"Торговцы грезами" - читать интересную книгу автора (Роббинс Гарольд)ТРИДЦАТЬ ЛЕТ 1908Держа в руках рубашку, Джонни Эйдж услышал, как в церкви зазвонил колокол. Одиннадцать часов. «До поезда осталось только сорок минут», — подумал он, лихорадочно продолжая упаковывать вещи. Затем быстро побросал оставшуюся одежду в чемодан и закрыл крышку. Прижав ее коленом, навалился как следует и защелкнул замки. Поднял чемодан с кровати, вынес его из комнаты в лавку и поставил у входной двери. Несколько секунд Джонни стоял, оглядываясь по сторонам. В темноте казалось, что машины насмехаются над ним, смеются над его крахом. Он сжал губы и прошел мимо них в свою маленькую комнатку. Ему оставалось сделать лишь одно, самое неприятное — оставить Питеру записку с объяснением, почему он уезжает ночью, не простившись. Все было бы гораздо проще, если бы Питер не был так добр к нему, да и вся семья тоже. Эстер почти каждый вечер приглашала его ужинать. Дети звали его «дядя Джонни». Ком подкатил к горлу, когда он сел за стол. Ведь именно о такой семье он мечтал те долгие годы, которые ему пришлось работать в балагане. Достав лист бумаги и карандаш, он написал: «Дорогой Питер», — и остановился. Как попрощаться и поблагодарить людей, которые так хорошо относились к тебе? Может просто небрежно черкнуть: «Ну что ж, пока, было приятно с вами познакомиться. Спасибо за все», — и выбросить это из головы? Джонни нервно принялся грызть карандаш, потом отложил его и достал сигарету. Через несколько минут снова взял карандаш и стал писать: «С самого начала вы были правы — мне не следовало открывать это проклятое заведение». Он вспомнил, как впервые появился здесь. В кармане у него было пять сотен, ему было девятнадцать лет, и он был уверен, что умнее всех. До этого он работал только в балагане и вот теперь наконец сможет прилично устроиться и неплохо заработать. Один дружок шепнул ему, что в Рочестере есть полностью оборудованный зал автоматов — бери не хочу. В тот день он и встретил Питера Кесслера. Питер был владельцем здания, в котором находился зал автоматов. Сам он по соседству держал скобяную лавку. Джонни сразу же приглянулся Питеру. Впрочем, он всем нравился. Джонни был высокий, метр восемьдесят, черные густые волосы, голубые глаза. На его лице почти всегда сияла белозубая улыбка. Питер посочувствовал ему еще до того, как он завел разговор об аренде зала. Кесслер наблюдал, как Джонни ходит по залу, трогает автоматы, пробуя их. Наконец он сказал: — Мистер Эйдж… Джонни повернулся к нему. — Да? — Мистер Эйдж, возможно, это не мое дело, но не кажется ли вам, что для игорного зала это место не слишком подходит? — Он замолчал. Ему показалось, что он ведет себя глуповато. Ведь он был хозяин, и ему не стоило совать в это нос, лишь бы мальчишка платил аренду, но… Улыбка сползла с лица Джонни. В девятнадцать лет трудно признавать, что ты не прав. — Почему вы спрашиваете об этом, мистер Кесслер? — спросил он холодно. Питер слегка запнулся. — Ну… Двое ребят, которые здесь работали в последнее время… у них дело так и не пошло. — Возможно, они ничего не соображали в этом, — ответил Джонни. — К тому же, вы правы, это совсем не ваше дело. Питер замер. Он был очень чувствительным человеком, хотя и старался не показывать этого. Его голос стал резким и деловым, именно таким, как когда Джонни переступил порог его лавки и представился. — Извините, мистер Эйдж, я не хотел вас обидеть. Джонни кивнул головой. Питер продолжал в том же тоне: — Тем не менее, основываясь на опыте работы бывших владельцев зала, я буду вынужден взять арендную плату за три месяца вперед. «Это, наверно, остановит его», — подумал он про себя. Джонни быстро прикинул. Пятьсот долларов минус сто двадцать, остается триста восемьдесят. Более чем достаточно для него. Вынув деньги из кармана, он отсчитал нужную сумму и сунул их в руку Питера. Прислонившись к одному из автоматов, Питер написал расписку, отдал Джонни и протянул ему руку. — Извиняюсь за бесцеремонность, — сказал он, — но я хотел как лучше. — Он нерешительно улыбнулся. Джонни внимательно посмотрел на него. Не заметив на лице Питера насмешки, он пожал его руку. Питер направился к выходу. У порога он обернулся. — Если я вам понадоблюсь, мистер Эйдж, заходите в любое время. Двери рядом. — Хорошо, мистер Кесслер. Спасибо. — Счастливо, — бросил Питер и вышел. Джонни помахал ему рукой. Нахмурившись, что было ему не свойственно, Питер зашагал к своей лавке. Его жена Эстер стояла за прилавком, пока Питер показывал Джонни его новые владения. — Он таки решился? — спросила она. Питер медленно кивнул головой. — Да, — ответил он. — Решился. Бедный парень! Надеюсь, у него все будет хорошо. Джонни зажег новую сигарету и снова принялся писать: «Поверьте, мне не жалко тех денег, что я потерял, мне жалко лишь убытков, которые вы понесли из-за меня. Мой бывший хозяин — Эл Сантос — предложил мне снова работать у него на ярмарке. И как только он мне заплатит, я начну высылать вам деньги, которые должен». Ему не хотелось опять возвращаться в балаган. Не то чтобы ему не нравилась прежняя работа, просто он чувствовал, что будет скучать по семье Кесслеров. Своих родителей он почти не помнил. Лет десять назад они погибли в балагане в результате несчастного случая. Тогда Эл Сантос и взял его под свое крылышко. Но Эл был слишком занятой человек, и Джонни приходилось крутиться самому. Он чувствовал себя очень одиноко, ведь в балагане не было детей его возраста, и семья Кесслеров заняла как раз то место в его душе, что пустовало до сих пор. Он вспоминал поздние обеды по пятницам с Питером и всей его семьей. Джонни едва не ощутил запах вареного цыпленка и вкус мягких сдобных булочек, которые готовила Эстер. Он вспомнил последнее воскресенье, прогулку с детьми в парке, их смех, и то, каким гордым он чувствовал себя, когда они его звали «дядя Джонни». Они были такие чудные ребята. Дорис было почти девять, а Марку три года. Возвращаться в балаган ему не хотелось, но не сидеть же вечно на шее у Питера. Он задолжал ему аренду за три месяца, и если бы Эстер не подкармливала его, пришлось бы положить зубы на полку. Он снова взял в руки карандаш. «Извините, что я вынужден покинуть вас таким образом, но завтра сюда должны явиться кредиторы с постановлением суда. Так что другого выхода у меня нет». Поставив внизу свое имя, он пробежал записку глазами. Чего-то не хватало. Нельзя было так прощаться с друзьями. «P. S. Скажите Дорис и Марку, что, если наш балаган когда-нибудь будет в вашем городе, они смогут кататься на каруселях сколько захотят. Спасибо за все. Дядя Джонни». Теперь он почувствовал облегчение. Он встал, оставив записку на столе, и внимательно осмотрел комнату. Ему бы не хотелось что-либо забыть, Джонни не мог себе этого позволить: у него просто не было денег, чтобы купить необходимую вещь взамен забытой. Нет, все было в порядке. Он не забыл ничего. Джонни взглянул на записку, лежащую на столе, выключил свет и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. И не заметил, как сквозняк смахнул записку на пол. Он медленно прошел через зал, глядя по сторонам. Справа стояли «однорукие бандиты» — игральные автоматы, рядом с ними — волшебный фонарь, чуть дальше — автоматический бейсбол с десятью игроками. Слева он расставил скамейки перед кинопроектором, который он заказал, но не успел получить, а возле двери расположилась «гадалка» — машина, предсказывающая судьбу. Он остановился и посмотрел на куклу через стекло. Ее голову покрывала белая шаль, украшенная различными магическими символами. В темноте гадалка казалась совсем живой, ее глаза смотрели на него. Он выудил из кармана монету, сунул ее в щель и дернул за рычаг. — Ну-ка! Что ты мне предскажешь, старушка? Машина загудела, рука механической гадалки поднялась, железные пальцы стали скользить вдоль стопок аккуратно нарезанного картона. Машина загудела еще сильнее, когда гадалка, выбрав карточку, тяжело повернулась и бросила ее Джонни. Он поднял ее и тут же услышал, как где-то далеко раздался паровозный свисток. — Вот черт! — сказал он про себя. — Пора бежать. Сунув карточку в карман пиджака, Джонни подхватил чемодан и выскочил на улицу. Он бегло взглянул на окна Питера. Они были темными. Вся семья уже спала. На улице, ощутив прохладу, он надел пальто, поднял воротник и быстро зашагал по направлению к станции. Дорис, спавшая наверху, внезапно проснулась и открыла глаза. В комнате было темно. Она повернулась на бок и поглядела в окно. В свете уличного фонаря девочка увидела идущего человека. В руке он нес чемодан. «Дядя Джонни», — прошептала она и снова погрузилась в сон. К утру она уже позабыла об этом, но ее подушка почему-то оказалась влажной от слез. Джонни стоял на платформе, глядя на приближающийся поезд. Он сунул руку в карман за сигаретой и нащупал карточку. Вытащив ее, прочитал: «Вы отправляетесь в путешествие и не собираетесь возвращаться, но вы вернетесь, и скорее, чем думаете. Цыганка, которая знает все». Джонни громко рассмеялся, поднимаясь в вагон. «На этот раз ты почти угадала, старушка, но ты не права, что я вернусь». И он выбросил карточку в ночь. Но ошибся-то как раз Джонни. Цыганка была права. Питер открыл глаза. Он неподвижно лежал на огромной двуспальной кровати, медленно отходя от сна. Потянувшись, коснулся правой рукой подушки Эстер. Та еще хранила ее тепло. Он совсем проснулся, услышав, как Эстер кричит из кухни Дорис, чтобы та поторапливалась, быстрее завтракала, иначе опоздает в школу. Питер встал с кровати и направился к креслу, на котором была сложена одежда. Снял длинную ночную рубашку, надел белье и брюки. Сидя в кресле, натянул чулки, надел туфли и проследовал в ванную комнату. Открыв воду, Кесслер достал кисточку для бритья и начал взбивать пену, тихонько напевая себе под нос старую немецкую песню, которую помнил с юности. В ванную вошел Марк. — Папа, я хочу пописать, — сказал он. Отец посмотрел на него. — Давай! Ты уже большой мальчик. Закончив, Марк посмотрел на отца, правившего бритву. — Могу я сегодня побриться? — спросил он. Питер серьезно посмотрел на него. — А когда ты брился в последний раз? Марк, точь-в-точь как отец, провел пальцами по подбородку. — Позавчера, — сказал он, — но моя борода растет так быстро! — Ладно, — сказал Питер, заканчивая править бритву. Он подал Марку помазок. — Намажь лицо пеной, пока я закончу. — Питер начал бриться. Намылив лицо пеной, Марк терпеливо ждал, когда отец закончит бриться. Он не приставал