"Дачный роман" - читать интересную книгу автора (Лейн Элизабет)

Глава пятая

Джефф изучающе смотрел на Кэйт, всей душою желая загладить свою неуклюжую попытку проникнуть в ее прошлое. Итак, перед ним еще одна часть тайны, подобрать ключ к которой — значит понять, что делает эту женщину такой, какая она есть. Но, разгадывая эту загадку, он явно вторгся в зону запретного. Джефф — не в первый раз — почувствовал себя нетактичной свиньей.

Она выглядела такой ранимой в мягком свете свечей, ее нервные пальцы с неухоженными ногтями так робко гладили ножку рюмки… Что за человек был ее муж, если мог так обидеть эту женщину? Он ее бил? Изменял ей? Заслуживал ли он ее?

Кэйт нервно поежилась под его взглядом.

— О чем задумались? — произнесла она своим завораживающим голосом.

— Я размышлял… о страсти, — ответил он, мысленно извиняя себя за полуправду.

— О страсти? Или об ее отсутствии?

— У меня?

— Нет, у меня! — Ее глаза вновь обрели блеск, как при упоминании об отце Флэннери. Джефф наклонился поближе, втайне любуясь ею.

— Вы, по-видимому, считаете, со мной что-то не так, — сказал он. — Может, объясните?

Ее глаза сверкнули.

— Да вы взгляните на себя со стороны, Джефф Пэрриш! — воскликнула она. — Вы — не обычный человек. Вы — архитектор! Создаете памятники, жилища…

— Ну так и что? — Он слегка подтрунивай над ней, и ему это нравилось.

— Вчера вы сказали, что заняты работой. Что это за работа?

— Я проектирую новый корпус госпиталя в Рэйли.

— И вас это не вдохновляет? — В огромных аквамариновых глазах отразилось море скепсиса. — Подумайте о том, какие драмы будут происходить в нем, какая борьба жизни со смертью!..

— Все это очень занятно. Не забудьте только, что мое творение должно уложиться в рамки бюджета, удовлетворить госпитальный совет и получить одобрение трех различных комитетов. Трудновато вдохновиться тем консервативным проектом, который единственный способен пройти все эти инстанции.

— Понятно, — протянула она, на минуту потеряв от ярости мысль.

Джефф отметил румянец ее щек и высыпавшие на носу веснушки. Кэйт Валера — не самая неотразимая из тех женщин, что он встречал, но игра чувств на ее лице — как пляшущее пламя: чистое, жаркое, неподдельное.

— Вы читали «Первоисточник»? — вдруг спросила она.

— Это что?

— Роман. Очень известная книга. Автор Эйн Рэйн…

— Беллетристику не читаю, — ответил Джефф. — И никогда не читал, разве только по школьной программе.

— Естественно, не читали… Ну, еще был фильм — отличный старый фильм с Гарри Купером и Патрицией Нил…

— Простите, — Джефф покачал головой, — мой отец считал фильмы пустой тратой времени.

Ее грудь возмущенно вздымалась, шелковая ткань четко обрисовывала фигуру.

— Посмотрите видео. А лучше прочтите книгу. Это об архитекторе по имени Говард Роарк, у которого было столько целеустремленности, столько страсти, что он покинул все, даже любимую женщину, ради своей работы.

— По-моему, он похож на дурака-идеалиста! — Джефф чуточку полюбовался неистовой вспышкой в ее глазах.

— Вы безнадежны! — отрезала она.

— А вы очаровательны, когда злитесь. Вам кто-нибудь это говорил?

— Перестаньте обращаться со мной как с маленькой глупышкой без капли мозгов в голове. — Ее руки энергично рубили воздух. — Вы невозможный циник, Джефф Пэрриш! Есть у вас в жизни хоть что-то, что имеет для вас значение?

— Да. — Джефф перестал улыбаться. — Эллен имеет значение. Очень большое значение. И я думаю, она — единственное, что имеет для меня значение.

— Хоть что-то как у людей, — облегченно вздохнула Кэйт, ставя на стол свой бокал и озираясь вокруг. — О, вот и официант с нашими заказами. Надеюсь, еда окажется такой, как вы рекламировали.

— А как вы узнаете? Вы же будете есть только салат.

