"Конь бледный" - читать интересную книгу автора (Чернецов Андрей, Леженда Валентин)

Глава шестая. Тени подземелья

Подземелье НИИ «Агропром»

Степан Чадов давно вышел из детского возраста и уже не мог припомнить, когда в последний раз смотрел мультфильмы. Однако при виде всего того, что было вокруг, в голову так и лезла фраза Карлсона, которую толстяк с моторчиком на спине часто повторял своему юному приятелю: «Спокойствие, только спокойствие, Малыш!» Но назвать «житейским делом» тот переплет, в который угодили они с отцом Иоанном, язык не поворачивался. Скорее уж, выражаясь словами героини того же мульта, фрекен Бок, это было «безобразием».

А как еще прикажете назвать этот безумный марш-бросок по бесконечному коридору, полному ловушек и препятствий?!.

Когда журналист завидел несущуюся прямо на него темную массу жутких тварей, предводительствуемую зловещим всадником на бледном коне, он сломя голову ринулся наутек не разбирая дороги. Ему показалось, что слышал за спиной крики священника, призывавшего Степана остановиться, однако ноги сами несли его прочь от проклятого места.

…Раздутые ноздри, спутанная грива, дико косящий глаз и грозное ржание, словно предрекающее неминуемую гибель…

Это видение неизбывно преследовало Чадова, заставляя любой ценой искать место, где можно было бы спрятаться, укрыться, спастись. Он даже не представлял, что способен настолько испугаться. Сердце вдруг бешено заколотилось, а затем рухнуло, будто бы в бездонную пропасть.

И ведь не страхолюдной лошади (или что там еще за ездовое животное было) устрашился, а именно что Всадника. Конь с первого взгляда даже позабавил немного своими акульими клыками да гноящимися подслеповатыми глазами. Точь-в-точь кабан-гигант из анимэ Миядзаки. Но вот наездник…

Атлетически сложенный молодой парень чуть повыше среднего роста, уверенно держащийся в седле. Руки небрежно сжимают поводья, а ноги еле касаются лошадиных боков. Казалось, он не сидит на спине животины, а чуть-чуть парит над нею. Бледное лицо, обрамленное светлыми кудрями, выражало ледяное спокойствие и одновременно было перекошено болезненной судорогой. Такое выражение порой можно встретить у античных изваяний.

И самое страшное было то, что в этом застывшем лике Степан узнал… свое собственное лицо. Это он сам мчался верхом на лошадино-образном монстре во главе дикой охоты. Живой мертвец, снедаемый неведомой мукой.

— А-а-а! — рвался из груди вопль-рык.

Прочь, прочь отсюда!

— А-а-а!!!

И земля разверзлась под ногами, принимая в свое темное лоно грешника…

Чья-то тяжелая длань ощутимо шлепала Степана по щекам, возвращая к сознанию.

— Ты живой, Плясун? — донеслось до журналиста, как сквозь вату.

Он открыл глаза и сначала ничего не смог разобрать в наступающей со всех сторон темноте. Потом сквозь сумрак прорезался ярко-желтый луч фонарика. В его свете Чадов различил ящероподобное лицо батюшки.

— Отче, мы уже на том свете?

— Почти, — согласился отец Иоанн.

— А если серьезно? — С помощью священника парень принял строго вертикальное положение.

Голова кружилась и болела. Видно, сильно приложился во время падения.

— Если приборчик не врет, — сверился со своим ПДА Опрокидин, — то мы сейчас ровнехонько в подземельях института «Агропром».

— А где все наши?

Опираясь на стену, встал на ноги.

— Там остались…

Батюшка посветил фонариком вверх. В толстом бетонном потолке зияла большая неровная дыра, через которую они и провалились в эту преисподнюю.

— Они… — начал было журналист и не договорил из-за сжавшей горло судороги.

— Да живы, живы, не волнуйся, — успокаивающе махнул рукой отец Иоанн. — Просто, когда началась вся эта хренотень, ты рванул куда-то, я побежал за тобой, и мы с ними оказались по разные стороны гона. А потом парочка обалдуев сверзилась в сие пекло. Одним словом, надо выбираться, чадо. Я уже связался с нашими спутниками, договорились о точке встречи. Курс — «Янтарь». Там сейчас находится новая база «грешников». Именно туда указал бюрер. Мы с тобой пойдем под землей, через Агропром, а они отправятся поверху.