к отцу, когда тот брился, так как знал, что бритье — это очень важное и ответственное дело. Если человека отвлечь, тот может порезаться. Покончив с бритьем, отец повернулся к Марку. — Готов? — спросил он. Марк кивнул. Он не решался открыть рот, потому что весь был в пене и боялся проглотить ее. Питер стал возле него на колени. — Поверни голову, — сказал он Марку. Марк повернул голову и закрыл глаза. — Не порежь меня, — сказал он. — Я буду очень осторожным, — пообещал отец. Питер повернул бритву тупым концом и начал снимать пену со щек Марка. Почти мгновенно все было готово. Питер поднялся с колен. — Ну вот и все, — сказал он. Марк открыл глаза и провел рукой по лицу. — Теперь гладкое, — счастливо сказал он. Питер улыбнулся, промывая бритву. Затем он аккуратно положил ее в футляр и вымыл помазок. Смыв с лица остатки пены, вытерся полотенцем, поднял Марка и усадил себе на плечи. — Ну а теперь пойдем завтракать, — сказал он. Они вошли в кухню, и Питер пересадил Марка на его высокий стул, а сам уселся рядом. Подошла Дорис и поцеловала отца. — Доброе утро, папочка, — сказала она чистым голосом. Питер обнял ее. — Gut' morgen, liebe kind, zeese kind…[1] — Он всегда так говорил с ней, особенно после рождения Марка. Марк был его любимцем, и он чувствовал себя из-за этого словно бы немного виноватым, и потому старался обходиться с Дорис как можно ласковей. Дорис подошла к своему стулу и села. Питер посмотрел на нее. Это была чудная девчушка. Ее золотистые волосы заплетены в косу, голубые глаза были мягкими и теплыми, щеки — нежно-розовыми. Питер с удовольствием глядел на нее. Маленькой она много болела, и из-за этого они были вынуждены переехать из Нью-Йорка в Рочестер. Вошла Эстер с блюдом в руках. От него исходил такой аромат, что слюнки потекли. Это был омлет с луком и копченой лососиной. Питер принюхался. — Лосось с яйцами! — воскликнул он. — Где ты его достала, Эстер? Она довольно улыбнулась. Лосось в Рочестере был редкостью, и ей по случаю выслали немного из Нью-Йорка. — Моя двоюродная сестра Рахиль прислала из Нью-Йорка, — ответила она. Накладывая еду в тарелку, Питер посмотрел на Эстер. Она была на год моложе его, все еще стройная, все еще привлекательная, все еще красивая той красотой, которая так привлекла его, когда он впервые появился в скобяной лавке ее отца, к которому нанялся на работу сразу же после переезда в Америку. Густые темные волосы жены были собраны на затылке, взгляд излучал доброту и спокойствие. Она принялась накладывать порцию Марку. — Я побрился! — сообщил ей Марк. — Я вижу, — ответила она, проводя ладонью по его лицу. — Очень хорошо. — Когда я начну бриться сам? — спросил он. Дорис засмеялась. — Ты еще слишком маленький, — сказала она. — Тебе сейчас вовсе не надо бриться. — Надо! — запротестовал он. — Успокойтесь и кушайте, — сказала Эстер. Когда она села за стол, Питер уже закончил завтракать. Вытащив часы, он посмотрел на них, одним глотком выпил кофе и сбежал вниз по лестнице открывать лавку. Он вечно опаздывал с открытием, вот и сейчас на часах было уже начало девятого. Утро прошло спокойно. Было довольно жарко, и покупатели особо не докучали. Около одиннадцати часов к лавке подъехала подвода, и возница подошел к Питеру. — Во сколько этот парень открывает свое заведение? — спросил он, указывая пальцем в направлении игорного зала Джонни. — Обычно в двенадцать, — ответил Питер. — А что? — Да я ему привез аппарат, но дверь закрыта, а заезжать еще раз — времени нет. — Постучите в дверь, — посоветовал Питер. — Он спит там же, в комнатке. — Да я уже стучал! Никто не отзывается. — Минуточку, — сказал Питер, шаря под прилавком и доставая ключ. — Я вас впущу. Они вместе вышли на улицу. Питер постучал в дверь. Никто не ответил. Он заглянул в окно, но ничего не увидел. Тогда он сунул ключ в замок и повернул его. Дверь открылась, и они зашли внутрь. Питер сразу направился к комнатке и слегка постучал. Никакого ответа. Он открыл дверь и заглянул внутрь. Джонни там не было. Питер повернулся к приехавшему. — Я думаю, вы можете заносить, — сказал он. — Джонни, наверно, вышел на минутку. Выйдя на улицу, Питер стал наблюдать, как человек выгружает странный агрегат. Ничего подобного ему видеть еще не приходилось. — Что это такое? — спросил он. — Машина с движущимися картинками, — пояснил человек. — Она показывает картинки, и они движутся на экране. Питер покачал головой. — И чего только не придумают! — высказался он вслух. — Она что, и вправду работает? Человек хмыкнул. — Да. Я их видал в Нью-Йорке. Когда аппарат занесли вовнутрь, Питер расписался в квитанции, закрыл дверь и забыл обо всем до полтретьего, пока Дорис не вернулась из школы. — Папа, а почему дядя Джонни еще не открыл зал? Питер удивленно посмотрел на нее. Он совсем забыл об этом. — Не знаю, — сказал он, и они вместе отправились к заведению Джонни. Питер заглянул в окошко. Внутри никакого движения. Ящик, который привезли утром, стоял на прежнем месте. Питер повернулся к Дорис. — Беги наверх и скажи маме, чтобы она сменила меня. Он постоял на улице, ожидая, пока Эстер спустится вниз. — Что-то Джонни не видно, — сказал он. — Постой за прилавком, а я узнаю, в чем дело. Питер открыл дверь и, пройдя через зал, зашел в комнату Джонни. На полу он нашел записку, поднял и прочитал. Потом медленно побрел к своей лавке и там протянул записку Эстер. Она прочла и вопросительно посмотрела на Питера. — Он уехал? Его глаза были печальными. Похоже, он даже не услышал ее вопроса. — Я чувствую себя виноватым. Зачем я только сдал ему этот зал? Она понимающе посмотрела на него. Ей тоже очень нравился Джонни. — А чем ты мог помочь, Питер? Ведь ты пытался отговорить его. Он взял у нее записку и перечитал ее. — Зачем он так поступил? — сказал он. — Ведь можно было просто поговорить со мной. — Я думаю, ему было немного стыдно. Питер покачал головой. — Все равно не могу понять. Ведь мы были друзьями. Внезапно Дорис, стоявшая рядом с ними и прислушивавшаяся к каждому слову, начала плакать. Родители посмотрели на нее. — Дядя Джонни что, больше никогда не придет? — спросила она сквозь слезы. Питер взял ее на руки. — Конечно, придет, — ответил он. — Дядя Джонни пишет в записке, что скоро вернется и покатает всех вас на карусели. Дорис перестала плакать и посмотрела на отца большими сияющими глазами. — Правда? — Правда, — ответил Питер, глядя поверх головы ребенка на жену. Незнакомец терпеливо ждал, пока Питер закончит обслуживать покупателя, и лишь потом подошел к нему. — Джонни Эйдж здесь? — спросил он. Питер посмотрел на него с удивлением. Тот совершенно не был похож ни на одного из тех кредиторов, которых Джонни назвал в записке. Питер знал большинство из них. — Сейчас нет, — ответил он. — Может, я могу чем-нибудь помочь? Я — Питер Кесслер — владелец этого здания. Незнакомец протянул ему руку и улыбнулся. — Я — Джо Тернер из компании «Грэфик Пикчерс». Я приехал показать Джонни, как пользоваться аппаратом для движущихся картинок, его привезли вчера. Питер пожал ему руку. — Рад с вами познакомиться, — сказал он. — Но боюсь, что вы опоздали. Джонни позавчера уехал. — Он что, не мог подождать? — Тернер выглядел растерянным. Питер покачал головой. — Дела шли из рук вон плохо. Он вернулся к старой работе. — К Сантосу? — уточнил Тернер. — Да, — подтвердил Питер. — Вы знаете Джонни? — Мы работали с ним вместе у Сантоса. Он хороший парень. Жалко, что он не задержался здесь на пару дней. Движущиеся картинки помогли бы ему выкарабкаться. — В Рочестере? — засмеялся Питер. Тернер укоризненно посмотрел на него. — А почему бы и нет? Чем отличается Рочестер от других городов? А движущиеся картинки начинают завоевывать популярность везде. Вы когда-нибудь видели их? — Нет, — ответил Питер. — Даже не слышал до вчерашнего дня о подобных вещах. Тернер достал сигару, откусил зубами кончик и зажег ее. Он выпустил облако дыма и, прежде чем продолжить, смерил Питера внимательным взглядом. — Вы кажетесь мне подходящим человеком, мистер Кесслер, и я хочу сделать вам предложение. Дело в том, что в конторе я обязался доставить машину Джонни. Если я привезу ее обратно, то мне придется самому оплатить перевозку и установку машины, даже если ее не использовали. А это — больше ста долларов. Давайте я вам покажу сегодня вечером, как она работает, и, если вам понравится, вы откроете свое заведение. Питер покачал головой. — Только не я. Я всю жизнь работаю со скобяными товарами и ничего не понимаю в движущихся картинках. Но Тернер не сдавался. — Какая разница? Это тоже бизнес, только новый. Всего пару лет назад человек по фамилии Фокс открыл это шоу с движущимися картинками, не имея никакого опыта, а сейчас у него дела идут так, что лучше не надо! То же самое можно сказать и о Ломмеле. Вам придется только крутить ручку, а люди будут раскошеливаться, чтобы посмотреть картинки. Тут пахнет хорошими деньгами. Это дело имеет большое будущее. — Только не для меня, — сказал Питер. — У меня и так хорошее дело. Зачем мне еще о чем-то беспокоиться? — Послушайте, мистер Кесслер, — продолжал Тернер. — Это не будет вам стоить ни цента. Проектор уже здесь. С собой у меня пара коробок с фильмами и прорва времени. Давайте я вам покажу, как эта штуковина работает, а дальше вы уж решайте сами. Конечно, если не понравится, я заберу машину обратно. Питер на минуту задумался. Ему, пожалуй, хотелось посмотреть движущиеся картинки. То, что вчера рассказал ему извозчик, будоражило его воображение. — Ладно, — сказал он, — погляжу. Но ничего не обещаю. Тернер улыбнулся и снова протянул Питеру руку. — Все так говорят, пока не увидят. Вот что я вам скажу, мистер Кесслер, вы, может, сами того еще не знаете, но уже принадлежите миру кино. Питер пригласил мистера Тернера на обед. Когда он представил Тернера жене, та посмотрела вопросительно, но промолчала. Питер поспешил объяснить: — Мистер Тернер сегодня вечером покажет нам движущиеся картинки. После еды Тернер извинился, сказав, что ему надо спуститься и все приготовить. Питер отправился вместе с ним. Когда они вошли в игорный зал, Тернер огляделся. — Жалко, что Джонни пришлось уехать. Это как раз то, что ему было надо. Тогда Питер объяснил ему причину бегства Джонни и показал записку, которую тот оставил. Собирая аппарат, Тернер внимательно слушал, а когда Питер закончил, сказал: — В любом случае, мистер Кесслер, не надо беспокоиться о деньгах, которые вам должен Джонни. Если он обещал их вернуть, так оно и будет. — А кто беспокоится