"Дополнение к Путешествию на Запад" - читать интересную книгу автора (Дун Юэ)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

 Услышав несправедливые обвинения и оскорбительную брань, Сунь Укун страшно рассердился. Он хотел было броситься наверх и перебить обидчиков, но подумал: «Когда я видел учителя в последний раз, он мирно сидел на траве. Зачем ему понадобилось идти в Зеленый-Зеленый Мир? Владыка Маленькой Луны — нечисть, это дело ясное!» Милый Сунь Укун! Он не стал попусту тратить слов и в тот же миг взлетел в воздух, чтобы отправиться в путь, и сразу увидел перед собой городскую стену со рвом. Над воротами города красовалась вывеска из зеленой яшмы, а на ней затейливым почерком в древнем стиле было выведено: «Зеленый-Зеленый Мир». Ворота были приоткрыты, и Сунь Укун не мешкая скользнул в них, однако за воротами путь ему преградила высокая и глухая стена. Напрасно метался он то в одну сторону, то в другую — ему не попалось и щелочки, в которую можно было бы пролезть. «Ну и город! — воскликнул со смехом Сунь Укун. — Неужто ни одной живой душе не войти в него и не выйти? Посмотрю-ка я получше». Долго он разглядывал стену, но так и не нашел в ней прохода. Вне себя от гнева он стучался в стену на востоке и на западе, вверху и внизу, стучал до тех пор, пока под ноги ему не свалился зеленый камень.

Сунь Укун наступил на камень и вдруг куда-то провалился. Со всех сторон на него лился свет, жмурясь от его слепящих лучей, Сунь Укун огляделся и увидел, что очутился в стеклянной башне. Вверху большой лист стекла служил потолком, а внизу такой же — заменял пол. Убранство башни составляло ложе из пурпурного стекла, десять стульев из стекла зеленого, как малахит, столик розового стекла с черным стеклянным чайником и парой стеклянных колокольчиков на нем. Все восемь окон башни — из голубого стекла — были плотно затворены.

Не понимая, куда он попал, Сунь Укун даже немного струхнул. Он поглядел вокруг и заметил, что стены башни сложены из драгоценных зеркал. Их был, наверное, целый миллион — больших и маленьких, квадратных и круглых, и самой невероятной формы. Сунь Укун не смог бы их всех сосчитать и запомнил только некоторые: вот зеркало «Небесный Император» с крюком в виде изогнувшего спину зверя, зеркало «Сердце Белой Яшмы», зеркало сомнения в себе, зеркало-цветок, зеркало дуновений, два зеркала в виде пары уточек, зеркало, подобное пурпурному цветку лотоса, водяное зеркало, зеркало «Ледяная Терраса», лотосовое зеркало из блестящего листа железа, зеркала, в которых отражались то сам смотревшийся в них, то какие-то другие люди, зеркало-луна, зеркало с острова Хайнань. В одном зеркале было отражение ханьского императора У-ди[18], скорбящего о возлюбленной, в другом — зеленый замок. А еще Сунь Укун увидел зеркало покоя, зеркало извечно отсутствующего, бронзовое зеркало с надписью в стиле циньского Ли Сы, зеркало с отражением петуха, зеркало безмолвия, зеркало, удерживающее в себе отражение, зеркало, в котором отражалось лицо первой супруги царя Сюань-юаня[19], зеркало смеха, зеркало-подушка, зеркало, которое ничего не отражает, летающее зеркало. «А тут весело! — подумал Сунь Укун. — Пускай я отражусь сто, тысячу, десять тысяч, сто тысяч раз!» Он стал глядеться во все зеркала подряд, но вместо собственного отражения в каждом зеркале увидел особый мир со своими солнцем и луной, горами и лесами.

В изумлении глядел Сунь Укун на открывавшиеся перед ним картины, забыв про все на свете. Вдруг кто-то громко окликнул его:

— Почтенный Сунь, сколько лет минуло с тех пор, как мы расстались!

