"Хозяйка кофейни" - читать интересную книгу автора (Марш Никола)ГЛАВА ВТОРАЯ— Что тебя удивляет? Ты и раньше видел, как я ем шоколад. — Но с таким удовольствием — никогда. Это прелестно. Кэмрин наслаждалась. Не столько любимым лакомством, сколько легкой непринужденностью их общения друг с другом. Она намеревалась обсудить дела, съесть эти потрясающие вкусные вещи — и расстаться. Но они бесцельно болтали, пили горячий мокко, обсуждали изумительный миндальный бисквит. — Так ты намекаешь, что я поросенок? — Нет, — потряс головой Блейн, — ты вовлекаешь меня в беду, мне трудно справляться с собой. — Я? — Она невинно улыбнулась, отправляя в рот очередную порцию шоколадно-апельсинового мусса. — Именно. Блейн не мог оторвать от нее глаз, и Кэмрин приводило в восторг его внимание. — По-моему, ты уже в беде. Именно так. Оказалось, очень трудно объяснить самому дорогому на свете человеку, почему он поступил шесть лет назад так, как поступил. И Кэмрин, чувствовавшая себя свободно и расслабленно, чего с ней очень давно не случалось, все-таки в глубине души хотела понять, чем был вызван этот его странный давний поступок. — Послушай, я понимаю, ты хочешь поговорить о своей перепланировке, возможно, это единственная причина, почему ты сейчас здесь со мной. Я обещаю, мы обсудим это позднее. А сейчас, когда ты с таким удовольствием лакомишься, давай не будем о делах. Я хочу рассказать тебе все о прошлых временах, — произнес Блейн. Мусс чуть не застрял в горле девушки. Ведь она не знает, почему он разыскал ее. Блейн ее муж. Но они поженились шесть лет назад. И все эти шесть лет она не видела его. За такое время могло произойти что угодно. — Если решил задобрить меня всей этой вкуснотой, наверное, ты собираешься сказать что-то ужасное. Оправданием его ухода могло быть только что-то колоссально страшное, сравнимое с таким, например, злом, как решение муниципалитета Мельбурна закрыть все до единого кафе. Только такая катастрофа — никак не меньшая! — могла в ее глазах оправдать Блейна. — Все эти шесть лет я непрестанно думал о тебе, размышлял, поступил ли я тогда правильно, возможен ли был другой выход. Вряд ли это, как ты говоришь, означает что-то ужасное. — Позволь судить об этом мне. Озорное лицо Блейна, всегда улыбчивое, стало серьезным и мрачноватым. Как это ни удивительно, Кэмрин недоставало его улыбки. Потому что всегда, с их самой первой встречи, он не был серьезен, а уж мрачноват?.. Таким Кэмрин увидела его, пожалуй, впервые. Хотя, казалось бы, Блейн не очень изменился за эти годы, во всяком случае, его мальчишеское очарование сохранилось. Она постаралась собраться, пока не успела наделать глупостей, например сказать ему, что ей все равно, где он пропадал столько времени и зачем вернулся. — Хорошо. Скажи мне. Объясни все. Я взрослая девочка, могу все принять. Глаза Блейна словно затуманились, он протянул руку, как будто надеясь, что Кэмрин возьмет ее. Но она не ответила на этот жест. Она хотела, не отвлекаясь, выслушать его и закончить их вечер. — Мне необходимо, чтобы ты поняла, почему я ушел тогда. — Хочешь облегчить совесть? Он убрал руку со стола. Из-за печального лица он выглядел старше своих двадцати семи. — Речь не о том, чтобы мне стало легче. — А о чем же? — О нас. Кэмрин стало трудно дышать. Удивительно, как одно слово может вызвать столько боли, оживить столько воспоминаний. Кэм и Блейн против всего мира. Вдвоем. Молодые, горячие, пылкие. Весь мир перед ними. Мечты, которые станут явью. Множество мест, в которых они побывают. Жизнь, наполненная радостью и весельем. Потому что их любовь поднимает их, как на крыльях. Потому