"Поместье Вэйдов" - читать интересную книгу автора (Хёрд Флоренс)

Глава четвертая

Три дня спустя Джеф объявил, что мы идем на вечеринку. Его пригласили на встречу сослуживцев авиаполка, и по традиции туда надлежало приходить с женами и подругами.

Я постаралась одеться с особенной тщательностью, не забыв, как меня учила Сисси, распустить волосы и подкрасить губы. Мне хотелось, чтобы Джеф гордился мной, чтобы окружающие говорили ему: «Какая очаровательная у вас супруга, мистер Вейд!» Но еще больше мне хотелось пустить пыль в глаза надменной миссис Кингсли и насмешливому Тони Вейду.

— Ты не могла бы надеть что-нибудь более приличное? — недовольно спросил Джеф, увидев на мне красное платье — то самое, в котором я была, когда мы с ним встретились в первый раз.

— Но… у меня ничего другого нет! — Я чуть не плакала от обиды. Неужели ему не дороги воспоминания о нашем первом вечере? — Чем же плохо это платье?

— Оно очень старомодное, и кроме того — совсем простое. Ты выглядишь в нем как монашенка. Попроси Сьюарда, пусть он отвезет тебя в город. Пройдешься по магазинам и подберешь себе что-нибудь пошикарнее. Это тебе не Колтон с его деревенскими нравами. На вечере будут присутствовать несколько высших чинов полка, в том числе командир моей эскадрильи. Его жена была первой на конкурсе «Мисс Калифорния 1940»!

— Я ничего этого не знала… — По словам Джефа выходило, что нам предстоит чуть ли не светский раут при дворе английской королевы. — Почему ты не предупредил меня заранее? — О вечеринке я услышала лишь за ужином, буквально за час до выхода. Последние дни, к слову сказать, Джеф почти не бывал дома.

— Ладно, сойдет и так, — хмуро бросил Джеф, взявшись за ручку двери. — Едем, не то мы опоздаем.

Два дня назад Джеф где-то умудрился раздобыть за полцены подержанный «бьюик» — огромный роскошный когда-то кабриолет с откидным верхом и сиденьями из черной кожи. Мы забрались, в это чудовище, и Джеф помчался по вечерним улицам, оглашая окрестности ревом могучего двигателя. Несмотря на холодный осенний ветер, Джеф и не думал поднимать верх, так что, когда мы прибыли к месту назначения, моя прическа превратилась в нечто кошмарное. Глаза у меня покраснели и слезились, но причиной тому был не столько ветер, сколько с трудом сдерживаемые рыдания — за всю дорогу Джеф не проронил ни слова.

— Ты жалеешь, что женился на мне? — дрожащим голосом спросила я, когда автомобиль остановился у подозрительного вида строения с глухими шторами на окнах.

Он поморщился.

— Прошу тебя, не начинай сейчас этот разговор, — он выбрался из машины и с силой захлопнул дверцу.

Вечеринка проходила в небольшом ночном клубе, нанятом администрацией полка специально для этого случая. «Хула-хауз»[4] — так, кажется, он назывался. Вход украшали худосочные пальмы, уныло торчавшие из двух деревянных кадок по бокам двери. Вывеска над дверью с погашенной по причине военного времени иллюминацией изображала извивающуюся в танце молодую папуаску с гирляндой цветов вокруг шеи.

Едва мы, открыв дверь, прошли через крошечное, отделанное малиновым бархатом фойе и ступили внутрь обширной залы, как на нас обрушился шквал из завываний джазового оркестра, возбужденных голосов и громкого смеха, сдобренных винными парами и сигарным дымом. Нам пришлось буквально продираться сквозь плотную толпу раскрасневшихся дам и разомлевших от виски военных с расстегнутыми воротничками. Признаться, я ожидала несколько другой обстановки.

— Ну же, Нэнси, не отставай! — нетерпеливо приговаривал Джеф, пробираясь вперед и энергично работая локтями. — Нам необходимо добраться до бара и что-нибудь выпить.

Я из последних сил цеплялась за его руку, но тут на нас налетела хохочущая парочка, и, чтобы не упасть, мне пришлось отпустить руку Джефа.

— Джеф! — крикнула я, стараясь не упускать из видуего черноволосую голову. — Джеф, подожди!

Но тщетно: его смуглое лицо мелькнуло несколько раз в толчее, затем исчезло в людском водовороте.