Испытующе посмотрел на молодого человека.

— Ты как, идти в состоянии?

— Нормуль, — показал большой палец Степан. — Все о'кей, отче.

— Вот и славно, — улыбнулся священник, поправляя оружие. — Ино побредем с Господней помощью! Тебе пособить?

Кивнул на чадовскую амуницию, но молодой человек отрицательно мотнул головой. Дескать, сам справлюсь.

— Ну, как знаешь… Была бы честь предложена…

Подозрительно оглядываясь по сторонам и медленно поводя стволами автоматов, «крестоносцы» подались вперед.

Журналисту как-то сразу не понравился этот странный туннель. Что-то в нем было не так. А что именно, ни он, ни Опрокидин, тоже заметно поеживающийся, причем явно не от холода, объяснить не могли.

Эти поросшие даже не зеленым или черным, а каким-то голубоватым мхом кирпичи и бетонные плиты с торчавшими то здесь, то там ржавыми арматуринами источали враждебность, щерясь на людей выбоинами и сколами.

Прямо как крысы.

Тьфу, не любил Степан этих тварей. И не понимал тех придурков, которые заводили себе жутковатых грызунов в качестве домашних питомцев. Вон, в Интернете куча специальных сайтов, дающих советы по уходу за «милыми зверушками». Делом бы лучше занялись, а не дурью маялись.

Как говорится в одной русской пословице, не буди лихо, пока оно тихо. Стоило только подумать о хвостатых тварях, как они невесть откуда свалились им с батюшкой на головы. Причем в буквальном, а не переносном смысле.

В своде тоннеля обнаружился то ли колодец, то ли просто какое-то сливное отверстие, из которого выпрыгнули с десяток огромных, в полтора локтя длиной, зверюг, хищно поблескивающих глазами-бусинами и противно скалящихся и шипящих.

— Бля!.. — вскрикнул Чадов, в ужасе стряхивая с себя визжащие мохнатые клубки. — Стреляйте, отче!

И первым открыл огонь по грызунам, даже особо не целясь.

Уши заложило от грохота выстрелов и от дикого крика поражаемых тварей. Они летели в разные стороны, точно бильярдные шары. Натыкаясь друг на друга и тут же отлетая. Иные, правда, почувствовав запах и вкус крови, забывали о родстве и тут же принимались за трапезу, закусывая плотью сородичей.

Смотреть на это было жутко и омерзительно. Но куда деться? Закрыть глаза? А как тогда стрелять?

Степан нажимал на спусковой крючок до тех пор, пока в автомате сухо не защелкало, сообщая о том, что патроны закончились. Расстрелял всю обойму и Опрокидин, потому как и с его стороны стрельба прекратилась.

— Да воскреснет Бог, и расточатся враги его! — воскликнул батюшка, размашисто крестясь. — Слава Всевышнему!

— Воистину, — выдохнул Степан. Креститься не было сил. Да и вообще…

— Конец! — прохрипел священник. — Кажется, отбились…

— Не может быть! — не поверил Чадов, вытирая со лба холодный пот.

Посветил фонариком.

Точно.

Среди серо-буро-кровавого месива, устилавшего землю вокруг них, не было никакого шевеления. Ну, ладно, они пристрелили пару-тройку десятков. И такое могло быть. Здесь, в закрытом помещении да при такой кучности нападавших, одной пулей можно было сразу нескольких тварей укокошить. (Даже странно, как это напарники друг друга не ранили, ведь рикошет и все такое…) Но остальные? Неужели пали жертвой зубов собратьев?

Ну, не до лишних размышлений сейчас. Надо дальше двигать.

— Вперед! — скомандовал Опрокидин, перезаряжая пистолет.

Благо, запасные обоймы имелись. Золотое правило человека с пистолетом: не имей сто рублей, но запаску всегда имей!

Так они прошли сотню или другую шагов. Степан сначала считал их, но потом сбился и перестал. Тем более что коридор петлял, то и дело являя их глазам все новые и новые боковые ответвления.

