"Атаман Платов" - читать интересную книгу автора (Корольченко Анатолий Филиппович)Атаманова бородаДля связи с главной квартирой к отряду Платова был приписан штабс-капитан. Представившись, он спросил атамана: — Неужто не помните меня, ваше сиятельство? — Матвей Иванович всмотрелся: пред ним стоял стройный, худой человек с живым энергичным лицом. Промелькнуло что-то знакомое. — Я ведь Удальцов! Помните генерала Остужева? — Гаврилу Семеновича? Как же его не помнить! — А я был у него адъютантом… — Ах, Удальцов!.. Помню-помню… Как же… Сколько же лет прошло? — В последний раз встречались у Фридланда, а до того сражались у Прейсиш-Эйлау. Теперь Матвей Иванович и в самом деле вспомнил офицера. Однако же хоть и признал его, но что-то изменило лицо штабс-капитана. — Не скрою, изменились вы как-то… — Да ведь я тогда без усов был, — пояснил Удальцов. — Да и вас я тоже не сразу признал: с бородой-то… Лицо генерала обросло смолисто-черной, с редкой сединой бородой, которая весьма ему была к лицу. — Ну, рассказывайте, батенька, как там Гаврила Семенович поживает? Ведь мы с ним в этакой перепалке побывали. Ух, какой он был орел! Он вспомнил, как дралась пехотная дивизия против наполеоновской гвардии и как казаки ей помогали в самый решительный момент. И именно тогда, когда Платову, казалось, подошло самое время нанести по неприятелю решительный удар, от главнокомандующего Беннигсена прискакал гусар-адъютант с требованием отвести полки. Остужев и Платов едва сдерживали себя. Боевой и отважный генерал-майор Остужев долгие годы служил отечеству верой и правдой. Однако продвижений не имел, потому что не терпел лести и характером был неуживчив. — А где сейчас Гаврила Семенович? — полюбопытствовал Матвей Иванович. — В отставке. В своей усадьбе живет. Говорят, постарел очень, совсем немощным стал: раны сказались. Кстати, его усадьба где-то в этих местах… С той встречи прошло с неделю, а может, и больше. Удальцов остался верен себе и не однажды участвовал с казаками в лихих налетах. И вот, возвратившись с очередного, он, встревоженный, явился к Матвею Ивановичу. — Что случилось, мой друг? — Сейчас встретил управляющего имением Остужева. Французы учинили в поместье разбой, и сам генерал в опасности. — Он что же не убрался подалее? — Куда же ему, старику, ехать. После стольких ран он едва передвигается. Управляющий еще говорил, будто бы в имение должно в ближайшие дни пожаловать важное лицо, — дополнил сообщение Удальцов. — Уж не Наполеон ли? — Не могу знать, ваше превосходительство. — А где управляющий? Как он здесь оказался? — Бежал от французов. — Что значит «бежал»? Сам бежал, а немощного барина бросил? Хорош управляющий! Ну-ка, доставь его сюда! Управляющий оказался немолодым человеком с пухлыми щеками. Он сбивчиво рассказал о барине, о том, как в имение нагрянули французы и какое учинили разорение. Барина выселили из помещичьего дома, угнали с партией пленных в соседнее селение. — Спасибо вот ему да казакам-молодцам. Высвободили из катухов. — Выходит, ты не бросал барина? — смягчился Матвей Иванович. — Как можно, батюшка? А с Гаврилой Семеновичем, с барином, стало быть, старуха моя осталась, Прокопьевна. — А барин? Живой ли? — При мне живы были. Правда, уж очень немощны. Матвей Иванович молча прошелся из угла в угол комнаты. — Далеко ли имение? — остановился он против управляющего. — Да этак верст с десяток будет. — Дорога, стало быть, известна? — Известна, батюшка! Как ее не знать, когда весь век здесь прожил! Вошел генерал Карпов — первый помощник атамана. Невысокого роста, поджарый, с худым обветренным лицом. Было в нем что-то ястребиное. Вскинул было руку, чтобы отрапортовать, но атаман мотнул головой: погоди, мол, не сбивай с мысли. И Карпов, пройдя к столу, сел. — Князь Остужев Гаврила Семенович в беде, — не глядя на помощника, произнес Платов. — Так надо выручать! — ответил тот. — Приказывайте — и дело сделаем. — Тут другая забота: ожидается прибытие в имение большого начальника. — Может, Наполеона? — Может, и его… А может, Мюрата или Нея. Птицы тоже немаловажные — маршалы. — Тогда нужен набег! — Набег само собой, но наперед надобно послать разведку. — За чем же остановка? Кликну сотне — на конь! — и поскачет! — Карпов энергично столкнул со лба лохматую папаху. — Меня другая думка одолевает. — Матвей Иванович остановился посреди комнаты. — Хочу сам туда податься. — Куда? В имение? — с головы