Я осталась стоять в одиночестве, затравленно озираясь по сторонам. Отовсюду меня пихали и толкали танцующие пары, подвыпившие парни ненароком задевали меня плечом, огибая, точно бакен посреди океана, и, подмигнув, нетвердой походкой продолжали свой путь дальше.

До меня решительно никому не было дела. Я опять почувствовала себя недотепой Нэнси, случайно оказавшейся на чужой вечеринке. Поборов приступ отчаяния, я сказала себе: «Немедленно перестань хныкать! Не забывай, что ты уже не та Нэнси Дэйвенпорт, что дрожит как осиновый лист, попав на университетские танцы. Теперь ты — миссис Вейд, жена молодого офицера из почтенной и обеспеченной семьи, и будь любезна, веди себя соответственно. Тебе совершенно не о чем беспокоиться: быть может, в эту самую минуту Джеф уже ищет тебя и озабоченно спрашивает каждого встречного: „Вы не видели мою жену? Такую симпатичную худощавую девушку в очаровательном красном платье“?»

Кто-то сунул в мою руку бокал, доверху наполненный виски с содовой и льдом. Обернувшись, я увидела перед собой маленького рыжего лейтенанта с тонкими усиками и лихорадочно блестевшими глазами. Его фуражка съехала на ухо, лоб покрывала испарина.

— Хватит грустить, крошка! Ну-ка, выпей это и развеселись! — скороговоркой выпалил он. — Ты разве забыла, что идет война? Завтра добрая половина из нас отправится на корм рыбам! — С этим словами он нырнул в толпу и смешался с танцующими.

С ледяным бокалом в руке, от которого сводило пальцы, я начала потихоньку продвигаться в сторону стены. Чудом не пролив ни капли, я добралась наконец до одного из стоявших вдоль стен столов с закусками и с облегчением опустилась на свободный стул.

Стены клуба были сверху донизу разрисованы аляповатыми сценами из жизни южных морей. Но ни кровавых битв, ни тонущих кораблей, ни убитых американских парней, что гибли сейчас в филиппинских болотах, тут отыскать, конечно, было нельзя. Вместо этого бесчисленные шоколадно-коричневые полинезийцы и полинезийки с коровьими глазами и белозубыми улыбками беспечно плескались в лазурных лагунах, ловили рыбу среди пенящихся волн, танцевали свои чувственные, чересчур откровенные танцы на белом песке под сенью раскидистых пальм.

Я отпила из бокала и, постаравшись изобразить на лице скуку, стала оглядываться вокруг в надежде увидеть Джефа.

— Потанцуем, крошка? — Передо мной опять возник щуплый рыжий лейтенант. Прежде чем я успела ответить, он ухватил меня за руку, и в следующее мгновение мы уже топтались в самой гуще танцующих. В те дни только-только появился свинг, и мой партнер отнюдь не собирался отставать от моды. Нимало не смущаясь тем, что мелодия оркестра не совсем для этого подходит, он минуты три немилосердно швырял меня из стороны в сторону, после чего едва живую отвел на прежнее место и, отрывисто выдохнув что-то вроде: «Премного благодарен!», умчался на поиски более поворотливой напарницы.

Я выпила коктейль до дна, но виски не помогло рассеять грызущее чувство одиночества. Мой взгляд нервно перебегал с одного лица на другое в поисках знакомых черных глаз и упрямо выступающего подбородка Джефа. Наконец мне удалось заметить его. Он вел под руку какую-то томную блондинку и что-то нашептывал ей на ухо. Вскочив со стула, я открыла было рот, чтобы его окликнуть, — но с моих губ не слетело ни звука. Гордость запрещала мне это. Я не могла, просто не желала оказаться в роли ревнивой женушки вертопраха-мужа. Он сам должен найти меня, и скоро, несомненно, он так и поступит…

— Веселитесь? — раздался надо мной знакомый глуховатый голос. Подняв глаза, я увидела Тони, как всегда, с ироничной улыбкой на губах.

— Да, почему бы и нет? — ответила я кисло. Меньше всего на свете мне хотелось встретить сейчас Тони. — Каким ветром вас сюда занесло? Или вы служите в одном полку с Джефом?

— Нет, я забрел сюда случайно. Иногда, знаете ли, тянет немного развеяться. А где Джеф?

— Тут, неподалеку, — беззаботно проговорила я.

— Небось опять увивается около своей блондинки?

Я пожала плечами.

— Если Джеф женат, это не означает, что он обязан весь вечер танцевать исключительно со мной.

— Так-то оно так. Только поговаривают, что он волочится за женой командира своей эскадрильи.

