Альфред Андерш
Бегство в Этрурии

1

От нечего делать они обошли по кругу всю просторную, лишенную малейшей тени площадь. Собор на них особого впечатления не произвел. А падающая башня вызвала лишь ухмылку. Вернер сказал:

— Потрясающе!

В такую жару кители сдавливали грудь, точно тисками.

— Теперь бы сидеть в кафе у нас в Аальборге, лопать сбитые сливки и слушать, как за окном стучит по асфальту дождь, — размечтался Эрих.

Родом он был из Голыптейна. Их дивизия прибыла сюда из Дании три дня назад. Но пьяцца Кавальери, обрамленная тесно прижавшимися друг к другу покинутыми домами шоколадного цвета, пришлась им обоим по вкусу. Пиза почти совсем обезлюдела. На берегу Арно высились груды развалин — следы бомбардировок.

— Флоренция куда красивее, — заметил Вернер. — Холмы там как бы сжимают город в объятиях. Всё там богаче, компактнее, уютнее. А здесь как-то разбросано по плоскости и лежит как на ладони. Правда, это тоже очень красиво. В тридцать четвертом я побывал во Флоренции. Тогда на мне был штатский костюм песочного цвета, и я мог разгуливать, засунув руки в карманы. Десять лет прошло с тех пор. Теперь мне уже тридцать. Жаль все-таки, что нам нельзя вместе пошляться по Италии, — продолжал он некоторое время спустя. — Да уж ладно, скоро вся эта заварушка кончится.

Эрих только молча кивнул. Углубившись в тенистый переулок, они вдруг услышали звуки джаза, доносившиеся из винного погребка. Они вошли. Оказалось, играл оркестрион. Полутемное помещение напоминало узкий и длинный пенал, в глубине за столиками сидели итальянцы и громко о чем-то спорили. Вернер и Эрих остановились у стойки недалеко от входа. На полках поблескивали бутылки.

— Что есть из выпивки? — спросил бармена Вернер.

— «Чинзано», «Алеатико», белое, красное.

— Два «Алеатико», — сказал Вернер. — Я его никогда не пил. Обязательно надо разок попробовать. А лучшее вино у них тут, в Италии, — это, конечно, «Орвьето сладкое», — продолжал он, обращаясь к Эриху. — Вот было бы здорово, если бы наш путь на фронт проходил через этот самый Орвьето. Ну и городок, скажу я тебе! На самой верхотуре. Добираются туда по узкоколейке с зубчаткой между рельсами. Домики там все как один серые, горные склоны вокруг сплошь в оливковых рощах и потому серебристые, а в центре высится белоснежный собор. Вот там во всех погребках есть это вино.

Они выпили несколько стаканов «Алеатико»; темно - коричневая жидкость оказалась сладковато-терпкой и маслянистой на вкус. Потом зашли за своими самокатами во двор комендатуры и отправились в обратный путь. На широком бетонированном шоссе Пиза — Флоренция было довольно оживленно. Толпы местных жителей — кто пешком, кто на велосипеде, кто на крестьянской телеге — буквально запрудили всю дорогу. Время от времени Вернера и Эриха обгоняли армейские грузовики. На боковом шоссе, ведущем в Риполи, где стоял лагерем их эскадрон, они увидели замаскированные ветками дивизионные самоходки. В саду одного из домов на самой окраине Алекс возился со своим снаряжением. Он их окликнул.

— Уходим сегодня, как стемнеет, — сообщил он, когда они спешились. — Началось. Скорее всего-двинем на Неттуно. Видать, дело там дрянь. Нам положено прибыть туда через наделю. А тебе велено явиться к командиру, — добавил он, обращаясь к Вернеру. — Вы с ним поедете вперед, ты — за переводчика.

— Слушаюсь, господин унтер-офицер, — вытянулся Вернер.

— Чтоб я больше не слышал от тебя этого дурацкого обращения, — взорвался Алекс. — Для вас обоих я по-прежнему Алекс. Другое дело — при посторонних. Служба есть служба.

— Слушаюсь, господин унтер-офицер, — ухмыльнулся в ответ Вернер. — Надеюсь, американцы успеют проскочить через Неттуно раньше, чем мы туда заявимся.

— Мне ты можешь это сказать, — процедил Алекс и пристально взглянул на Вернера. Он был высок, темноволос и смугл от загара. На его кителе красовался Железный крест.

— Знаю, — ответил Вернер с улыбкой, как бы не замечая этого сверлящего взгляда. — Потому что это и есть наш шанс, — добавил он, кивнув в сторону Эриха. Сняв пилотку, Эрих отступил на шаг от Вернера и молча стоял, глядя на шоссе. Его светлые волосы взмокли от пота, мальчишеское лицо побледнело и осунулось. Лицо Вернера, наоборот, раскраснелось, щеки пылали. Кожа Александра по-прежнему светилась ровным шоколадным загаром.