Сунь Укун повертел головой — вокруг ни души, да и нечистью в башне тоже, вроде бы, не пахнет. Однако ж голос раздался где-то совсем рядом. Сунь Укун не знал, что и думать, как вдруг увидел человека с железным трезубцем. Он стоял за квадратным зеркалом с крюком в виде изогнувшего спину зверя. Человек снова окликнул Сунь Укуна:

— Почтенный Сунь, не пугайся, я твой старый друг.

Сунь Укун подошел к человеку поближе.

— Твое лицо кажется мне знакомым, — сказал он, — но я не могу припомнить, где мы встречались.

— Меня зовут Лю Боцинь, — ответил человек. — Когда ты вылезал из-под Горы Пяти Стихий, я подал тебе руку, а ты уже забыл! Вот она, людская благодарность!

Сунь Укун поспешил отвесить учтивый поклон и сказал:

— Десять тысяч извинений, благодетель! Что вы здесь делаете? И как могло получиться, что мы очутились в одном и том же месте?

— И вовсе мы не в одном и том же месте, — возразил Лю Боцинь. — Ты в мире кого-то другого, а я в твоем мире.

— Но если мы не в одном и том же месте, то почему мы видим друг друга?

— Да я смотрю, ты ничего не понимаешь! — воскликнул Лю Боцинь. — Эту Башню Миллионов Зеркал построил Владыка Маленькой Луны. В ней каждое зеркало вмещает в себя целый мир. В этих зеркалах хранится отражение каждого дерева и каждой былинки в мире — всего, что движется и застыло в покое. Что бы ни пожелал увидеть владыка, все в них является его взору. Оттого эта башня носит название «Три Тысячи Больших Миров»[20].

Тут Сунь Укун вспомнил про свои тревоги. Он уже собрался было расспросить Лю Боциня о Танском Императоре, чтобы выяснить, существует ли на самом деле династия Новая Тан, но вдруг увидел, как из лесной чащи вышла старуха и погнала Лю Боциня в лес. Больше они не появлялись.

Раздосадованный Сунь Укун отошел от зеркала. Он заметил, что сияние дня уже сменилось сумерками, и подумал: «Скоро совсем стемнеет, а я все еще не нашел учителя. Осмотрю-ка хорошенько зеркала, а там решу, что делать». Он начал с зеркала, над которым висела надпись «Небо номер один», и увидел в нем человека, который вывешивал указ о результатах экзаменов на ученое звание. Указ начинался со слов:

Вскоре возле вывешенного указа собралась огромная толпа. Тысячи и десятки тысяч людей, галдя и толкая друг друга, старались протиснуться поближе и узнать, как закончились экзамены. Поначалу были слышны только вздохи разочарования и горестные восклицания, потом их сменили громкие вопли и рыдания, а следом раздалась отборная брань. Понемногу толпа рассеялась, люди разбрелись кто куда. Один в отчаянии опустился на камни. Другой швырнул на землю изящную тушечницу, и та разбилась вдребезги. Третий отбивался от родителей и учителей, которые таскали его за волосы, свалявшиеся, словно пук травы. Четвертый, узнав, что провалился, бросил в огонь свою украшенную яшмой лютню и горько разрыдался. Пятый выхватил острый меч и хотел заколоть себя, но какая-то женщина удержала его. Шестой, горестно склонившись над своим сочинением, снова и снова перечитывал его. Были и такие, кто громко хохотали, стучали кулаком по столу и твердили: «Это судьба, судьба, судьба!» Кто-то повис вниз головой и плевался кровью. Несколько человек постарше накупили вина, чтобы помочь одному юноше развеять свою печаль. Кто-то, в одиночестве декламируя стихи, внезапно во все горло выкрикнул одну строку и что было силы пнул ногой камень. Один запретил слуге докладывать о том, что его имя не попало в списки выдержавших экзамен. Другой был с виду опечален, а в душе радовался, как будто признавая: «Я это заслужил». А кто-то вправду был удручен и сердит, но старался казаться довольным и не переставал улыбаться.