Карпова упала папаха. — Так ведь там французы! — воскликнул Удальцов. У старика-управляющего отвисла челюсть: — Упаси вас господи от греха. Но Матвей Иванович внимания не обратил на все это: — Хочу не только повидать друга-соратника, но и лицезреть врага. Посмотреть на французов, услышать, о чем толкуют, каков их дух, да заодно и планы выведать. Генерал Карпов стал доказывать, что затея сия ни к чему, что дух и намерение неприятельские известны: почитай, чуть ли не каждый день казаки берут пленных, и не одиночек, а десятки и сотни. — Да ведь вас первый же пикет французский опознает! — высказал новый довод Удальцов. — По обличию вашему. — И точно, батюшка! — поддержал управляющий. — Я слышал, как французы промеж собой описывали вас: длиннющий такой и с бородой. — Ну вот, видите, — развел руками Карпов. — Куда же вам ехать? Разведку надобно выслать. Где это имение? Но не так просто было отговорить атамана от задуманного. — Вот что: пока я разделаюсь с бородой, вы, Удальцов, подберите французские мундиры для себя и меня. А ему, — генерал кивнул в сторону управляющего, — зипунишко да треух дайте. Следом за нами направить сотню казаков. — Платов перевел взгляд на Карпова. — Пусть едут в некотором отдалении. Матвей Иванович толкнул дверь, ведущую в сени: — Степан! Эй, Степан! — Я слушаю вас! — донесся голос денщика. — Давай бритву, зеркало! Да неси воду погорячей! Бороду брить будем. — Как же вам ехать, когда вы ни слова по-французски не разумеете? — продолжал отговаривать атамана генерал Карпов. — Удальцов весьма бегло гутарит, да и он, управляющий, вижу, кумекает. — Кумекаю, батюшка. Не токмо кумекаю, но и сам маленько говорю, — услужливо отвечал тот. — Так это они! А вы-то, Матвей Иванович, как? — А я? — Платов подмигнул. — Я горло платком оберну, будто бы простыл и голос потерял. А еще, для пущего вида, ватой уши заткну. Будто хворь привязалась. Вот так-то! Ну, а теперь, Семен, разводи мыло да приступай! Ради такого дела бороды не пожалеешь. Денщик разложил на столе бритвенные принадлежности. — Эх, какая борода! Ей-бо, с такой жаль расставаться, — намыливая лицо, высказался он. — Брей! — Мне что? Коль приказано, то нужно исполнять. И усы тоже брить? — Усы оставь. Я с ними в могилу лягу. Они выехали в сгустившейся тьме осеннего вечера в сопровождении десятка казаков. Мундир, принадлежавший гренадеру, был Матвею Ивановичу тесноват: жал в плечах, ворот не сходился. Штаны тоже были узки. Он обмотал шею шарфом, накинул поверх шинели клетчатое одеяло, на голову натянул малахай. Удальцов, представляя офицера, обрядился построже. Форму для него сняли с пленного французского капитана. Перед тем как облачиться, они долго расспрашивали его, угостив хмельным. Старик-управляющий, указывая дорогу, трусил с казаками вперед. Часа через два они выехали из леса. Впереди едва заметной точкой светил огонек. — Вот и усадьба Остужевых, — объявил управляющий. Сотня осталась на опушке, а сопровождающие казаки поехали с ними, чтобы укрыться вблизи барского дома: в случае опасности — первыми должны прийти на помощь. У дома слышались голоса, конский храп. У ворот их окликнул часовой. Удальцов ответил ему раздраженно, и тот замолк, отдал честь. В сторожке, куда они направились, горела лучина, скупо освещая небольшое, низкое помещение. Со спицами в руках сидела старуха. Увидев вошедших, ахнула и выронила вязанье. — Никак Василь Васильевич! Живой! Вернулся, милостивец! А барин-то наш, Гаврила Семенович, преставился! Забрал его господь бог. — Что говоришь, Прокопьевна? Одумайся! — Умер барин. Третьего дня преставился. Измывались над ним, ироды, как узнали, что генерал. Вчера на погост унесли. Могилка еще свежая. «Царство ему божие», — произнес про себя Матвей Иванович и перекрестился. Он мысленно представил генерала, каким был тот в сражении: разъяренным и неустрашимым. Расспросив старуху, они направились в барский дом. — Ты больше кланяйся да старательно услуживай, — предупредил управляющего Удальцов. — И смелей будь. А вы, Матвей Иванович, молчите. Коли что — хрипите да в горло тычьте, больны, мол… Во всех комнатах были французы. Уставшие и промерзшие, они с решимостью отстаивали свои места под кровлей. — Из какого полка? — спросил одного Удальцов. — Из семнадцатого, — нехотя ответил тот. — И только сегодня прибыли? — напуская раздражение, продолжал офицер. — Странно… Где же командир полка? Вы, видимо, шли