— Она была «мисс Калифорнией 1940», — произнесла я так, словно это что-нибудь объясняло.

— Вот так! — Тони с интересом посмотрел на меня. В ответ я постаралась улыбнуться как можно безмятежнее, хотя на душе у меня кошки скребли.

— Все-таки лучше бы вам отыскать его, пока командир не отправил его на гауптвахту. Скорее всего он околачивается в баре неподалеку от оркестра. Всего наилучшего!

Когда Тони ушел, я, отставив в сторону гордость, отправилась на поиски Джефа. Как и предсказывал Тони, я нашла его в баре сидящим в кресле под пальмой, с томной блондинкой на коленях.

При виде этой идиллической картины в истинно полинезийском духе в глазах у меня потемнело от гнева. Начисто позабыв о том, что негоже уподобляться ревнивой женушке, я крикнула, перекрывая грохот оркестра:

— Джеф, я хочу домой! Прямо сейчас!

Блондинка без интереса взглянула на меня.

— Кто это? — лениво осведомилась она.

— Моя жена, — хмуро отозвался Джеф.

Секунду блондинка размышляла, переваривая услышанное. Затем медленно сползла с его колен.

— Ну, так и катись к ней, — проговорила она скучающе и неспешно удалилась, покачивая бедрами.

— Чего это ты вдруг взбеленилась? — прошипел Джеф мне в ухо. Взгляд его налился кровью, он был уже изрядно пьян. — Теперь она не захочет со мной разговаривать.

— Если я не ошибаюсь, — проговорила я срываю щимся голосом, — я не видела тебя весь вечер. Может, объяснишь мне, где ты пропадал?

— Развлекался. Что же тут плохого?

— Абсолютно ничего, если не считать того, что я тоже люблю развлекаться.

— Так что тебе мешает это делать? Вокруг полным-полно молодых офицеров.

— Но я пришла сюда с тобой, Джеф! Ты мог хотя бы раз за весь вечер вспомнить о моем существовании, а не вести себя так, словно мы незнакомы! Ты мог бы… — Я была уязвлена до глубины души и не слишком выбирала слова.

— О, ради всего святого, не устраивай семейную сцену на людях! Так и быть, едем домой!

На обратном пути я уже не сдерживала слез. Это была наша первая ссора. Ах, зачем я не промолчала! — корила я себя. Что, в конце концов, такого ужасного совершил Джеф? Он лишь поддался царившему на вечере безумному настроению. Кто знает, может быть, блондинка была сильно навеселе и сама плюхнулась к нему на колени? Не мог же он силой прогнать ее! Это было бы невежливо, а Джеф такой галантный!..

Джеф с каменным лицом гнал машину вперед. За весь обратный путь он ни разу не взглянул в мою сторону.

Когда мы подъехали к дому и поднялись на крыльцо, там уже стояла миссис Кингсли. Я догадалась, что она с нетерпением дожидается нашего возвращения.

— Как отдохнули? — спросила она, внимательно оглядывая нас. От нее, конечно, не укрылись ни мои опухшие от слез глаза, ни сердитое выражение лица Джефа.

— Хорошо… — еле слышно пробормотала я, тщетно стараясь избежать ее испытующего взгляда.

Джеф, не отвечая, прошагал через холл и стал быстро подниматься по лестнице. Я поспешила за ним, но все-таки успела заметить торжество в черных глазах Беллы и злорадную усмешку на ее полных губах. Боль острым ножом полоснула мое сердце, в ушах снова зазвучали слова: «Из вашего брака ничего путного не выйдет!» Она догадалась о том, что мы поссорились, и ее это обрадовало.

В спальне Джеф сел на кровать и принялся расшнуровывать туфли. Опустившись перед ним на колени, я взяла его руки в свои.

— Умоляю, не сердись на меня! — проговорила я, — Я знаю, что вела себя ужасно глупо. Больше это не повторится!

Джеф зевнул, затем наклонился и поцеловал меня в щеку.

— Пустяки, — сказал он.

И мы помирились. Он обнял меня и превратился в того страстного и нежного Джефа, которого я помнила по нашей первой ночи.