о деньгах? — спросил Питер. — Мы все любили его, для нас он был как родной. Тернер улыбнулся. — Да, Джонни такой. Я помню, как погибли его родители. Ему тогда было лет десять. Мы с Сантосом все решали, что с ним делать. Родственников не было, и ему была прямая дорога в сиротский дом, но Сантос решил оставить его при себе. Потом Сантос говорил, что Джонни был ему как сын. Тернер продолжал работать, а Питер поднялся наверх к Эстер. Когда они спустились, свет был уже погашен. В темноте они заняли указанные Тернером места. Хотя Питеру и хотелось посмотреть на движущиеся картинки, он был очень доволен, что его никто не сможет увидеть с улицы. — Готовы? — спросил Тернер. — Да, — ответил Питер. Яркий свет внезапно озарил экран, который Тернер установил перед ними. Появились печатные слова, сначала расплывчатые, потом, когда Тернер сфокусировал объектив, более четкие. Прежде чем они успели что-либо разобрать, слова исчезли, и в уголке экрана появился маленький паровоз, который, пыхтя дымом, двигался вперед, становясь с каждой секундой все больше и больше. Он мчался прямо на них. Казалось, еще немного — и локомотив ворвется в комнату. Эстер вскрикнула и уткнулась лицом в плечо Питера, схватив его за руку. Питер в ответ крепко сжал ее ладонь. В горле у него пересохло, он лишился дара речи, и на побледневшем лице выступил пот. — Он уехал? — спросила Эстер, не поднимая лицо с его плеча. — Уехал, — ответил Питер, удивляясь, что еще может говорить. Тут же они перенеслись на пляж. Симпатичные девушки, улыбаясь, стояли вокруг них, собираясь купаться; затем они оказались на барже, направляющейся в нью-йоркскую гавань, и знакомые здания казались настолько реальными, что так и хотелось потрогать их рукой, но не успели они это сделать, как оказались на скачках — мчались лошади, толпа бесновалась, одна из лошадей вырвалась вперед и пересекла финиш. Тут все закончилось. Яркий свет, заливавший экран, резал им глаза. Питер с удивлением заметил, что все еще держит руку Эстер. Он услышал, как Тернер спросил: — Ну как вам понравилось? Питер встал, моргая. — Если бы я не видел это собственными глазами, то никогда бы не поверил, — проговорил он, протирая глаза руками. Тернер рассмеялся. — Все сначала так говорят. Он повернулся, чтобы включить свет. И тут Кесслер увидел толпу. Люди стояли на улице, прижав лица к стеклу, в их глазах светились восторг и удивление. Питер повернулся к Эстер. — Ну что ты думаешь? — Я не знаю, что и думать, — ответила она. — Никогда такого не видела раньше. Дверь открылась, и люди повалили в зал. Среди них было немало знакомых Питера. Все они говорили одновременно. — Что это такое? — услышал он чей-то вопрос. — Движущиеся картинки из Нью-Йорка, — ответил Тернер. — Вы будете их здесь показывать? — Я не знаю, — ответил Тернер. — Это зависит от мистера Кесслера. Толпа посмотрела на Питера. Несколько секунд Питер стоял молча — он все еще не мог прийти в себя после увиденного. Потом внезапно, словно со стороны, он услышал свой голос: — Конечно, конечно, мы будем их показывать. Откроемся в субботу вечером. Эстер ухватила его за рукав. — Ты что, с ума сошел? — спросила она. — Суббота — ведь это послезавтра. Он шепнул ей на ухо: — С ума сошел? Я? Да ведь все они готовы заплатить деньги, чтобы увидеть движущиеся картинки! Она ничего не ответила. Питер вдруг почувствовал себя важной особой, и сердце его учащенно забилось. Он откроется в субботу вечером, ведь Эстер не сказала «нет». Не прошло и шести недель, как Джонни вернулся обратно в Рочестер. С чемоданом в руке он подошел к дому Питера и встал как вкопанный. Скобяная лавка была на месте, но игорного зала не было и в помине. Старая вывеска была снята, а новая гласила: НИКЕЛЬОДЕОН КЕССЛЕРА Стояло раннее утро, и улица была еще пустынна. Джонни постоял, разглядывая вывеску, затем, перехватив чемодан из одной руки в другую, направился к лавке Питера. На секунду он остановился в дверях, пока его глаза не привыкли к темноте. Питер первым увидел его и ринулся навстречу, протягивая руку. — Джонни! Джонни опустил чемодан и пожал руку Питера. — Ты вернулся! — возбужденно произнес Питер. — Я ведь говорил Эстер, что ты вернешься! Я ведь говорил ей! Она сказала, что, может, ты не захочешь, но я сказал: мы пошлем ему телеграмму и все узнаем. Джонни улыбнулся. — Я так и не понял, что вы хотели от меня? Особенно после того, как я смылся, но… Питер не дал ему закончить. — Никаких «но»! Забудем, что произошло. Дело прошлое. Он обернулся и увидел Дорис. — Беги наверх, скажи маме, что Джонни здесь. — Питер взял Джонни за руку и повел его в лавку. — Я чувствовал, что ты вернешься. Это ведь была твоя идея, так что ты имеешь право на свою долю. — Его взгляд упал на Дорис. Она все еще стояла на прежнем месте, глядя на Джонни. — Я кому сказал идти наверх и предупредить маму? — воскликнул Питер. — Я всего лишь хотела поздороваться с дядей Джонни, — ответила она жалобно. — Ладно! Иди поздоровайся и беги наверх к маме. Дорис торжественно подошла к Джонни и протянула ему руку. — Здравствуй, дядя Джонни. Джонни расхохотался, подхватил ее и прижал к груди. — Привет, милашка! Я так скучал по тебе. Она вспыхнула и вырвалась из его объятий. — Пойду скажу маме, — выпалила она и помчалась вверх по ступенькам. Джонни обернулся к Питеру. — Ну, рассказывайте, что случилось? — На следующий день после того, как ты уехал, появился Джо Тернер, и я загорелся этим делом прежде, чем успел толком что-либо сообразить. — Питер улыбнулся. — Я и не думал, что это дело такое прибыльное. Одному мне не справиться. Эстер работает на кассе. Но я за день в лавке очень устаю, меня уже не хватает на то, чтобы вечером крутить кино. Итак, мы решили просить, чтоб ты вернулся. Как я и указал в телеграмме, тебе полагается сто долларов в неделю плюс десять процентов от всех доходов. — Ну что ж, неплохо, — сказал Джонни. — Я повсюду видел такие «Никельодеоны», и похоже, что дела у них идут прекрасно. Потом они пошли в «Никельодеон». Джонни одобрительно осмотрелся кругом. Игральных автоматов уже не было, вместо них стояли скамейки; только механическая гадалка, предсказывающая будущее, все еще стояла в углу около двери. Джонни подошел к автомату и постучал по стеклу. — Похоже, ты была права, старуха. — Что ты сказал? — недоумевающе спросил Питер. — В тот вечер, когда я уезжал, эта старуха предсказала мне судьбу: она утверждала, что я вернусь. Тогда мне казалось, что старуха просто рехнулась, но, оказывается, она знала, что говорила. Питер посмотрел на него. — У нас есть одна пословица. В переводе с идиш она гласит: «Чему быть, того не миновать». Прежде чем ответить, Джонни снова оглядел все вокруг. — И все-таки я не могу в это поверить. Он вспомнил тот день, когда получил телеграмму от Питера и показал ее Элу Сантосу. «Не знаю, зачем я ему нужен после того, как не заплатил аренду за три месяца», — сказал Джонни. «За два месяца, — поправил его Эл Сантос. — Ты отослал ему деньги за один месяц с последней зарплаты». «Да, — согласился Джонни. — Но я все равно не могу этого понять». «Может быть, ты ему нравишься, — сказал Эл. — Что ты собираешься делать?» Джонни удивленно посмотрел на него. «Вернуться. А что же мне еще делать?» Джонни снял руку с машины, предсказывающей будущее. — Сколько сеансов в день вы даете? — Один, — ответил Питер. — Начиная с сегодняшнего дня будет три, — сказал Джонни. — Один утром и два вечером. — А где мы наберем столько зрителей? — спросил Питер. Джонни посмотрел на Питера, не шутит ли тот. Убедившись, что тот серьезен, он ответил: — Питер, вам еще многое предстоит узнать о кино. Я знаю, что нам надо делать. Нам надо себя разрекламировать. Мы развесим везде афиши, поместим рекламу в газетах. Это ведь единственное место в округе, где показывают кино, надо только, чтоб люди узнали об этом, и они будут съезжаться к нам со всех сторон. К тому же, это нам ничего не будет стоить. Три раза в день мы крутим фильм или один, платим-то мы за него один раз, за каждые сутки проката. Питер уважительно посмотрел на Джонни. «У этого парня котелок варит. Не сходя с места, он решил, как в три раза увеличить доход», — облегченно подумал он. Теперь, когда Джонни вернулся, он понял, что ему больше не стоит волноваться о «Никельодеоне». — Хорошая мысль, Джонни, — сказал Питер, — очень хорошая мысль. Поздно вечером, лежа в постели, Питер продолжал думать об этом: доходы — в три раза больше. Джордж Паппас стоял на другой стороне улицы, напротив «Никельодеона Кесслера» и смотрел, как собирается толпа. Он вытащил часы и засек время, затем тяжело вздохнул и покачал головой. Эти движущиеся картинки сбили весь распорядок в городе. До того, как был открыт «Никельодеон», на улицах после семи вечера почти никого не было. Сейчас около восьми, а народ валом валит смотреть кино. И здесь были не только городские: фермеры и люди из пригорода тоже приходили подивиться на движущиеся картинки. Этот парень — Эйдж, — который работал с Кесслером, был парень не промах, он повсюду расклеил афиши, рекламирующие новый «Никельодеон». Джордж Паппас снова вздохнул. «Странно, — подумал он, — но теперь ничего не изменишь». Он уже тоже раз посмотрел кино и понял, что оно прочно вошло в жизнь. Он только не знал, как это повлияет на его дело, но в том, что повлияет, не сомневался. В пяти кварталах отсюда у Паппаса было небольшое кафе-мороженое. В семь вечера они с братом закрывали кафе и шли ужинать. По вечерам, кроме субботы, посетителей не было, но сегодня был вторник, а людей, что пришли смотреть кино у Кесслера, было больше, чем в субботний вечер на улицах Рочестера. Он снова вздохнул и подумал: как бы завлечь этих людей в свое маленькое кафе? Джордж побрел к дому, ломая голову над этой задачей, и внезапно его осенило. В его голове сверкнула мысль. И что интересно, сформулировал он ее сначала на греческом. Это произошло так быстро и естественно, что он даже не понял, пока не перевел мысль на английский язык. Это был ответ на его вопрос. Быстро повернувшись, он направился к «Никельодеону». У двери Паппас остановился. Эстер взимала плату с посетителей. — Добрый вечер, миссис Кесслер, — сказал он. Эстер была занята и коротко ответила: — Добрый вечер, Джордж. — Мистер Кесслер здесь? — спросил он. — Внутри, — ответила Эстер. — Я бы хотел увидеть его. Она посмотрела на него с удивлением. Ее поразила настойчивость в его голосе. — Он выйдет через пару минут. Сеанс сейчас начнется. Могу я чем-нибудь помочь? Джордж покачал