"Непобедимый. Кибериада" - читать интересную книгу автора (Лем Станислав)

Гипотеза Лауды

Доктор Лауда постучал в каюту астрогатора, вошел и увидел, что тот разглядывает фотограмметрическую карту.

— Что там? — не поднимая головы, спросил Хорпах.

— Я хотел вам сказать…

— Это срочно? Через пятнадцать минут старт.

— Не знаю. Мне кажется, я начинаю понимать, что тут происходит.

Астрогатор отложил циркуль. Их глаза встретились. Биолог был не моложе командира. Странно, что ему еще позволяли летать. Видно, для него это было важно. Он походил скорее на старого механика, чем на ученого.

— Вам так кажется, доктор? Слушаю.

— В океане есть жизнь, — сказал биолог. — В океане есть, а на суше — нет.

— Почему же? На суше тоже была жизнь. Ведь Балмин нашел следы…

— Да. Но им больше пяти миллионов лет. Потом все, что жило на суше, погибло. То, что я скажу, звучит фантастично, и, собственно говоря, у меня нет никаких доказательств. Но это так. Предположите, что когда-то, миллионы лет назад, здесь сел корабль из другой системы. Возможно, из района Новой. Лауда говорил теперь немного быстрее, но спокойно. — Мы знаем, что перед вспышкой дзеты Лиры шестую планету системы населяли разумные существа. Они имели высокоразвитую цивилизацию технологического типа. Предположим, что здесь сел разведывательный корабль лирян и что произошла катастрофа. Какой-нибудь несчастный случай, в результате которого погиб весь экипаж. Ну, скажем, взрыв двигателей, цепная реакция… Во всяком случае, на корабле, севшем на Регисе, не было ни одного живого существа. Уцелели только… автоматы. Не такие, как наши. Не человекоподобные. Лиряне, вероятно, тоже не были человекоподобны. Итак, автоматы уцелели и покинули корабль. Это были высокоспециализированные гомеостатические механизмы, способные существовать в тяжелейших условиях Не было никого, кто отдавал бы им приказы. Та их часть, которая с точки зрения структуры мышления наиболее походила на лирян, возможно, пыталась отремонтировать корабль, хотя в образовавшейся ситуации это не имело смысла. Но ведь вы знаете, ремонтный робот будет ремонтировать то, что должен, не интересуясь, нужно это кому-нибудь или нет. Однако потом взяли верх другие автоматы. Они отделились от тех, высокоорганизованных. Может быть, на них пытались нападать представители местной фауны. Тут существовали ящероподобные пресмыкающиеся, следовательно, были и хищники, а хищник определенного типа атакует все, что двигается. Автоматы начали с ними бороться и победили. Этой борьбе они должны были научиться. Они преобразовались так, чтобы как можно лучше приспособиться к господствующим на планете условиям. Ключевым моментом здесь, по моему мнению, было то, что эти автоматы обладали способностью производить другие, в зависимости от потребностей. Так, скажем, для борьбы с летающими ящерами понадобились летающие механизмы. Никакие конкретные детали мне, конечно, не известны. Просто именно так я вообразил бы себе подобную ситуацию в условиях естественной эволюции. Возможно, здесь не было летающих ящеров, возможно, были роющие пресмыкающиеся, подземные. Не знаю. Факт тот, что с течением времени эти механизмы приспособились к внешним условиям достаточно хорошо и им удалось подавить все формы животного мира планеты. Растительного тоже.

— Растительного тоже? Как вы это объясняете?

— Я мог бы предложить даже несколько гипотез, но предпочитаю этого не делать. Впрочем, я не сказал еще самого главного. В процессе своего существования на планете, так сказать, потомки первых механизмов через какое-то количество сотен поколений перестали быть похожими на тех, — которые дали им жизнь, то есть на продукты лирянской цивилизации. Понимаете? Это значит, что началась мертвая эволюция. Эволюция механических устройств. Что является основным принципом гомеостаза? Выжить в изменившихся условиях, даже в наиболее враждебных, в самых тяжелых. Для дальнейших форм этой эволюции самоорганизующихся механических систем главная опасность исходила не со стороны местных животных или растений. Они должны были изыскать источники энергии и материалов, из которых могли бы производить запасные части и целые организмы. Развилось что-то вроде горной промышленности, поиски металлических руд. Первоначально их предки, которые прибыли на этом гипотетическом корабле, несомненно, питались лучистой энергией. Но на Регисе вообще нет радиоактивных элементов, значит, этот источник энергии был для них потерян. Им пришлось искать иной. Острый энергетический кризис был неизбежен, и я думаю, что тогда дело дошло до взаимной борьбы между этими устройствами. Просто до борьбы за существование. Ведь на ней и основана эволюция. На селекции. Устройства, находящиеся с точки зрения интеллекта на высоком уровне, но не приспособленные к жизни, положим, из-за размеров, которые требовали большого количества энергии, не могли выдержать конкуренции с менее развитыми, но более экономными и более эффективными с энергетической точки зрения.