Я лежала в темноте с открытыми глазами и думала о Джефе и о себе. Джеф мирно спал рядом. Я осторожно поцеловала его — так, чтобы он не проснулся, и дала себе слово впредь быть хорошей женой и не поддаваться унизительному для нас обоих чувству ревности. Все дело в том, объясняла я себе, что Джеф заразился царившим на вечере истерическим духом военного времени, духом вседозволенности, когда люди стараются прожить каждую минуту так, словно она окажется их последней минутой. Когда война кончится, Джеф обязательно изменится, и у нас все пойдет по-другому. Мы заживем обычной семейной жизнью, никогда не будем разлучаться. У нас появятся дети, мальчик и девочка — нет, лучше два мальчика и две девочки. Мы уедем из дома Вейдов, некоторое время поживем в квартире с тремя-четырьмя комнатами с кремово-белыми стенами, мягким диваном, обитом тканью с голубыми цветами, и непременно с большим удобным креслом для Джефа. Потом подберем уютный домик с маленьким садом и переберемся туда.

Будущее представилось мне счастливым и ясным, словно прямая светлая дорога.


Следующие две недели меня не оставляло приподнятое настроение. Я даже улыбалась при встречах с миссис Кингсли, хотя, увидев меня на следующее утро после вечеринки, она не преминула как бы между прочим поинтересоваться, что это мы вчера так рано вернулись домой…

Часто я заставала миссис Вейд и Сьюарда в кабинете за игрой в шашки. Маленькое личико миссис Вейд сосредоточенно хмурилось, когда она обдумывала очередной ход. При этом Сьюард отчаянно жульничал, стараясь дать ей возможность победить.

В солнечные дни я выходила прогуляться в сад и не спеша бродила по замшелым тропинкам, иногда останавливаясь и, затаив дыхание, наблюдая, как колибри с жужжанием вьется вокруг розового куста, глубоко погружая тонкий трепетный клювик в сердцевину увядшего бутона. Я собирала фиолетовые гроздья герани или листочки одичавшей мяты, рвала сочные сладкие плоды с персиковых деревьев, обнаруженных мной в глухом уголке сада.

Как-то во время одной из прогулок я присела отдохнуть на маленькой, поросшей клевером прогалине. Сняв туфли, я с наслаждением вытянулась на душистом зеленом ковре. Здесь и отыскал меня Тони.

— Привет! — сказал он, опускаясь на траву рядом со мной.

— Здравствуйте, — отозвалась я без особенной радости. В тот момент мне хотелось побыть одной, отдохнуть от вечных колкостей миссис Кингсли, от постоянной настороженности и необходимости вести вежливую беседу с домочадцами. Потом мне пришло в голову, что было бы смешно держаться настороже с Тони.

— Чудесный день, не правда ли? — проговорила я, пытаясь как-то загладить свой холодный прием.

— Недурной, — согласился он, затем спросил: — Как вам понравился дом Вейдов? У вас уже было некоторое время, чтобы присмотреться к нему.

— Он чересчур велик, — уклончиво ответила я. Не могла же я сказать, что нахожу особняк уродливым, холодным и мрачным! — Я осмотрела кое-какие комнаты, но боюсь, что успела побывать далеко не везде.

— Разве Джеф не знакомил вас с домом?

— Нет. В последнее время он был очень занят.

— В таком случае как-нибудь на днях я сделаю это за него, — он слегка улыбнулся. Его нескромный взгляд скользнул по моим голым ногам, и я непроизвольно подобрала их под себя.

— Это поместье всегда принадлежало вашей семье? — спросила я.

— Дом построил наш дед. Он приехал сюда из Делавэра и скоро сколотил себе состояние на морских перевозках. Но местные богатеи не пожелали принять его в свой круг. До последних своих дней он ждал приглашения вступить в местный клуб крупных бизнесменов, но так и не дождался, — Тони сорвал травинку и задумчиво пожевал ее. — Старый смешной чудак. Я хорошо его помню: огромного роста, видный, с крупными чертами и густой черной шевелюрой. Волосы у него не седели до восьмидесяти. Хотя вполне возможно, что он их красил — он был страшно тщеславен. Это родовые черты Вейдов — красота и тщеславие.

— Не потому ли он выстроил такой непомерно большой дом? Кажется, целых двадцать две комнаты? Джеф называл точную цифру, но я не запомнила. Причиной было его тщеславие?

— Скорее всего, так. В его время (впрочем, и в наше тоже) положение человека в обществе определялось размерами его жилища. Роскошный викторианский дворец являлся символом процветания и престижа. К несчастью, бедный старикан сделал несколько неудачных вкладов и под конец жизни потерял почти все свои деньги.