головой. — Я подожду. Надо обсудить с ним одно дело. Эстер смотрела, как он отошел от двери и прислонился к стене. «Что еще он там может обсуждать с Питером?» — подумала она, но, не имея возможности отвлекаться от кассы, вскоре выбросила это из головы. Джордж был тоже занят. Стоя у двери, он насчитал около сорока человек. Заглянув внутрь, Паппас увидел, что там полно народу и все скамейки забиты до отказа. Люди сидели, болтая в ожидании начала сеанса, некоторые лакомились конфетами и фруктами. Всего человек двести. Когда пришел Питер, чтобы закрыть дверь, некоторые люди все еще стояли на улице. Он поднял руку. — Через час будет еще один сеанс, — сказал Питер, обращаясь к ожидающим. — Сейчас мест нет, но если вы подождете, то тоже сможете увидеть кино. Толпа недовольно зароптала, но ушли немногие. Большинство осталось ждать следующего сеанса, а место тех, что ушли, заняли новые. Постепенно вдоль улицы стала выстраиваться очередь. Питер заглянул в зал. — Порядок, Джонни! — крикнул он. — Запускай! Когда свет погас, публика стала аплодировать, но при первых кадрах, пробежавших по экрану, все стихло. Питер зажигал сигару, когда к нему подошел Джордж. — Добрый вечер, мистер Кесслер. — Добрый вечер, Джордж. Как дела? — спросил Питер, раскуривая сигару. — В целом хорошо, мистер Кесслер, — вежливо ответил Джордж. Он посмотрел по сторонам. — Народу у вас сегодня немало. Питер улыбнулся. — Не говори, Джордж, все хотят посмотреть на движущиеся картинки. Ты уже видел? Джордж кивнул. — Это дело имеет будущее, — сказал Питер. — Да, мистер Кесслер, я тоже так думаю, — заверил его Джордж. — Вы хорошо знаете, что надо людям. Питер расцвел от комплимента. — Спасибо, Джордж. — Он сунул руку в нагрудный карман. — На, покури сигару. Джордж нехотя взял ее. Хотя он не любил сигар и вообще не курил, но все же поднес ее к носу и понюхал. — Хорошая сигара, — сказал он. — Мне их особо присылают из Нью-Йорка, — объяснил ему Питер. — Шесть центов штука. — Если вы не против, мистер Кесслер, — сказал Джордж, аккуратно убирая сигару в карман, — я выкурю ее после ужина, это доставит мне особое удовольствие. Питер кивнул, потеряв к нему интерес, и принялся разглядывать очередь. Джордж не знал, как привлечь его внимание и сказать о том, чего он хотел. Наконец он выпалил: — Мистер Кесслер, я хотел бы открыть здесь кафе-мороженое. Питер резко обернулся к Джорджу. — Кафе-мороженое здесь? — удивился он. — Зачем? Джордж почувствовал себя неловко, его лицо покраснело, а ломаный английский стал почти совсем невнятен. — Этот народ, — заикаясь, произнес он, — хорошо для бизнеса. Мороженое, сласти, фрукты, орешки… Питер перестал улыбаться. Он внезапно понял, что имел в виду Джордж. Его голос стал серьезным. — Хорошая мысль, Джордж, но где мы разместим все это? Здесь и так мало места. Джордж с трудом нашел слова, чтобы объяснить Питеру, как мало места ему надо, но окончательным аргументом явилось предложение взять на себя половину аренды за все помещение и еще выплачивать Питеру определенный процент от своих доходов. Хотя дела с кинотеатром шли в гору, были и трудности. По соглашению, которое Питер подписал с «График Пикчерс», ему привозили один фильм раз в три недели. И все было в порядке, пока они не стали крутить три сеанса в день. Было похоже, что в первую неделю все успевали посмотреть новый фильм, и в следующие две недели народу было значительно меньше. Питер поделился своими сомнениями с Джонни, и они решили в следующий раз узнать у Джо Тернера, можно ли как-нибудь решить эту проблему. Через две недели после того, как Джордж Паппас открыл у них крохотное кафе, приехал Джо. Он стоял в холле, глядя, как Джордж с братом орудуют за прилавком. Постояв немного, он зашел в кинотеатр и поговорил с Джонни. Второй сеанс как раз закончился, и Джонни перематывал пленку. — Чья это мысль, насчет кафе? — спросил его Джо. — Питера, — ответил Джонни. — Что ты об этом думаешь? Джо одобрительно кивнул головой. — Хорошая мысль, — сказал он. — Думаю, это приживется и в Нью-Йорке, когда я расскажу. Джонни закончил перематывать пленку и положил бобину на место. Все было готово к следующему сеансу. — Пойдем, выпьем лимонаду, — пригласил он Джо. Они подошли к стойке и заказали напитки. Джонни представил Джо Джорджу и его брату. Некоторое время они молча пили лимонад. Затем Джонни заговорил: — Есть что-нибудь из новых фильмов? Людям надоедает смотреть одно и то же три недели подряд. Джо покачал головой. — Ничего нового. Правда, есть у нас фильм из одной части. Мы можем тебе его выслать. — На кой черт нам одна часть, когда нужен целый фильм? — спросил Джонни. Джо помолчал, прежде чем ответить. — Есть одна вещь, которая может тебе помочь, но здесь надо все обстряпать тихо. — Ты ведь меня знаешь, Джо, я буду нем как рыба. Джо улыбнулся, услышав это. — Я думаю, ты слышал о том, что большие компании собираются объединиться, чтобы контролировать весь кинобизнес. — Ну? — Так вот, по-моему, причина в том, что появилось много маленьких компаний, которые выпускают свои картины и отбирают у них хлеб. Они хотят, чтобы вы — владельцы кинотеатров — показывали только их фильмы, чтобы эти фильмы вы брали только у них, поэтому они и объединяются. Они будут контролировать патенты на все картины. Таким образом, никто, кроме них, не сможет делать кино. — Ну и что? — спросил Джонни. — Я так и не понял, как мы можем достать больше фильмов? — Сейчас поймешь, — сказал Джо. — «График Пикчерс» тоже будет входить в Объединение. Я ухожу от них и буду работать с одной независимой компанией, которая намерена выпускать картины каждую неделю. — Все это хорошо, — сказал Джонни, — но мы-то здесь при чем? — Он потянул через соломинку лимонад. — Согласно нашему договору, мы можем показывать только фильмы «График Пикчерс». — Большинство владельцев кинотеатров считают, что ничего страшного здесь нет, — ответил Джо. — Смотри, вы должны брать их фильмы на три недели, но вы ведь не должны показывать их три недели, если они не приносят вам дохода. — Понятно, — ответил Джонни и допил лимонад. — Пойдем, поговорим с Питером насчет этого. По пути в скобяную лавку Джо объяснил Джонни все, что ему надо делать, чтобы получить новый фильм. Для этого требовалось съездить в Нью-Йорк и подписать договор о прокате. — Как зовут парня, на которого ты собрался работать? — спросил Джонни. — Билл Борден, — ответил Джо. — Он владелец самой большой независимой компании. — А ты что будешь делать? — Джонни закурил. — Продавать для него фильмы? Джо покачал головой. — Не-а, с этим покончено. Я сам буду снимать. Я заявил Бордену, что ему нужен человек, который знает интересы владельцев кинотеатров, а так как именно я знаю, что им нужно, то я именно тот человек, который ему нужен. Джонни захохотал. — Ты ни чуточки не изменился с тех пор, как мы вместе работали в балагане. Ты кого угодно можешь провести. Джо тоже захохотал. — А если серьезно, то в один прекрасный день это станет чертовски прибыльным делом. Мне бы хотелось, чтобы ты присоединился к нам. Джонни взялся за ручку двери и остановился. Слышен был голос Эстер, она разговаривала с Питером. — Ну, — говорила она, — ты еще не оделся? Дорис и Марк собираются сегодня пойти в парк. Стоя в коридоре, Джонни улыбнулся. Он слышал, как Питер пытается что-то возразить жене, но не разобрал слов. Голос Питера звучал лениво. Джонни снова улыбнулся. Сегодня было воскресенье, и он знал, что Питеру нравилось по утрам в воскресенье читать газеты. Он повернул ручку и вошел в кухню. Эстер с удивлением посмотрела на него, а потом на часы. — Сегодня ты рано, Джонни, — сказала она. На плите булькала огромная кастрюля. Он улыбнулся в ответ. — Я только на минутку. Хочу спросить у Питера, не нужно ли ему чего-нибудь купить в Нью-Йорке. — Ты собираешься сегодня в Нью-Йорк? — спросила она. Он кивнул головой. Казалось, Эстер была чуть раздражена. «Интересно, почему», — подумал он. Питер заглянул из гостиной в кухню. — Ты собираешься в Нью-Йорк? — повторил он тот же вопрос. — Да, — лаконично ответил Джонни и посмотрел на Питера. Тот был в рубашке с закатанными рукавами, пояс на брюках ослаблен. «В последнее время Питер раздобрел, — подумал Джонни, — а почему бы и нет? Дела ведь идут здорово». — Зачем? — спросил Питер. — Я обещал Джо, что смотаюсь к нему. Заодно посмотрю новые картины. Завтра уже вернусь. Как раз к вечернему сеансу. Питер пожал плечами. — Если ты хочешь провести в поезде восемь часов только для того, чтобы посмотреть пару картин, то ради Бога, но я бы никогда не поехал. «Если бы ты поехал, — подумал он про себя, — возможно, ты бы понял, что я пытаюсь тебе объяснить последние несколько месяцев — что бизнес расширяется». Вслух же он сказал: — Да мне и так хотелось съездить, на месте всегда виднее что к чему. Питер поглядел на него. Когда Джонни говорил, в его глазах блестел какой-то фанатичный огонь. Парень ушел в дело с головой. Он мечтал только о фильмах. С тех пор, как Джонни стал ездить в Нью-Йорк покупать картины, он без умолку говорил о них, Питер вспомнил, как тот сказал ему однажды, вернувшись из Нью-Йорка: «Этот парень — Борден — свое дело знает. Он делает фильмы из двух частей и рассказывает в них какую-нибудь историю. Есть еще и другие — Фокс и Ломмель — те тоже заняты этим. Они утверждают — это дело будущего, говорят, что когда-нибудь появятся театры, в которых не будут показывать ничего, кроме фильмов, такие же театры, в которых сейчас показывают пьесы». Услышав это, Питер фыркнул, но сама мысль его поразила. Такие люди все могут. Он видел их фильмы, — они были, конечно, гораздо лучше, чем фильмы Объединения. Возможно, они и знали, о чем говорили. Кесслер подумал, как хорошо было бы иметь свой театр и показывать в нем только фильмы, но потом выбросил эту мысль из головы. Нет, не стоило терять время, даже чтобы думать. Это никогда не окупится, и лучше продолжать то, что уже начато. В кухню вбежала Дорис, за ней — Марк. Девчушка посмотрела на Джонни сияющими глазами, — она услышала его голос из соседней комнаты. — Пойдем в парк, дядя Джонни? — спросила она возбужденно. Джон посмотрел на нее, улыбаясь. — Не сегодня, милашка, — сказал он. — Дядя Джонни едет в Нью-Йорк по делам. Улыбка на ее лице погасла, уступив место разочарованию. — А-а, — протянула она. Эстер повернулась и выразительно посмотрела на мужа. Питер понял ее взгляд, подошел к Дорис и взял ее за руку. — Папа пойдет с тобой, либхен, — сказал он и повернулся к Джонни. — Если ты подождешь