Среди тех, чьи имена значились в списке, одни спешили надеть новое платье и новые туфли, другие всеми силами пытались изобразить на своем лице безразличие. Некоторые что-то писали на стене. Некоторые разглядывали свои сочинения, тысячу раз перечитывали их, прятали в рукав и уходили прочь. Одни утешали неудачливых друзей, другие громогласно заявляли, что экзаменаторы попались никудышные. Были и такие, что просили стоявших рядом прочитать им весь список, и те делали это, скрепя сердце. Некоторые заводили ученые разговоры и доказывали, что в этом году экзаменаторы были на редкость беспристрастны. Другие утверждали, что результаты экзаменов приснились им еще в новогоднюю ночь. А третьи ворчали, что в этом году все сочинения никуда не годятся.

Один человек наспех переписал сочинение, объявленное лучшим, пришел в харчевню и стал читать его нараспев, покачивая в такт головой. Юноша, сидевший рядом, спросил:

— Почему это сочинение такое короткое?

— Оно было намного длиннее, — ответил читавший. — Но я выписал из него только лучшие строки. Не упускай случая, прочти его вместе со мной, зазубри кое-какие выражения и на следующий год, глядишь, выдержишь экзамен.

Вдвоем они принялись декламировать:

Одним словом, изначальное дело творения не ниже Неизменной Середины, а тайна судьбы духов и демонов ускользает у нас между пальцами».

Услыхав этакое, Сунь Укун не сдержал смеха. «Пятьсот лет назад, когда я попал в Котел Восьми Триграмм[24], мне довелось слышать, как Лао-цзы беседовал с Небожителем Яшмовой Истории о словесности, — подумал он. — Лао-цзы тогда сказал так: «Со времен Яо и Шуня до Конфуция была эра Чистого Неба, ее именуют Великим Изобилием. Со времен Мэн-цзы и Ли Сы была эра Чистой Земли, и ее можно назвать Средним Изобилием. Пять столетий, минувших с тех пор, были эрой Воды и Грома, тело словесности стало изобильно, а дух скуден. Эту эру можно назвать Малым Упадком. А восемь столетий, которые грядут в будущем, будут эрой Гор и Вод. Тогда все погибнет! Все погибнет!» Небожитель Яшмовой Истории спросил, почему словесности суждено погибнуть. «О горе нам! — возопил в ответ Лао-цзы. — Люди без глаз и ушей, без языка и носа, без рук и ног, без сердца и легких, без костей и мускулов, без крови и духа будут слыть тогда «цветущими талантами». За сотню лет земного срока каждый из них испишет не более листа бумаги, и как только в крышку его гроба вонзятся гвозди, никто на свете не вспомнит и пары строк из написанного ими. В их сочинениях не будет ни одного слова правды. А Хаос — всего сущего исток — даже спустя миллион лет после своей смерти никого не обманет. Вместо того чтобы позволить Яо и Шуню спать вечным сном в Желтом Дворце, эти ученые мужи будут без конца тревожить их тени. Дыхание — вещь чистая и бесплотная, но, вместо того чтобы дать свободу дыханию, они будут вредить ему. Дух — наше великое достояние, но, вместо того чтобы успокоить его, они будут его волновать и будоражить. Как, по-твоему, назвать такую словесность? Ее пристало называть «сочинениями шляп из газа»! Если этим ученым мужам удастся нацарапать хоть несколько фраз, их ждет почет и благоденствие, им будут наперебой льстить, их будут бояться».

«Когда Лао-цзы кончил свою речь, Небожитель Яшмовой Истории расстался с ним в слезах. Если верить его словам, лучшее сочинение на экзамене нужно отнести, конечно, к эре Гор и Вод. Впрочем, мне-то какое дело? Загляну-ка я во второе зеркало с надписью «Небо».

Прибытие Сунь Укуна во владения Новой Тан — это первая ступень; хождение в Зеленый-Зеленый Мир — вторая; хождение в зеркало — третья. Каждая новая ступень гибельнее предыдущей.