"О количестве души" - читать интересную книгу автора (Аврелий Августин)

Глава IX

Августин. Итак, ты предпочитаешь равенство неравенству?


Еводий. Не знаю никого, кто бы не предпочел.


Августин. Теперь обрати внимание, что в этой фигуре, которой придают совершенство три равных угла, противоположно углу, т. е. лежит с противоположной стороны, – линия или угол?


Еводий. я вижу линию.


Августин. Ну, а если бы углу был противоположен угол, а линии – линия, не нашел бы ты в такой фигуре еще большего равенства?


Еводий. с этим я согласен, но как это может выйти при трех линиях, решительно не понимаю.


Августин. А при четырех линиях это может случиться?


Еводий. Может.


Августин. Стало быть фигура, состоящая из четырех прямых линий, лучше, чем та, что из трех?


Еводий. Думаю, что да, если в ней господствует равенство.


Августин. Ну, а думаешь ли ты, что фигура, состоящая из четырех прямых равных линий, может образоваться и так, что в ней не все углы будут между собой равны, или не думаешь?


Еводий. Думаю, что может.


Августин. Каким образом?


Еводий. Если два угла будут более сжаты, а два – более открыты.


Августин. Но замечаешь ли, что и два более сжатые, и два более открытые угла взаимно противоположны друг другу?


Еводий. Совершенно верно и ясно.


Августин. Следовательно, ты и здесь наблюдаешь, что равенство, насколько оно могло сохраниться, сохранилось, ибо видишь: коль скоро фигура образуется из четырех равных линий, то уже никак не может быть, чтобы не были равными между собой или все, или два и два угла, и притом те, которые равны, взаимно противоположны друг другу.


Еводий. Вижу и весьма твердо в этом убежден.


Августин. А не поражает ли тебя такая и столь постоянная своего рода справедливость даже в этих вещах?


Еводий. Каким это образом?


Августин. Да ведь, я полагаю, справедливостью мы называем не что иное, как равномерность, а равномерность, по всей видимости, получила свое название от известного равенства. Но что в этой добродетели составляет равномерность, как не то, чтобы каждому причиталось свое? отдавать же каждому свое нельзя без некоторого различения. Или ты думаешь иначе?


Еводий. Это совершенно ясно, и я вполне с этим согласен.


Августин. Ну, а есть ли, по-твоему, какое-нибудь различение, если все между собою равно и ничем решительно взаимно не отличается?


Еводий. Вовсе нет.


Августин. Итак, справедливость сохраняется только в том случае, если в вещах, в которых она сохраняется, существует некоторое, так сказать, неравенство и несходство.


Еводий. Понимаю.


Августин. Следовательно, если мы признаем, что эти фигуры, о которых говорим, несходны между собою: одна состоит из трех, а другая – из четырех углов, хотя обе образуются из равных линий, – не находишь ли ты, что удержана своего рода справедливость тем, что первая, которая не может иметь равенства противолежащих частей, сохраняет неизменно равенство углов, а в последней, в которой существует такая соразмерность противолежащих сторон, этот закон углов допускает некоторое неравенство? Пораженный этим, я и нашел нужным спросить тебя, насколько тебя привлекла к себе эта истина, эта равномерность, это равенство?


Еводий. Теперь я понимаю, о чем ты говоришь и немало тому удивляюсь.


Августин. А теперь, так как ты справедливо предпочитаешь равенство неравенству, и так как, полагаю, такого же мнения придерживается всякий, кто только одарен человеческим смыслом, то поищем, если угодно, такую фигуру, в которой могло бы оказаться высшее равенство. оказавшаяся такою без всякого сомнения будет предпочтена остальным.


Еводий. Конечно, угодно, и что это за фигура я очень желаю знать.