нас, мы проводим тебя до станции. — И он пошел за пиджаком. — Выпьешь кофе? — спросила Эстер. — Нет, спасибо, — ответил Джонни, улыбаясь. — Я уже позавтракал. Питер вернулся в кухню, застегивая пиджак. — Все в порядке, киндер, пойдем, — сказал он. На улице Марк дернул Джонни за рукав. Джонни посмотрел на него. — На шее, — сказал Марк дискантом. Джонни ухмыльнулся и посадил малыша на плечи. — У-ууу, — закричал Марк, когда они двинулись. Когда они прошли полквартала, Питер заметил, что Дорис идет рядом с Джонни и держит его за руку. Он слегка улыбнулся. Если дети кого-то любят, это хороший знак. — Ну, как дела у Джо? — спросил он Джонни. С тех пор, как Тернер ушел из Объединения и стал работать на Бордена, Питер его не видел. — Хорошо, — ответил Джонни. — Он сделал несколько чудесных фильмов. Борден говорит, что лучше него никого нет. — Это чудесно, — сказал Питер. — А Джо доволен? — Джо это нравится, но ему хочется большего, — сказал Джонни, пытаясь убрать пальцы Марка, вцепившегося ему в волосы. Марк хохотал. Питер посмотрел на него. — Отпусти волосы дяди Джонни, — сказал он негромко, — или иначе я скажу, чтобы он спустил тебя. Марк отпустил волосы, и Питер снова обратился к Джонни. — Так что же ему надо? Джонни ответил с нарочитой небрежностью: — Он хочет открыть свой бизнес, говорит, что это пахнет большими деньгами. — А ты что думаешь? — Было видно, что Питер заинтересовался, хотя и старался это скрыть. Джонни украдкой посмотрел на него. Лицо Питера было спокойно, но глаза выдавали его. — Я думаю, это дело стоящее, — медленно сказал Джонни. — Мы тут сделали кое-какие расчеты. Одна часть стоит около трехсот долларов плюс копии. С каждого негатива можно сделать сто копий. Каждая копия отдается в прокат минимум два раза, по десять долларов за раз. Значит, с одного фильма набегает две тысячи. Дело беспроигрышное. — Так что же его останавливает? — Деньги, — ответил Джонни. — Ему надо по крайней мере тысяч шесть, чтобы купить камеры и остальное оборудование. Они пришли на станцию, и Джонни снял Марка с плеч. — Знаешь, Питер, — сказал он, бросая на него оценивающий взгляд, — дело это выигрышное, и мы могли бы этим заняться. Питер захохотал. — Но только не я. Я не идиот. Я знаю, когда у меня дела идут хорошо. А что будет, если я не смогу избавиться от фильма? — И он сам ответил на свой вопрос: — Тогда мне крышка. — Не думаю, — быстро ответил Джонни. — Взять хотя бы нас. Мы стараемся купить фильм где угодно, и то нам не хватает. Не знаю, как здесь можно погореть. — Он выудил из кармана сигарету и сунул ее в рот. — То же самое происходит и с другими владельцами кинотеатров: они рыскают, высунув язык, в поисках новых фильмов. Кесслер снова рассмеялся, но не так уверенно, как в прошлый раз. Джонни чувствовал, что эта идея заинтересовала Питера. — Я не жадный, — ответил Питер. — Пусть кто-нибудь другой этим занимается. У нас и так дела идут нормально. Через несколько минут подошел поезд, и Джонни забрался в вагон. Когда поезд тронулся, он помахал рукой. Они помахали ему вслед, и Джонни улыбнулся. Он слишком хорошо знал Питера и понимал, что мысль о производстве фильмов прочно засела у того в голове. Теперь надо оставить его в покое и лишь изредка напоминать, как бы невзначай. Придет время, когда Питер сам заговорит об этом. Поезд повернул, и станция скрылась из виду. Джонни зашел в вагон и уселся. Все еще продолжая улыбаться, он вытащил из кармана газету и развернул ее. Возможно, когда Джо будет готов, Питер тоже решится. Дорис плакала, стоя на платформе. Питер с удивлением посмотрел на нее. — Почему ты плачешь, либхен? — спросил он. Она продолжала хныкать. — Мне не нравится смотреть, как кто-то уезжает на поезде. Питер изумился. Он почесал себя за ухом. Насколько он знал, Дорис еще никого не провожала на поезд. — Почему? — спросил он. Она посмотрела на него блестящими от слез глазами. — Я… я не знаю, папа, — сказала она тихонько. — Мне вдруг захотелось плакать. Возможно, дядя Джонни больше не вернется. Питер посмотрел на нее. Некоторое время он постоял молча, потом взял Дорис за руку. — Какая чепуха! — сказал он недовольно. — Пойдем! Пойдем в парк. Было еще темно, когда Джонни проснулся. Он лежал в незнакомой комнате. Голова раскалывалась. Он попробовал потянуться и застонал. Тут Джонни почувствовал, как рядом с ним кто-то шевельнулся. В удивлении он протянул руку и наткнулся на мягкое, теплое тело. Джонни повернул голову. В темноте было невозможно разглядеть черты лица девушки, спящей рядом. Она лежала на боку, засунув руку под подушку. Он медленно уселся в кровати и напряг память, пытаясь сообразить, что же произошло прошлым вечером. Вспомнилось, как Джо еще и еще заказывал вина. Они все здорово напились. Понемногу память стала возвращаться к нему. Все началось, когда он около пяти часов пришел на студию. Джо сказал, что они будут работать, потому что это единственный свободный день у девушек, которых он нанял. Девушки целую неделю работали в кабаре, а тут им подворачивалась возможность заработать лишнюю пару долларов. Джонни появился как раз в разгар спора между Джо и одной из них. Она кричала на Джо. Сначала Джонни не мог понять, в чем дело, но постепенно до него дошло, что речь идет о какой-то одежде. Билл Борден с озабоченной миной стоял рядом. Как потом понял Джонни, это выражение лица было нормой для всех работающих в кино. Джо спокойно ждал, пока девушка утихомирится. Джонни пристроился около двери. Никто не обратил на него внимания. Наконец девушка замолчала. Джо посмотрел на нее, затем повернулся к Бордену. — Нам придется с ней расстаться, Билл, — сказал он ровным голосом, не обращая внимания на девушку. — В нашем деле непозволительны такие эмоции. Борден ничего не ответил, лишь его лицо стало еще более озабоченным. Девушка снова начала кричать. — Вы не можете этого сделать! — накинулась она на Джо. — Я должна играть главную роль в этом фильме! Мой агент подаст на вас в суд! — Она сорвалась на визг. Тут выдержка изменила Джо, и он взорвался: — На кого, черт возьми, и за что ты собираешься подавать в суд? — заорал он. — За один день работы здесь ты получаешь больше, чем за неделю, крутя задом в кабаре. Попробуй, подай на нас в суд, и ты больше никогда не получишь работы в кино. Он подошел к ней и угрожающе ткнул пальцем в направлении ее лица. — Ну вот что, если ты действительно хочешь играть главную роль в этом фильме, снимай к черту свое платье и оставайся в одной рубашке. Только не надо мне тут доказывать, какая ты скромная. Я видел, как ты танцевала на сцене в чем мать родила, именно поэтому я тебя и нанял. Девушка даже не пыталась прервать эту гневную тираду. А когда Джо умолк, она задумчиво поглядела на него и сказала: — Ладно, я согласна. — Отступив шаг назад, она резким движением подняла подол платья и, сняв его через голову, бросила к ногам Тернера. У Джонни перехватило дыхание — девушка осталась совершенно обнаженной. Джо, схватив платье, подбежал к ней. Борден закрыл лицо руками и застонал. Девушка улыбнулась Джо. — Вам придется одолжить мне рубашку, — сказала она сладким голосом. — Было слишком жарко, и свою я оставила дома. Джо расхохотался. — Тебе надо было сразу сказать об этом, беби. Этим ты избавила бы нас и себя от ненужной нервотрепки. Через несколько минут девушка была уже в рубашке, и съемка началась. Джо, подняв глаза, увидел Джонни и с улыбкой направился к нему. — Видишь, чем приходится заниматься? — спросил он. Джонни улыбнулся в ответ. — Да, нелегкая работка! Услышав ответ Джонни, Тернер засмеялся. — Тут надо ухо держать востро, — серьезно сказал он. — Это отчаянные сумасбродки, никогда не знаешь, чего от них ожидать. Джонни снова улыбнулся. — Не понимаю, на что ты жалуешься? Джо ласково похлопал его по плечу. — Зайди пока в проекционную и посмотри, какие там фильмы, — сказал он дружелюбно. — Я скоро закончу, а потом поедем поужинаем. — Договорились, — ответил Джонни и пошел в проекционную. Джо крикнул ему вслед: — Я тут подумал, что было бы неплохо взять с собой пару девочек, а то жизнь в Рочестере, по-моему, тебя совсем засушила. — Очень любезно с твоей стороны, что ты так заботишься обо мне, — отозвался Джонни насмешливо. — Я думал, ты можешь обходиться и без девушек. Джо довольно усмехнулся. — Что с ними, что без них — мне-то все равно. А тебя я помню, тебе тогда лет шестнадцать было, когда ты втюрился в одну гимнастку, да так, что Сантосу пришлось за уши тебя от нее оттаскивать. Джонни покраснел, попытался что-то возразить, но в это время подошел Борден и забрал его с собой в проекционную. Когда Джонни освободился, у выхода его уже ждал Джо с двумя девушками. Джо представил их: одна из них была та самая, что спорила из-за платья, ее звали Мэй Дэниелз, и, судя по тому, как она держала Джо под руку, Джонни понял, что они старые друзья. Другую — шикарную миниатюрную блондинку — звали Фло Дэйли. Она улыбнулась Джонни. — Будь с ним поласковей, Фло! — смеясь, посоветовал ей Джо. — Это один из наших самых крупных заказчиков. Ужинать они пошли в ресторан «Черчилль». Джо был в самом безоблачном настроении: сегодня он закончил картину. После еды он закурил сигару и откинулся в кресле. — Ну что, ты уже поговорил с Питером? — спросил он Джонни. — Угу, — хмыкнул Джонни, — сегодня утром. Похоже, он клюнул. — Будем надеяться. — Джо подался вперед. — Борден заканчивает свою новую студию в Бруклине, и было бы неплохо, если бы Питер появился вовремя и прибрал старую студию к рукам. Это избавит нас от многих хлопот. — Думаю, так оно и будет, — сказал Джонни уверенно. — Я не сомневаюсь, что Питер согласится. — Хорошо. — Джо снова откинулся в кресле и выпустил облако дыма. Мэй наклонилась к нему. — Почему мужчины всегда говорят только о работе? — спросила она. — Неужели вы не можете хоть на минутку забыть об этом и просто отдыхать? Джо сжал ее колено под столом. Он выпил достаточно, чтобы чувствовать себя превосходно. — Правильно, беби, — сказал он. — Надо повеселиться. — И махнул рукой официанту. — Еще вина! Было уже совсем поздно, когда, направляясь к дому Джо, они принялись спорить, владельцем скольких кинотеатров является Джонни. Джо утверждал, что у Джонни двадцать один кинотеатр, но сам Джонни говорил, что только двадцать. Девушки поверили, а Фло все не переставала удивляться, что такой молодой парень, как Джонни, может быть столь богатым. Пьяным голосом Джо начал ей объяснять, что Джонни — это самый настоящий гений, и он так занят, что не может толком