— Постойте. Не будем говорить о фантастичности, но ведь в эволюции, в эволюционной борьбе выигрывает всегда существо с более развитой нервной системой, не правда ли? В этом случае вместо нервной была, скажем, электрическая, но принцип-то остается тот же…

— Это верно, но только по отношению к однородным организмам, образовавшимся на планете естественным способом, а не прибывшим откуда-то извне.

— Не понимаю.

— Просто биохимические условия функционирования существ на Земле всегда были и до сих пор остаются совершенно одинаковыми. Водоросли и амебы, растения и животные, низшие и высшие построены из почти одинаковых клеток, имеют почти одинаковый — белковый — обмен веществ, и в результате такого ровного старта отличительным признаком становится тот, о котором вы говорили. Это не единственное отличие, но во всяком случае одно из важнейших. Но здесь было иначе. Наиболее развитые из механизмов, которые оказались на Регисе, черпали энергию из собственных радиоактивных источников, а более простые устройства, какие-нибудь небольшие ремонтные системы, могли работать от солнечных батарей. Это давало им огромное преимущество…

— Но те, развитые выше могли отобрать солнечные батареи… А впрочем, куда ведет наш спор? Может, не стоит обсуждать это, Лауда?..

— Нет, это очень важная вещь, командир, очень важное обстоятельство, поскольку, по моему мнению, тут дело дошло до мертвой эволюции чрезвычайно своеобразного характера, вызванной исключительными условиями, редким стечением обстоятельств. Короче говоря, я вижу это так: в эволюционной борьбе победили два вида устройств — наиболее эффективно уменьшавшиеся в размерах и другие — неподвижные. Первые дали начало этим самым черным тучам. Лично я думаю, что это очень маленькие псевдонасекомые, способные соединяться в случае необходимости, ради каких-то общих интересов, в большие системы. Как раз в виде туч. Так шла эволюция подвижных механизмов. Оседлые же образовали тот странный вид металлической вегетации, которые представляют развалины так называемых «городов».

— Значит, по-вашему, это не города?

— Ну, конечно. Это никакие не города, а лишь большие колонии оседлых механизмов, неживых существ, способных к размножению и черпающих солнечную энергию посредством своеобразных органов… Ими, как я предполагаю, являются треугольные пластины…

— Значит, вы считаете, что этот «город» развивается и дальше?

— Нет. У меня сложилось впечатление, что по каким-то неизвестным причинам «город», вернее «металлический лес», проиграл борьбу за существование и сейчас представляет собой только ржавеющие обломки. Уцелела всего одна форма — движущиеся механизмы, которые завоевали всю сушу планеты.

— Почему?

— Не знаю. Я проделал различные подсчеты. Возможно, в течение последних трех миллионов лет солнце Региса III остывало быстрее, чем раньше, так что большие оседлые «организмы» уже не могли получать от него достаточного количества энергии. Но это только туманное допущение.

— Предположим, что все именно так, как вы говорите. Допускаете ли вы, что эти «тучи» имеют какой-то управляющий центр на поверхности или под поверхностью планеты?

— Думаю, что ничего подобного не существует. Возможно, эти микромеханизмы сами становятся таким центром, каким-то «мертвым мозгом», когда соединяются определенным способом. Может быть, раздельное существование для них более выгодно. Они составляют отдельные рои, благодаря этому могут постоянно находиться в солнечных лучах, либо двигаться за грозовыми тучами, — не исключено, что они черпают энергию из атмосферных разрядов. Но в момент опасности или, шире, внезапного изменения, которое грозит их существованию, объединяются…

— Что-то, однако, должно вызвать эту реакцию объединения. Впрочем, где находится во время «роения» необычно сложная память обо всей системе? Ведь электронный мозг «умнее» любого из своих элементов, Лауда. Как же эти элементы умудряются после разделения снова вскочить на нужное место? Для этого каким-то образом должна была бы возникнуть схема всего мозга.