Кэйт наморщила нос. Официант поставил на стол их заказы.

— Хорошо, что нас не связывают серьезные дела, — сказала она. — Мы несовместимы, как… медуза и дикобраз.

— Могу я уточнить, кто — медуза?

— Не… выводите меня из терпения! — Она схватила нож и принялась яростно резать листья салата.

Джефф приступил к сочному голубому крабу под чесночным соусом, не переставая размышлять: сегодня вечером он успел немало — разбил ценный для Кэйт сувенир, грубо вторгся в ее личную жизнь и своими замечаниями вызвал ее гнев. Все испортил, от начала и до конца, решил Джефф. Почему же тогда он чувствует себя живым, ощущает все так остро — острее, чем несколько последних лет? Почему вино радугой переливается в бокале, почему каждый глоток подобен миниатюрному солнцу внутри? Почему острое лицо Кэйт в неверном блеске канделябров светится, как лик Мадонны?

Почему он чувствует каждый удар ее сердца как своего собственного?

Борясь с охватившим его смятением, Джефф опустил глаза в тарелку. Неудачный брак и внезапная смерть Меридит словно убили в нем все эмоции. Или это милосердие Божие, спасение от боли?

Но сейчас он неожиданно осознал, что начинает чувствовать, чувствовать вновь — и ему это нравилось.

Смущение Джеффа граничило с паникой. Ему казалось, что он стоит на берегу, во все глаза глядя на то самое бурное море чувств, куда он поклялся никогда больше не заплывать. Ожидание… нежность… обида… боль… Вот они, эти чувства, они были здесь, поджидая случая расправиться с ним. Он не хотел ничего подобного. Он хотел остаться собой — человеком, всегда умевшим повернуться и уйти, ни разу больше не оглянувшись. Но странно — сейчас Джефф понимал: уходить поздно. Напротив сидела маленькая женщина, пришедшая из мира, которого он не знал. И хотел он того или нет, эта женщина уже отыскала путь к его сердцу.

Им удалось поесть без приключений — что само по себе маленькое чудо, решила Кэйт, снимая салфетку и кладя ее рядом со своим полупустым бокалом. После еды беседа приняла вежливый, лишь слегка напряженный характер диалога о гончарном деле и технологиях обжига, об их дочерях и о том, как в дальнейшем устроить общение детей.

Они быстро договорились о том, что девочки не должны быть полностью предоставлены сами себе. Но после такого успеха разговор вновь зашел в тупик. С каждой секундой стороны расходились во взглядах все дальше и дальше. Их хрупкое перемирие, чувствовала Кэйт, размывается, как песчаный замок во время прилива.

— Я говорю лишь о равной ответственности, — говорила она, стряхивая с платья крошки печенья. — Я хочу лишь, чтобы Флэннери было хорошо у вас в доме, и отказываюсь просто «сдавать» ее туда и использовать вашу мать как няньку.

Джефф поднялся и обогнул стол, чтобы помочь ей встать. «Настоящий джентльмен», — сухо отмстила Кэйт. Но разве дачники не могут быть джентльменами?

— Я не хочу показаться назойливым, — настаивал он. — Но прошу мне поверить: моя мама никогда не согласится, чтобы вы брали Эллен с собой на представления Джо-Джо.

— Ах, мама не согласится? А вы как? — Кэйт чувствовала, что ее темперамент разгорается, как костер, в который подкинули сухих дров. — Я не стыжусь работы, которая обеспечивает мне честную жизнь, и если это вас смущает…

— Может, продолжим дискуссию снаружи? — Предложив ей руку, он решительно повел ее к выходу. «Опасается, мерзавец, что я устрою сцену», — мрачно подумала Кэйт.

— Зря волновались, — зашипела она, вырываясь от него, едва они вышли на крыльцо. — Я не собиралась скандалить перед вашими шикарными друзьями.

— Не о том речь, Кэйт. — Он посмотрел на нее непроницаемым взглядом. Ветер с океана развевал его озаренные лунным светом волосы. «Похож на Хитклиффа», — решила она. Не на юного, экзальтированного героя ранних книг Эмили Бронте, а на зрелого, циничного Хитклиффа, вернувшегося из странствий по свету закаленным, тертым калачом. Хитклифф со сломанным носом и бесстрастным сердцем.