вспомнить, сколько на самом деле у него кинотеатров. Всей компанией они завалились на квартиру Тернера. Джонни посмотрел на Джо. — Ты здорово набрался, — сказал он ему. — Тебе пора спать. Несмотря на протесты Джо, его затолкали в спальню. Он упал на кровать и тут же отключился. Все дружно принялись раздевать его, но Мэй сказала, что очень устала, и, плюхнувшись на кровать рядом с Джо, сразу же заснула. Джонни и Фло посмотрели друг на друга и захихикали. — Ну, как хотят! — торжественно сказал он. Спотыкаясь, они вместе вышли из комнаты и направились в другую спальню. Когда дверь за ними закрылась, Фло повернулась к Джонни и с улыбкой протянула к нему руки. — Я тебе нравлюсь, Джонни? — спросила она. Он посмотрел на нее. Странно, сейчас она совсем не казалась пьяной. Он притянул ее к себе. — Конечно, ты мне нравишься, — сказал он. Глядя на него, она продолжала улыбаться. — Так чего же ты ждешь? — возбужденно сказала она. Секунду он стоял не шевелясь, а затем поцеловал ее и почувствовал, как она прижалась к нему. Он нащупал вырез на платье, и его рука скользнула вниз. Грудь у нее была мягкой и податливой. Он повернул Фло к постели. Девушка засмеялась. — Подожди, Джонни. Не надо портить платье. Она выскользнула из его объятий и разделась. «Джо был прав, — мелькнула у Джонни мысль. — Я вел совсем неправильный образ жизни». Но тут же сам себе мысленно возразил, что у него просто не было времени для того, чтобы себя ублажать. Фло шагнула к нему, оставив платье лежать на полу. — Видишь? — Она улыбнулась. — Так гораздо лучше, правда? Он молча обнял ее. Их губы встретились. Едва Джонни приник к ее пылающему телу, как все мысли вылетели у него из головы. Голова разламывалась. Джонни встал с постели, взял со стула белье и с трудом оделся. Сделав несколько неверных шагов в сторону, он повернулся к кровати. Несколько секунд смотрел на девушку, затем, подойдя, поднял край одеяла. Девушка повернулась. — Джонни, — прошептала она во сне. На ней ничего не было. На него нахлынули воспоминания о ее горячем, прижавшемся к нему теле. Джонни опустил одеяло и направился к ванной. Закрывшись, он включил свет. Резало глаза. Джонни подошел к умывальнику и включил холодную воду, раковина быстро наполнялась. Наклонившись, он, помедлив секунду, решительно сунул голову в ледяную воду. Наконец Джонни почувствовал себя лучше. Взяв полотенце, вытерся и, поглядев на себя в зеркало, провел пальцами по подбородку. Надо бы побриться, но времени на это не оставалось. Он вышел из ванной, оделся и, не разбудив никого, тихо вышел из дому. Утренний воздух был чистым и бодрящим. Джонни взглянул на часы. Шесть тридцать. Если поспешить, можно успеть на утренний поезд в Рочестер. Джонни вошел в кухню. Здесь было тепло и уютно. От раскаленной печи исходил жар. — Где Питер? — спросил он. Эстер накрыла кастрюлю крышкой и повернулась к нему. — Вышел погулять, — ответила она. Он удивленно поглядел на нее. — В такую погоду? — спросил он, подходя к окну и выглядывая. Снег падал тяжелыми хлопьями. На улице лежали сугробы. Джонни обернулся к Эстер: — Да ведь все завалено снегом! Она беспомощно развела руками. — Я говорила ему, — ответила Эстер, — но он все равно ушел. В последние дни Питер просто места себе не находит. Джонни понимающе кивнул головой. Он и сам заметил, что с Питером что-то происходит с тех пор, как они вынуждены были закрыть кинотеатр на три дня из-за сильного снегопада. Летом они заработали достаточно денег, но теперь, с приходом зимы, доходы резко упали. Эстер посмотрела на Джонни. Она все еще думала о муже. — Не знаю, что с ним такое в последнее время, — сказала она, ни к кому не обращаясь. — Никогда таким его не видела. Джонни сел на стул рядом с ней, его брови удивленно поднялись. — Что вы имеете в виду? — спросил он. Она поглядела на него, стараясь найти ответ на мучившие ее мысли. — С тех пор, как мы открыли «Никельодеон», Питер очень изменился, — мягко сказала она. — Раньше, если дела шли неважно, это его не беспокоило. Теперь каждое утро он стоит у окна и проклинает снег: «Эта погода обходится нам очень дорого», — говорит он. Джонни улыбнулся. — Ничего страшного, — сказал он. — Когда я работал в балагане, мы говорили, что не все коту масленица. Тут ничего не поделаешь. — Я сказала ему, что нам вроде не на что жаловаться, дела и так идут хорошо, но он ничего не ответил и вышел из дома. Эстер села на стул напротив Джонни и посмотрела на свои руки, сложенные на коленях. Когда она снова подняла на Джонни глаза, в них стояли слезы. — Мне кажется, что я больше не понимаю его. Он стал совершенно другим человеком, незнакомым. Я вспоминаю, когда в Нью-Йорке Дорис была еще малышкой, доктор сказал, что единственное, что может ее спасти — это переселиться куда-нибудь из города. Питер продал свое дело, и без всяких колебаний мы переехали сюда. Интересно, сделал ли бы он это сейчас? Джонни поерзал на стуле. Ему стало неловко от ее откровенности. — В последнее время он работает на износ, — сказал он, пытаясь успокоить Эстер. — Не так уж и просто — совмещать два дела. Она улыбнулась сквозь слезы в ответ на эту неуклюжую попытку успокоить ее. — Не говори так, Джонни, — попросила она мягко. — Я ведь лучше знаю. С тех пор как ты вернулся, «Никельодеоном» занимаешься ты. Джонни покраснел. — Но ведь вся ответственность на нем, — неубедительно произнес он. Она взяла его за руку, улыбаясь. — Спасибо, что стараешься меня успокоить, но кого ты хочешь обмануть? Кастрюля с супом на плите начала кипеть. Эстер освободила руку и встала. Взяв ложку, она принялась помешивать суп, продолжая разговаривать с Джонни. — Нет, дело не в этом. Что-то его гложет, а я никак не могу понять что? Питер все больше отдалялся от меня. — В ее голосе звучала безнадежность. Она стала вспоминать, как Питер впервые появился в доме ее отца. Ей было тогда четырнадцать лет, а Питер был годом старше. Он только что сошел с корабля, у него было письмо от брата отца, живущего в Мюнхене. Питер выглядел совсем зеленым мальчишкой, особенно в пиджаке, из которого он явно вырос. Отец Эстер дал ему работу в небольшом скобяном магазине на Ривингтон-стрит, и тогда же Питер начал ходить в вечернюю школу. Эстер помогала ему овладеть английским. Естественно, что они полюбили друг друга. Она вспомнила, как он пришел к ее отцу просить разрешения на женитьбу. Девушка наблюдала за ними из-за двери, ведущей в заднюю комнату лавки. Питер стоял, переминаясь с ноги на ногу, перед отцом, который сидел на высоком кресле в своей маленькой черной ермолке и читал еврейскую газету, нацепив на нос маленькие очки. После затянувшегося молчания Питер наконец заговорил: — Мистер Гринберг… Ее отец посмотрел на него поверх очков. Он ничего не сказал, он вообще был не очень разговорчивым. Питер нервничал. — Я… дело в том, что… мы… Эстер и я… хотели бы пожениться. Ее отец продолжал глядеть на него поверх очков, не говоря ни слова, потом снова уставился в газету. Эстер вспомнила, как сильно забилось ее сердце. Ей казалось, что это биение слышно во всем доме. Она затаила дыхание. Питер снова заговорил. Он слегка заикался. — Мистер Гринберг, вы слышите меня? Ее отец снова посмотрел на него и заговорил на идиш. — Почему это я тебя не слышу? Я что — глухой? — Но… но вы ничего не ответили мне, — заикаясь, произнес Питер. — Я ведь не сказал «нет», — ответил мистер Гринберг снова на идиш. — Или что, я — слепой, чтоб не знать, о чем ты хочешь просить? — И он снова уткнулся в газету. Питер словно остолбенел, не веря своим ушам. Потом повернулся и поспешил к Эстер. Она едва успела отскочить от распахнувшейся двери, когда он влетел в комнату с потрясающим известием. Когда старый Гринберг умер, лавка перешла к Питеру. Там же родилась маленькая Дорис. В три года она была очень болезненной девочкой, и доктор сказал, что единственный выход — увезти ее из города. Так они оказались в Рочестере, где через несколько лет родился Марк. Теперь в Питере появилось нечто, чего она прежде никогда не замечала и чего не могла понять. Она чувствовала, что Питер совсем не думает о ней, занят совершенно другими делами, и в ее сердце исподволь стала закрадываться обида. Эстер услышала, как открылась дверь. В кухню вошел Питер, сбивая с себя снег. Джонни облегченно вздохнул. — Плохая погода, — сказал он. Питер мрачно кивнул головой. — Похоже, что мы и завтра не откроемся, — раздраженно отозвался он. — Когда только это прекратится? — Он снял пальто и бросил его на стул. Снег, тая, капал на пол, образуя маленькие лужицы. — Я вот о чем думаю, — сказал Джонни. — Мне бы хотелось съездить в Нью-Йорк, посмотреть, как Джо работает в студии. Может, вы съездите со мной? — Какая от этого польза? — хмыкнул Питер. — Я ведь еще раньше тебе сказал — меня это не интересует. Эстер метнула взгляд на мужа. Интуитивно она почувствовала в его голосе то, что ее беспокоило. Она повернулась к Джонни. — Зачем ты хочешь взять его с собой? Почувствовав поддержку, Джонни повернулся к ней. — Билл Борден открывает новую студию в Бруклине и продает свою старую. Я хочу, чтоб Питер съездил со мной в Нью-Йорк и поглядел на нее. Если ему понравится, возможно, он, Джо и я будем там работать. — Ты имеешь в виду — делать фильмы? — спросила она, искоса поглядывая на Питера. — Да, делать фильмы, — ответил Джонни. — Дело это прибыльное и разрастается с каждым днем. — И он принялся восторженно рассказывать обо всех преимуществах нового дела. Эстер внимательно слушала. Для нее все это было ново, но Питер, усевшись глубоко в кресло, напустил на себя скучающий вид. Только Эстер могла заметить под маской напускного равнодушия заинтересованность Питера. Весь ужин Джонни не закрывал рта. О кино он мог говорить бесконечно. Когда он ушел к себе, его слова все еще звучали в голове Эстер. Питер за все это время не произнес ни слова. Он казался полностью погруженным в свои мысли. Около девяти часов они легли спать. А снег все шел и шел, и в комнате было холодно. Питер засыпал, но Эстер хотелось поговорить с ним. — Почему бы тебе не поехать с Джонни и не взглянуть на все самому? — спросила она. Питер что-то проворчал и повернулся на бок. — Зачем? — пробубнил он. — Чепуха все это. — Но ведь он был прав насчет «Никельодеона»? — заметила она. — Может, он и сейчас прав? Кесслер встал. — Это совсем другое дело, — сказал он. — «Никельодеон» — это новинка. Когда он приестся, придется закрыть заведение. Мы не потеряем деньги лишь потому, что он обошелся нам дешево. Но Эстер не