что эта любовь оказалась водоворотом, и они поженились, не успев перевести дыхания. Что бы они ни делали тогда: неторопливо пили кофе после трудового дня, бежали наперегонки к реке, соревнуясь, кто прыгнет в воду первым, взбирались на вершину Радужной горы, чтобы поваляться вдали от всех на шелковой травке, — все было страстно, живо и ярко. Казалось, все естественно и правильно — этот человек для нее, он предопределен, назначен ей судьбой, поэтому так сильна ее любовь. А потом, когда он ушел, она упала с этой звенящей счастьем высоты в самые глубины отчаянья и боли. Воспоминания очень горьки. Чтобы сдержать слезы, Кэмрин сосредоточила внимание на крошке кекса на своих коленях. Одинокая крошка. Как она сама. Чудесно. Теперь она сравнивает себя с крошками кекса… Нет. Не слишком удачная мысль. Надо скорее уходить отсюда, пока она окончательно не расстроилась на его глазах и не стало ясно, как он дорог ей и сейчас. Он, видимо, предчувствовал, что она поторопится уйти, поэтому заговорил: — Те три месяца на Радужном Ручье были лучшим временем в моей жизни. А ты, встреча с тобой — самое прекрасное, что когда-либо случалось со мной. — И поэтому ты сбежал? — резко спросила она. — Нет, не поэтому. Мы были слишком молоды. Нам еще предстояло взрослеть и расти, и мне казалось — лучше, чтобы мы взрослели не вместе. Потому что я не знал, действительно ли ты меня любишь или используешь как способ восстать против родителей. Но в основном потому, что со мной ты отложила бы исполнение своей мечты, а я не смог бы с этим жить. Ты заслуживаешь лучшего. — Что? — Она качала головой, с трудом вникая в смысл этих слов. Кэмрин могла бы поклясться, что Блейн говорит, что он ушел тогда ради нее! Как будто делал ей огромное одолжение, вопреки собственным желаниям и чувствам. Какое-то нелепое, тупое оправдание… — Ты оставил меня ради меня?! Кэмрин казалось, что кровь в ней закипает. Она старалась сдерживать свое возмущение, но все же с силой хлопнула руками по столу. Ошибка. Блейн тут же накрыл своей ладонью ее руку, и это прикосновение было теплым, успокаивающим. Она не убрала руку. Его рука не возбуждала в ней враждебности, того чувства, которое поселилось в душе шесть лет назад, когда он сбежал из Радужного Ручья. Она не хотела негодовать и возмущаться, упрекать и обвинять. Хотела услышать от него правдивое объяснение, полностью правдивое. Правда позволит ей чувствовать себя свободной. — Посмотри на меня, Кэм. Он мягко погладил ее руку, а она тронула языком нижнюю губу. Ей ни в коем случае нельзя заплакать! Нельзя, потому что если она начнет, то слез будет столько, что они смогут заполнить весь Порт-Филлип[1]. Глубоко вздохнув, она посмотрела ему в глаза, и тут же сердце ее зашлось от их подкупающей искренности. — Я был очень эгоистичен, когда предложил тебе пожениться. Я так сильно этого желал, что не видел ничего вокруг, не думал ни о чем другом. Тебе было всего девятнадцать, и ты провела все свои девятнадцать лет в маленьком городке. У меня все время было такое чувство, что я воспользовался всем этим, — он взмахнул свободной рукой. — Мы были практически детьми. Что мы должны были делать? Сбежать? Обмануть твоих родителей? Идти против их желаний? О чем мы думали? Слова Блейна взволновали Кэмрин. — Я вышла за тебя, потому что хотела этого! Ты был моим миром, — ей с большим трудом удалось выговорить эти слова. Он сжал ее руку: — У меня то же самое, родная, я чувствовал так же. Но ты хотела идти за мной и ждать, пока я найду свое место в жизни. А ведь у тебя были твои собственные мечты, — он указал пальцем на соседнее кафе. — Вот она, твоя мечта. Ты