"«Если», 1994 № 09" - читать интересную книгу автора (Эллисон Харлан, Мусаэлян Карина, Блэквуд...)

Елеазар Мелетинский, доктор филологических наук ЗОЛОТЫЕ ОКОВЫ МИФА

«Это произведение — ярчайший пример тот, как наш современник представляет себе сознание средневекового человека, заполненное мифологическими представлениями, не менее реальными, чем кров и еда» — писал о романе Э. Кашнер критик Л. Харт.

То есть автор статьи проводит четкий водораздел между «детьми и отцами» именно по линии мифотворчества как основы миропонимания.

Наш авторы (Л. Сараскина, Вик. Ерофеев, В. Розин) уже пытались ответить на вопрос, способен ли человек XX века создать новую мифологию. Свою версию предлагает нашим читателям директор Института высших гуманитарных исследований при Российском гуманитарном университете.

Мифы рождаются по общей схеме. Из древних мифов выросли волшебная сказка и героический эпос. На архвической стадии эпос глубоко мифологичен. Затем история вторгается в эпос. И появляются эпические произведения, повествующие о реальных событиях: Троянская война древних греков, битва на Косовом поле у сербов, Реконкиста в Испании. Но даже если предание возникло на основе исторического факта, все равно последний постепенно обрастает мифическими элементами и стилизуется по достаточно однотипным моделям. Исторические персонажи — короли и князья — занимают места мифических героев, враги — уже не чудовища, а иноплеменники: половцы, татары, мавры.

Возьмите легенды о самозванцах, они отражают реальность, но последняя оказывается подчиненной мифическому содержанию. Миф как бы становится жизнью. Ведь сами исторические события того же Смутного времени возникали, опираясь на миф.

Новые мифы рождаются каждый день. Но одни из них, индивидуальные, будут значимы лишь для конкретного человека или узкого круга лиц. Так, детально сконструированная мифология мира Средиземья, которую создал Толкин в своем «Властелине колец», продолжает жить среди его почитателей, но не выходит за рамки их круга. Другие, в создании которых принимало участие большое количество людей, могут оказаться устойчивыми. Но об этом мы поговорим чуть позже.

А ПОКА ВЕРНЕМСЯ к «классическому» мифотворчеству. Существуют стандарты мифологического мышления. В известной степени мировосприятие здесь Не различает общее и конфетное, начало и конец, пространство и время, коллективное и индивидуальное. Ассоциация легко превращается в тождество. Одни исследователи, как Леви Брюль, считали мифологию иррациональной, алогичной по своей природе. Другие, например, Клод Леви Стросс, оценивают мифологичное мышление как архаично-громоздкое, но тем не менее рациональное. Оно работает с помощью медиации (не путать с медитацией), когда противоречия между полюсами уничтожаются тем, что находится промежуточный вариант. Или другой термин «бриколяж» — игра в бильярд «от борта». Это косвенная рациональность, когда между точкой отсчета и результатом какого-то действия лежит промежуточное звено, нами не учитываемое, но прямо воздействующее на поведение человека. Дело не а том, что люди оказываются верными мифу, а в том, что они мыслят, частично опираясь на него.

В массовом сознании архаические формы мышления позволяют с легкостью поверить в образ врага, в идеальное прошлое. И этого не избежать. Нельзя отказаться от мифологизма напрочь и ввести какую-то рациональную альтернативу. Ведь любое абсолютизирование рациональности, даже в науке, уже содержит элемент мифологизма. Более того, ритуально-мифологическое поведение играет очень большую роль в укреплении общества.

В ЧЕМ ИСТОРИЧЕСКАЯ суть мифа? Человек должен представлять себе окружающий мир таким образом, чтобы найти себе осмысленное, естественное и уютное место. Он видит вокруг себя элементы стихии, хаоса. Но челоаеку массовому трудно смотреть в лицо хаосу. Поэтому миф стремится представить целостную, гармоничную картину мира. В определенном смысле мифология — колыбель человеческой культуры, предшественница литературы, религии, научных воззрений.

Для мифа характерно представление о «раннем» времени, когда все пребывало в первозданном хаосе. И миф уделяет большое внимание борьбе рождающегося космоса с какими-то островками хаоса, которые обычно выступали в виде монстров. По мере развития патриархата носители хаоса часто приобретали черты «матери»-чудовища как носительницы женского демонического начала.

Миф связан, конечно, и с религией, одной из функций которой является упорядочивание существования человека в мире и придание миропорядку регулярного, повторяющегося характера.

Даже наука, которая разбивалась в процессе демифологизации, также исходит из присущего мифу преувеличенного представления о целесообразности, закономерности и осмысленности.