сдавалась. — Джонни говорит, что у этого дела — большое будущее. Он утверждает, что каждую неделю открывается не меньше двадцати «Никельодеонов». — Ну что ж, тем скорее все это лопнет. — Он снова лег. Тут в его мозгу мелькнула мысль. — А почему тебя так интересует все, что говорит Джонни? — Потому, что это интересует тебя, — ответила она просто. — Только я бы не стала искать предлог, чтобы отказаться от предложения Джонни лишь оттого, что мне страшно. «Она права, — подумал Питер. — Мне просто страшно. Вот почему я не хочу поехать с Джонни. Я боюсь, что он окажется прав и мне придется принять его предложение». Они замолчали. Питер уже стал засыпать, когда Эстер снова заговорила. — Ты еще не спишь? — Не сплю, — ответил он язвительно. — Питер, я думаю, Джонни прав. У меня такое предчувствие. — У меня тоже есть предчувствие, — проворчал он. — У меня такое предчувствие, что неплохо бы и поспать. — Послушай, Питер, — она села в кровати и посмотрела на него, — я действительно так думаю. Вспомни, что я говорила про Рочестер, когда доктор сказал, что мы должны увезти Дорис из Нью-Йорка. Он повернулся и посмотрел на жену в темноте. Ему не хотелось этого признавать, но интуиция никогда не подводила Эстер. Время доказывало ее правоту. В тот раз Питеру хотелось уехать в другое место, но тем не менее, они отправились в Рочестер и теперь процветают, а там, куда он хотел отправиться, дело давным-давно прогорело. — Ну и что? — спросил он. — Так вот, раньше у меня было предчувствие, что нам надо сюда приехать, а теперь такое чувство, что надо возвращаться в Нью-Йорк. Раньше я молчала из-за болезни ребенка, но сейчас Дорис уже здорова, а я чувствую себя одинокой. Мне не хватает моих родных. Я хочу, чтобы Марк ходил в ту синагогу, где молился его отец. Я хочу общаться с людьми, которые разговаривают на идиш. Я хочу ходить с моими детьми в булочную на Ривингстон-стрит, где пахнет сдобными булочками, которые мы раньше пекли дома. У меня вдруг возникло ощущение, что нам надо возвращаться домой. Пожалуйста, Питер, съезди, посмотри. Если тебе не понравится — что делать! Но съезди. Она говорила долго и при этом так живо напоминала своего отца, что ее речь поразила Питера. Он притянул ее к себе. Эстер уткнулась лицом в плечо мужа, и он почувствовал, что ее щека мокра от слез. Питер нежно погладил ее волосы. Наконец он ласково шепнул на идиш: — Хорошо. Я съезжу, посмотрю. Она повернула к нему лицо. — Завтра? — Завтра, — ответил он и перешел на английский. — Но я ничего не обещаю. Эстер долго лежала без сна, прислушиваясь к ровному дыханию Питера. Странно, как иногда бывает трудно убедить мужчину, чтобы он сделал именно то, о чем сам давно мечтает. На следующий день в три часа они были в студии Бордена. Джонни провел Питера по студии туда, где работал Джо. Увидев их, Джо помахал рукой. — Садитесь где-нибудь и смотрите, — прокричал он им. — Сейчас я освобожусь. Прошло больше часа, прежде чем Джо освободился. Тем временем Питер осмотрел студию. Даже такому неопытному человеку, как он, было видно, что работа здесь кипит по-настоящему. Снимали сразу на трех платформах. Все в студии ступали гордо и уверенно, показывая, что их работа самая важная в мире. Питер наблюдал за Джо. С группой актеров тот репетировал сцену, которую должны были снимать. Он вновь и вновь заставлял повторять их одно и то же, пока они не стали делать так, как ему хотелось. Питер вспомнил, как в Мюнхене, когда был еще мальчиком, он приносил обед отцу в консерваторию. Его отец играл вторую скрипку в оркестре. Питер приходил во время репетиций. Дирижер иногда покрикивал на музыкантов, заставляя повторять снова и снова. Когда они наконец играли как надо, дирижер довольно кивал головой и говорил: «Ну, ребята, теперь вы можете играть для самого короля, если он, конечно, придет». Джо занимался тем же самым: заставлял актеров без конца проигрывать одну и ту же сцену. Когда он видел, что все нормально, сцену снимали на пленку. Здесь все работало на камеру. Наблюдая это, Питер почувствовал, как у него заныло в груди. Все ему было так знакомо! Отец заставлял его играть на скрипке с утра до вечера, потому что хотел, чтобы его сын когда-нибудь играл в оркестре рядом с ним. Питер знал, как дорого обошлась отцу отправка сына в Америку, когда кайзер объявил призыв в армию. Вспоминая, Питер не заметил, как пролетело время. Ему показалось, что он ждал не час, а всего несколько минут, так глубоко он погрузился в свои мысли. — Итак, вы наконец решились приехать, — улыбнулся Джо. Питер ответил осторожно: — Дела идут нормально, так что просто нечем было заняться, — объяснил он. — Ну и что вы думаете об этом? — спросил Джо. Питер продолжал осторожничать. — Все нормально. Очень интересно. Джо повернулся к Джонни. — Когда я работал, вроде заметил, что вошел босс. Почему бы Питеру не встретиться с ним? Мне еще надо отснять одну сцену. — Ладно, — ответил Джонни. Питер пошел за ним в контору — просторное помещение, заставленное столами, за которыми сидели служащие. В конце конторы за небольшой перегородкой стоял стол Вильяма Бордена. Стол был такой массивный, что почти скрывал сидящего за ним миниатюрного человека. Видна была только его лысая голова, да и то лишь когда он поворачивал ее, чтобы обратиться к кому-нибудь или ответить по висящему рядом телефону. Джонни провел Питера через заграждение к столу. Человечек поднял глаза. — Мистер Борден, — сказал Джонни, — познакомьтесь, пожалуйста. Это мой босс — Питер Кесслер. Человечек вскочил. Они с Питером долго смотрели друг на друга, затем Борден улыбнулся и протянул свою руку. — Питер Кесслер? — сказал он тоненьким голосом. — Конечно! Ты помнишь меня? Питер пожал руку. Он выглядел озадаченным. Внезапно его глаза загорелись. Он вспомнил. — Вилли! Вилли Борданов! — Он яростно закивал головой, и его лицо озарила улыбка. — Конечно же! Твой отец… — Правильно! — Борден вовсю улыбался. — У него была тележка, которую он ставил на Ривингтон-стрит, как раз напротив скобяной лавки Гринберга. Ты ведь женился на его дочери Эстер, насколько я помню. Ну, как она? Оставив их обмениваться воспоминаниями, Джонни направился к Джо. У него было предчувствие, что из этого что-нибудь да выйдет. Что-то должно было произойти. Борден мог уговорить кого угодно. Это предчувствие усилилось, когда Питер сообщил, что они оба приглашены на ужин домой к Бордену. Разговор о кино начался, когда они, пообедав, сидели в кухне у Бордена. Вечер прошел спокойно, но, к неудовольствию Джонни, Питер и Борден говорили только о своих общих друзьях и о днях своей юности. Джонни завел речь о кино. Сначала заговорил об Объединении, которое Борден просто ненавидел, затем, вовремя подкидывая реплики, он заставил Бордена заявить, что, если бы больше было независимых компаний в кинобизнесе, Объединению пришлось бы свернуться. Джонни одобрительно кивнул головой. — Я то же самое пытаюсь растолковать Питеру, но он думает, что скобяная лавка — это более безопасное дело. Борден посмотрел на Питера, потом на Джонни. — Возможно, Питер прав, скобяное дело гораздо безопаснее, но в мире кино у тебя больше возможностей. Тот, кто прокладывает себе путь в новом деле, просто лопатой гребет деньги. Взять хотя бы меня — я начал три года назад, имея полторы тысячи капитала, а через несколько недель закончу строить новую студию в Бруклине, которая обошлась мне в пятнадцать тысяч долларов, не считая оборудования. Мои картины продаются по всей стране, а доход — восемь тысяч в неделю. В следующем году, в это же время, когда я буду работать на новой студии, буду зарабатывать в два раза больше. Эти цифры поразили Питера. — А сколько денег надо сейчас, чтобы начать свое дело? — спросил он. Борден внимательно посмотрел на него. — Ты серьезно? Питер кивнул и указал на Джонни. — Мой юный друг в последние полгода все уши мне прожужжал, займись, мол, да займись кино. Поэтому я говорю серьезно. Если тут пахнет такими деньгами, что же мне шутить? Борден уважительно посмотрел на Джонни. — Так вот почему ты отказался от той работы, что я предложил тебе? — сказал он ему. — Ты планируешь открыть свое дело. — Он снова повернулся к Питеру. — Раз пятнадцать я предлагал Джонни, чтобы он работал со мной, и каждый раз он отвечал мне «нет», теперь я знаю почему. Питер был тронут такой верностью. Подумать только! Джонни отказывался от работы, которую ему предлагали, и даже ничего не сказал об этом Питеру. — Джонни — хороший парень. Для меня он как член семьи. Джонни почувствовал себя неловко. — Во сколько это обойдется, мистер Борден? Питер и Борден понимающе улыбнулись друг другу. Борден подался вперед. — Ты можешь открыть свое дело, вложив десять тысяч долларов. — В таком случае это не для меня. — Кесслер закурил сигару. — У меня нет таких денег. — Но, — Борден снова подался вперед, и в его голосе зазвучало нетерпение, — у меня есть мысль. — Он встал с кресла и подошел к Питеру. — Если ты действительно хочешь открыть свое дело, я хочу сделать одно предложение. — Ну? — сказал Питер. — Как я и говорил, — ответил Борден, — через несколько недель я открываю новую студию в Бруклине, поэтому я планирую продать все свое старое оборудование, так как в новой студии оно не понадобится. Он наклонился к Питеру и перешел на доверительный шепот. — За шесть тысяч долларов я отдам тебе все, что у меня здесь есть. Это хорошая сделка. — Вилли, — сказал Питер, вставая на ноги и глядя на Бордена, — ты ни капельки не изменился с тех пор, когда, стоя у тележки своего отца, пытался всучить мне шнурки стоимостью в два цента за десять. Я, конечно, новичок в кино, но не такой дурак, как ты думаешь. Думаешь, я не знаю, в каком состоянии твои старые камеры? Я слишком долго торгую скобяными товарами, чтобы не знать цену любому товару. Если бы ты мне сказал — три тысячи, я бы еще послушал; но шесть — это же просто смешно. Джонни затаил дыхание. Питер что, сошел с ума? Разве он не понимает, что оборудование вообще невозможно достать — ведь Объединение контролировало все и вся, — и что найдется масса желающих заплатить за оборудование Бордена шесть тысяч долларов. Ответ Бордена еще больше удивил Джонни. — Питер, — сказал тот, — единственное, почему я делаю тебе такое предложение, потому что хочу, чтобы ты поработал в кино. И у меня есть предчувствие, что ты будешь в нем работать. Поэтому я тебе делаю другое предложение — с тебя, и только с тебя, я возьму три тысячи долларов наличными и три тысячи закладными. Видишь, как я тебе