хотела жить в большом городе, хотела иметь свою собственное заведение. И претворила в жизнь то, о чем мечтала. И это замечательно! Но если бы ты вместе со мной моталась эти годы по всему свету, то не смогла бы ничего сделать. И я не мог этого допустить. Что-то беспокоило Кэмрин. Это касалось ее родителей, но она решила отложить на будущее свои размышления. Сейчас нужно сконцентрироваться на его словах. Понять их смысл, осознать, что это означает для нее. Не было сомнений — Блейн говорил то, что думал. И шесть лет назад, и сейчас он искренне верил в правильность своего тогдашнего поступка. А цена? Какова же цена его решения? Ее сердце? Та светлая, прекрасная жизнь, которая могла бы быть у них вдвоем? Он что, не думал об этом? — И ты не мог поговорить со мной? — Она потрясла головой, надеясь не разрыдаться. — Это был мой выбор. Мой, не твой. Нам ни в коем случае нельзя было обсуждать это решение. И опять в голове Кэмрин мелькнула та мысль, от которой она отмахнулась сейчас, решив подумать об этом потом. — Откуда ты знал, что я собиралась противиться желаниям родителей? Они никогда не говорили тебе, чего хотят. Ты и не видел их после того, как мы сбежали. Она увидела, как напряглось его лицо, стали резче черты, такие любимые когда-то. Потребовалось даже некоторое усилие, чтобы не протянуть руку и не разгладить морщинку между его бровями. — Я был у них после того, как мы удрали. Я старался объяснить им, как мы любим и дорожим друг другом. Говорил, что не хочу вставать между тобой и ими. — А получилось все иначе, — пробормотала Кэмрин, потрясенная иронией ситуации. Ведь именно его уход от нее вызвал разлад с родителями, закончившийся страшной скандальной ссорой и полным разрывом. — Они без обиняков сказали мне, что я ничего не могу тебе предложить — у меня ничего нет, если ты остаешься с ними, то у тебя будет пристойная жизнь и финансово обеспеченное будущее. Я не мог отнять это у тебя. — Смешно, но твой уход завершился тем, что удрала из Радужного Ручья так быстро, как только сумела. У Блейна от удивления расширились глаза. — Но почему? Кэмрин сделала глоток воды, потому что воображение перенесло ее в прошлое, на родительскую кухню, в тот момент, когда там кипели страсти и никто не пытался подавлять приступы гнева, когда сыпались взаимные обвинения, когда открывалась ужасающая правда. — Я не сумела сдержаться. Напала на них, ругалась, кричала, винила их абсолютно во всем. Мама тоже взорвалась. Началось что-то невообразимое. Мы кричали и не слышали друг друга. В какой-то момент мама бросила мне в лицо, что именно из-за моей вздорности она решила дождаться, пока мне исполнится двадцать один, вместо того чтобы передать мне бабушкино наследство в восемнадцать, как было завещано. — Кэмрин осушила весь стакан, как будто вода могла смыть горечь того давнего родительского обмана. — Вообрази, какой могла бы быть наша… Последнее соображение терзало сильнее всего. Получи Кэмрин деньги в восемнадцать, как это было указано в завещании, они могли бы по сию пору быть вместе. Ему не пришлось бы переходить с одной работы на другую, переезжать из города в город. У них была бы возможность начать нормальную семейную жизнь с достаточным капиталом. Но родители украли у нее эту возможность, лишили той жизни, о которой мечтали Кэмрин и Блейн, лежа на берегу Радужного Ручья и глядя на звезды — два юных любовника, осмелившихся мечтать… Вот этого она родителям и не простит. Никогда! — Извини, — Блейн нежно коснулся рукой щеки Кэмрин, — извини меня за все. Теплое участие Блейна, тяжкие воспоминания — ей стало трудно сдерживать слезы, которые жгли