Если мы возьмем любую идеологию, в том числе самую антимифологичную, утверждающую строгий атеизм и научность — марксизм-ленинизм, например, — то увидим, как она повторяет самые типичные элементы мифологического мышления, только наоборот. Для мифа характерно представление о времени хаоса — здесь это период до Октябрьской революции. Ленин и Сталин — культурные герои, которые борются за превращение капиталистического хаоса в космос, социалистическую гармонию. Для религиозно-мифологи-ческой практики характерно, что какие-то события «раннего времени» потом повторяются в ритуалах, чтобы магическим путем закрепить и обновить победу космоса над хаосом. То же самое существовало и в советской идеологической сфере — праздники Октября и Первомай, торжественно оформленные партийные съезды, когда подтверждалась, «оживлялась» советская «космогоническая система».

Более того, хотя советской истории всего 75 лет, все «вожди» рассматривались не как преемники друг друга, а как некий продукт превращения первого «культурного героя» — Ленина: «Сталин — это Ленин сегодня». И даже в отношении Брежнева бытовало представление, что он является современным воплощением «отца-основателя», идеального вождя всех времен и народов. Культивировалось представление о враге как об образе непреодоленного хаоса, который сохранился где-то на периферии мироздания. Враждебные великаны и чудовища трансформировались в «бесчеловечное капиталистическое окружение», которое необходимо победить хотя бы в «исторической перспективе». Обратим внимание и на эсхатологичность советской системы. Так же, как и христианская религия, она была подчинена движению к конечной цели. Только вместо «Второго пришествия» — коммунизм…

ЧТО ПРОИСХОДИТ сейчас, когда мы отказались от советского мифологизма? Куда мы движемся: к основам научности или обратно, в плен новой мифологии?

В основе новых моделей часто лежит тезис: «новое — хорошо забытое старое». Но это чисто мифологическое представление, связанное с идеализацией прошлого. В эпосе, который вырос из мифа, существует представление о «золотом веке». Это империя Карла Великого, Киевская Русь Владимира Красное Солнышко и т. д. Говоря словами Стругацких: «Когда все были равны, и у каждого было одинаковое количество рабов». Сейчас таким «золотым веком» представляется «Россия, которую мы потеряли».

Присущие нашей российской ментальности соборность, обязательность общего решения для всех, непреодолимый коллективизм, когда все делается разом и хором (и во время первомайской демонстрации, и во время анти-первомайской демонстрации), сочетаются с каким-то общим неуважением к интересам, чувствам, интеллектуальным потребностям и моральной позиции отдельной личности. Попытки представить эту особенность как необыкновенную национальную ценность, отличающую один народ от другого, имеют непосредственную мифологическую основу.

Я не хочу сказать, что возможно полностью вычеркнуть миф из нашей жизни и найти какой-то идеальный вариант. Это утопично. Такая попытка уже делалась — марксизм-ленинизм, система, основанная якобы исключительно на научном мышлении. Попытка эта завершилась созданием новой мифосистемы и лишь подтвердила прочность мифологизма массового сознания. Сейчас, в очередной раз, все выворачивается наизнанку. Вместо мифа о светлом коммунистическом будущем появилось не менее утопичное представление о светлом капиталистическом завтра. И по-прежнему мы живем не по законам нормального общественного устройства, а по законам мечты.

Если говорить об идеологиях, то любая из них носит в себе элементы мифологизма. Марксизм я привел как крайний пример, когда формальный отказ от мифа обозначил лишь смену символов.

Все в конечном счете определяется тем, что в народе, конечно, сохраняются остатки всех прошлых мифов — православных и языческих, советских и антисоветских. Может быть, наличие этих осколков мешает людям трезво взглянуть на реальность. Что касается реальной политической жизни, то она упирается в самый факт грандиозного переворота, который произошел за последние годы и сопровождался страшным хаосом.

СОЗНАНИЕ МАСС ЛЮДЕЙ представляет собой кашу из различных мифологических построений, искаженных и упрощенных. К тому же людям хочется жить в нормальной обстановке. Я не думаю, что есть какой-то особый путь, с помощью которого мифологизм масс можно преодолеть.

На Западе эти мифологические линии тоже существуют, но ограничены социальными и политическими структурами. Их носители, будь то религиозная секта или какая-то лево-радикальная организация, в основном остаются на периферии устойчивых общественных структур. В России эти структуры складывались в условиях деспотического правления, а социально-экономическое развитие российского общества шло достаточно аморфно — у нас не было цехов, сеньората с его феодальной лестницей. Поэтому на Западе, где это состоялось, общество сложилось 6 более отчетливую, продуктивную структурную систему. Сейчас они держатся на этом. Появились новые трудности социально-экономического характера, нотам они пока преодолеваются, хотя тоже существуют различные идеологические течения, правда, в менее напряженном хаотичном движении. И главное — личность на Западе выделена в значительно большей степени, чем в России.