— Но вы говорили…

— Что Джеф наследует многомиллионное состояние? Я не обманывал вас. Наш отец оказался достаточно ловок, чтобы жениться на девушке из весьма обеспеченной семьи. Он занял у своих новых родственников порядочную сумму и вложил ее в чрезвычайно прибыльные нефтяные промыслы в Мексике. На свое счастье, он успел их продать за полгода до того, как мексиканское правительство национализировало нефтедобычу, — Тони отшвырнул травинку в сторону. — Большие деньги, знаете ли, довольно прихотливая штука, — проговорил он туманно и умолк.

Некоторое время он молча наблюдал, как в небе ссорятся две ласточки..

— Почему вы так рано ушли с вечеринки в «Хула-хаузе»? — неожиданно спросил Тони.

— У меня вдруг ужасно разболелась голова, — ответила я, отводя глаза. Наклонившись, я сорвала цветок лесного колокольчика и поднесла его к лицу. Мне совсем не хотелось обсуждать события того вечера.

— Признайтесь, вы нашли Джефа там, где я вам указал, ведь так?

— Ну и что из того? — я бессознательно теребила цветок между пальцами, пока от него не остались одни клочки.

— Он был с блондинкой?

Я не ответила. Какое, в конце концов, ему до всего этого дело?

— Думаю, вы понимаете, что Джеф и раньше встречался с «мисс Калифорнией 1940»?

— Ничего странного, — как можно небрежнее сказала я. — Она ведь жена командира его эскадрильи.

— Это еще не все, — неумолимо проговорил Тони.

Я сказала себе, что больше ничего не желаю слушать, что сейчас встану и уйду в дом. Однако словно какая-то неведомая сила пригвоздила меня к месту, не давая шелохнуться.

— В штабе только о них и судачат, — продолжал Тони. — Говорят, что они встречаются каждый день. Я сам наткнулся на них в «Голубой лагуне»; они сидели в углу за столиком и премило ворковали, точно два голубка.

Я бросила истерзанный колокольчик и вскочила на ноги.

— Вы лжете! — гневно крикнула я, — Я не верю ни одному вашему слову! Вы пытаетесь поссорить меня с Джефом!

Он сардонически усмехнулся и пожал плечами.

— До чего же вы все-таки наивны! — сказал он.

Я резко повернулась и пошла к дому. Стремительно взбежав по лестнице на второй этаж, я влетела в свою комнату и, захлопнув дверь, ничком бросилась на кровать.

Зачем Тони рассказал мне все это? Разумеется, я ему не верю. Джеф — мой муж, я люблю его и не позволю себе усомниться в его честности.

Но любит ли он тебя, ехидно спросил внутри чей-то тоненький голосок? Конечно же, любит, решительно ответила я! Разве он не говорил, что я нужна ему? Что я единственная девушка на свете, которая его понимает? Однако он ни разу не употребил слова «люблю», — продолжал все тот же ехидный голосок.

Я в отчаянье стукнула сжатыми кулачками по постели. Нет, нет, он любит, я знаю! Просто мужчины иной раз стесняются выражать свои чувства вслух, боясь показаться сентиментальными.

Поднявшись с кровати, я нервно зашагала по комнате. Мои мысли разбегались. Надо что-то предпринять, чтобы рассеять эту мучительную неопределенность. Я не желаю играть роль доверчивой дурочки!

И тогда я сделала то, чего никак от себя не ожидала: я принялась обыскивать висевший в шкафу мундир Джефа. Шаря в его карманах, я испытывала к себе презрение, однако не прекращала свое занятие.

Скоро я нашла то, что искала.

Письмо начиналось словами: «Милый Джеф!» Бледно-лиловый клочок надушенной бумаги поплыл у меня перед глазами, но, сделав над собой усилие, я дочитала его до конца.

«Милый Джеф!

Прошлый вечер был просто чудесен! Когда я увижу тебя снова? В этот вторник Стью будет в отъезде. Что ты скажешь насчет восьми вечера в „Голубой лагуне“?

Целую, твоя киска».

Я скомкала письмо и сжала его в кулачке. Так вот, значит, где он был вчера вечером! «Сегодня я дежурю в штабе, — заявил он мне после завтрака. — Не жди меня слишком рано».

И все эти вечера, когда я без сна лежала в постели, изучая узоры на обоях и дожидаясь, когда же под окном заурчит мотор «бьюика», а он будто бы «дежурил в штабе» или возвращался «после пары бокалов пива в кругу друзей» в два, в три, в четыре часа утра, — выходит, все эти вечера он проводил с ней! Нет, я не могла этому поверить. Мой разум отвергал возможность такого чудовищного обмана.

Но маленький бумажный комочек, который точно тлеющий уголек жег мою ладонь, упрямо говорил о том, что все это мне не снится.