"Долгий путь к чаепитию" - читать интересную книгу автора (Берджесс Энтони)

Глава 1 СКВОЗЬ ДЫРОЧКУ В ПАРТЕ [1]

Эдгару до смерти надоело слушать бормотание мистера Ансельма Эадмера[2], который в прекрасный весенний день все рассказывал своим нудным голосом что-то про Эдмунда Железнобокого, Эдуарда Исповедника, Эдуарда Старшего, Эдуарда Мученика и остальных тоску наводящих англосаксонских королей. У Эдгара парта вся была в дырочках от циркуля или измерителя, и он подумал, как здорово было бы стать маленьким и исчезнуть в одной из этих дырочек до конца урока. То есть исчез бы настоящий Эдгар, а вместо него сидел бы большой Эдгар-автомат и прилежно слушал все эти истории об англосаксонских королях. Вообразите же его удивление, когда он вдруг оказался на корабле, медленно вплывавшем в дырочку рядом с буквой «Д» в его собственном имени, нацарапанном на парте и закрашенном чернилами. Эдгар стоял на палубе, укутанный от пронизывающего ветра, который завывал с той стороны дыры, а рядом стоял старик с белой бородой, весь в брезенте, в зубах его мерцала трубка, а на устах цвела улыбка. Старик спросил:

— Эй, мальчик, ты в списке команды? Как зовут тебя? Соломон Эгл? [3] Джон Эрл? [4] Хартон Эрнсклиф? [5] «Аталанта», «Персей», «Купидон», «Психея», «Альцест», «Пигмалион», «Паллада»? Хорошее было судно, мы его звали «Пол-Ада». Говори, мальчик, и держи ответ.

Но казалось, ответ его особенно не интересовал, и этому Эдгар не удивлялся: корабль проплыл наконец сквозь отверстие (на самом деле — узкий проход между рифами) и вышел в открытое море, где чайки кричали:

— Покайся! Покайся! День Судный грядет!

— Им бы орлами эллинскими[6] быть, — сказал старик, все еще улыбаясь. И вдруг нахмурился и прокричал: — Лаксдаэла![7]— и нечто в этом роде паре матросов, и те отвечали чем-то вроде иск, боек и этельдэт. — Мы высадим тебя на берег, — сказал старик Эдгару, — в царстве Эгипта[8], где прародина Пасхи. Вот и оно, слева по носу.

У Эдгара было много вопросов, но он задал один.

— На каком языке они говорят, сэр? — спросил он.

— Приплыли, — сказал старик. — Слышишь пасхальные колокола? — И в морском воздухе поплыл нежный сильный перезвон. — Но не думай, что там полно яиц и пасхальных булочек, потому что их там нет. Там — Эдипов Сфинкс и грозные эпигоны[9]. Но тебе они не угрожают, о нет.

— А зачем мне на берег? — спросил Эдгар. — Я хочу остаться на корабле и плыть вместе с вами.

— Эй, на восток[10], — сказал старик, как понял Эдгар — капитан. — Туда мы идем. Чтоб повидаться с сэром Петронелом Флэшем[11], а также Моисеем, Дьяволом и Великим Орком[12]. Тут тебе не место, мальчик. Смотри-ка, спускают шлюпку.

Так оно и было. Они еще не достигли берега, где высился Эдипов Сфинкс, и Эдгару не очень-то пришлось по вкусу спускаться по снастям к двум гребцам, которые из-за внезапной жары скинули брезентовые куртки и остались голыми по пояс; хотя, в каком-то смысле, они были одеты в татуировки. На груди у одного синело лицо девицы, довольно милой, которую, судя по подписи, звали Родой Флеминг[13].

— Добрый день, — сказало лицо, и Эдгару стало и страшно, и смешно. — Суета сует, все суета[14].

— Не слушай ее, — сказал другой моряк, у которого живот и грудь были украшены очень подробной картой Индостана: видны были даже освещенные улицы, а по дорогам ехали тележки, запряженные волами. — Это она мне. У нас с ней, как говорится, старинная распря, а зовут меня Боб Эклс[15]. Налегай!

И оба мерно заработали веслами. Тот, что до сих пор молчал, заговорил, время от времени переводя дух:

— Берегись, сынок, матери Зверя Рыкающего[16]. Если увидишь даму, которая от пояса и ниже как змея — знай, это она.

— Ах нет! — вскричал Эдгар, испугавшись. — Отвезите меня назад, я хочу назад, к мистеру Эадмеру и англосаксонским королям!

Матросы рассмеялись, и Рода Флеминг тоже, во все тридцать два синих зуба.

