"Тьма на ладони" - читать интересную книгу автора (Фудзивара Иори)10Проводив глазами фигурку Охары до самой двери, я вышел на дорогу и огляделся. Метрах в двадцати от меня темнели ограждения с табличкой: «Дорожные работы». Я медленно двинулся туда. Несколько фигур, вынырнув из темноты, приближались ко мне, сужая кольцо. Первым заговорил тот, кто был дальше всех; приемчик такой старый, что я чуть не расхохотался. — Господин Хориэ? Давненько не виделись! Судя по голосу, он был явно моложе меня. Да и манера речи не та, что во времена моей молодости. Все теперь утонченнее. Я бы сказал, даже в его профессии речь прогрессирует с каждой новой эпохой. Бот только душок от таких, как он, с годами не меняется. Даже бляха на груди сияет все так же ярко. — А если и так, что дальше? — А дальше, может, вместе прогуляемся? — Извините, друзья. Я тут насморк схватил. Как-нибудь в другой раз. — Если нужны пилюли — у нас их сколько угодно. — Паленых пилюль не принимаю. А лучшее средство от насморка — здоровый сон. Тебе мама в детстве не рассказывала? — Что это с тобой, папаша? Приличный салариман, а так грубишь… Последняя фраза принадлежала кому-то из молодых. Судя по голосу — совсем новичок. Видать, пацана еще не коснулась лингвистическая эволюция. Я оглянулся на него: — Много ты знаешь о салариманах. Уж им-то потяжелей, чем тебе… «Хэ?!» — выдохнул парень. И вдруг ухватил меня между ног. Хватка неплохая, но по силе Майку не чета. Я отшвырнул его и бросился к ограждениям ремонтной площадки. Куски разломанного асфальта. Кучи вырытой земли, вбитые колы, тонкий деревянный настил… Проломив фанеру каблуком, я принялся пинать деревянный кол. Чтобы выдернуть его из земли, мне понадобилось всего несколько секунд. Есть такой особый секрет — как вытаскивать из земли плотно забитые колы. Расшатай на миллиметр — дальше сам пойдет. То, что я вынул, плотно легло в ладонь и сразу напомнило мне школьные годы. Ребята неторопливо приближались. Что может сделать старик с температурой под сорок, держа в руках деревянную палку? На осознание этого улетела еще пара секунд. Надеюсь, я ответил на это правильно. Возможно, я опять буду выглядеть не очень элегантно, но рассуждать об этом уже не осталось сил. Зажав в руке кол, перемазанный глиной, я почувствовал, что перед глазами все опять поплыло. Сколько я еще выдержу? Тени приближались. Три метра. Два. Вот уже перед носом. На секунду замирают перед броском. Колено вылетело вперед само — сказалась старая закалка. Один из них сунул было руку за пазуху, но тут же и успокоился. Я развернулся к следующему. Отразив удар, переключился на третьего. Тишину переулка вспорол треск ломающихся костей. Я стоял, зажав в руке кол. Похоже, пара гвоздей, застрявших в колу, завершили дело. Я не помнил, как именно двигались мои руки. Более того: спроси меня, как это нужно делать, — я бы не объяснил. Три человека с переломанными конечностями корчились передо мной на земле. Я наклонился. Сначала я осмотрел того, кто заговорил со мной первым. Не говоря ни слова, я проверил его пиджак. Отличный пиджак, сшит на заказ. Раз в десять дороже моего. Бумажник набит деньгами. Плотная пачка в двадцать или тридцать штук. Ни визиток, ни водительского удостоверения. Видимо, привез их сюда кто-то из двоих помоложе. Платиновая кредитка. «Кадзуя Кикумура», — прочитал я на ней. Я зашвырнул бумажник в темноту и окликнул его хозяина: — Кто такой? Представься! Его зрачки уставились на меня. — А-а… Ты-ы? — промычал он, словно безумный. — Ты кто вообще?! — Как ты и сказал, обычный салариман. Сам знаешь, раз поболтать со мной захотел. Что, родной язык позабыл? Сейчас я спрашиваю, а ты отвечаешь! Как звать? Кто тебя прислал? — Н-н… не знаю. — Ну, сейчас я тебе напомню. Ногой я раскидал его переломанные руки по сторонам. Встал ногами на запястья. Просунул под спиной кол, пригвоздил локти к земле. Грудная клетка выгнулась вверх. Безуспешно пытаясь вырваться, парень задергался, как креветка. Глядя на перекошенное лицо, я всем весом уселся ему на бедра. Из его горла вырвался