— Мир, — предложил он, снова беря ее под руку. — Мы идем на прогулку.

Кэйт позволила провести себя по извилистой дорожке и деревянной лестнице на пустынный пляж. Прилив был высок; океан с шумом обрушивал казавшиеся в бледном свете месяца прозрачными волны на песчаный берег. Темнеющие облака летели, распластавшись по небу, как вымпелы. Одинокий альбатрос пронесся над самой водой, потом набрал высоту, оглашая пляж криком.

Каблуки Кэйт с каждым шагом все больше проваливались в песок. Она сбросила туфли, а потом отошла в тень, чтобы снять колготки.

— Не подглядывать! — предупредила она.

— За кого вы меня принимаете? — Слова Джеффа были произнесены таким низким, с хрипотцой голосом, что у нее по коже поползли мурашки. «Сегодняшний вечер ничего для меня не значит», — напомнила себе Кэйт. Джефф Пэрриш, должно быть, находит забавным играть с ней, да и она сама сейчас не прочь слегка пошутить и поразвлечься. Но нельзя позволить себе принимать знаки его внимания всерьез. Цена слишком высока.

Итак, нужно быть начеку. Она останется холодной, спокойной и ко всему безучастной. Что бы ни произошло, она сохранит полный контроль над собой.

— Все, оборачивайтесь. — Кэйт сложила колготки и запихнула их в левую туфлю. — А теперь, мистер Пэрриш, ваша очередь.

— Моя очередь? — Его черные брови удивленно поползли вверх. — И что вы хотите, чтобы я сделал?

— Сняли туфли, глупец. — Она засмеялась, делая вид, что ей нравится его замешательство. — Мы же идем на прогулку. Не рассказывайте, что никогда не ходили по песку босиком.

— Ходил и даже бегал, — нахмурился он. — Я говорил, что проводил в Мисти-Пойнт каникулы школьником? Но я больше не школьник, и, как мне представляется, туфли, которые на мне, очень удобно сидят.

— А, боитесь ножки замочить? — Она явно провоцировала его.

Он заколебался, потом вздохнул, признавая поражение, присел на бордюр и принялся расшнуровывать ботинки. Кэйт прошлась вдоль прибоя, празднуя маленькую победу. Если она хоть что-то в нем понимает, такие победы над Джефферсоном Пэрришем — редкость.

Глаза Джеффа следили за Кэйт, разгуливающей по пустынному пляжу. Ночной бриз развевал платье вокруг ее невероятных ног танцовщицы.

«Нет, сегодняшнее свидание — плохая идея. Чрезвычайно неудачная. Кэйт Валера — настоящая ведьма и прекрасно сознает, что со мной делает. Ни один здоровый мужик не устоял бы против ее обаяния».

— Идете? — Она обернулась через плечо, ее юбка развевалась на ночном ветру. Проклиная свою нерешительность, Джефф поднялся на ноги, закатал брюки и бросился за ней.

Песок был мокрый и холодный, острые камешки больно врезались в ступни его голых ног. Но все было ничего, пока Джефф не побежал, стараясь догнать Кэйт: споткнувшись о кусок плавня, он потерял равновесие и рухнул на колени.

Со смехом Кэйт протянула руку.

— Бывает, — сказала она, помогая ему подняться. — Сбавьте скорость.

Джефф удержал ее руку в своей.

— Вы говорите так, будто это доставило вам удовольствие.

— Еще какое, если номер исполняете вы. — Сердце его вздрогнуло: маленькие сильные пальцы нежно и требовательно коснулись его ладони. — Это больше чем просто смешно. Расслабьтесь. Почувствуйте под ногами твердую почву, землю и ее мощь. Я всегда говорю это моим ученикам во время занятий йогой.

— Я бы лучше почувствовал… вас. — Его пожатие усилилось, он повернул ее к себе. Кэйт внутренне напряглась.

— Нам надо обсудить кое-какие дела, — напомнила она.

— Сегодня чудесная ночь, Кэйт! — Джефф ожидал от нее какого-то ответного шага. Когда его не последовало, он ослабил свое пожатие и вздохнул, чувствуя, что ее рука ускользает. — Ладно. На чем мы остановились?