У нас, может быть, лучшая в мире интеллигенция, но составляет она очень небольшую часть общества, и к ней всегда недоверчиво и несколько презрительно относились и правящая элита, и массы. Уважение к индивидуальности, свойственное Западу, отсутствует у нас так же, как и во многих других странах Востока. Хотя я не считаю Россию восточной страной, она вполне европейская, как и когда-то Византия. Но эта недостаточная выделенность личности еще долго будет препятствием дальнейшему развитию цивилизации. Именно она консервирует всякого рода мифологические пережитки, сохраняя их привлекательность и соблазнительность.

Вместо преодоления советской мифологии по всем возможным линиям происходит полный отказ от рационализма в сторону иррационализма. Это проявляется в возвращении к церковно-религиозному мышлению, причем в самых примитивных формах, где на первый план выступают соблюдение внешней обрядовости и национализм. А это совершенно непереносимо для любого мыслящего человека, в том числе и для глубоко верующего.

Мы живем в период кризиса культуры, один из элементов которого — необыкновенное распространение культуры массовой. Все-таки элитарная культура всегда развивалась обособленно. Так было и в XIX веке, когда параллельно с Пушкиным, Гоголем, Тургеневым существовал лубок. А сейчас «лубок» захлестнул почти все.

Продукция массовой культуры глубоко мифологична, возьмем ли мы рекламу или шоу-бизнес. Леня Голубков сего сапогами для любимой выступает носителем отечественного варианта «американской мечты». «Звезды» кино и эстрады вытеснили святых с их места в массовом сознании.

Мифы хорошо себя чувствуют и а науке. Яркий пример — произведения Льва Гумилева. Чистая мифология. И это, естественно, философия обобщает, но не останавливается перед неисследованным и движется дальше, дополняя недостающие звенья воображением.

Иррациональность проступает и в распространении «технических» мифов, например, об НЛО и инопланетянах. Я не берусь утверждать, что «тарелок» не существует, но вот рассказы об общении с инопланетянами типичны сточки зрения мифологической культуры. А истории о «снежном человеке» идентичны аналогичным рассказам о леших, домовых, русалках и строятся по той же примитивной языческо-суеверной модели. Доходит до абсурда, когда по радио говорят, что, скорее всего, Ломоносов был сыном инопланетянине, поскольку у простого крестьянина такого талантливого ребенка родиться не могло. Вульгарная идеализация прошлого сводится к утверждениям, что египетские пирамиды хранят необыкновенные научные тайны или что в Ригведе заключены данные по квантовой механике.

Или вот из передачи ТВ. В одном доме появились духи. Вызвали специалисте по аномальным явлениям, тот покрутил верньерами приборчика и заявил: «Даю гарантию на два месяца, что духов не будет».

И таких примеров мы встречаем бесконечное множество. Уж не говорю об астрологических прогнозах, которые не имеют ни малейшего научного основания. Даже с точки зрения классической астрологии это носит комический и шутовской характер, когда с «голубого экрана» вам сообщают о том, как в какой день себя вести, с кем общаться.

ЧТО КАСАЕТСЯ ПРОГНОЗА, то у меня нет оснований для оптимизме. Знаете, самая актуальная формула, которую сегодня можно почерпнуть из фольклора: «Пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что»… Я думаю, что переживаемый Россией хаос на-столько велик, что его преодоление, если найдутся рациональные силы, потребует очень длительного времени. В «Трех сестрах» Чехова, помните: «Через 300–400 лет жизнь будет прекрасна…» Посмотрите, с какой легкостью современное общество отступает от цивилизации (не только в России). Такое ощущение: еще немного, и завтра опять на дерево полезем. Нас захлестнули военные конфликты. Куда там первобытным схваткам — даже те были человечнее. Даже героический эпос, который все гиперболизирует, в том числе и взаимную ненависть, описывая войны христиан с мусульманами, не дает той картины ожесточения, того дикого садизма, которые есть где-то на Кавказе или в Таджикистане, на Балканах или в Африке.

Общество в целом не способно подняться над мифом. Но это может сделать отдельный человек. И только тогда, когда у нас в стране будет накоплен достаточный потенциал личной свободы, можно будет говорить о возрождении России.

Век мечей и секир,

треснут щиты,

век бури волков

до гибели мира;

щадить человек

человека не станет.

Прорицание Вельвы. «Старшая Эдда».