"Новая Земля" - читать интересную книгу автора (Алиев Ариф)28Аржанов не спит, дежурит, смотрит на море. Голова его перевязана порванным бельем, на виске выступила кровь. Наподобие зонтика он держит над собой рваный дюралевый лист — из тех, что мы не взяли, когда разбирали самолет. Зонтик нужен, чтобы не засек спутник. Мы почему-то решили, что нас выслеживает спутник и от его лучей можно отгородиться. Наверное, так оно и есть. Аржанов будит Толю Слесаря. У него сломана рука, и он держит ее на перевязи. Сипе тоже голову пробили, кровь еще течет у него, никак не остановить, и червей он перестал выплевывать, думаю, это плохой признак. Ну а меня в живот пырнули, я уже говорил. Думал, неглубоко, оказалось, средне. Мы не спим больше суток. Потому что мороз. Я вообще не понимаю, почему мы до сих пор не умерли. Хотя бы кто-нибудь один должен был умереть. Но все живы, даже Сипа. — Николай, не спать! Он не отвечает, и я нажимаю пальцем на его рану. — Чего ты, Иван Георгиевич? — Пора. Спецназ ушел. — А корабли? — Нет. — Больше нельзя ждать, умрем. — А я б еще здесь пожил. Спокойно так было. Если б костер можно было жечь, да еды побольше и антибиотиков каких-нибудь подлечиться… — Ты всегда убежать хотел. Давай пробовать. — Иван Георгиевич, я все думаю, смех такой. Зря я Махову воды принес перед смертью. — Почему зря? Сделал доброе дело. — Теперь я в ад не попаду. Какой-нибудь бес припомнит, что я доброе дело сделал, и отправят меня на 3-й Участок. Я последнюю фразу не слышал, ушел вперед, чтобы другие не задерживались. Возле галечного кургана появилось несколько новых могильных холмов. Мы проходим мимо обгорелых развалин 1-го барака. Можно не прикрываться дюралем, головешек вокруг много, горячие еще. Но мы продолжаем держать свои зонтики, лучше перестраховаться. Ангар уцелел. А наша мечта «СССР-Н-275»? Мы открываем ворота. И видим самолет. Мы заходим в ангар, отбрасываем зонтики. Я подхожу к самолету, стучу по баку. — Топливо слили? — спрашивает Аржанов, а мог бы и не спрашивать. Я заглядываю в кабину. — И проводку оборвали, приборы не работают. Толя Слесарь: — Фюзеляж прострелили. Аржанов идет в мастерскую и вытаскивает из-под станка спрятанную там канистру. Мы находим еду, греемся на пожарище и работаем еще сутки — ремонтируем самолет и готовим взлетную полосу, от ангара до моря убираем крупные камни. От волнения и предчувствия развязки время становится дискретным, теряет слитность. И я тороплю время, я больше не боюсь его испугать, пусть останавливается. Ревет мотор. Я вывожу самолет на полосу. Сипа залезает в кабину стрелка, Аржанов садится на место штурмана, а Толя Слесарь уходит в салон. Мы не кричим от радости, еще рано. Самолет медленно сползает к морю и замирает у самой береговой кромки, потому что заглох мотор. Мы не плачем и матом не ругаем нашу мечту, еще рано. — Садитесь, вторая попытка. И вдруг Сипа: — Иван Георгиевич, я что сообразил: самоубийцы обязательно в ад попадают. Налил Махову воды или нет, но если я самоубийца — прямая мне дорога в ад. Сипа улыбается своему открытию. — Да ты и так в ад попадешь, не волнуйся. — Нет, могу в рай попасть, вот я что сообразил. Всем известно, первым в рай попал разбойник. Ты Библию невнимательно читал, Иван Георгиевич. — Ты не разбойник, ты маньяк. На корабле оживает пулемет, расшвыривает гальку позади самолета. Мотор стучит, всхлипывает и начинает мерно урчать. Пулеметная очередь пробивает фюзеляж, несколько пуль попадает в плоскости. Мелкие осколки стекла кровавят Сипе лицо. — Иван Георгиевич, я вылезу. Сипа вытирает от крови лицо, вываливается на поплавок, отбегает, я вижу его в боковое стекло. — Прощай, Иван Георгиевич. — Прощай. Сипа, пригнувшись от пуль, бежит к валунам. Самолет не остановить, он пробивает волну, выруливает на открытую воду и, разгоняясь, идет прямо на корабль. — Вдоль волн держи, перевернет! Аржанов работает рулем, пропускает накативший по борту вал. Волнение сильное, волны заливают иллюминаторы. Господи, как хорошо! Самолет разгоняется. Поплавки со скрежетом уходят в консоли крыльев. Острое днище разрезает верхушку волны, проседая, самолет подскакивает, возвращается на воду, снова подскакивает и — задирает нос. Пули дырявят фюзеляж, сбивают элерон. Сипа выходит на срез скалы. Что он видит? Я вам скажу что: далеко внизу, вылизывая лед, бьется море, а над морем летит самолет. Сипа закрывает ладонями лицо и прыгает. Сначала он скользит по гладкому склону, потом, как на трамплине, его подкидывает на острой полке, он разбивается об утес, у самой воды грязнит кровью лед. Мертвое тело падает в белый пенистый водоворот, и течение уносит его в ледяную могилу под ледником. Я выравниваю самолет, увеличиваю скорость, отпускаю штурвал, зову товарищей, но они не отвечают. И я сам не слышу своего голоса. Самолет уходит в облака, я больше ничего не вижу. Становится очень жарко, я горю изнутри, и сердце останавливается. И я понимаю, что Сипа ошибся, никакого 3-го Загробного Участка нет, я отправляюсь на мучения в геенну огненную, где мучимые поражаются мечом любви. Почему я уже все знаю про меч любви? Потому что он приготовлен для меня. Мое мучение будет сильнее всякого мучения, которое может придумать человек. Потому что мучение — это раскаяние, вот такой ответ. Почему так, а не иначе? Не знаю. Как говорил Сипа, задача не имеет решения. Но имеет ответ. Я не могу исчезнуть без следа, что-то обязательно останется. |
||
|