— На моем требовании равной ответственности, — твердо сказала она. — Может, Эллен понравится гончарное дело. — Ее энтузиазм исчез, когда она заметила, какое несчастное у него лицо. — Да что с вами? — спросила она в недоумении.

Джефф смотрел на отблеск лунного света на черной воде за прибоем. Он старался не вспоминать, но сегодняшняя сцена, устроенная его матерью, снова и снова вставала перед ним.

«Запомни мои слова, Джефферсон! Эта женщина, Джо-Джо, доведет тебя до беды, — наставляла его она. — Я буду терпеть ее дочь, если это сделает Эллен счастливой, и, конечно, не смогу удержать тебя от встреч с нею, если ты настолько глуп. Но я не потерплю, чтобы она, с ее уличными манерами, влияла на Эллен! Ребенку в ее возрасте нужен правильный образец для подражания, женщина ее социального класса!»

Кэйт ожидала ответа, во взгляде ее живых огромных глаз читалась уязвленная гордость. Что он мог сказать ей? Объяснить, как велик его долг перед матерью за заботу об Эллен? Оправдать свое собственное стремление к миру в семье — миру, который пошатнется, если он пойдет поперек материнской воли?

Он увидел, как плечи Кэйт вдруг поникли.

— Можете не отвечать, — сказала она. — Дело в вашей матери. Я должна была сразу догадаться.

— Черт, Кэйт, все не так просто, — сказал он, презирая себя. — Давайте поговорим. Мы можем еще что-нибудь придумать…

— Нет, ни слова больше. Отвезите меня домой. Немедленно.

Джефф с болью в сердце следил, как она уходит по дорожке к лестнице, потом поворачивается и смотрит ему прямо в глаза.

— Первым делом: Флэннери должна быть дома завтра утром, — холодно произнесла она. — После этого мы больше не побеспокоим вас. Можете купить своей дочери какую-нибудь другую заводную подружку для игр — правильную, удовлетворяющую требованиям вашей матери.

В тот момент, когда Джефф увидел, что она снова поворачивается к нему спиной, внутри у него что-то оборвалось. Одним прыжком преодолев расстояние между ними, он схватил ее за запястье и повернул к себе.

Ее полные боли глаза глядели прямо на него, зрачки расширились, как у кошки. Полураскрытые дрожащие губы блестели под лунным светом — влажные и зовущие.

Джефф понимал: его молчание причиняет ей боль. Он хотел объяснить ей все, объяснить, что подход его матери был неправильным и нечестным. Но понимал также, что объяснения не помогут. Кэйт не поймет его. Он не мог ничего сказать.

Он мог лишь поцеловать ее. Нежно приподняв ее голову за подбородок, он нашел мягкие губы. Они были холодны как лед. Хотя она не сделала движения в сторону, не оnняла губ, но своей холодностью будто бросала ему вызов, точно спрашивая, сможет ли он заставить ее отвечать.

Слегка опешив, он отпрянул назад.

— Черт возьми, Кэйт, но я только…

— Только… что? — Она смотрела на него невинным взглядом — взглядом, заставившим Джеффа заскрежетать зубами. — Вы целуетесь так же, как чертите проекты, — произнесла она. — С безукоризненной четкостью. Ни одна комиссия не придерется.

— С безукоризненной четкостью? Но без страсти? Ха! — Несмотря на свою браваду, Джефф понял, что желает ее — желает снова сжать ее в своих объятиях, вновь почувствовать, как упрямо она отстраняется от него.

В его голосе зазвучала угроза:

— Ладно, мисс… Может, дадите мне пару-тройку уроков?

Кэйт вздрогнула, неожиданно в глазах промелькнул испуг. Она решительно повернулась к дорожке.

— По-моему, наш ужин, или наше свидание, или как это у вас называется, слегка затянулось.

— Не так быстро, леди! — Слова вырвались неожиданно; Джефф протянул руку и схватил ее за плечи, поворачивая лицом к себе. Желая эту женщину, он знал, что следующий шаг должна сделать она, иначе победа обернется поражением.