в авангарде? — Какой там! Толпой шли. А командир пока остался позади. Там же и генерал. Потом Удальцов заговорил с лейтенантом, а Матвей Иванович стоял позади, напряженно вслушивался в разговор, стараясь понять, о чем идет речь. Случайно он наступил на ногу растянувшегося солдата, и тот лягнул его и раскричался. — Что кричишь? — выручил штабс-капитан, набрасываясь на солдата. — Не видишь, гренадер едва держится на ногах. Ты здоров и лежишь, а он, больной, больше десяти лье прошагал. Говорить не может! Управляющий завел их в какой-то чулан, и там Удальцов поведал генералу о слышанном. — Плохо дело, — удрученно отвечал Матвей Иванович. — Не заявится сюда Наполеон, и Ней тоже. Дивизия эта идет второстепенной дорогой. Главная — в стороне. Спрашивайте о третьем драгунском полке. По нему мы можем многое определить. — Может, возвратимся? — расстроился Удальцов. — Ну, нет. Будем продолжать, как задумали. Уж если попали в логово, то нужно делать все до конца. Веди в гостиную, к офицерам. От них можно добыть большее. В гостиной действительно были офицеры. Четверо за столом резались в карты. Перед ними стояла опустошенная бутылка. Лейтенант лежал на диване, укрывшись пледом. Двое, майор и капитан, сидели у камина, дремали. Удальцов, войдя, щелкнул каблуками, козырнул. — Недурно вы устроились, господа. Главное — в тепле. А я сегодня едва не отдал богу душу. Нет ли чем погреться? Игравшие в карты едва удостоили его вниманием. Сидевший у камина обросший майор посмотрел на него тяжелым и требовательным взглядом, словно говоря: не забывайся, капитан, в присутствии старших. При этом старшим он имел в виду себя. Но Удальцов сделал вид, словно бы не заметил молчаливого упрека. — Однако же вы, господа, не очень дружелюбны. Ну, да я не обидчив. Надеюсь, мы найдем общий язык. Ну-ка, мигом согревающего! Он эффектно щелкнул пальцами. — Слушаюсь, батюшка, — ответствовал управляющий. — Только, извините, шампани или мадеры не имеем. Есть русский самогон. — Неси, что есть! А я ищу третий драгунский полк, — обратился он уже к офицерам. — Как сквозь землю провалился. С утра не могу на след напасть. — И не нападете, — мрачно произнес майор. — Не там ищите. На соседней дороге он должен быть. При виде бутылки французы оживились. Даже майор, откашлявшись в ладонь, переставил кресло ближе к столу. Зазвенели стаканы, громче зазвучали голоса. Удальцов выглядел бретером. Однако при этом хитро и умело направлял разговор на служебные дела. Сидящие как бы сами говорили о своих командирах, походе, дальнейшем маршруте. Заговорили о русской армии, партизанах, казаках. Охмелевший майор, услышав имя Платова, пришел в ярость. — Попался бы он, этот Платов, в руки, я из него вот бы что сделал. — Он схватил лежавшую у камина кочергу и, сжав зубы, перегнул ее. — Вот таким бы стал казачий атаман! И швырнул кочергу к камину. Как бы не понимал языка Матвей Иванович, однако ж угрозу майора понял. — Как же это Платов к нам попадется? — заметил Удальцов. — Скорей мы к нему угодим. — Это-то так, но я к слову… Знал бы, что такое он нам уготовит, я б над ним еще в Тильзите какую-либо акцию устроил. — А вы были в Тильзите? — А как же? В седьмом году. — И видели Платова? — Видел и его: длиннющий такой, вроде этого гренадера. И майор стал рассказывать, как он оказался среди немногих офицеров в небольшом городишке Тильзите, когда два императора подписывали договор. Бутыль опустошили только наполовину, а самогон свалил всех с ног. Захрипел и майор, уронив голову на стол. Матвей Иванович незаметно кивнул, и они вышли из комнаты… Казаки атаковали усадьбу на рассвете, и французы не оказали сопротивления. Когда пленных выстроили и Удальцов подошел к Платову с докладом, стоявший в строю майор едва не лишился речи. — Это… же… гренадер. — Гренадером он был вчера, а сегодня — Платов, — ответил штабс-капитан. Казаки вышли в поход. — Запевай! — подал команду есаул, возглавлявший первую сотню, шедшего в голове колонны атаманского полка. Запевала Митька Гусельников набрал поболее воздуха: Ехавший рядом с Платовым Удальцов посмотрел на него. — Про вас поют, ваше превосходительство. дружно подхватила сотня. Матвей Иванович улыбнулся, промолчал: этот куплет он уже слышал раньше. продолжал запевала высоким голосом. Это уже было новое. — Ах, шельмец! — не удержался Матвей Иванович. — Уже сочинил. Вот я тебя!.. И, пряча улыбку, погрозил Митьке плетью. |
||
|