Вернер и Эрих вскочили на самокаты и въехали в селение. Во всех дворах суетились однополчане: кто снимал палатки, кто свертывал полотнища и укладывал их кольцом вокруг котелка. Когда мимо проходили девушки, они отрывались от работы и долго глядели им вслед. Одеты девушки были ярко и вызывающе - юбки не доходили до колен, а блузки и пуловеры с предельной откровенностью обрисовывали грудь. Черные волосы свободно ниспадали на плечи. Эти ядреные, светлолицые и большеглазые горожанки были студентками Пизанского университета, — здесь, в сельской местности, они спасались от бомбардировок. Взявшись под руки по трое, по четверо, девушки спокойно дефилировали мимо солдат.

Вернер и Эрих расстались перед тратторией, где размещалась штабная команда их эскадрона.

— Махну-ка я сразу к шефу, — сказал на прощанье Вернер. — А ты, парень, не унывай. Отсюда до линии фронта не меньше четырех-пяти ночей. А к тому времени и фронта никакого не будет. Повезло, лучше и впрямь не придумаешь.

— А я и не унываю, — откликнулся Эрих. — Просто хочется, чтобы все это скорее кончилось.

Он свернул в сад, ведя самокат за руль. Когда Эрих скрылся за оградой, проем двери, ведущей в тратторию, в резком свете жаркого июньского солнца показался Вернеру черной дырой. Из-за ограды слышались голоса, звяканье металла. Вернер покатил по улице дальше и нашел командира эскадрона в саду дома, где тот квартировал. Он сидел за круглым садовым столиком в обществе «капитано», как здесь именовали старосту селения. Командир у них был темноволосый и жилистый красавчик, только ростом не вышел.

— Срочно собирайтесь в дорогу, Ротт, мы с вами тронемся раньше остальных, — сказал он Вернеру. — Нужно найти место для стоянки эскадрона километрах в шестидесяти отсюда.

— Слушаюсь, господин обер-лейтенант!

— А сейчас переведите «капитано», что я благодарю его за гостеприимство, оказанное здесь моему эскадрону.

Вернер обменялся со старостой несколькими фразами по - итальянски. В прошлом солдат колониальных войск, старик казался ссохшимся и как бы изъеденным временем; но лицо у него было приветливое, а волосы седые и будто приклеенные к черепу. Потом Вернер перевел командиру ответ старосты.

— Старикан — мужик что надо, — одобрительно отозвался тот.

— Он много лет воевал в Триполитании, — сообщил Вернер.

— Среди итальянцев попадаются и классные вояки, — заметил обер-лейтенант.

Все с тем же приветливым и в то же время строгим и отсутствующим видом «капитано» неотрывно глядел на густую листву каштанов, росших в его саду. Вернер козырнул и вывел свой самокат на улицу.

Возле церкви он соскочил с седла и вошел в дом священника. Экономка провела его в комнаты. Как-тo раз Вернер долго беседовал с хозяином дома, после чего тот показал ему церковь. Теперь Вернер сообщил священнику, что эскадрон уходит, и достал из кармана связку ключей. Они вместе направились в ризницу. Священник отпер дверь, ведущую в неф, — с тех пор как в их селении стояли солдаты, он держал церковь на запоре. Внутри было светло и прохладно, гладкие серые стены дышали строгостью, и лишь несколько алтарей эпохи Ренессанса нарушали это впечатление. Перед главным алтарем священник опустился на колени и сказал Вернеру:

— Мы будем молиться, чтобы вы вернулись с войны в добром здравии. И еще — за ваших близких. Вы женаты?

Вернер отрицательно покачал головой.

— Но мать у вас есть?

Вернер кивнул и тоже опустился на одно колено: просто неловко было, что старик стоит на коленях один. Нечаянно задев сутану, он отдернул руку и никак не мог заставить себя сосредоточиться на молитве, все время думал: как все это странно! Потом оба вышли, и Вернер пожал священнику руку.

По дороге в тратторию он зашел еще в «дом антифашистов». «Капитано» показал ему этот дом сразу же, как только эскадрон вошел в селение, и просил обходить его стороной. Он сказал тогда: «Здесь живут враги войны и правительства». И Вернер тотчас подъехал к дому, сообщил живущим в нем людям, что никого не пошлет к ним на постой. Этот дом, окруженный огромным садом, казался вымершим. Жили в нем два торговца из Пизы со своими семьями. В прихожей, столкнувшись с Целией, он сказал, что их часть уходит; она поглядела на него с жалостью и быстро-быстро перекрестила его грудь. Останься мы здесь подольше, я бы, наверно, когда-нибудь поцеловал ее, подумалось Вернеру. Войдя в общую комнату, он попрощался с остальными жильцами. Все оживились и заговорили наперебой, желая ему счастья и уверяя, что война скоро кончится. Оказавшись опять в прихожей, он увидел, что Целия стоит и ждет его. Она протянула ему корзиночку вишен на дорогу. Он поцеловал ей руку и ощутил близость ее густых и блестящих черных волос и бледного миловидного лица.

Когда Вернер вернулся в сад при траттории, находившиеся там уже покончили со сборами и всем скопом набросились на вишни, подаренные Целией. Было слышно, как за оградой подтягивались к траттории приданные эскадрону машины.