И Кэйт сделала этот шаг тогда, когда он менее всего этого ждал, со стремительностью, поразившей его до глубины души. Руки Кэйт обняли его за шею. Она притянула его к себе. Ее рот приоткрылся, как раскрывается бутон навстречу солнцу, ее губы нашли его.

Джефф сжал ее крепче, волна нежности окатила его, долгожданная, как весенний дождь после бесконечной зимы. Нежность вспыхнула в нем трепетным огоньком. Внезапно ему стало мало ее губ.

— Кэйт! — прошептал он. — Ты не представляешь… ты не можешь себе представить, как я этого хотел…

— Тихо. — Ее палец предостерегающе лег на его губы. — Не нужно слов. Слова ни к чему. Слова только ранят… только лгут…

— Хорошо, хорошо. Не нужно слов, дорогая Кэйт. — Он целовал ее щеки, ее веснушки, ее ресницы со всей страстью долгожданной любви. Его язык вторгся в ее рот, похищая сокровища вкуса меда. Она стонала, изгибаясь в его объятиях, сильнее прижимаясь к нему.

О небо!

Ночной бриз вздыхал вокруг них, прилив прибывал, омывая пляж уже у самых ног. С первым прикосновением холодной воды Кэйт с тихим возгласом отпрянула от него.

— Не волнуйся, — прошептал Джефф, прижимая ее к себе вновь. — Не обязательно здесь оставаться. Мы можем поехать куда-нибудь… к тебе, например…

— Нет! — Она резко вырвалась от него, глаза ее блестели — то были слезы. Ярости или любви? — Нет, довольно…

Джефф замер на полпути к ней, пораженный.

— Кэйт, прости, — пробормотал он. — Я подумал…

— Не извиняйся. — Она отступила еще на шаг.

— Я знаю, о чем ты подумал. Видит Бог, я не давала тебе повода. Ты ошибаешься. Я, может, и романтичная дурочка, но я не… шлюшка!

Голос Кэйт осекся, когда она сказала последнее слово. Она подхватила свои туфли и побежала вверх по деревянным ступенькам.

— Кэйт, чем я обидел тебя?.. — Он стоял словно приклеенный к песку, глядя, как она уходит. — Черт меня подери, леди, что я такого сделал?

— Ничего. — Она остановилась, ухватившись за перила. — Ты не виноват. После того, что я сделала, никто не упрекнет тебя в том, что ты подумал то же, что подумал бы каждый мужчина. А сейчас, пожалуйста, отвези меня домой.

Облако закрыло луну, ночь стала совсем темной. Ругаясь про себя последними словами, Джефф пытался отыскать свои туфли, оставленные им у подножия лестницы. Черт возьми, Кэйт не права, думал он. Она — честная женщина, он знает это и никогда не принудил бы ее зайти дальше, чем ей самой захотелось бы. Когда он предложил отправиться к ней домой, он имел в виду лишь…

В машине Кэйт сидела, сжав руками колени, односложно отвечая на робкие попытки Джеффа завязать беседу. Минуты летели за минутами, и он уже потихоньку начал злиться. Нет, он не заслужил подобного обращения и не собирается больше терпеть его. Сейчас остановит машину и объяснит этой маленькой, туго соображающей дамочке, объяснит, даже если это займет весь остаток ночи…

Джефф резко притормозил на боковой дороге и остановился в тени большого кипариса. Кэйт испуганно замигала, глядя, как он выключает зажигание и расстегивает ремень безопасности.

— Не волнуйся, я до тебя не дотронусь, — произнес он. — Но сейчас настал момент истины. Раз и навсегда я хочу объяснить вам, Кэйт Валера, что…

Он прервался, беззвучно выругавшись: луна вышла из-за облаков и осветила лицо Кэйт. По щеке ее сползала слеза. Внезапно все, что ему стало нужно, это заключить ее в свои объятия, осушить слезы и защитить, защитить от этого жестокого мира.

Защитить от таких мужчин, как он сам.

— Сегодняшний вечер — моя ошибка, — простонала Кэйт. — Я играла с огнем и думала, что смогу контролировать себя. Я ошиблась.

Джефф сохранял дистанцию, понимая, что самое важное сейчас — восстановить ее доверие.

— Я никогда не причиню тебе боль, Кэйт, — мягко сказал он.