Странно, однако здесь даже спустя столько лет после катастрофы продолжали гореть лампочки, освещая все вокруг таинственным тревожным светом. Как они не перегорают? Или это тоже своего рода аномалия, порожденная Зоной, — вечно горящие лампы подземелья «Агропрома»?

— А вы не растерялись, батюшка, — ехидно заметил журналист. — Вон как лихо по крысам шмаляли. Как же ваше утверждение, что все обитатели Зоны твари Божьи, что их любить и понимать нужно?

Святой отец возмущенно хмыкнул.

— Скажи спасибо, что я не буддист или джайнист какой! А то бы вспомнил о благом ненасилии, да и скормил тебя этим мерзким животинам за длинный язык. Не все следует понимать буквально. Есть действительно Господни творения, а есть те, которые породил сон разума или диавол. В принципе вся эта Зона не что иное, как порождение заснувшего человеческого разума, забывшего о Создателе своем… О-хо-хо, грехи наши тяжкие. Когда же за ум наконец возьмемся, хозяева природы?

Чадов решился задать остро саднивший его вопрос.

— Скажите, отец Иоанн, — губы журналиста пересохли от волнения, — а вы успели рассмотреть… Его? Ну, всадника этого?..

Опрокидин по своей привычке сперва долго не отвечал.

— Разглядел, как же, — нарушил наконец молчание.

— И как?.. Что вы о нем думаете? Кто это или что? И какова его природа?..

— Слишком много вопросов. И, боюсь, ни на один из них я пока не смогу дать вразумительного ответа…

— Ну а во внешности его ничего особенного вам не показалось?..

— Ликом бледен и прекрасен, — вздохнул священник. — Не то что его меринок. Вот это образина так образина! Прости Господи!

Сплюнул себе под ноги и перекрестился.

— А не напомнил вам этот самый лик кого-то другого, знакомого? — продолжал настаивать Плясун.

— Кого бы? — нахмурившись, не понял святой отец.

— Ну, меня, например, — бухнул прямо в лоб Чадов.

— Окстись, чадо неразумное! — рявкнул на него батюшка. — Ишь, вознесся как! Сам диавол на него должен ликом походить! Не вышел рожей-то! Сие ангел падший был, а ты кто? Смиряй себя молитвой и постом, и сны твои видений легких будут исполнены.

— Хорошо сказано! — повеселел журналист.

— Не мною, — скромно потупился собеседник. — Александром Сергеевичем. Цитата.

— Ага, да, Пушкин, — припомнил филолог. — «Борис Годунов», кажется.

— Точно.

От слов пастыря немного отлегло на сердце. Но потом вдруг перед глазами отчетливо встал бледный двойник. Ведь согласно приметам, увидавшим его вскорости предстоит распрощаться с этим светом.

При воспоминании о жутком призраке Степан едва не нажал на спусковой крючок. Страх желто-красным туманом заволок глаза.

Может быть, потому он сразу и не заметил, как внезапно куда-то запропастился Опрокидин.

Просто почувствовал, что под ногами нет тверди, и стал как вкопанный на месте.

Что за чертовщина?

Направил луч фонаря на пол и присвистнул.

Дальнейший путь перегородила большущая яма. Вширь она была метра в три или четыре. А вот вглубь…

Фонарный свет, поскакав со стенки на стенку, наконец добрался до дна ямы. Там, стоя на четвереньках, нелепо ползал батюшка, вероятно, отыскивая оброненное во время неожиданного падения оружие.

Слава Всевышнему, хоть живой.

— Эй, вы там как? — окликнул его Чадов. — Руки-ноги целы?

— Да, — отозвался священнослужитель. — Только расшибся малость. Колено ушиб и руки в кровь разодрал.

— Потерпите. Сейчас вытащу вас оттуда и продезинфицируем. Кстати, — спохватился вдруг, присмотревшись, — а что это там в углу за мерцание?

— Где?! — вскинулся батюшка.

Проворно обернулся назад и едва не угодил ногой в светящуюся ярко-зеленую жижу, хорошо видную даже в полутьме.

— Тьфу ты, еж твою дивизию! — в сердцах выругался батюшка. — «Холодец» чертов! Их здесь видимо-невидимо. Беречься надо.

При контакте с человеческим телом эта аномалия столь же опасна, как какая-нибудь сильная кислота. Легким ожогом тут не отделаешься.