доверяю? Ты сможешь мне заплатить, когда сам начнешь делать деньги. Питер вошел в раж. — Ладно, пускай будет пять тысяч! Две наличными, а все остальное закладными. Тогда я еще подумаю. Я даже поговорю с Эстер насчет этого. Джонни поразился. Он никак не мог понять, почему Питер сказал, что он поговорит с Эстер. Какая была в этом необходимость? И, кроме того, что она понимала в кино? Но Борден совсем не удивился. Он проницательно посмотрел прямо в глаза Питеру. То, что он там увидел, должно быть, удовлетворило его, так как он шутливо ткнул Питера кулаком в бок и сказал: — Ну что ж, если Эстер скажет «да», то я согласен. Возвращаясь на поезде домой, Питер сидел молча. Джонни и не пытался заговорить с ним, так как видел, что Питер ушел в себя. Большую часть дороги он провел, глядя в окно. Когда они наконец сошли с поезда и пошли домой, кругом еще лежал снег. У самого дома Питер заговорил: — Это не так-то просто, как ты думаешь, Джонни, — сказал он. — Прежде чем решиться на такое, мне надо многое сделать. Джонни понял, что Питер говорит больше для себя, чем для него, и промолчал. — У меня есть обязанности, — продолжал Питер. Как правильно догадался Джонни, Питер и не ждал от него ответа. — У меня здесь два дела и дом. Все это надо продать, чтобы иметь хоть какую-то наличность. Дела в скобяной лавке идут не так уж и хорошо. Товару так много, что я смогу распродать все только к весне. — Но мы не можем столько ждать, — запротестовал Джонни. — Борден ни за что не согласится, ему ведь надо продать свое оборудование. — Знаю, — кивнул Питер. — Но что я могу сделать? Ты ведь слышал — ему надо по крайней мере две тысячи наличными, а у меня сейчас нет таких денег. К тому же, я не совсем уверен, стоит ли этим всем заниматься? Такое рискованное дело! А вдруг картины никто не будет покупать? Я ведь понятия не имею, как их делать. — Джо будет работать с нами, — объяснил Джонни, — а он в этом деле собаку съел. Он снимает для Бордена самые лучшие картины. Так что здесь у нас беспроигрышный вариант. — Возможно, — с сомнением сказал Питер, когда они уже подошли к двери, — но никаких гарантий нет. Питер поднялся наверх, в свою квартиру, а Джонни зашел в «Никельодеон». — Привет, Джонни! — крикнул ему Джордж, стоявший за стойкой. — Привет, Джордж! — Джонни подошел к стойке и уселся на высокий табурет. Джордж поставил перед ним чашечку кофе. — Ну как, удачно съездили? Джонни с благодарностью отхлебнул кофе и принялся расстегивать пальто. — Ну! — кивнул он. — Довольно удачно! — «Все было бы вообще замечательно, если бы Питер не был таким нерешительным», — подумал он про себя. — Я и не знал, что ты сегодня здесь, — сказал он вслух. — Сегодня так холодно, что, наверное, никого не будет. — Народ придет, — сказал Джордж. — Ты бы видел, что здесь творилось прошлым вечером! Как только перестает идти снег, здесь собирается целая толпа, которая ждет не дождется открытия. Джонни удивился. — Ты имеешь в виду, что, несмотря на снегопад, у нас вчера были посетители? — Конечно! — ответил Джордж. — Ты им сказал, что мы откроем сегодня вечером? — спросил Джонни. — Нет, — ответил Джордж гордо. — Я сделал еще лучше! Я поднялся наверх и сообщил об этом миссис Кесслер. Она высунула голову в окно и увидела весь этот народ, потом спустилась вниз, и мы начали показывать кино. Доход был приличный! — Черт возьми! — пробурчал себе под нос Джонни. — А кто запустил проектор? — Я! — ответил Джордж, сияя. — Миссис Кесслер продавала билеты, мой брат Ник стоял за стойкой, ну а я крутил кино. Только два раза порвал пленку! Два обрыва за один сеанс — это просто чепуха! — Когда же ты научился работать с проектором? — недоверчиво спросил Джонни. — Наблюдая за тобой, — ответил Джордж. — Совсем не так уж и сложно! — Он посмотрел на Джонни и улыбнулся. — Да, это дело прибыльное! Деньги текут рекой! С одной стороны в машину заправляешь пленку, с другой стороны сыпятся деньги! Никогда Джонни не слышал более удачного определения. Он допил кофе и направился к себе. — Джонни! — позвал его Джордж. — Что? — Миссис Кесслер… она говорит, что Питер ездил в Нью-Йорк. Говорит, он там откроет свое дело. — Возможно. — А что будет с этим заведением? Он его продаст? — Возможно. Джордж быстро подошел к Джонни и схватил его за руку. — Слушай, — если он будет продавать, может, он продаст мне? Некоторое время Джонни молча смотрел на него, потом ответил: — Если он решит продать свое дело, а у тебя есть деньги, то я не вижу никаких препятствий. Джордж уставился в пол. Как всегда, когда он волновался, его лицо покрылось красными пятнами. — Ты знаешь, что я приехал в эту страну пятнадцать лет назад. Я — бедный грек, но мы с братом Ником экономили каждый доллар, чтобы собрать деньги и когда-нибудь вернуться на родину. Но сейчас я думаю, что не стоит так скоро возвращаться. Мы можем использовать эти деньги на покупку «Никельодеона». — А что это ты так? — удивился Джонни. — Да в газетах пишут, что они открываются по всей стране. В Нью-Йорке даже есть театры, где показывают только кино. — Джордж говорил медленно, тщательно подбирая слова. — Если Питер продаст мне дом, я уберу отсюда скобяную лавку и сделаю из здания театр, как в Нью-Йорке. — Целое здание под театр? — переспросил Джонни, не веря своим ушам. — Целое здание, — сказал Джордж и добавил осторожно: — Конечно, если Питер не запросит слишком много. Питер как раз заканчивал объяснять Эстер, почему он не может принять предложение Бордена, когда в комнату ворвался Джонни. — Питер, мы достали! Мы достали! Питер посмотрел на него как на сумасшедшего. — Что достали? Джонни не мог устоять на месте. Он подхватил Эстер и закружил ее в танце. Питер смотрел на них разинув рот. — Нам не о чем больше беспокоиться, — пропел Джонни. — Джордж покупает! Он покупает все здание. Его радость передалась и другим. Питер подбежал к нему и закричал: — Да подожди ты хоть минутку, сумасшедший! Что значит, Джордж покупает здание? Откуда он возьмет деньги? Джонни глядел на него улыбаясь. — Деньги у него есть. Он говорит, что хочет купить все здание. — Ты с ума сошел! — наконец сказал Питер. — Это просто невозможно. — Невозможно?! — заорал Джонни. — Он подбежал к двери и открыл ее. — Эй, Джордж! — закричал он. — Ну-ка поднимись сюда! — Он стоял, держа дверь открытой. С лестницы послышались звуки шагов, сначала медленные и неуверенные, потом все более твердые. Наконец, Джордж зашел в комнату. Его лицо было красным от волнения. На пороге комнаты он споткнулся. — Что это Джонни нам здесь рассказывает? — спросил его Питер. Джордж попытался объяснить, но не мог, английский язык вдруг вылетел из головы. Он сглотнул два раза и беспомощно посмотрел на Питера. Эстер пришла к нему на помощь. Чувствуя волнение Джорджа и понимая, что за этим стоит, она подошла и взяла его за руку. — Сядь, посиди, Джордж, — сказала она спокойно. — Обсудите хорошенько свои дела, а я тем временем приготовлю кофе. Итак, все решилось наилучшим образом. Через неделю Джордж купил здание и «Никельодеон» за двенадцать тысяч долларов, заплатив половину наличными, а половину закладными. Питер договорился о продаже товара из скобяной лавки владельцу второй скобяной лавки в округе, и тот был только рад этому, потому что избавлялся от конкурентов. На следующий день Питер подписал соглашение с Борденом, одновременно арендовав здание, в котором стояло оборудование, и, таким образом, стал владельцем студии. После подписания бумаг Борден повернулся к Питеру и ухмыльнулся: — Теперь тебе нужны помощники, чтобы снимать кино. У меня есть пара родственников, которые разбираются в этом деле, и они могли бы быть тебе полезны. Может, ты поговоришь с ними? Питер улыбнулся и покачал головой. — Думаю, они мне не понадобятся. — Но кто-то должен помогать тебе снимать фильмы? — запротестовал Борден. — Я ведь забочусь о твоей же пользе. Ты же в этом деле — полный профан. — Это правда, — согласился Питер. — Но у меня есть кое-какие идеи, которые мне хотелось бы опробовать. — Что ж, — сказал Борден, — это твои проблемы. Они сидели за большим столом в ресторане «Лучов» на Четырнадцатой улице — Борден, его жена, Питер, Эстер, Джонни и Джо. Борден встал и произнес тост: — За Питера Кесслера и за его чудесную жену Эстер, — сказал он, поднимая бокал с шампанским. — Желаю всяческих благ вашей компании… — Он запнулся на середине тоста. — Мне пришла в голову одна мысль. У вас же еще нет названия компании. Как ты собираешься ее назвать, Питер? На лице Питера отразилось удивление. — Я об этом даже не думал, я и не знал, что мне надо будет как-то назвать компанию. — Это очень важно, — торжественно заверял его Борден. — Иначе, как зрители будут отличать твои фильмы? — У меня есть мысль, — сказала Эстер. Все посмотрели на нее. Она слегка зарделась. — Питер, — сказала она, обращаясь к мужу, — как официант назвал эту огромную бутылку шампанского, что ты заказал? — «Магнум», — ответил Питер. — Ну вот, — она улыбнулась, — почему бы не назвать нашу компанию «Магнум Пикчерс»? Все одобрительно зашумели. — Итак, принято, — сказал Борден, снова поднимая бокал с шампанским. — За «Магнум Пикчерс»! Пусть ее фильмы будут на экранах всех кинотеатров страны, как и фильмы «Борден Пикчерс». Все выпили. Поднялся Питер, оглядел сидящих и поднял бокал. — За Вилли Бордена! За человека, чью доброту я никогда не забуду! — Снова все выпили и поставили бокалы, но Питер остался стоять. Он прочистил горло. — Сегодня большой день в моей жизни. Сегодня я начинаю новое дело. Буду выпускать фильмы. Сегодня моя дорогая жена дала имя моей компании. И мне хотелось бы сделать заявление. — Он обвел всех торжественным взглядом. — Друзья, я хочу заявить о назначении мистера Джо Тернера менеджером «Магнум Пикчерс». Борден ничуть не удивился. Он улыбнулся и пожал руку Джо. — Неудивительно, что Питер отказался от моих родственников, — добавил он уныло. — Ты, наверное, подкупил его? — В ответ раздался взрыв хохота. Питер волновался, не зная, как Борден отреагирует. Он и понятия не имел, что Джонни предупредил Бордена заранее. — Минутку, — сказал он, — у меня еще одно заявление. — Все посмотрели на него. Питер поднял бокал. — За моих партнеров — Джонни Эйджа и Джо Тернера! У Джо отвисла челюсть. Он сидел как громом пораженный. Зато Джонни вскочил и уставился на Питера. Сердце его рвалось из груди, на глазах блестели слезы. — Питер, — начал он, — Питер… Но тот отшутился. — Не волнуйся так, Джонни. Вам причитается всего по десять процентов. |
||||
|