только от интеллигентской веры в то, что рота права, когда идет в ногу («это смотря какая рота: разве интеллигенция рвалась быть как все?» — сказал С. А.), но и от общечеловеческого желания верить, будто над злыми сатрапами — хороший царь. Глупо? А чем умнее, что над злыми царями строгий, но справедливый бог? [181]

Ценность Л. Поливанов про себя ставил Фету за все стихи единицы, а за «В дымке-невидимке…» — пять. Блок у Фета больше всего любил то стихотворение, которое кончалось «И, сонных лип тревожа лист, порхают гаснущие звуки». (А я — «И я очнусь перед тобой, угасший вдруг и опаленный»). Адамович о Цветаевой в «Возд. путях», 1: «недавно я узнал, что самым любимым ее русским стихотворением было фетовское «Рояль был весь раскрыт»«(отомстил-таки за «Поэта о критике»).

Читатели и библиофилы — такие же разные люди, как жизнелюбы и человеколюбы.

Чечерейцы Пушкин начал поэму о Гасубе; Жуковский прочитал и напечатал его имя «Галуб», ничего удивительного; но Лермонтов, воевавший на Кавказе и слышавший, как неестественно звучит это произношение, все-таки дал это имя своему чеченцу в «Валерике»: «Галуб прервал мое мечтанье…» Ср. ГРУША.

Чужое слово А. Г. Дементьев рассказывал: издали записные книжки Фурманова, в них — характеристики писателей, по ним уже были защищены 14 кандидатских диссертаций и одна докторская. А. Г. Д. чувствовал, что эти характеристики он уже где-то читал; проверил — оказалось, что это конспекты «Лит. и революции» Троцкого и статей Воронского: это переброшенный на литературу Фурманов по ним готовился к работе. А. Г. Д. просил в «Вопросах литературы» и других местах разъяснить эту пропаганду идей Троцкого, но безуспешно. (Слышано от О. Логиновой).

Чувство Think for yourself and feel for the others. Записи Хаусмена. [182]

Человек «Интеллектуал сказал, что качества человека действительно определяются тем, какую совокупность общественных отношений он способен вытерпеть» («Зияющие высоты», этот солдат Швейк для интеллектуалов). — Это от еврейского анекдота: «Ребе, сколько это еще будет продолжаться? мы уже не в состоянии выдержать! — Евреи, не дай Бог, чтобы это продолжалось столько, сколько вы в состоянии выдержать!»

Человек «Сверхчеловек — идеал преждевременный, он предполагает, что человек уже есть». — Карл Краус. Я вспомнил турецкое, четверостишие (М. Дж. Андай): «Гиппотерий — предок лошади. Мегатерий — предок слона. Мы — предки людей, Предки настоящих людей».

«Чехов о литературе» — книга под таким заглавием выглядела бы очень любопытно: избегал судить о писателях, скрывал неприязнь к Достоевскому, самоподразумевал Толстого, молчал о западных, как будто глядя на них через ограду мира Щегловых, Потапенок и Куприных. Самым подробным высказыванием, пожалуй, оказалась бы «Табель о рангах» из «Осколков». Попробуйте представить — проживи он еще десять лет — его воспоминания о Льве Толстом?

Чичиков всегда казался мне у Гоголя положительным героем: потому что Гоголь только его показывает изнутри. Было ли это мое бессознательное ощущение традиции плутовского романа? или правда Гоголь любил его больше, чем казалось критикам? и потерпел неудачу, когда заставил себя разлюбить его? См. НОВЫЕ РУССКИЕ.

Чукчи послали поздравителей к спасению государя от Каракозова, а те поспели уже после выстрела Березовского (Восп. К. Головина, 183). Когда к Тиберию с таким же опозданием пришли соболезновать о смерти Августа послы от заштатного городка Трои (той самой), он сказал: и я вам сочувствую, троянцы, о кончине вашего великого Гектора.

Шницель «Мы ели венский шницель, после чего я сочинил один стих: Надулись жизни паруса». (С. М. Соловьев, восп. о гимназии, ОР РГБ 696.4. 8, л. 291). Ср. «Несказанное. Потом с милой пили чай» (Блок, дн. 20 нояб. 1912). См. БОГ.

Швабрин Г. Федотов об учебнике по истории СССР для начальных классов под ред. Шестакова (на который писали замечания Сталин, Киров и пр.) — «как будто его написал Швабрин для Пугачева». Старые учебники были историей национальных войн, этот — классовых войн, но постоянное ощущение военного положения было необходимо режиму. Я еще учился именно по этому учебнику, только портрет Блюхера там уже был заклеен портретом Чапаева. [183]

Швамбрания Л. Мартов с братьями-сестрами в детстве играл в страну с особым моральным миром: Приличенск. См. АВИЗОВ.

Щи Письмо от Ю. М. Лотмана: «Вышел тютчевский сборник: светлый проблеск в нынешней жизни. Это как на войне: фронт прорван, потери огромные, зато кухня та-а-акие щи сварила!»