— Не обязательно. Достаточно, чтобы каждый элемент «помнил», с какими другими элементами он непосредственно соединялся. Скажем, элемент номер один определенными поверхностями должен соединиться с шестью другими элементами; каждый из них «знает» то же самое о себе. Таким образом, количество информации, содержащееся в отдельном элементе, может быть ничтожно мало, но зато достаточно сигнала типа «Внимание! Опасность!», как образуются нужные контакты и мгновенно образуется «мозг». Но это, конечно, лишь примитивная схема. Я думаю, дело обстоит гораздо сложнее… Такие элементы наверняка довольно часто уничтожаются, что, однако, не отражается на деятельности целого…

— Ладно! У нас нет времени, чтобы вдаваться в детали. Видите ли вы какие-то конкретные выводы для нас из своей гипотезы?

— В определенном смысле да, но негативные. Миллионы лет механической эволюции — это явление, с каким до сих пор человек в Галактике не встречался. Прошу вас обратить внимание на основную проблему. Все известные нам машины служат не себе самим, но кому-то. Таким образом, с человеческой точки зрения совершенно бессмысленным является существование металлических «лесов» Региса или его железных «туч». Правда, так же «бессмысленны», например, кактусы в земной пустыне. Суть дела в том, что автоматы хорошо приспособились к борьбе с живыми существами. Я думаю, что они убивали только в самом начале этой борьбы, когда на суше бурлила жизнь: расход энергии на убийства оказался неэкономичным. Поэтому они используют другие методы, результатом чего была и катастрофа «Кондора», и случай Кертелена, и, наконец, выход из строя группы Реньяра…

— Что это за методы?

— Я не знаю точно, на чем они основаны. Могу лишь высказать свое личное мнение: случай Кертелена — это уничтожение почти всей информации, какую содержит мозг человека. То же наверняка относится и к животным. Искалеченные таким образом живые существа, естественно, должны погибать… Этот способ быстрее, проще и экономичнее убийства… Мой вывод, увы, весьма пессимистичен. Пожалуй, это еще слабо сказано… Мы находимся в положении неизмеримо худшем, чем они, и одновременно по нескольким причинам. Во-первых, живое существо убить гораздо легче, чем испортить мертвое устройство. Дальше, они эволюционировали в таких условиях, что им приходилось одновременно бороться и с живыми существами, и со своими металлическими «братьями» — с разумными автоматами. Они вели войну одновременно на два фронта, победив все приспособительные механизмы живых существ и весь интеллект разумных машин. Результатом этой многолетней борьбы должны быть необыкновенный универсализм и совершенство средств уничтожения. Боюсь, что для победы над ними нам пришлось бы всех их уничтожить — а это почти невозможно.

— Вы так думаете?

— Да. Конечно, при соответствующей концентрации средств можно было бы уничтожить всю планету… Но это ведь не является нашей задачей, не говоря уже о том, что у нас просто не хватит сил. Ситуация эта единственная в своем роде, поскольку — как я ее вижу — интеллектуально мы сильнее. Эти механические существа не представляют какой бы то ни было разумной силы, просто они великолепно приспособлены к внешним условиям… К уничтожению всего, что разумно, а также всего, что живет. Сами же они мертвые… Поэтому то, что для них еще безопасно, для нас может быть смертельно…

— Но откуда у вас уверенность, что они обладают разумом?

— Я мог бы уйти от ответа, сослаться на незнание, но скажу вам: если я вообще в чем-то уверен, так именно в этом. Почему они не представляют разумной силы? Да имей они разум, они бы давно с нами расправились. Если вы мысленно переберете все происшедшее на Регисе с момента нашей посадки, то заметите, что они действуют без всякого стратегического плана. Нападают от случая к случаю.

— Но… способ, которым они нарушили связь между Реньяром и нами, затем атака на разведывательные машины…

— Они просто делают то, что делали тысячелетия… Ведь те, высшие автоматы, которые они уничтожили, наверняка сообщались друг с другом с помощью радиоволн. Сделать обмен информацией невозможным, нарушить связь-это было одной из первых их задач. Решение напрашивалось само, трудно придумать лучший экран, чем металлическая туча. А теперь? Что мы должны делать дальше? Мы должны охранять себя и наши автоматы, наши машины, без которых мы были бы ничем, они же имеют полную свободу маневра, имеют практически неисчерпаемые источники регенерации, могут размножаться, если мы уничтожим какую-то часть их; при этом на них не действуют никакие средства, опасные для живого… Становятся необходимы наиболее мощные наши средства: удары антиматерией… Но уничтожить всех их таким способом невозможно. Вы заметили, как они поступают при нападении? Просто рассыпаются… Кроме того, мы должны постоянно находиться под защитой, что ограничивает наши возможности, а они могут свободно дробиться, передвигаться в любом направлении… И если бы мы их разбили на этом континенте, переберутся на другие. Но в конце концов это не наша задача — уничтожить их. Я считаю, что мы должны улететь.