стон. Но парень стиснул зубы и стерпел, чтобы не заорать. Кажется, сейчас таких называют «лосями». Я зажал ему рот ладонью. Уселся поудобнее и занес кулак для удара. Особо я не раздумывал. Первый удар пришелся по нижнему ребру. Внутри плоти хрястнула кость. Глаза парня полезли из орбит. Он замычал. Ладонь стала мокрой от его слюны. — Ну! Сколько у тебя еще ребер осталось? Сам посчитаешь? Сначала с ними разберемся, а дальше к позвоночнику перейдем. Чтоб ты знал: вежливо разговаривать не люблю. Так что потом не жалей. Я занес руку. Следующее ребро. Главное — не сила, а точка удара. Парень задергался, как лягушка, через которую пропустили электрический ток. Моя ладонь загудела от его крика. Его глаза наполнились слезами. Когда крик оборвался, я убрал ладонь. — Минамото… Клан Минамото… — Я тебя не об этом спрашиваю. Чем ты занимаешься — и по бляхе твоей понятно. Учти: мне терять нечего. Вы меня сами в угол загнали. На кого работаешь? Кто твой босс? Думай быстрей, Кикумура. Так просто я от тебя не отстану. Его глаза еще больше распахнулись. Я занялся третьим ребром. Хрясь. Парень издал звук сдувающегося дирижабля. Горячий и мокрый воздух засвистел У меня меж пальцев. Его тело обмякло. Я снова убрал ладонь. — Банда Кацунумы…— еле слышно выдавил он. — Мы все оттуда. — Та-ак… С платиновой карточкой разгуливаешь. Что, прямо под боссом ходишь? — Д-да… — Я смотрю, много у вас там богатеньких развелось. Четверть века назад ни о каком Кацунуме и слышно не было. Несмотря на боль, в его глазах мелькнуло удивление. — Хидэки Кацунума откололся от банды Саэки… А Саэки… был дядькой моего отца. — Так. И где этот Саэки сейчас? — Помер… Но не в перестрелке… От инфаркта, лет пятнадцать назад… Так я слышал. — Ясно. А что этому Кацунуме понадобилось от меня? Я никого не трогал. Его мне разыскивать некогда. Так что давай колись… Он заколебался. Я знал, что для него это самое трудное. По их понятиям, выдать главаря, да еще какому-то «лоху» вроде меня, — все равно что самому себе кишки выпустить. Парень явно задумался о смысле жизни. Я схватил его за шиворот и прижал толстую шею к земле. Он начал задыхаться. Я терпеливо ждал, глядя, как его лицо наливается кровью. И чуть погодя схватился за кол, на котором его распял. — Ладно! С ребрами закончили. Дальше возиться нет времени. Займемся позвоночником. Не волнуйся, я знаю, как это делается. Было бы куда — его глаза расширились бы еще больше. Но больше было некуда. Я вгляделся в его перекошенное лицо. Запредельный ужас. Нечеловеческое напряжение. Нерешительность. Все смешалось на этом лице. Сколько раз я уже это видел… И в этот миг странная белая пустота залила все вокруг. В голове пронеслось сразу все, что произошло. Очень быстро, за какие-то две или три секунды. Но достаточно, чтобы я сам себе поразился. Что я делаю? Что уже натворил? Мои руки двигались сами, я ни о чем не думал. Но разве я не знал, что будет, когда шел к стройплощадке? Рука сама отпустила его. И тут же закружилась голова. Я надеялся, что снова справлюсь с собой, — но приступа такой слабости у меня еще не было никогда в жизни. — Считай, что тебе повезло… — успел пробормотать я. Затем его лицо расплылось и исчезло. Меня повело куда-то вбок. Асфальт приблизился к глазам и заполнил собою весь мир. Шершавый асфальт, воняющий сыростью. Асфальт, по которому бежал какой-то луч света. Не в силах крикнуть, я смотрел на этот луч и вспоминал черно-белую рябь аналоговой видеозаписи. И это было последнее, что я помнил, перед тем как память оборвалась. Воздух дрожал. Несколько секунд ушло на то, чтоб открыть глаза. Первое, что я увидел, — старое знакомое пятно на потолке. Я наконец-то дома. Лежу в своей постели. Голова в испарине. Жду, пока в этой голове прояснится. Слышится слабый шум кондиционера. Так вот почему дрожит воздух… Я замечаю, что в комнате что-то не так. Что? С трудом поворачиваю голову. Рядом Охара. Положила локти ко мне на постель. Сидит в своем черном костюмчике, черной же блузке и глядит на меня, подперев подбородок ладонями. На секунду ее лицо