Щина «Тарелки вымыть не могла без достоевщины», говорил Пастернак о Цветаевой (Восп. О. Мочаловой, РГАЛИ, 273, 2, 6).

Щина Старый Керенский на вопрос, что он сделал бы, с новым опытом придя к власти, сказал: «Не допустил бы керенщины». — но не пояснил (восп. Г. Гинса в НЖ 88, 1967).

Из письма В. С. Баевского: «Горько думать, что после смерти Пушкина всем людям, связанным с его гибелью, стало лучше. Или во всяком случае не хуже. Николай I дождался-таки своего часа, и Нат. Ник. стала его наложницей. Потом под его покровительством благополучно вышла замуж за Ланского. После гибели Пушкина все ее денежные затруднения кончились: об этом позаботился царь. Дантес прожил долгую жизнь и сделал большую политическую карьеру. Екатерина Ник. хорошо прожила с ним всю жизнь. Геккерен до глубокой старости успешно продолжал дипломатическую карьеру. Никто из авторов анонимного пасквиля так и не был разоблачен».

Эсперанто Среди эсперантистских споров один американец сказал: «Ведь уже есть прекрасный международный язык — молчание!» (Слышано от В. П. Григорьева). «Сойдутся, бывало, Салтыков-Щедрин и Пров Садовский, помолчат час-другой и разойдутся. Потом Салтыков и говорит: Преинтересный это человек, Пров Михайлыч!» (С.-Щ. в восп., 360). С. Шервинский говорил: жаль, что умер Жамм, — если бы мы встретились, нам было бы о чем поговорить; и помолчать.

Эрос В японском театре «влюбленные в момент страсти прижимаются друг к другу спинами» (Г. Гаузнер, Невид. Яп., 52).

Эго Он хочет сказать, что его рубашка ближе к его телу, чем твоя к твоему.

Эго Бродский о Хлебникове: он ироник, нарочно пишет абы как («Так, как описывал И. Аксенов?» — Пожалуй, да). Его интересует не слово, а предмет, он эгобежен. Вот Целан был эгоцентричен, относился к себе серьезнее, стал писать коротко и закономерно покончил с собой.

Экономика «Сытый голодного подразумевает»: эпиграф к разделу «Устойчивое неравновесие» у Г. Оболдуева. [184]

Экономика Пословица у Даля: Про харчи ныне молчи.

Энклитика Экспромт из СЖ 1915, 27:

Этикет Для А. Б. Куракина, посла в Париже в 1808, заранее нанимались покои, экипажи и метресса, которую он мог никогда не видеть, но у дома которой его карета должна была стоять два часа в день (Соллог., 170).

Этика «Этический подход не всегда уместен, — сказал И. О. — Мы плохо понимаем, как работает телевизор, но если мы разделим его детали на хорошие и плохие, то наше понимание не улучшится».

Юбилей Собираются праздновать 1000-летие русской литературы, но спотыкаются о три трудности: почему древняя, когда средневековая; почему русская, когда восточнославянская; и почему юбилей, если неизвестно, от какого памятника считать.

Юбилей «На самом деле празднуется память не о победе, а о торжестве по случаю победы» (Брехт, О лит., 77). Ю. Лужков видел мальчишкой сталинское 800-летие Москвы и умилительно копировал его в своем полуюбилее. Полуюбилеи — тоже традиция: после того, как Бонифаций VIII отпраздновал 1300-летие Христа, его преемник отпраздновал 1350-летие. На ускоренном столетии Рима при Клавдии всех звали посмотреть на актера, который играл еще на столетии Рима при Августе.

Юбилейная конференция о таком-то поэте, доклады на тему «Ах, как хорошо». Один доклад (умного человека) начинался словами: «Все стихи делятся на гениальные, которые меня завораживают, и не-гениальные, которые меня не завораживают». Пир самовыражений; но на третий день самонепонимающее взаимонепонимание стало ужасом.

Дорогой Ю. К.,

в прошлом месяце А Ф. Лосеву исполнилось девяносто лет, юбилей его отмечался в МГПИ, где он раньше преподавал. Я мало его знаю: философским языком я не владею и большие книги его понимаю плохо. Его античность — большая, клубящаяся, темная и страшная, как музыка сфер. Она и вправду такая; но я поэтому вхожу в нее с фонарем и аршином в руках, а он плавает в ней, как в своей стихии, и наслаждается ее неисследимостью. «Вы думаете, он любит Пушкина? — говорил С. А. — Пушкин дня него слишком прост. Вот «Мы — два грозой зажженные ствола…» — это другое дело». Он слепой: говорит зычным голосом, как будто собеседник дале[185]ко, и взмахивает руками широко, но с осторожностью, как будто собеседник близко. Сквозь слепоту он сочинил все восемь томов «Античной эстетики», не считая попутных книг и книжек. Мой коллега, который в молодости был у него секретарем, сказал: «Он все удерживает в уме по пунктам. Если он скажет: философия Клеанфа отличалась от философии Зенона четырнадцатью отличиями, — то, может быть, половина этих отличий будет повторять друг друга, но он уже никогда не спутает третье отличие с тринадцатым». Выжить в его поколении было подвигом, за это его и чествовали. Чествовали со всем размахом очень изменившейся эпохи. Зал был главный, амфитеатром. На стенах стабильные плакаты: с одной стороны — «…воспитание в ней коммунистической морали», с другой — «Сегодня абитуриент, завтра студент», посредине — «И медведя учат». О Лосеве говорили, что он филолог (делегация от филологов),