— Ах, вот как!

— Да. Поскольку своими противниками мы имеем создания мертвой эволюции, наверняка апсихичные, то не можем решать проблемы в категориях мести либо расплаты за «Кондор», за судьбу его команды. Это все равно что отхлестать океан, утопивший корабль и людей…

— В том, что вы говорите, было бы много верного, если бы все обстояло именно так, — произнес вставая Хорпах. Он оперся руками на исчерченную карту. — Но в конце концов это только гипотеза, а мы не можем вернуться с гипотезами. Нам нужна уверенность. Не месть, а уверенность. Точный диагноз, точные факты. Как только мы их установим, как только я буду иметь в контейнерах образцы этой летающей механической фауны, — если она действительно существует, — я сразу же соглашусь, что здесь нам больше делать нечего. Тогда уже делом Базы будет устанавливать дальнейший образ действий. Кстати говоря, нет никакой гарантии, что эти создания, оставшись на планете, не будут развиваться так, что в конце концов не начнут угрожать космическим полетам в этом районе Галактики.

— Если бы это и случилось, то не раньше чем через сотни тысяч, а скорее, через миллионы лет. Я все же опасаюсь, что вы рассуждаете так, словно мы стоим лицом к лицу с мыслящим противником. Повторяю, это не так. То, что когда-то было инструментом разумных существ, после их исчезновения получило самостоятельность и по истечении миллионов лет стало частью природных сил планеты. Жизнь осталась в океане, так как туда не распространяется механическая эволюция, но она не дает выхода формам этой жизни на сушу. Этим объясняется умеренное содержание кислорода в атмосфере — его выделяют океанские водоросли. Этим же объясняется и вид поверхности континентов. Они пустынны, так как эти существа ничего не строят, не создают никакой цивилизации, никаких ценностей, не имеют вообще ничего, кроме самих себя… Поэтому мы должны расценивать их как силу природы. Природа тоже не делает никаких оценок, не создает ценностей. Эти творения просто являются сами собой, существуют и действуют так, чтобы это существование продолжалось…

— Как вы объясняете гибель самолетов? Их ведь охраняло силовое поле…

— Силовое поле можно уничтожить другим силовым полем. Впрочем, чтобы уничтожить в доли секунды всю память, содержащуюся в мозгу человека, нужно мгновенно возбудить вокруг его головы магнитное поле такой напряженности, какое трудно было бы реализовать даже нам средствами, которые есть у нас на борту. Для этого потребовались бы гигантские преобразователи, трансформаторы, электромагниты…

— И вы думаете, что они все это имеют?

— Ну, конечно же, нет! Они ничего не имеют. Это просто кирпичики, из которых в зависимости от потребности строится то, что необходимо. Приходит сигнал: «Опасность!» Появилось нечто, вызвавшее какие-то изменения, например изменение электростатического поля… Летающий рой немедленно образует «туче-мозг», и просыпается его общая «память»: такие существа уже были, с ними боролись так-то, это привело к их уничтожению… И этот образ действия повторяется…

— Хорошо, — сказал Хорпах, который уже некоторое время не слушал старого биолога. — Старт откладывается. Соберем совещание. Я предпочел бы этого не делать, намечается большая дискуссия, ученые страсти разгорятся, но иного выхода не вижу… Через полчаса в главной библиотеке, доктор Лауда…

— Пусть меня убедят, что я ошибаюсь, и тогда на борту появится человек, действительно удовлетворенный… — спокойно сказал Лауда и так же тихо, как вошел, покинул каюту.

Хорпах выпрямился, прошел к стенному информатору и, нажав кнопку внутренней переговорной сети, вызвал по очереди всех ученых.