— Что ты, — сказал Боб Эклс, — Господь с тобой, сынок, ее бояться нечего. Она поистрепалась, наплодив стольких чудовищ — и Химеру, и Орфа, и даже самого Египетского Сфинкса. А также Церебра и Гидранта[17].

— С двумя последними он немножко напутал, — сказал другой. — Ты не бойся. Спой нам песню, малец, чтоб мы дружно гребли.

И Эдгар запел песню, которой не знал, но знал, что будет знать, когда начнет. В ней пелось:

К его (но, быть может, не такому уж большому) удивлению, матросы затянули припев:

Эдгар обнаружил, что знает и второй куплет:

Эдгар с удивлением (хотя он уже не мог ничему удивляться) увидел, что его везли к чистенькой деревянной пристани, на которой подпрыгивали два человечка в синей форме как бы в ярости от вида подплывающей лодки.

— Что они кричат? — спросил Эдгар.

Оба гребца состроили мины, говорившие: да они всегда так. Тот, что был не Боб Эклс, сказал:

— Сейчас их обеденный час, а они, понимаешь, не любят, когда им мешают в обед.

— За обедом, — поправил другой, — или, может быть, во время обеда; так было бы уместнее с точки зрения экклесиологической учитываемости.

— А по-моему, для экклесиологического сонета, — сказал другой, и Рода Флеминг начала декламировать «Я брел заброшенной тропой…».

— Мой крест, — сказал ее владелец с печалью, опустив голову, чем прибавил себе три подбородка. — Это она Вордсворта[18] вспомнила, — объяснил он Эдгару. — Она видела его однажды, когда я купался в озере Виндермир, если ты представляешь, где это. Глупый такой старичок, в цилиндре.

— А почему, — спросил Эдгар, когда шлюпка коснулась носом ступенек пристани, — они не пойдут обедать, вместо того чтобы прыгать как ненормальные?

Гребцы пожали плечами.

— Знаешь, — сказал не Боб Эклс, — почему я не говорю тебе, как меня зовут? Меня зовут Николас, если ты испытываешь хотя бы слабое подобие какого бы то ни было интереса. Есть такие, что меня дразнят Ни-кола-с-ни-двора-с, но я на это чихал сквозь шнобель.

— Сквозь что? — спросил Эдгар.

— Сквозь шнобель, — ответил Боб Эклс, — или гунделку, или сопелку, или храпелку. Именно так.

Тут человечки в синем стали прыгать по самому краю пристани и вопить:

— Сгорели блины, и это всё вы!

На что Николас завопил:

— Всё вы врете про блины, сегодня ведь среда.

Как ни странно (а может, и не странно), это их порядочно успокоило, и один сказал Эдгару:

— Что ж, забирайся к нам.

И они очень любезно помогли Эдгару подняться по ступенькам, причем один приговаривал:

— Ты можешь очень даже грохнуться, тут так скользко от ила и чешуи.

— Не забудь сказать им, куда тебе надо, — напомнил Николас.

— Но я хочу туда, откуда приплыл, — ответил Эдгар, начинавший волноваться. — Я хочу к концу урока быть в школе, а оттуда — домой, пить чай.

— Чай, — сказал один из человечков в синем и покачал головой. — Тебе придется зайти далеко в глубь страны. До самой Экспозиции, если правду говорить, и путь не короток. Но сейчас мы пойдем в контору.

И Эдгар увидал шагах в ста от пристани маленький домик, откуда слышались чьи-то вопли. Матросы погребли к кораблю, который сделал уже немало морских миль без них, и опять затянули:

— Ну, — сказал человечек в синем, — что ж, поглядим на тебя.

Эдгар поглядел на них. Их тонкие волосы трепетали на ветру, носы горели. Оба были не выше трех футов, но такие пузатые, что куртки им приходилось завязывать на веревочку, иначе не сходилось.

— Ну-с, — проговорил один, — ты являешь собой прекрасный образец раскаянья, и я буду благодарен, если ты усвоишь, что меня зовут мистер Эк Кер Ман[19], а его — мистер Эк Хар Т[20].

— Вы… сиамцы? — вежливо спросил Эдгар.

— Нет, — отрезал мистер Эк Хар Т, — мы — близнецы.

— Не понимаю, — сказал Эдгар. — Ведь вас зовут по-разному. Будь вы братьями, вас бы звали одинаково.

Оба захохотали.

— Ох, — проговорил мистер Эк Кер Ман, — немного ты, видать, смыслишь, это уж как пить дать! Братьев всегда зовут по-разному, иначе их не отличишь друг от друга. Представь, что Каина и Авеля звали бы одинаково! Все бы запутались.