— Вы там поосторожнее.

— Так она ж не кусается и не бросается на людей, словно собака, — отшутился отец Иоанн. — Лежит себе смирно, других не трогая. Лишь бы ее кто не зацепил.

Тем временем Степан извлек из заплечного мешка моток прочного туристского троса и, забросив его в провал, стал «ловить рыбку большую и малую».

Вдруг сильный толчок отбросил его на спину, заставив выпустить спасательную снасть из рук.

— Что за хрень? — не понял журналист, поднимаясь на ноги и отряхиваясь.

Повернулся и обомлел.

Всего в двух шагах от Чадова стоял мужчина с закрытым маской лицом, одетый в черный комбинезон без каких-либо опознавательных знаков.

За его спиной маячили еще три типа, экипированных аналогично.

Степан тоскливо глянул на оружие, аккуратно сложенное в кучку перед операцией по спасению отца Иоанна. Не дотянуться. Придется как есть, голыми руками. Ну, ему не привыкать. Видно ведь, что и противники без огнестрельного оружия.

Первый незнакомец, по-видимому, главарь, резко бросился на парня, пытаясь свалить его с ног. Тот еле успел уйти из-под удара, кувыркнувшись через левое плечо.

Верзила, стоящий справа, со скоростью гепарда прыгнул на журналиста, и лишь только свист воздуха, разрезанного его телом, выдал практически незаметный выпад. Но и Степан был не лыком шит. Ловко присев под летящим на него бойцом и уйдя немного влево, он правой рукой изо всей силы ударил здоровяка в солнечное сплетение. Предполагалось, что от такого удара бедолага должен был вырубиться просто на месте, но тот, отлетев на пару метров и ударившись о близстоящую бетонную опору, тотчас же подскочил на ноги.

Плясун на мгновение замешкался, удивленный реакцией противника на удар. Этим не преминул воспользоваться следующий бандит, напавший со спины. Он обхватил парня сзади за руки, давя с чудовищной силой. Чадов попытался разорвать захват привычным приемом — ударить пяткой под коленной чашечкой и немного присесть, отступая вправо. Но намеченный выпад не увенчался успехом — журналист так и остался стоять, обхваченный сзади за руки верзилой. Человек в маске попросту не отреагировал на удар по болевой точке и не сдвинулся с места.

— Эй, парни, вы кто такие? — обратился Чадов к соперникам.

Ему никто не ответил.

Собрав всю силу, журналист дернулся вперед, выводя державшего его «ниндзя» из равновесия, и таки скинул того с себя. Перевернувшись через голову, «закутанный» поднялся на ноги.

— Что там у тебя, Плясун? — возопил из тёмных бездн не на шутку обеспокоенный батюшка.

— Сам не пойму, отче! Четверо верзил, от которых несет, как от помойки! Бомжи местные, что ли?

Два оставшихся бойца напали одновременно. Один бросился ему в ноги, обвивая руками колени, а второй решил схватить за горло. Чадову удалось предупредить прием второго разбойника, так что тот, получив локтем в челюсть, отправился подальше. При этом его голова, выдержав толчок, в который журналист вложил почти всю свою мощь, неестественно повернулась против часовой стрелки.

— Первый пошел, — ухмыльнулся Степан, все еще удерживаемый за ноги одним из негодяев.

Руки были свободны, и, сложив правую ладонь ковшиком, Плясун налаженным движением двинул врага по сонной артерии. Однако противник не среагировал, продолжая спокойно сидеть в ногах у парня и крепко сжимая их.

Между тем поднялся бандит со сломанной шеей. Судя по всему, травма ему не сильно мешала, так как он спокойно переминался с ноги на ногу, не спеша атаковать. Будто ожидал чьего-то приказа.

— Ни хрена себе фокусы! — крикнул во весь голос. — Это что еще за киборги, у которых нет слабых мест? Покойники встают как ни в чем не бывало. Или и впрямь конец света наступил?

— Похоже, на банду зомбаков нарвались, — гулко отозвался Опрокидин. — Держись, я уже на полпути. Сам выберусь. Тут стены неровные!

Журналист нагнулся вперед, вытянув обе руки, и, подогнув голову, кувыркнулся, освобождаясь от туши, схватившей его за ноги.

