"Бедовый мальчишка" - читать интересную книгу автора (Баныкин Виктор Иванович)

Глава пятнадцатая „Помогите! Помогите!“

— Тетя, вы слышали? Про наш завод? спросила Таня. И прежде чем поставить перед гостьей рюмку, посмотрела сквозь нее на свет. — Такое происшествие!.. Ни с того ни с сего днем вспыхнул пожар.

У Ромкиной матери скривились в усмешке полные крашеные губы.

— Глядя на тебя, можно подумать, это было даже забавно.

— Вы скажите, тетя!.. Мы так перепугались, так перепугались… В сушильном сарае загорелось. Смотрим, а из дверей дым густой повалил. И такая тут суматоха поднялась. Одни кричат; «Где огнетушители?» Другие: «Воды, воды надо!» И вдруг — откуда ни возьмись — обжигальщик Николай Николаевич. — Таня кивнула Ромке, сидевшему напротив матери. — Твоего товарища отец. Сорвал Николай Николаич с грузовика брезент… сорвал брезент и кинулся прямо…

— А мне? — спросил Ромка. Он все видел своими глазами: и как возник пожар, и как его тушили. Ромку сейчас интересовало одно: когда на столе появится угощение? — Мне и рюмку, и бутылку кваса, — добавил он, боясь, как бы Таня про него не забыла.

А Танюша не слушала Ромку. Глаза ее — большие, слегка подернутые влагой, красивые эти глаза были устремлены куда-то вдаль — поверх Ромкиной головы, в распахнутое окно. Не сразу Таня очнулась от задумчивости, не сразу опять заговорила.

— Он брезентом накрылся. И — к воротам. А из ворот _ огненные языки. Никто и ахнуть не успел… Девчонка одна — из моей бригады — даже зеревела от страха.

Таня смолкла.

— И что же? Он сильно обгорел? — Ромкина мать уставилась в помучневшее лицо племянницы долгим, испытующим взглядом.

Та покачала головой.

— Нет… кажется, нет… Кажется, волосы немного опалил… и руку… и руку еще.

— А пожар? Быстро потушили?

— Пока все бегали, суетились, вызвали из города пожарную команду, Николай Николаич один справился… Такой… необыкновенный человек, скажу вам, тетя! Работа обжигальщика — тяжелая, грязная. А у Николая Николаича все как-то легко и споро получается. И всегда на языке шуточки да прибауточки… Одно плохо — выпивает. А если получка — ну, тогда и совсем… Трагедия у человека — любил жену, а она ушла от него к другому.

Вдруг Таня подняла руку и медленно провела тыльной стороной по лбу. И принужденно засмеялась.

— Что это я? Угощать гостей надо, а я…

И с размаху поставила на самую середину стола бутылку портвейна.

Когда Таня кончила суетиться и присела к столу, мать Ромки сказала, приподнимая рюмку:

— За тебя, Танечка! Будь здорова и счастлива!

Ромка тоже чокнулся с Таней и залпом выпил свой квас.

— А я, тетя, счастлива. — Таня пригубила рюмку и тотчас поставила ее на стол. — Я так счастлива!

— Ой ли, с чего бы это? — поразилась гостья, бросая на племянницу взгляд, полный ожидания и нетерпения. На секунду она даже забыла о большом куске ветчины, густо намазанном горчицей. — Тебе, Танечка, уже двадцать три стукнуло. Многие твои товарки институты закончили, а ты вот…