расплывается, затем снова становится четким. Она улыбается: — Ну что, проснулись? С моей головы что-то падает. Мокрое полотенце со льдом. Ее рука тянется куда-то и водружает его обратно мне на лоб. На стене за ее спиною часы. Двенадцать с чем-то. Значит, с тех пор, как я вырубился, не прошло и часа? Впрочем, рот открыть я моту. Пробую заговорить, но из меня вылетают какие-то хрипы. — Охара… — Что такое? — Ты знаешь, что мои мозги иногда превращаются в соевый творог? — Да у вас они постоянно такие. Что значит «иногда»? — Ну… Это когда я вообще не понимаю, что вокруг происходит. Вот, например… Ты что здесь делаешь? — Жду ваших объяснений. Я ведь тоже ничего не понимаю. — Ну, тогда ты первая объясняй… Как я здесь оказался? Она засмеялась и рассказала. По ее словам, выходило следующее. Спускаясь по лестнице, она решила-таки вести себя так, как я ей сказал. Возможно, это последнее распоряжение ее безумного шефа. И выполнить его нетрудно. Думая об этом, она вошла в бар. Удивленным хозяевам она сообщила, что отправила больного шефа домой, а сама решила выпить еще немного. Завязалась беседа, но Охара продолжала следить за временем. Когда прошло минут пятнадцать — половина назначенного мною срока, — Нами-тян вдруг спросила ее, зачем она так часто глядит на часы. И она рассказала. — Вот дурашка! — звонко рассмеялась Нами-тян. — Ты всегда веришь в то, что тебе мужики говорят? Все, что болтают мужики за сорок, надо делить надвое. То есть сейчас — самое время! Интересно же, пошли посмотрим! И Майка возьмем для безопасности. Поднявшись на улицу, они увидели, что на земле корчатся сразу несколько человек. — Ну и картинка! — протянул Майк. — Полный сюр… Когда он подошел к нам, лежавшие, не считая меня, принялись кое-как подниматься. Очень медленно и совсем не агрессивно. Ни слова не говоря, двое молодых взвалили на себя третьего, постарше, и заплетающимися ногами побрели прочь. Когда они исчезли за поворотом, на земле остался лишь я один. — Я хотела сразу «скорую» вызвать. Но Майк отсоветовал: дескать, это может вам не понравиться. Он тут же вас осмотрел и сказал, что тревожиться нечего. Что вы просто физически очень перенапряглись при такой температуре и отключились на время. И тогда я повезла вас домой. — Что, одна справилась? — Скажете тоже! Какое же такси посадит девушку с такой бездыханной тушей на спине? Конечно, Майк помогал! Сказал, что примерно понял, что там произошло. — И что он понял? — Что вы сделали из них бефстроганов. А что, шеф, вы правда так классно деретесь? — Да нет, просто ребята на стройплощадке ноги себе переломали. Я всегда говорил, что эти ночные работы до добра не доведут. О пешеходах совсем заботиться перестали. Она рассмеялась. — Ну а потом что? — Ну потом мы дотащили вас на третий этаж, положили в постель. Тут Майк сказал, что у него работы полно, и уехал. — Надо же. Странный тип. Я и в бар-то их всего второй раз заглянул… А что он еще говорил? — Ну, оглядел вашу квартирку, покачал головой и проворчал, что никогда еще не видел, чтобы люди жили так незатейливо… Как вам не стыдно называть его странным типом? Вы были как тюфяк раскаленный, а он вас на третий этаж заволок… Вы знаете, что у вас температура за сорок? Она достала откуда-то градусник и поднесла к моим глазам экранчик с электронными цифрами. Я вспомнил, что недавно купил его сам. — Ты что, карманы мои выворачивала? — Ну конечно, а вы как думали? Как бы мы без ключа в квартиру попали? Вам еще повезло, что у меня в блокноте ваш адрес записан. Я вздохнул: — Ну ясно. Благодарю… — Что-то не похоже, будто вы благодарны. — Извини, если так послышалось. Но на самом деле довезти до дому было достаточно. Езжай-ка теперь домой, а то еще от меня заразишься. Если температура за сорок — значит, наверняка зараза какая-то. Мне так врач на работе сказал. — Не волнуйтесь. У меня иммунитет крепкий. — Все равно. Тебе здесь сидеть больше незачем. — Как вам не стыдно! Я вам все рассказала. Теперь ваша очередь. Что это за «последнее задание»? Вы же обещали как-нибудь рассказать. И где