Теперь на арену вышел самый первый, тот, что стукнулся об опору. Он решил обхватить Степана спереди, но наткнулся на преграду. Вовремя выставленная «вилка» из двух пальцев воткнулась в его глазницы. Противная влага обволокла кисть Плясуна, мерзкий запах ударил в нос. Ему еле удалось сдержать рвотный порыв, вызванный удушающей вонью. Это был запах гниющей плоти, разлагающегося тела.

— Точно зомби. Ваша правда, святой отец!

— Тут у них рассадник… Они вооружены?

— Нет!

— Твое счастье. Смотри не подпускай их к оружию, а то не совладаем! Сожрут за милую душу, как аборигены Кука.

Парень вспомнил любимый с детства фильм «Обитель зла». Ох и лихо Мила Йовович мочила там живых трупов. Только там они, кажется, были ужасно ядовитые и питались человечиной. Его же новые знакомые похожих симптомов пока не проявляли. Жаль, что оружие далековато. А то устроил бы им премьерный показ.

Теперь в атаку перешел Чадов. Поняв, что воздействие на болевые точки в данном случае бессмысленно, он решил применить грубую силу.

В два прыжка подлетев к одному из таинственных соперников, Степан с силой рванул его за руку, выводя локоть из сустава. Хрустнула кость, треснула, будто по швам, кожа, и оторванная по локоть конечность осталась в руках Плясуна.

Несмотря на то что руку отсоединили от туловища, та продолжала извиваться и шевелить пальцами, пытаясь схватить парня за шею. Он с отвращением отбросил мерзкий кусок живой плоти подальше.

Следующий зомби попрощался со стопой, получив по суставу острым камнем, подобранным журналистом.

Чадова удивлял ход этой странной битвы. Соперники тщательно старались не покалечить его, взамен чего расставались с частями собственных тел. Последнее их, видимо, особо не расстраивало — они абсолютно не замечали травм, не чувствуя боли.

Внезапно живые мертвецы подняли головы, тупо уставившись в тёмный свод туннеля, будто к чему-то прислушиваясь. Затем зомби резко обернулись к противнику, протянув к нему мертвые узловатые руки.

Не успев даже моргнуть, Степан оказался придавленным к земле тяжестью четырех тел. При этом он больно ударился головой о камень, которым недавно отсек часть ноги одному из живых трупов.

Похоже, хозяину тварей надоела эта игра в кошки-мышки, и он решил закончить задуманное. Каков же план у этого таинственного НЕКТО?

Журналист почувствовал, как по его виску течет теплая струйка крови, и понял, что медленно проваливается в забытье.

— Аз есмь кара Господня! — прорвался сквозь туманную пелену торжествующий клич отца Иоанна.

А вслед за ним запело, загрохотало огнестрельное оружие.

Тяжесть с груди и конечностей убралась. Вместо этого на лицо парню шмякнулся мерзостно пахнущий кусок чего-то холодного и склизкого. Молодого человека тут же вывернуло наизнанку.

— Ух, суки! — орал беснующийся священнослужитель. — Убирайтесь в ад, диавольские отродья!

Рой раскаленных пчел-пуль набросился на четверку зомби, с характерным звуком вонзаясь в не живые и не мертвые тела. Ошметки плоти, клочки материала, осколки пуговиц летели в разные стороны, натыкаясь на стены, столбы, поддерживающие потолок, и оставляли на них темные, остро пахнущие следы.

— В голову, в голову им стреляйте! — закричал Чадов, поспешно отползая к стене.

Фигуры, некогда бывшие людьми, наделенными искрой божественного разума и души, извивались в немыслимых пируэтах. Ничего не выражающие глаза безразлично пялились на извергающее свинцовый шквал оружие. В неясных жестах вздымались вялые длани, пытающиеся выставить преграду смертельному шторму.

И стрекотал-грохотал трудяга АКМ-74, кося в мелкую капусту живых мертвецов, пока не раздалось удовлетворенное:

— Ну, вот, кажется, и всё!

И вслед за ним полилось уже на чисто русском наречии:

— Что, трупяки гнойные, довыеживались?! Какого хера, мать вашу размать, на людей прыгали! Вот и провалитесь теперь на хрен в ад, огребши трындюлей от слуги божьего по полной!