— Боюсь, я не смогу оценить ваши добрые намерения по достоинству. — Она нервно провела по волосам рукой. — Вы очень привлекательный человек, Джефф Пэрриш, и я признаюсь, вы произвели на меня некоторое впечатление. Но все это не к добру. Я вышла из того возраста, когда осколки разбитой души легко склеить. Лето кончится, и вы исчезнете. А вы обязательно исчезнете. Даже не пытайтесь это отрицать.

Джефф опустил боковое стекло, чувствуя, что не может оскорбить ее ложью.

К хору кузнечиков примешивался отдаленный плеск волн.

— У нас две маленькие дочки, которые хотят дружить, — наконец произнес он. — Почему не можем быть друзьями и мы?

— Честно говоря… я не знаю. — У нее вырвался тяжелый вздох. — Сейчас я ничего не знаю. У меня все в голове перепуталось. Это из-за вина, наверное. Будет лучше, если вы отвезете меня домой.

— Но вы подумаете о том, что я сказал? — настаивал он, придя в ужас от мысли, что может ее больше не увидеть. — Ответите, например, завтра, когда будете чувствовать себя лучше?

— «В холодном утреннем свете»? — Она сумела выдавить улыбку. — Посмотрим.

— Просто вы мне нравитесь, Кэйт Валера. — Он включил зажигание, и машина тронулась с места. — Когда задумаетесь о моих мотивах, держите в уме только это.

— Я попытаюсь. — Она одернула на коленях платье, а Джефф сосредоточил внимание на дороге.

Эмоции переполняли его через край. «Это безумие, — повторял он себе. — Безумие — вот так пустить эту женщину к себе в душу и к себе в жизнь. Нет, здравого смысла у меня гораздо меньше, чем у девятнадцатилетнего озабоченного юнца».

Со смешанным чувством подъехал Джефф к стоянке перед домом Кэйт и вышел из машины, чтобы открыть ей дверцу. Положить конец их злосчастному знакомству — вот что принесло бы обоим облегчение, повторял про себя Джефф, борясь с желанием напоследок сжать Кэйт Валера — это совершенство от каблучков туфель до кончиков рыжих волос — в объятиях. То, что произошло с ними на пляже, до сих пор заставляло кровь бешено пульсировать. Но Кэйт не нужен черствый циник в отпуске. А ему — открытая конфронтация с матерью.

— Я… ээ… надеюсь, вы… поймете, если я не приглашу вас войти, — пролепетала Кэйт, когда они подошли к крыльцу.

Глядя ей прямо в глаза, Джефф протянул правую руку.

— Друзья?

Она слабо вздохнула.

— Ладно, друзья. Но не ждите от меня большего. Я не готова к этому, Джефф. Я правда не готова.

— Решено. — Он пожал ее руку, наслаждаясь ощущением ее тонких сильных пальцев и задерживая рукопожатие настолько, насколько она ему позволила. Ему жутко хотелось вновь заключить ее в объятия, прижать к себе и покрыть всю жгучими поцелуями. Но, увы, теперь этого делать было нельзя.

Кэйт уже пятилась от него, роясь в сумочке в поисках ключа.

— Спокойной ночи, Кэйт, — выдавил он из себя улыбку. — Спасибо за чудесный вечер.

— А вам спасибо… за ужин. — Она нашла ключ и уже поворачивала его в замке, как вдруг остановилась. — Подождите, я сейчас. Хочу вам кое-что показать.

Прежде чем Джефф успел ответить, она исчезла в доме. Секунды летели; он мерил шагами крыльцо, борясь с соблазном войти за ней.

В гостиной зажегся свет. Джефф лихорадочно сжал ключи от «БМВ» в потной ладони.

Через минуту-другую она появилась на пороге с каким-то свертком в руках.

— Подарок, — прошептала она. — Откроете только дома. — Она сунула увесистый сверток в карман его пиджака. Толстая книга карманного формата, понял он, слегка заинтригованный. Может, эта леди участвует в какой-нибудь самообразовательной программе или увлечена некоей восточной религией, мудростью которой жаждет с ним поделиться? Конечно, именно этого ему сейчас и не хватает.