Как оказалось, большинство специалистов предполагало примерно то же, что и Лауда; он был лишь первым, кто сформулировал свое мнение категорично. Споры разгорелись только вокруг проблемы психичности или апсихичности «тучи». Кибернетики скорее склонялись к мнению, что это мыслящая система, обладающая способностью к определенной стратегии. На Лауду нападали резко. Хорпах понимал, что горячность этих атак вызвана не столько гипотезой Лауды, сколько тем, что он не обсудил ее предварительно с коллегами, а пришел прямо к нему самому. Несмотря на все узы, объединившие их с экипажем, ученые образовывали, однако, что-то вроде «государства в государстве» и придерживались определенного неписаного кодекса поведения.

Главный кибернетик Кронотос поинтересовался, каким образом, по мнению Лауды, «туча», лишенная интеллекта, научилась атаковать людей.

— Но это же просто, — ответил биолог. — Она ничего другого не делала в течение миллиона лет. Я имею в виду борьбу с первоначальными обитателями Региса. Это были животные, обладавшие центральной нервной системой. Туча научилась атаковать их точно так же, как земное насекомое атакует жертву. И делает это с той же точностью, с какой оса умудряется впрыснуть яд в нервные узлы кузнечика или жука. Это не интеллект, это инстинкт…

— А откуда она «знала», как атаковать самолеты? С самолетами ведь до сих пор она не встречалась…

— Этого мы не можем знать, коллега. Они дрались, как я уже сказал, на два фронта. И с живыми обитателями Региса, и с мертвыми, то есть с другими автоматами. Им приходилось использовать различные виды энергии для обороны и нападения…

— Но если среди них не было летающих…

— Я догадываюсь, что имеет в виду доктор Лауда, — заметил заместитель главного кибернетика Зорахан. — Эти большие автоматы, макроавтоматы, сообщались друг с другом с целью кооперации, и легче всего уничтожить их можно было с помощью изоляции, разделения, а лучший способ для этого — блокирование связи.

— Речь идет не о том, можно ли объяснить отдельные варианты поведения «тучи» без использования версии ее «разумности», — ответил Кронотос, — ведь нас не ограничивает бритва Оккама. Нашей задачей, по крайней мере сейчас, является создание не такой гипотезы, которая наиболее эффективно объяснила бы все, а такой, которая обеспечивала бы максимальную безопасность действий. Поэтому правильнее признать, что «туча» может обладать разумом, это более осмотрительно. В этом случае мы будем действовать осторожнее. Если же мы вслед за Лаудой примем, что она разумом не обладает, а в действительности она его имеет, — мы можем заплатить за такую ошибку страшной ценой… Я говорю не как теоретик, но прежде всего как стратег…

— Не знаю, кого ты хочешь победить — «тучу» или меня, — спокойно ответил Лауда. — Я не выступаю за неосторожность, но «туча» не обладает разумом иного типа, нежели насекомое, а точнее, не столько одиночное насекомое, сколько, скажем, муравейник. В противном случае нас бы уже не было.

— Докажи.

— Мы не являлись для них первым противником типа homo, она уже имела с ним дело: напоминаю, что перед нами здесь сел «Кондор». Так вот, чтобы проникнуть под силовое поле, этим микроскопическим «мушкам» достаточно было зарыться в песок. Поле кончается у его поверхности. Они знали силовые поля «Кондора» и, следовательно, могли научиться приемам нападения. Но ничего подобного не сделали. Либо «туча» глупа, либо она действует инстинктивно.

Кронотос не хотел отступать, но тут вмешался Хорпах, предлагая прекратить дискуссию. Он просил вносить конкретные предложения на основании того, что установлено с большой вероятностью. Нигрен спросил, нельзя ли экранировать людей, надевая металлические шлемы, которые уничтожают воздействие магнитного поля. Однако физики пришли к выводу, что это не даст результата, так как очень сильное магнитное поле создаст в металле вихревые токи, которые разогреют шлемы до высокой температуры. Когда начнет припекать, не будет другого выхода, как только сорвать шлем с головы и подставить себя под удар.

Была уже ночь. Хорпах в одном углу зала разговаривал с Лаудой и врачами, отдельно сгруппировались кибернетики.

— Все-таки невероятно, что существа более разумные, макроавтоматы, не одержали победы, — сказал кто-то из ученых. — Это было бы исключение, подтверждающее правило, что эволюция идет в направлении усложнения, усовершенствования гомеостаза… Вопросы информации, ее использования…

— Эти автоматы не имели шансов именно потому, что уже с самого начала были так высоко развиты и сложны, — ответил Зорахан. — Пойми, они были очень специализированы, приспособлены для сотрудничества со своими конструкторами, лирянами, а когда лирян не стало, они остались как бы искалеченными, лишенными руководства. В то же время формы, из которых образовались сегодняшние «мушки» (я совсем не утверждаю, что они существовали уже тогда, даже считаю это исключенным — они должны были образоваться значительно позднее), те формы были относительно примитивны и поэтому имели перед собой много дорог для развития.