глаза и катились по щекам. Вытащив заколки из волос, она потрясла головой, чтобы скрыть лицо под пышными прядями, чтобы он не увидел этот горький поток слез. Но ничего скрыть не удалось — Блейн потянулся и мягким движением заложил большую прядь волос за ее левое ухо. — Я понимаю, как трудно тебе вспоминать весь этот кошмар. Но разговор между нами должен был состояться, Кэм. Без него мы не сможем двигаться вперед. Кэмрин ощутила внутреннюю дрожь, когда до ее сознания дошел смысл сказанного им. Кого-то, столь важного и значительного для него, что он разыскал ее, бывшую жену, и начал все эти чувствительные разговоры о прошлом, чтобы, смягчив ее, перейти к вопросу о разводе. Почувствовав ее смятение, Блейн придвинулся к ней поближе: — Я действительно хочу двигаться вперед. С тобой. Только с тобой. В один момент тревога и ужас сменились волной счастья и радости. Но только на мгновение. Затем восторжествовал здравый смысл. Разве можно думать про еще один шанс с таким парнем, как Блейн? Конечно, в его изложении причины ухода звучали вполне искренне, и на какую-то малую часть она соглашалась с его доводами. Да, они были очень молоды, их побег был слишком безумен. Но пройти еще раз по тому же пути? Он прав и в том, что они оба за это время стали взрослыми и что их взросление происходило не вместе. Благодаря ему? — Я не могу, — ее слова вызвали такую боль в его глазах, что Кэмрин положила руку на его щеку прежде, чем успела себя остановить. — Ты уверена? — Она резко отпрянула, опустив руку. А он продолжал: — Потому что, как я понимаю, мы все еще женаты. По-моему, это правильно. И работают законы, скажем, химии. Я тебе так же небезразличен, как и ты мне. Иначе зачем бы тебе соглашаться прийти сюда со мной? — Потому что тебе необходим был шанс, чтобы объясниться, и я, как воспитанный человек, предоставила тебе этот шанс. Только и всего. Он покачал головой, уголки его рта пошли вверх, и появилась его потрясающая улыбка. Как может девушка устоять против такой улыбки? — Извини. Такое объяснение я не принимаю. — Прекрасно. Хочешь правду? Я сказала «да», потому что потратила слишком много времени, разыскивая тебя, и теперь, когда ты объявился здесь, хочу воспользоваться случаем и наконец развестись. После этих слов Блейн должен был выглядеть ощетинившимся, рассерженным, защищающимся или… ну, каким-нибудь… А он, свободно откинувшись на спинку, выглядел слишком расслабленно для парня, у которого меняется судьба. Очевидно, развод был для него не очень понятной вещью, что-то вроде движущегося дома. — Ты разыскивала меня? — Слово «развод» Блейн как будто и не услышал, а остальное так много значило, что он придвинулся и поставил локти на стол. У него были крепкие мускулистые руки, покрытые легким пушком. Кэмрин нравилось водить по ним пальцами, повторяя линии мускулов. Это было тогда, когда она открывала для себя его тело… Когда они поженились, он легко поднял Кэмрин этими руками и внес в мрачноватый номер мотеля на окраине провинциального городка. Лучшего они не могли себе позволить, но это не имело никакого значения. Не имела значения неоновая реклама, яркими цветами вспыхивающая время от времени за окном, не имели значения как будто глиняные матрасы, совсем не важен был безобразный палас на полу. Все это меркло, исчезало перед осознанием того, что они в объятиях друг друга впервые как муж и жена. Боже, с тех пор прошла целая жизнь! Все это происходило в ее далеком прошлом, почему же она чувствует, как между ними словно электрический ток прошел? — Да, я искала тебя, почти год искала. Хотела передать бумаги для развода. — Ох, всего лишь год? В