И оба захихикали. Наконец мистер Эк Хар Т произнес:

— Не такой доли желал нам наш отец! Я однажды совершил благое дело. Я ходил и предостерегал людей о чудовищах, но ни один не внял.

— А, — сказал Эдгар, — вроде Зверя Рыкающего и его матери?

— Да, порой, — ответил мистер Эк Хар Т с сомнением. — Но больше про Венеру, известную как богиня любви, не знаю уж, что это могло бы значить теперь или прежде.

— Ложь и обман, — сказал мистер Эк Кер Ман. — Я-то был превосходным собеседником, но это ушло — увы, увы, ушло.

Оба так опечалились, не обращая даже внимания на чайку, которая села на голову мистеру Эк Хар Ту и стала кричать «эклектика — электрика — эксцентрика», что Эдгар решил напомнить им о делах в конторе, откуда всё еще доносились вопли. Он сказал:

— Дело в том, что у меня нет денег.

— Деньги, деньги, деньги, — проворчал мистер Эк Хар Т. — Все только о них и думают.

Он посмотрел на свои наручные часы, из которых доносилось очень негромкое пение, и сказал:

— Ну-с, что до денег, час пробил. Не будем тянуть. В контору.

И они поспешили — Эдгар за ними, чайка сидела уже на голове у мистера Эк Кер Мана и кричала «Лиддел и Скотт, Лиддел и Скотт[21]». Но когда они дошли до конторы, она с крррриком улетела навстречу морскому ветру.

В конторе было тесно и неопрятно. Эдгар понял, что здесь никого не били: горланил попугай с серебряным колечком на левой лапке, прикрепленным к тонкой цепочке, прикрепленной к высокой стойке для шляп. Стойка была забита головными уборами, от шапокляка до кепки а-ля Шерлок Холмс, и все были очевидно велики и мистеру Эк Хар Ту, и мистеру Эк Кер Ману и НЕВЕРОЯТНО велики человечку, который сидел за конторкой и с очень мрачным видом сосал какую-то тягучую и липкую с виду ириску, завернутую в бумажку. Нос его, напоминавший пустой рожок от мороженого с прилепленным к кончику карандашом, весь был в ириске, и человечек непрерывно вытирался очень грязным платком.

— Большое испытание, конечно, — сказал он. — Просто так не съешь.

Попугай, севший на котелок, орал изо всех сил, но никто не обращал внимания. Мистер Эк Кер Ман, а может, это был и, мистер Эк Хар Т, спросил с раздражением:

— Почему ты не сварил какао, презрев нашу просьбу и свой долг?

— Да не нужно его ни варить, ни, Боже упаси, пить, — сказал человечек, — все время ложка лезет в глаз.

Тут он принял очень официальный вид, строго посмотрел на Эдгара и положил ириску в ящик. Из ящика будто бы вылетело что-то невидимое, потому что Эдгар услышал, как пронзительный голосок проговорил:

— Глас-глаз.

— Паспорт, — сказал человечек, — и поживее.

— Ее-ее-ее, — сказал голосок. Сейчас он был рядом с попугаем, и попугай слушал, наклонив голову набок.

— Ты выпустил эхо, — сказал мистер Эк Кер Ман (или мистер Эк Хар Т) строго. — Тебя неоднократно предупреждали.

— Али-али-али.

— От него тут никакого проку, — мрачно сказал человечек.

Из-под его курточки выглядывал свитер, украшенный полосками всех цветов радуги. Эдгару он весьма понравился, но был мал.

— А теперь — скачки, — сказал мистер Эк Хар Т (или мистер Эк Кер Ман).

— Качки-качки-качки.

— Делай ставку, — сказал мистер Эк (так проще, подумал Эдгар). — Положи деньги вон в тот почтовый ящик.

И он указал носом на прекрасно отполированный медный ящик, висевший на стене.

— Но у меня ведь нет денег, — сказал Эдгар, — я вам уже говорил.

— Одолжу ему пару гамаданов, — сказал другой мистер Эк, вынимая из кармана куртки несколько блестящих монеток. — В конце концов, как говорили во времена моей молодости, результат предрешен.

— Шен-шен.

Деньги положили в почтовый ящик, и другой мистер Эк обратился к попугаю:

— Первый — Эклипс, и никто другой.

Попугай слушал очень внимательно, склонив голову набок; он, казалось Эдгару, понимал, о чем ему говорили, и что-то тихо ворковал.

— Что такое Эклипс? — поинтересовался Эдгар.