Как ни странно, грубая брань привела Степана в душевное равновесие.

Все правильно, как учил сэнсей Голдин: «Вместе с руганью из тебя выходит злая энергия, мешающая рассудку трезво мыслить. Это как с перепою сунешь два пальца в рот для облегчения, выблюешься, и на душе сразу свободнее станет. Так и тут…»

Все-таки умный человек Учитель.

Кряхтя и охая, отец Иоанн оттащил журналиста в другое помещение, куда не доносилась трупная вонь с зомбибоища. Сюда же приволок и пожитки с оружием.

— Передохнем малость, — заговорщицки подмигнул уже пришедшему в себя напарнику. — Ты как насчет хорошего глотка доброй горилки?

— Только, чур, без закуси, — взмолился Степан. — Ей-богу, от одной мысли о еде с души воротит.

— Поглядим, — не стал настаивать батюшка, разливая по раскладным металлическим стаканчикам прозрачную жидкость. — Ну, по единой!

Крепкая водица приятно обожгла гортань.

— Ядреная! — довольно крякнул святой отец и скоренько налил еще «по единой». — Будьмо! — провозгласил традиционный местный тост и, не дожидаясь ответа напарника, проглотил и эту порцию.

Занюхав рукавом комбинезона, священник извлек из широких штанин увесистый кожаный лопатник.

— Трофей! — похвастался, вертя перед носом. — Ну-ка, поглядим, чем зомби на жизнь зарабатывают.

Расстегнул застежку и заглянул внутрь. На лице его тотчас же появилось кислое выражение.

— Фу-ты, ну-ты! И здесь фальшивки.

Извлек на свет божий пачку тысячных купюр. Стал рассматривать, внимательно приглядываясь к замысловатым узорам.

— И что в них такого, не пойму… Однако ж что-то есть. Тревожное, аномальное. Надо подумать… Не нравится мне это художество…

— Кстати, — заметил журналист, — сделаны достаточно профессионально. Только с детектором и отличишь от настоящих.

— Ну, да, — согласился Опрокидин. — Только вот зачем фальшивки зомбякам? Не для накопительных же вкладов в банк, в самом деле.

— Фальшивые деньги, неправильные зомби, — задумчиво произнес Чадов. — Вообще все как-то запуталось донельзя.

— В смысле? — недопонял пастырь. — Почему «неправильные»? Зомби — они и в Зоне зомби. Жаль, нашего Ромеро здесь нет. То-то бы порадовался парень славной охоте…

Степан рассказал батюшке о своих ощущениях. Вроде за живыми мертвецами, как за марионетками, стоял некий кукловод, управляющий их поведением.

— Вот и сейчас меня не оставляет такое чувство, что за нами кто-то следит. Засунул в стеклянную банку подопытных насекомых, а сам глядит со стороны, как они себя будут вести в тех или иных условиях.

— Это у тебя от многого ума! — наставительно вздел перст указующий отец Иоанн. — Давай-ка лучше усугубим. Оно опрощению способствует. А чем проще мыслится, тем лучше и легче человеку живется.

— Я не против, — согласился Степан. — Тем паче есть за что. Вот увидели мы этого самого хваленого призрака — и до сих пор живы.

— Сплюнь! — строго наказал батюшка. — Еще петух трижды не возопил…

После очередной «единой» настроение «крестоносцев» заметно улучшилось. Потянуло на задушевные разговоры.

— А вот, отче, что вы скажете о наших врагах, «грешниках»? Тоже ведь творения Господа. Или нет?

— Сатанизм. Типичная бесовня.

— Сон разума?

— Точно, он самый. — Твердая пастырская рука вновь до краев наполнила сосуды. — Есть некие морально-нравственные пределы, которые можно переступить только в таком «сонном» состоянии. Например, похитить ребенка…

Священник с силой сжал кулак, едва не раздавив стаканчик.

— Вот ты бы смог?

— Нет, конечно! — возмутился парень.

— А что тебя останавливает? Этический запрет? Да, но он имеет истоки. Его истоки — в Боге. А если ты все же это делаешь, то истоки твоего поступка в другом. Атеисты называют их нелюдями, люди верующие говорят, что они одержимы бесом.