очередной раз он сумел не услышать слова «развод». Оно так и висело между ними. И даже утратило свое значение, потому что Блейн, не отрываясь, внимательно и любовно смотрел на Кэмрин, и она почти физически ощущала этот взгляд. — Мне больше нравится, когда у тебя волосы распущены, — и, прежде чем Кэмрин успела моргнуть, Блейн потянулся к ней, взял толстую прядь волос и крутил ее в руках со странным, мечтательным выражением лица. — Я работаю в сфере обслуживания, причем кормлю людей. Длинные волосы в моей деятельности неуместны. Приходится скалывать их сзади. — Но иногда ты же распускаешь их… Он спрашивает, бывает ли она в обществе? Встречается ли с кем-нибудь? Хм-м… Если посчитать кофе с Ларсом Личем или ужасный обед с Деном Дрэгом, то можно сказать — да, встречается. Дважды за шесть лет. Но и эти два раза — слишком много, потому что ни один из этих парней не был Блейном. Ни один из них не вызывал в ней ничего похожего на тот интерес, который она испытывает к человеку, сидящему сейчас напротив. — Не спорю, признаю себя виновной. Я — трудоголик. Хочу, чтобы моя кофейня была самой лучшей, хочу вложить в нее все возможное. — Работа — это не все. Неожиданно и вдруг изменилась атмосфера, но Кэмрин не могла бы объяснить это. Только что Блейн сидел свободно и расслабленно, легко болтал с ней и шутил, а в следующее мгновение уже был сильно напряжен — это было заметно даже по сложенным рукам. На столе стояла забавная бутылка красного стекла с водой. Кэмрин наполнила свой стакан, отметив мысленно, что стоит завести что-нибудь подобное в «Убежище». — Для меня — все. Он помолчал, потом заговорил медленно, тщательно подбирая слова: — Знаешь, я хочу выяснить, еще кто-нибудь участвует в нашей пьесе? Естественно было бы отделаться от него любыми словами, возможно, слегка приврать и добиться развода, который она должна была бы получить годы назад. Но вместо этого она тянула время, отламывала вилкой кусочек торта, маленькими глоточками смаковала шоколадный мусс. — Кэм, ответь, это простой вопрос. — Нет никого. — Откашлявшись, тихо и совсем нейтрально она произнесла: — А у тебя? Это не ее дело. И не имеет для нее никакого значения. Просто обычное женское любопытство… Блейн вновь поставил локти на стол, наклонился еще ближе к ней, сказал так же тихо, как она: — Никогда никого не было кроме тебя. Всегда ты, и только ты, — он вновь накрыл своей ладонью ее руку и начал слегка поглаживать пальцами нежную кожу, отчего по ее телу пробегала дрожь. — Знаешь, я простой парень, и я слишком стар для всяких игр. Хочу, чтобы мы заново узнали друг друга. Проводили время вместе. Можно вместе обедать, ходить в кино, пить где-нибудь кофе, да что угодно! Теперь твой ход. Кэмрин была захвачена искренностью его тона, бесхитростным выражением серых глаз, к тому же она продолжала ощущать электрические искры между ними. — Ты это серьезно? Он хотел, чтобы у них был еще один шанс? Или просто оказался в Мельбурне проездом, почувствовал себя одиноко и решил навестить старую любовь? Посмотреть, каково ей без него? Конечно, она давно уже городская девушка со здравым смыслом, находчивая и уверенная в себе, но иногда, к ее удивлению, в ней неожиданно просыпалась простенькая Кэмми из поселка с поэтичным названием Радужный Ручей, наполняя ее беззащитностью, сомнениями и самообвинениями. Часть ее, причем большая часть, была готова громко закричать «да!», хотя Кэмрин не была так наивна. Она разыгрывала партию «развод», но короткое время, проведенное с Блейном, взбудоражило ее гормоны, и теперь все в ней кричало: «Бери меня, я по-прежнему твоя». Никогда и ни к кому Кэмрин не