это «как-нибудь»? Просто свинство так с людьми обращаться, даже и с подчиненными! — Эй. А ты понимаешь, что находишься в квартире у одинокого мужчины? Подумай о времени. Уже ночь на дворе. — Глупости! Я не в квартире одинокого мужчины, а у больного в одноместной палате. А намеки у вас… — она оглядела комнату, — такие же незатейливые, как жилье. Крыть было нечем. Из электроприборов в квартире имелись только факс, телевизор и холодильник. Кондиционер уже висел на стене, когда я сюда заселялся. Прачечная за углом, так что стиральная машина тоже отсутствовала. А из мебели — только кровать. — Оставь мою жизнь в покое. Лучше своей займись. Твой муж небось уже там с ума сходит. — Ну вот, шеф! Вы уже наполовину не салариман… — В смысле? — Это Я вдруг впервые задумался. А ведь верно. Никогда еще мне не приходило в голову разделять сотрудников на мужчин и женщин.Когда снимался очередной ролик, мы засиживались в студии до рассвета, но Охара ни разу не возразила. И когда я от усталости с ног валился, она продолжала вкалывать как заведенная. Последние наши съемки «Антика» задержались до четырех утра. И они с помощником режиссера обдували стакан с «Антиком» изморосью от сухого льда для создания «образа свежести и прохлады». Я даже помню, как при взгляде на ее жизнерадостную фигурку вдруг подумал о том, что уже никогда не буду так молод… Полотенце опять сползло с головы. Она снова протянула руку, разровняла лед в полотенце и вернула компресс на лоб. От приятной прохлады голова успокаивалась. Я поймал себя на мысли, что — Что ты хочешь услышать? — спросил я. — Все, — потребовала она. Сам не знаю, что заставило меня подчиниться. Наверное, температура, не иначе. И только? А может, ее глаза, сверкавшие любопытством у края моей постели. А может, хотя бы перед увольнением мне захотелось ее за все отблагодарить. Ну или просто представил, как они с Майком тащили меня в квартиру. Не знаю. Сам не пойму. Так, ничего не понимая, я и начал рассказ. О том, что случилось за последние трое суток. Все, что касалось меня самого, я сократил до минимума, но рассказал и то, о чем не сообщил Какисиме. Как догадался насчет компьютерной графики, как устраивался на работу — все по порядку. Кто-кто, а Охара должна понять. Я выбалтывал ей историю так долго, что сам испугался. Определенно, проклятая температура виновата, думал я то и дело — и все-таки не мог остановиться. А может, и не хотелось. — Вот почему я сегодня и пришел в этот бар, — закончил я. На весь рассказ ушло больше часа. Охара молча слушала, склонив голову набок. — Фантастическая история, — отозвалась она. — Самое непонятное — с этой компьютерной графикой. Зачем кому-то понадобилось делать такую запись? — Как знать… Она улыбнулась: — Смешная у вас привычка, шеф. — Какая привычка? — Каждый раз, когда вы говорите «как знать», вы словно хотите скрыть, что у вас на уме. — Что, у меня и правда такая привычка? — Да нет! Это я так, вашу память проверила… Значит, проверка этой записи и была вашим «последним заданием»? — Да, но теперь я хочу понять, что случилось. А если то, что я рассказал Исидзаки про эту чертову графику, и привело его к самоубийству? — Ну это вы уже сами накручиваете. Вам ведь тоже нравился наш президент, правда? — Ну… да, — ответил я. — Хороший был мужик. Мы с ним мало были знакомы, но он мне нравился. Такие ребята всегда умирают раньше других. — А те головорезы в переулке — они-то здесь при чем? — Вот уж не знаю. — Но откуда они узнали, что вы будете в этом баре? Они же вас там давно поджидали, верно? — У меня башка соплями забита. Даже ты меня выследила так, что я не заметил. А уж им-то сам бог велел… Наверно, еще с Хироо меня пасли. Вычислили бар и стояли курили, меня дожидаясь. Но что им от меня нужно — понятия не имею. — А как они вас узнали? — У меня есть метка… Я помахал левой рукой. Она помолчала, уставившись на ожог, потом спросила: — Значит, эта бандитская история гораздо длиннее? — Какая история? — О вашем прошлом. Вы рассказывали мне лишь то, что ваш отец — якудза. Но ни о молодости, ни