— Так, может, вся современная культура — это бесовня?

— Это обычное язычество. А язычество — просто глупое прыщавое детство. Если кто-то всерьез начинает разбираться в себе и в окружающем мире, то он неизбежно приходит к религиозным ценностям, которые тянут за собой ценности морально-этические.

— Вы помните тот этап, когда вы устали от этого язычества?

— Такого момента не было. Я поступательно шел к вере. Когда я учился на режиссера и пытался постичь истоки мастерства великих предтеч, то вдруг осознал: для того чтобы сделать что-то по-настоящему, надо принести в жертву всего себя. Я стал искать и не нашел такой темы, такой идеи, ради которой готов пожертвовать жизнью. Тогда у меня начался довольно длительный период поисков. Он продолжался до тех пор, пока я не столкнулся с людьми, которые обладали такой идеей. Религиозный фактор — один из главных составляющих компонентов человека разумного. В основе любой религии лежит готовность к жертве. Другое дело, что у разных религий и мотивы разные. Христианский мотив — любовь. Но если у человека нет ради чего пожертвовать жизнью, его жизнь совершенно бессмысленна!

Он грустно склонил голову на грудь и приумолк. В своей нелепой бандане с черепами и сталкерском комбинезоне он сейчас меньше всего походил на слугу Божьего. И все же было в нем нечто такое, что заставляло, склонив голову, присоединиться к его безмолвию, не мешая работе ума и духа пастыря.

— Ладно, пойдем, — хлопнув себя руками по коленям, со вздохом встал с поваленной металлической бочки отец Иоанн. — Уже недолго осталось нам быть «детьми подземелья».

Это батюшкино «недолго» оказалось довольно условным. Как русские версты.

Спросишь кого-нибудь: а далече ль до соседней деревни-озера-остановки? Всего-то пара верст — услышишь в ответ. И идешь себе час, другой, третий, не видя конца и краю той несчастной «парочке».

Так и здесь.

Помещение сменялось коридором, а коридор — очередным залом, захламленным разбитыми ящиками с непонятной маркировкой, кучей пустых металлических бочек, связками проржавевшей арматуры.

Осторожно ступая на усыпанный кусками осыпавшейся штукатурки и битым кирпичом пол, «крестоносцы» двигались вперед. Стволы автоматов в любой момент были готовы исторгнуть град смертоносных «насекомых».

Степана никак не оставляло гнетущее ощущение чьего-то постороннего присутствия. Он как будто физически ощущал на себе липкие щупальца, пытающиеся вторгнуться в его душу, оплести разум, взяв под контроль движения и мысли.

Нужно было сопротивляться. Думать о чем-то постороннем. Хотя бы вот считать, сколько раз по пути им встретится «холодец». А эти изумрудные аномалии попадались едва ли не через каждые пять-шесть метров. Росли здесь, как грибы или посты ГАИ на подъезде к столице. С чего бы, спрашивается? Какая среда питала эти неестественные образования?

— На пять часов — «электра», — сверился со своим ПДА батюшка.

Уже какое-то разнообразие, обрадовался Плясун. А то все «холодец» да «холодец». Так и сам не ровен час превратишься в зеленую студенистую слизь.

Они как раз подошли к широкому люку с уходящей куда-то вниз спиралевидной лестницей.

Грохоча подкованными берцами по проржавевшим металлическим ступенькам, спустились несколькими пролетами ниже.

Это хорошо, ни с того ни с сего пришло в голову Чадову, что они живут не в средние века. Отмахиваться на такой лестнице от кого-либо тяжелым мечом было бы несподручно. То ли дело их «Гром» с «Волкером» и АКМ-74 с «Форой». С такими помощничками любой противник не страшен. И можно хоть с левой, хоть с правой, хоть из обеих рук одновременно поражать врагов.

Ага, вот и она, обещанная святым отцом «электра».

По сравнению с примитивным «холодцом» эта аномалия была, конечно, как небо и земля.

Прежде всего они различались масштабами. Зеленый студень покрывал площадку метра в два-три, а «электра» представляла собой неправильную окружность радиусом около десяти метров. И больше всего походила на скопление сапфиров, сияющих холодным бледно-голубым светом.