испытывала такого влечения. Влечения, которое заставляло тело расплавляться даже от мимолетного легкого прикосновения, влечения, из-за которого девушки забывают обо всем, забывают о своих целях… Слава богу, Кэмрин хорошо усвоила, что самое важное — как раз не отвлекаться от своих целей. Ни в коем случае! Она выпрямилась, собрала все, что осталось от здравого смысла, мысленно очертила вокруг себя спасательную границу и сказала: — Я не собиралась сегодня говорить К чести Блейна, только глаза выдали его разочарование — он так и не получил от Кэмрин прямого ответа. Он с готовностью улыбнулся: — Мне кажется, здесь и говорить особенно не о чем. Ребята рассказали мне, чего ты хочешь. Я как раз тот человек, который тебе нужен. Все очень просто. Просто? Он что, совсем спятил? Слово «просто» не только не подходит к этой ситуации, даже и отдаленно не напоминает ее. Блейн объявился ниоткуда, говорит еще об одном шансе для них, а она, конечно, очень хочет организовать переделку своей квартиры. Какая-то нелепая мешанина. Можно говорить об этом что угодно, только не то, что это «просто». — А что, если… — Кэмрин осторожно тронула языком нижнюю губу, размышляя, повести ли ей себя грубовато и прогнать его или не обращать внимания на собственное сердце, которое останавливается от его улыбки, и сфокусироваться на деловой части их общения? — Может быть, ты хочешь без личного общения со мной воспользоваться моей профессиональной квалификацией? — предложил он. Кэмрин покраснела, не удивляясь, впрочем, что Блейн, как и прежде, так прекрасно понимал ее. Правда, от этого не становилось легче. В этот момент маленькая девочка за соседним столиком громко и радостно засмеялась — официант поставил перед ней зеленоватое желе с плавающей в нем шоколадной жабой. Мама девочки любовно погладила ее лобик, а отец потрепал светлые кудряшки. Кэмрин почувствовала, как она холодеет. Ребенок — то, чего у нее не будет никогда… Она не думала, что так страстно хочет детей, пока не выяснилось, что лишена этой возможности. Возможности, которая раз за разом таяла с каждым пребыванием в больнице в мрачные годы после ухода Блейна. Это был последний удар, завершивший жуткий список потерь того, что по-настоящему важно в жизни. Муж. Родители. Возможность иметь детей. Она продолжала разговаривать с Блейном, стараясь отвлечься на деловые вопросы, чтобы умерить боль воспоминаний, словно издалека слышала его слова, будто она и сейчас для него единственная женщина. Возглас девочки за соседним столом пробудил ужас, который поселился в ее душе после последней операции. Тогда, в больнице, ей сказали, что скорее всего она не сможет иметь детей. Как же можно обречь любимого человека на жизнь без детей? — Эй, как ты? Прости, если я был резковат. — Я подумаю некоторое время и сообщу тебе свое решение о менеджере. Конечно, нет! Это ее последняя встреча с Блейном — не стоит растягивать болезненные прощания. Он вручил ей визитную карточку. — По этому телефону ты всегда меня найдешь. Если позвонишь. Кэмрин сунула карточку в карман джинсов, зная, что никогда ею не воспользуется. — У меня был трудный день, я устала, пойду. Блейн вытащил деньги, прежде чем Кэмрин успела достать кошелек. — Нет, нет. Я позвал тебя сюда, я и плачу. И неизвестно, может быть, мне срочно нужно будет выпить хороший эспрессо, лучше пусть владелец будет доволен. — Подхалимство откроет тебе все двери. — Правда? Можно проводить тебя? — Спасибо, мне близко. Но благодарю за предложение. Ты по-прежнему джентльмен. Еще несколько общепринятых прощальных слов, он еще раз повторил, что ждет ее звонка, — и они разошлись. |
||
|