— Ну и пусть! — Таня упрямо тряхнула головой. — Пусть! Не завидую! Можно ли завидовать… ну, скажем, Яше Иванову? Интересный такой, добродушный парнишка учился со мной. Помню, спрашивают его ребята… это перед выпускными экзаменами: «Куда, Яшка, лыжи навострил?» А Яша улыбается смущенно, руками разводит: «Это уж как родители решат. Папан у меня прокурор, так он в юристы меня метит, а маман врач, она — в эскулапы». Ребята смеются: «А сам-то ты… разве права голоса не имеешь? Куда тебя влечет неведомая сила?» Яшка опять разводит руками: «А мне все равно… я и сам не знаю». И что вы думаете? Верх взяла «маман». И пошел телок наш Яшка в медицинский. Никакого желания не имел, а пошел. Так родительница захотела!.. Мы с Яковом изредка переписывались. Учился он в Первом московском. Последнее письмо прислал по окончании института. Влиятельные родичи на теплое местечко пристроили свое чадо. Пристроили в Москве в какую-то поликлинику творческих работников. Яков писал: «Одним плохим врачом, Танюша, стало больше. Но что поделаешь? Надо же, понимаешь, жить?» Я не ответила. Можно ли отвечать на такое письмо? — Таня подняла голову от своей пустой, чистой тарелки и снова глянула в окно. — Кому нужны плохие врачи или плохие инженеры? Тогда — после десятилетки — я тоже, как и Яшка, не знала… не знала, кем мне быть. Тогда мне хотелось только одно — работать, работать и работать. Где угодно, кем угодно. И еще — приобрести самостоятельность. Чтобы не корили: «Ей что, у нее папаша…» А теперь я твердо встала на ноги. Прекрасно обхожусь и без родительской опеки. На заводе меня уважают. А вот осенью… осенью поступлю в строительный вечерний техникум. Строить красивые клубы, театры, удобные светлые жилые дома — это теперь моя мечта!

— Придется еще выпить — за твою мечту, — сказала Ромкина мать, поправляя на затылке тяжелый узел волос. — И за хорошего жениха.

Заразительно смеясь, Таня взялась за рюмку.

Тут Ромка, усердно расправлявшийся с куском курицы, поперхнулся и закашлялся.

— Роман! — строго сказала мать. — Ну что мне с ним делать? Целыми днями один… Такой неслух растет. Завтра же отправлю в пионерский лагерь.

Ромка отчаянно замотал головой. Казалось, вот-вот лопнут его щеки. Уж не по яблоку ли спрятал он за каждую из них?

— В лагерь… и не уговаривай — не поеду! — отрезал немного погодя Ромка, гладя ладонью живот. — Это я тебе, мам, категорически заявляю! У нас сейчас столько дел на кирпичном заводе! Спроси вон Таню. Она тебе скажет.

— Ну хватит, хватит! Кончай свой пирог и отправляйся гулять. А то при тебе никогда не поговоришь!

Но говорить больше не пришлось. Неожиданно в окно ворвался отчаянный вопль:

— Помогите! Помогите!

Роняя со стола вилку и нож, Ромка бросился к окну.

— Аркашка… это он кричит, — сказал, запинаясь, Ромка и выпрыгнул в окно.

Ромкина мать не успела еще и рта раскрыть, чтобы прикрикнуть на сына, как Таня, вслед за Ромкой, тоже прыгнула в окно.

— Аркашка, у тебя в доме пожар? — закричал Ромка, подбегая к низенькому крылечку. — Или… или у тебя еще чего-то стряслось?

Но Аркашка не отвечал. Он сидел на последней ступеньке, уронив на руки голову. Взлохмаченная голова его мелко тряслась.

Ромка схватил Аркашку за плечи:

— Аркаш, что с тобой? Ну? Ну говори же скорей!.. — Таня, он как немой, — сказал, едва не плача, Ромка, когда во двор влетела Таня. — Он… он, может, гвоздь проглотил? Смотри, как башкой трясет. Трясет, а выплюнуть не может.

Не слушая Ромкину болтовню, Таня бросилась мимо Аркашки в дом. Через какой-то миг Таня снова показалась на крыльце.

Ромка увидел лишь одни ее глаза. Обезумевшие от горя и ужаса глаза.

— В аптеку… что есть духу, Роман. «Скорую помощь»… С его отцом плохо.

И Таня снова метнулась в распахнутую настежь страшную дверь.