Почему-то так и хотелось приблизиться к этому источнику света и погрузить в него руки. Какое-то непонятное умиротворение и покой исходили от него.

Однако поддаваться подобным настроениям было нельзя. «Электра» — это всего лишь скопление статического электричества, разряжающееся на любой попадающий в нее электропроводящий предмет. Поражение от нее практически всегда смертельно. Чем-то она напоминает морскую медузу. Так же непостижимо прекрасна и так же жжет любого, пытающегося протянуть к ней свои алчные загребущие руки.

Журналист с опаской разглядывал голубоватые искорки, со зловещим потрескиванием разлетающиеся от «электры» в разные стороны. Вот одна из них, отлетев слишком далеко от материнского лона, приземлилась на опрокинутый набок металлический бочонок. Едва голубой огонек коснулся металла, раздался оглушительный треск, напоминающий выстрел. Бочонок на несколько метров подкинуло в воздух, где он бешено завертелся вокруг своей оси. Потом полый цилиндр сплющило до дископодобного состояния и с грохотом швырнуло о стену.

После такого периода бурной активности «электра» на какое-то время приугасла, чуток разрядившись.

Отец Иоанн, велев Чадову оставаться на месте и следить в оба за обстановкой, осторожно приблизился к задремавшей аномалии и малость порыскал там-сям. Все-таки сталкерское прошлое взяло свое. Ведь, как правило, возле разрядившихся зоно-патологий можно найти какой-либо полезный и зачастую прилично стоящий артефакт.

Так и сейчас не обошлось без приятных находок. Склонившись над чем-то, батюшка издал торжествующе-довольный рык и потряс в воздухе некой вещицей, напоминающей песочные часы.

— Это что? — полюбопытствовал Степан, когда священник вновь оказался рядом с ним. — Давно я в Зоне не был, совсем голова дырявая стала…

— Так, пустышка, — небрежно молвил Опрокидин, вертя в руках артефакт, по виду смахивающий на два жестких диска, сцепленные между собой слизью.

— В смысле? — переспросил Чадов.

— Название такое: «пустышка», — разъяснил святой отец, пряча хабар в специальный контейнер. — Сказывают, что она уменьшает процесс денатурации белков из-за термического воздействия.

— Ага, кажется, что-то такое припоминаю, полезная вроде как штука, — важно кивнул журналист.

— Стимулятор для организма, — яснее выразился пастырь.

— Напомните, сколько стоит?

— Так себе, на пару свечек Богородице да бутылку «Казаков» хватит…

Еще какое-то время шли без происшествий.

Опрокидин даже начал шептать благодарственную молитву во избавление от злых напастей, и журналист попробовал присоединиться к нему со своим исковерканным и полузабытым «отченашем», хотя и считал, что не самое удачное время выбрано для славословий.

И зря богохульствовал, творя молитву не с чистым сердцем.

Ибо туннель заволокло невесть откуда взявшимся дымом.

Сначала путники не обращали на него внимания. Ну, дым себе и дым. Стелется клубами под ногами, как на какой-нибудь сцене во время выступления артистов. Безвредный же, идти и дышать не мешает.

Но постепенно дым поднялся им до колен, потом до пояса. И пришла тревога. Дышать оно не мешало, благо, респираторы есть. Но вот пола не видно. А кто знает, может, там снова какая яма нарисуется. На этот раз шире и глубже той, в которую угодил святой отец. Или какая гадость похлеще.

Невольно ускорили шаги.

— Крыс они, что ли, выкуривают? — предположил Степан.

— Ага, крыс, как же, — с сарказмом сплюнул Опрокидин. — И кто это — «они»?

— Я почем знаю. Может, те, кто направлял зомби.

— Ну-ну, — скептически молвил батюшка. — Ты не мели, Емеля, чепухи, лучше давай топай. Ну, ты чего застрял, как Винни-Пух после обеда у Кролика?

— Там… — вытянул вперед руку журналист, став похожим на памятник Ленину, стоявший еще три года назад на главной площади сталкерского поселка. — Там…

— Да что там? — нетерпеливо обогнул его отец Иоанн.

И тоже увидел.

Впереди сквозь дым брезжил свет.

Не электрический.

Вполне себе обычный, дневной…