о детстве ни разу не обмолвились. Но ведь и сегодняшние разборки с бандитами, и этот ожог — все связано, верно? Ее рука, подплыв к моему лицу, легонько коснулась лба. За ней тут же потянулась вторая. Две горячих ладони — еще жарче, чем я сам, — обняли мое лицо. Все вокруг замерло. Я вспомнил, как нечто похожее случилось со мною лет двадцать назад. Почему я подумал об этом? Где-то вдалеке шумел кондиционер. — Не хочу вспоминать… — Ну, тогда я не буду спрашивать. Она смотрела на меня не отрываясь. Я залюбовался сиянием ее глаз. Живым сиянием, которому суждено померкнуть еще не скоро. Моя рука вдруг сама потянулась к ней — но тут же упала обратно на одеяло. Отняв руки от моего лба, она опустила их на подушку. Глядела на них и молчала. — Эй, Охара… — Да, шеф? — Это правда, что салариманы живут свою жизнь взаймы? — Жизнь взаймы? — Каждый день на одном и том же месте делают одно и то же. То, что не имеет никакого отношения к ним самим. Они никогда не думали, что будут жить именно так. Наверно, мечтали, что где-нибудь найдут себе более подходящую жизнь. И с этой детской мечтой продолжали вкалывать до самой старости… Может, не нужно доживать до сорока шести лет, чтобы об этом задуматься? Как считаешь? — Все люди разные… — Наверное. Но ты уж точно не такая. — Это верно! Мне работать интересно. Я не из тех, кто свое дело не любит. Я и в другой секции спокойно работать могла бы. А то и в другой компании… — Это правда. Ты не из тех, кто живет взаймы. На таких, как ты, вся страна и держится. Какие бы увольнения ни случались. Даже если вся экономика к чертям полетит, ты достаточно крута, чтобы выжить. — Это вы меня хвалите? Или за дурочку держите? Одно из двух… — Ни то ни другое. Представь себе, даже твой шеф-каракатица иногда способен на искренние слова. — Вас послушать — такие, как я, похожи на тараканов. Знаете, какая у тараканов выживаемость? Вот и мы такие же… — Теперь салариманам без этого никуда. Такие уж нынче времена настали. Я вспомнил Томидзаву. Наш разговор на поминках Исидзаки. Конечно, его возраст и ситуацию с Охарой не сравнить. Можно только сочувствовать тому, в какой заднице он оказался. Но разве сам Томидзава мог бы выжить в любых условиях? Весь остаток жизни он, скорее всего, проведет покорно понурив голову. Ведь ему есть что терять. А у меня ничего нет. Ни дома, ни семьи, ни готовности к переменам. И ни малейшей перспективы… — Может, вы и правы, — тихо сказала Охара. — Только… С чего это вас на такой разговор потянуло? — Да так. Просто подумалось. Она подняла на меня глаза. И очень долго не опускала. — Ну а вы сами какого типа? — Наверно, я все еще ребенок, — ответил я. — Права была Нами-тян… Но разговор сейчас о тебе. Ты когда-то сказала: мол, если муж — хозяин, то ты в его доме — жилец. Помнишь такое? — Помню, — кивнула она. С ее мужем я встречался только однажды. Как-то вечером он ждал ее с работы на улице перед конторой. А меня только что перевели в рекламный отдел. Я столкнулся с ними на улице, и мы поболтали каких-то пять минут. В основном болтала она. О том, что они собираются на концерт. И назвала имя какого-то неизвестного мне дирижера. «Муж собирается стать свободным журналистом, — сказала она. — А готовить не умеет, вот и приходится жить с ним под одной крышей». И весело улыбнулась. Рядом с ней стоял молчаливый парнишка — настолько робкий и забитый, что я сильно засомневался, потянет ли он фриланс. По крайней мере, тогда мне так показалось. А потом она взяла его за руку, и они растворились в вечерних сумерках. Было это два года назад. Наше молчание затягивалось. Она все глядела на меня. Оторвавшись от простыней, ее ладони тихонько легли мне на плечи. Я не мог пошевелиться. Лишь наблюдал за ее руками из-под полуприкрытых век. И тут раздался звонок. Приглушенный, невнятный. Все звенел и никак не хотел оборваться. Охара едва заметно улыбнулась: — Что? И это по работе? — Не сомневаюсь. Она встала, прошла к вешалке у двери. Затем вернулась обратно к кровати и вручила мне мобильник, который я обычно ношу в пиджаке. |
||
|