что он философ (делегация от философов),

что он мыслитель (делегация — я не понял, от кого),

что он крупнейший философ конца века (от Совета по мировой культуре; какого века — не сказали),

что он русский мужик, подобный Питеру Брейгелю,

что он донской казак из тех краев, где родились Тихий Дон и Слово о полку Игореве (т. е. из Новочеркасска; сказал Палиевский),

что он продукт и результат (от Союза писателей и лично от поэта Вл. Лазарева, со словами: «хочу подытожить стихами с точки зрения истины:

что он историческая личность (завкафедрой древней истории МГУ В. Кузищин; ассоциации с Ноздревым, видимо, не предусматривались),

что он «отнюдь не великий деятель русской культуры, а великий деятель человеческой культуры — спасибо Вам и за это!» (делегация от Грузии),

что он — -issimus, -issime (от кафедры классической филологии МГУ, латинский адрес, больше ничего не было слышно),

что он — дыхание Абсолюта (не помню, кто),

что он — ломовая лошадь науки (автохарактеристика, кем-то припомненная),

что

(из Минска),

что «тайна призвания — одна из самых глубоких тайн, это тайна жизни» (Аверинцев),

что «мы Вас любим и готовы страдать с Вами и дальше» (от издательства «Мысль», говорил главный редактор, сменивший того, которюго выгнали за издание книжки Лосева о Вл. Соловьеве).

Говорили даже, что краткость — сестра таланта, хотя это звучало издевательством не только по отношению к говорившему (Н. из МГУ), но и по отношению к автору «Античной эстетики». Продолжалось чествование четыре часа, и к концу его А. Ф. еще был жив — по крайней мере, говорил ответное слово, и даже отчасти по-гречески… [186]

Язык В 1918 г. переговоры гетманского правительства с московским шли через переводчиков.

Язык «Пашка умел разговаривать даже с медведями, а если он, например, англичан не понимал, то только потому, что они на своем языке, вероятно, говорят неправильно» («Иприт», гл.2).

Язык Когда Меццофанти сошел с ума, он из всех своих 32 языков сохранил в памяти только цыганский (В. Вейдле).

Язык Н. говорила, что в детстве ей казалось, будто по-английски лгать нельзя, так как все слова там и без того ложь. А А. в детстве считала, что иностранный язык — это такой, на котором соль называется сахаром, а сахар солью.

Язык «Я владею чужими языками, а мною владеет мой». Карл Краус.

Язык С. Кржижановский об одесском лете: на спуске к пляжу тропинка огибала цветочную грядку, все срезали угол и топтали цветы, никакая колючая проволока не помогала. Тогда написали красным по желтому: «Разве это дорога?» — и помогло. «Вот что значит говорить с человеком на его языке».

Язык Уэллса спрашивали в Петрограде 1920 г.: почему ваш сын владеет языками, а вы нет? Он отвечал: потому что он — сын джентльмена, а я не сын джентльмена. — Мой сын тоже не сын джентльмена.

Язык Купчиха Писемского с ее мужем, офицером и кучером (см. ЛИЧНОСТЬ) — это вариант песенки Л. Лесной, как японец изменял японке с негритянкой, но это ведь не была измена, потому что «он по-японски с ней не говорил». (Восп. Л. Д. Блок; они вместе играли в Куоккале). Отсюда эротические метафоры в «Восковой персоне».

Язык Искусствоведческий язык, в котором каждое второе предложение должно быть восклицательным.

Язык Восп. В. Парнаха (РГАЛИ 2251.1.44): он выучил 11 языков, что бы деруссифицироваться, и утешался, читая испанских евреев, писавших на языке инквизиторов. «Гласные как балконы на море, литавры латинских -abam и каменные удары испанских -ado, подскакивающие синкопы арабов, мрак еврейских ш с бряцанием ц».

Я Из меня будет хороший культурный перегной.

Я «Это дело двоих: меня и еще одного меня», говорил Мейерхольд (Гладков 270). [187]

Я (см. выше). Le moi est hai'ssable — это Паскаль, Мысли, 455. Валери и Жид дополняли: pas le mien. Леви-Стросс пояснял (в «Тропиках»): Le moi n'est pas seulement hai'ssable: il n'y a pas de place entre un nous et le rien. А Реверди комментировал: «это из-за заповеди: люби ближнего, как себя».

Я «Собака у реки боялась пить, пугаемая своим отражением; так между нами и нашими мыслями стоит препятствием наше мнение о самих себе». Суфийская притча.

«Либерская гавридия» — назывался при Дале офенский жаргон.

«Если знаешь предлагаемое, то похвали, если не знаешь, то поблагодари» (Фульгенций). [188]