— Возможно, был еще более важный фактор, — добавил доктор Сакс, подошедший к кибернетикам. — Мы имеем дело с механизмами, а механизмы никогда не проявляют таких тенденций к регенерации, как живое существо, живая ткань, воспроизводящая себя после повреждения. Макроавтомат, если даже он и мог исправить другой, нуждался для этого в инструментах, в целом машинном парке. Достаточно было отрезать их от таких инструментов, чтобы ослепить. Тогда они стали почти беззащитной жертвой этих летающих созданий, которые испортить было гораздо труднее…

— Очень интересно! — воскликнул вдруг Зорахан. — Из этого следует, что автоматы нужно строить совершенно иначе, чем мы это делаем, чтобы они были действительно универсальными: нужно исходить из маленьких элементарных кирпичиков, из псевдоклеток, которые будут взаимозаменяемы…

— Это не так уж ново, — усмехнулся Сакс, — именно по такому пути пошла эволюция живых форм, и не случайно. И то, что «туча» состоит из таких взаимозаменяемых элементов, тоже наверняка не случайно. Это вопрос материала: поврежденный макроавтомат требует частей, изготовить которые можно только имея высокоразвитую промышленность; система же, состоящая из пары кристаллов, или термисторов, или иных простых элементов, такая система может быть уничтожена, и ничего не случится — ее просто заменит одна из миллиарда аналогичных…

Видя, что сейчас от ученых многого ждать не приходится, Хорпах покинул собравшихся, они этого даже не заметили, увлеченные дискуссией. Командир отправился в рубку, чтобы сообщить группе Рохана о гипотезе «мертвой эволюции». Было уже темно, когда «Непобедимый» установил связь с суперкоптером, находящимся в кратере. К аппарату подошел Гаарб.

— У меня осталось только семь человек, — сказал он. — Из них два врача при этих несчастных. Остальные сейчас спят, кроме радиста… Да… полная силовая защита… Рохан еще не вернулся.

— Еще не вернулся? А когда он выехал?

— Около шести пополудни. Забрал семь машин и остальных людей, одиннадцать человек… Мы договорились, что он вернется после захода… Солнце зашло десять минут назад.

— У вас есть с ним радиосвязь?

— Связь потеряна час назад.

— Гаарб! Почему же вы немедленно не сообщили мне?

— Рохан предупредил, что на некоторое время связь прервется, так как он забирается в одно из глубоких ущелий. Их склоны обросли металлическим свинством, которое так экранирует, что практически на связь надеяться нельзя…

— Прошу сообщить мне сразу же, как только Рохан вернется… Он за это ответит… Так мы скоро всех можем потерять…

Астрогатор говорил что-то еще, но его прервал возглас Гаарба:

— Они подъезжают, командир! Я вижу свет, это Рохан… Раз, два… Нет, только одна машина… Сейчас я все узнаю…

— Жду.

Гаарб, увидев огни фар, ползущие низко над землей, то освещавшие лагерь, то упиравшиеся в неровности почвы, схватил ракетницу и дважды выстрелил вверх. Этого было достаточно, чтобы все спящие вскочили на ноги. Тем временем машина описала дугу, радист открыл проход в энергетической стене, и в обозначенную голубыми светлячками щель вкатился запыленный вездеход и подъехал к холмику, на котором стоял суперкоптер. К своему ужасу Гаарб узнал маленькую, рассчитанную на трех человек амфибию командира группы. Вместе с остальными людьми он побежал к машине. Не успела она остановиться, как из нее выпрыгнул человек в разодранном комбинезоне, с лицом, настолько испачканным грязью и кровью, что Гаарб не узнал его, пока тот не заговорил.

— Гаарб… — простонал человек, хватая ученого за плечи, ноги его подгибались.

— Что случилось? Где остальные?

— Нет… их… никого… — прошептал Рохан и, потеряв сознание, повис на руках подбежавших людей.

К полуночи врачам удалось привести его в чувство. Лежа под алюминиевой оболочкой барака в кислородной палатке, он рассказал то, что получасом позднее Гаарб передал на «Непобедимый».