«В сущности, какая разница, — напомнил себе Джефф. — Если книга содержит хоть одно слово из кроссворда под названием «Кэйт Валера», я готов читать ее запоем, от корки до корки».

Очнувшись после подчеркнуто вежливого прощания, он обнаружил, что сидит за рулем, направляясь домой. Перед глазами возникала Кэйт, глядящая на него поверх бокала; Кэйт в его объятиях, теплая, благоухающая духами; Кэйт дрожащая, прильнувшая к нему; Кэйт рассерженная и неприступная, с высоко вздернутым подбородком, со сжатыми в негодовании кулачками. Кэйт. Кэйт!

Черт подери эту женщину! Сегодня ночью ему будет не просто уснуть. Может быть, и хорошо, что Кэйт дала ему что-то почитать.

Что-то. Но что?

Снедаемый внезапно нахлынувшим любопытством, Джефф съехал на обочину. Кэйт не велела ему смотреть до того, как он приедет домой, но сейчас терпение его лопнуло. Джефф вынул из кармана достаточно объемистый сверток, развернул его, поднес к свету и не сумел сдержать удивленного вздоха.

В его руке был «Первоисточник».

Кэйт стояла на пороге темной пустой гостиной. Голова болела, ноги ныли, а в горле застрял ком.

Щеки горели от унижения: в уме она прокручивала события последних двух с небольшим часов. Ее идиотские замечания. Ее яростная защита. Ее душещипательная реакция на поцелуй Джеффа Пэрриша.

Как, как она сумела выставить себя такой полной дурой?

И что только в голову ей пришло — отдать Джеффу эту книгу! Сейчас, должно быть, он хохочет над ней.

А, какая разница! Она не строит никаких планов на мистера Джефферсона Пэрриша III, так стоит ли волноваться?

Какое ей дело до того, что он о ней подумал? Она независимая женщина. Она живет по своим жизненным принципам, устраивающим ее, принимает самостоятельные решения и ни перед кем не обязана отчитываться. И — да, ей нравится такая жизнь!

Кэйт решила лечь в постель и хорошенько выспаться. Но только сделала шаг в спальню, как ей стало так плохо, что она едва смогла устоять на ногах. Бесполезно и дальше не замечать правды. В первый раз за последние годы она встретила мужчину, которого могла бы полюбить. Мужчину, которого могла бы обожать, обожествлять, холить, дразнить и лелеять. И он был вне пределов досягаемости. Их роман оказался всего лишь злой шуткой.

Сраженная отчаянием, Кэйт Валера дошла до постели, упала на подушки и зарыдала в голос, но тут же вскрикнула, услышав истошное мяуканье.

Шипя, как раскаленная сковородка, с подушек пулей слетела Митабель и исчезла в прихожей.

Еще секунду Кэйт дрожала, широко раскрыв глаза в темноте. А когда поняла, что это всего лишь кошка, она начала улыбаться, потом истерически захохотала. Она смеялась до колотья в боку, до тех пор, пока слезы снова не брызнули из глаз и не потекли по щекам.

Постепенно Кэйт успокоилась, и к ней вернулась ясность сознания. По крайней мере, теперь она знает, что Флэннери несла в рюкзаке не кошку, чего она так боялась.

Но если там была не кошка, то что? Джефф сказал, что рюкзак тяжелый…

Озадаченная, Кэйт поднялась с постели и поспешила через холл в комнату дочери.

Сначала она не заметила ничего необычного. Одежда Флэннери валялась повсюду там, где девочка ее снимала. На кушетке были разбросаны блокноты, фломастеры и бумага. Полки над кушеткой…

Да! — поняла Кэйт, предчувствуя ужасное. Да, все любимые книги Флэннери отсутствуют. Братья Гримм, Ханс Кристиан Андерсен, «Волшебник страны Оз», «Хроники Нарнии». Даже «Волшебные стихотворения» Роз Файлеман, любимая книга детства Кэйт, больше не украшали собой полку.

Кэйт застонала. Флэннери тайком пронесла книги в дом Эллен, и, если только мать Джеффа их не застукала, девочки провели весь вечер за чтением запретных сказочных небылиц.

Что ж, значит, как ни странно, теперь их история получит продолжение.