Человечек ответил:

— Самый знаменитый рысак в мире. Сегодня он побежит в Винчестерском королевском кубке. Он родился в затмение — эклипс, как говорим мы, элита, — и отсюда, откровенно говоря, его имя.

— Мя-мя-мя.

— Хватит, — сказал один из мистеров Эков. — Заткните это эхо.

— Хо-хо-хо.

Затем воцарилась тишина, и мистеры Эки победно переглянулись, потому что эхо, несомненно, заткнулось. Попугай всё еще во что-то вслушивался. Примерно через минуту он захлопал крыльями и стал пританцовывать. Человечки задумчиво переглянулись.

— Взял, — сказал один из мистеров Эков, и эхо согласилось с ним три раза.

— Откуда вы знаете? — спросил Эдгар.

— Он всегда берет приз, — ответил человечек. — Ни разу не проигрывал. А вот и деньги!

Из почтового ящика выпали на пол две монеты, а за ними еще одна — самая маленькая, какую Эдгар когда-либо видел, — и зазвенели по полу.

— Много выиграть, конечно, нельзя, — сказал мистер Эк. — Он всегда побеждает, побеждал и будет побеждать. Во всяком случае, два гамадана к нам вернулись, а ватек[22] можешь оставить себе; не так много, но лучше, чем ничего.

— Чего-чего-чего.

— Спасибо, — сказал Эдгар, засовывая в карман крошечную монетку, которую они называли ватеком.

Человечек за конторкой обратился к Эдгару:

— Что декларировать будем?

— Как это? — спросил Эдгар.

— Отвечай на вопрос. Ты должен сказать, какие вещи вносишь в страну, а за некоторые придется заплатить.

— Но вы же видите, — сказал Эдгар, — что у меня ничего нет.

И он показал им пустые руки.

— Да ты лгун, — заявил один из мистеров Эков. — Ведь у тебя в кармане есть ватек.

— Хорошо, я его декларирую.

— Этого недостаточно, — сказал другой мистер Эк. Он направился в угол комнаты, сердито отмахиваясь от назойливого эха. В углу было полно всякого барахла: буколики, эклоги, баркли, сильвиусы[23], экономики, бэджхоты[24], дарвины, экторы, кеи и сенешали[25] — все очень пыльные.

Мистер Эк вышел с большим саквояжем, который стал набивать шляпами с вешалки. Попугай прыгал и верещал, и эхо тоже верещало, так что попугай даже наклонил голову и стал прислушиваться, но слушать на этот раз было нечего. Мистер Эк дал саквояж Эдгару и сказал:

— Ну.

— Ну-ну-ну.

— Что декларировать будем? — проговорил человечек за конторкой.

— Вот, — сказал Эдгар.

— Конфискуется. Как ты смеешь ввозить в страну все эти шляпы?

И он стал выкидывать шляпы обратно на вешалку, время от времени промахиваясь, чем приводил в восторг попугая. Наконец человечек сумрачно сказал:

— Как я понимаю, у тебя и паспорта нет.

Он начал нервно рыться в ящике, откуда недавно вылетело эхо.

— Не то, не то, — повторял он. — Ничего подходящего. Это паспорт для молодой особы из манчестерских трущоб, Эдды Младшей, этот — для старого Снорри Стурлусона[26] из Тринитарии[27], для тебя ничего нет.

— Нет-нет-нет.

Эхо село прямо на конторку. Человечек выбросил вперед руку, сжал ее в кулак и воскликнул:

— Готово. Попалась, голубка моя.

И закрыл неуловимое созданье в ящике.

— Что ж, — проворчал он, — придется впустить тебя без паспорта.

— Спасибо, — сказал Эдгар. — А как мне попасть домой к чаю?

Мистеры Эк Кер Ман и Эк Хар Т ответили хором:

— Про чай ничего не знаем. Мы пьем какао.

Попугай всё орал на Эдгара.

— Кого ты ждешь, мальчик? — спросил человечек за конторкой. — Свой долг перед тобой мы выполнили, этого никто не посмеет отрицать, так что иди своей дорогой.

— Спой ему свою попутную песню, — сказал один из мистеров Эков.

— Ладно, — проворчал человечек и угрюмо запел под вопли попугая:

Поскольку Эдгару показалось, что песня на этом кончается, он сказал:

— Большое спасибо. Мне было очень приятно.

— Приятно? — спросил мистер Эк. — Всего лишь приятно? Да Гала Катики была одной из первых красавиц в мире.

Тут все, включая попугая, повернулись к Эдгару спиной, и он вышел из конторы на пронизывающий морской ветер.

— Строение звёёёёёёзд, — кричали чайки.