"Сожженные мосты" - читать интересную книгу автора (Маркьянов Александр Владимирович)
Тот же день. Персидский залив
Проклятый Багдад…
Город, в котором погибли мои отец и мать — их убил исламский фанатик-смертник. Отец застал еще конец войны, ни одна пуля не смогла пометить его — но смерть таки догнала, забрала то, что ей причиталось. Город, в котором погиб действительный статский советник Каха Несторович Цакая, которого я мог считать свои наперсником в мире разведки. По какому-то злому року судьбы он погиб точно так же, как погиб мой отец и на той же самой должности — генерал-губернатор Междуречья. Теперь в этот город летел я.
Смерть забирает лучших…
Единственным человеком, которому я мог доверять в этом городе, был Володька Голицын, памятный еще по играм в Крыму. Один из пяти поросят, служащий теперь в полку казачьей стражи, расквартированном в городе. Если предаст и он — то больше никому и ничему верить будет нельзя…
Проклятый Багдад…
Вертолет пока шел над землей, удивительно чередующий бурые, спаленные беспощадным солнцем пространства — и буйную зелень рукотворных оазисов с мелькающей то и дело геометрической правильностью городков. Но Персидский залив уже был на горизонте, он не синел, а скорее бурел. Грязная нефтяная мелководная лужа, чем только не загрязненная. Танкеры, несмотря на строжайший запрет, сбрасывали в залив балластную воду[89] из танков перед погрузкой. Несмотря на все усилия русских инженеров, вода из Тигра шла грязной — никак не удавалось нормально наладить мелиорацию, плодородный слой почвы потихоньку смывало в Тигр и дальше — в Персидский залив. В общем — Персидский залив был явно не тем местом, где стоило бы строить дорогие курорты на берегу. Байкал чище на два порядка…
Вертолет резко изменил курс — так что даже я почувствовал.
— Ваше высочество, почему так летим?
— Огибаем платформы по добыче газа. Над ними летать запрещено — собьют. Потом пойдем прямо над Тигром — мне почему то нравится летать над реками.
Я это запомнил. Собьют… интересно.
— Где вы учились, ваше превосходительство?
— Просто Александр… или Алекс, так принято в Британии. Можно Искандер, это по-вашему. Санкт-петербургский морской корпус, потом академия Генштаба.
— Понятно… — принц скривился.
— Если я услышу про сухопутных крыс, ваше высочество — титул и уважение к принимающей стороне не остановят меня.
— У вас это тоже есть? — оживился принц.
— Еще как. Бывают дни, когда в комендатуре плюнуть некуда. А как Сандхерст?
Принц немного подумал.
— Ничего хорошего.
— Вот как? — удивился я — мне показалось, что вам нравится Британия.
— Не во всем. Вы знаете, что в британских военных училищах до сих пор не отменены телесные наказания[90]?
— Слышал…
— На первом курсе наказали и меня — придрался один из офицеров. Я никогда этого не забуду.
Я кивнул.
— И не стоит забывать. Честь — она одна.
Вот тебе и британское влияние. Первое, что приходит в голову наследному принцу Персии, когда он вспоминает свое обучение в Сандхерсте — это воспоминание о порке и перенесенном унижении. Осторожнее в этих вопросах надо быть принимающей стране, осторожнее.
— Но я отомстил, и восстановил свою честь!
— Вот как? И как же?
— У этого офицера был автомобиль. Потом его не стало…
О как! Тоже многое говорит о характере человека. Недаром предупреждают — не болтай! Даже из внешне невинной болтовни делаются далеко идущие выводы.
В вертолете повисло молчание, разбавленное только мерным рокотом турбин.
— Вы наверное хотите знать, как бы я поступил на вашем месте, ваше высочество? Не знаю, в России такого нет и быть не может. Возможно, поступил бы точно так же…
Тут я покривил душой. Скорее всего, открыто подошел и ударил бы, дал бы пощечину. И потом ушел бы из училища.
— Они говорят — чтобы повелевать, надо научиться подчиняться.
— Это верно. Но телесные наказания — это бесчестие…
И тут остановились турбины…
Турбины остановились одновременно, на этой модели Сикорского их было две, происхождение свое они вели от военных образцов и славились надежностью. Но тут они остановились — моментально, неожиданно. Просто привычный, давящий на нервы гул, разбавленный хлопаньем винта, вдруг исчез — и наступила странная, оглушающая тишина…
— Держитесь!!!
Вертолет еще летел по инерции, но уже начинал заваливаться на нос.
В два прыжка я оказался у перегородки, отделяющей пилотов от салона, там была дверца — я почти выломал ее, открывая…
— Авторотация! Быстрее!
Какая к чертям авторотация — оба пилота уже возносили молитвы Аллаху. Проклятые арабы, сколько с ними в армии, на флоте намучались. Если русский борется за жизнь до конца — то эти начинают Аллаху молиться.
В носовом остеклении вертолета уже ничего не было видно — только стремительно приближающаяся бурая вода залива. Бурая настолько, что сразу понятно — мелководье и недалеко от берега.
Успел включить авторотацию — хотя было уже катастрофически поздно, вертолет падал с безумным креном. Последнее — вырубил электропитание, «вырубил массу» — так говорят пилоты. Мы падали носом вперед — самое плохое, первым по воде ударит винт, осколки в разные стороны полетят, остается надеяться, что вертолет бронированный. Выправлять было уже поздно.
— Держитесь!
Вертолет с размаху ударился об воду, кувыркнулся — но полный кувырок не дали сделать врезавшиеся в воду лопасти несущего винта. Конечно, они не выдержали — лопнули с чудовищным треском — но дело свое сделали.
Меня бросило на борт вертолета, с размаха, в глазах потемнело от боли. Но я успел сгруппироваться, и даже не потерял сознание. Люки вертолета были задраены, сам вертолет провернуло, он лежал на боку и быстро, поразительно быстро тонул. Хотя воздушный пузырь в салоне еще сохранялся, но то скорее плохо — несколько метров вниз и давление воды просто не даст нам открыть аварийные люки.
Черт…
Полуидя, полуползя, перебираясь как обезьяна по салону, верней по тому, что от него осталось — два кресла сорвало с крепления, одним из них накрыло принца, я добрался до аварийного люка. Рванул — и …
Ничего…
— Твою мать! — со всего голоса заорал я.
Старая добрая поговорка, бытующая среди нижних чинов, помогла и на этот раз — со второго рывка, такого, что чуть не оторвались пальцы — люк отошел и вода хлынула в салон грязным бурым ливнем…
— Ваше высочество!
В таких случаях никогда не следует выбираться из вертолета сразу — вы просто не сможете это сделать, вода врывается внутрь под давлением, она просто не пустит вас. Надо немного подождать, пока давление вне салона вертолета и внутри него сравняется — и только тогда выбираться. Если же запаниковать — смерть.
Выругавшись, двинулся вперед. Отшвырнул кресло — принц был жив, он вцепился в кресло и даже не отстегнул ремень безопасности после удара об воду. Мертвенно-бледное лицо и исполненные безумия глаза. Он тонул, знал что тонет — и не делал ничего, чтобы избежать своей участи.
Сунулся рукой в бурлящую воду, нащупал застежку ремня как раз в тот момент, когда голова принца скрылась под водой. В ушах шумело — врывающаяся в корпус вертолета вода все больше и больше сжимала остатки воздуха.
Рывком поднял принца с кресла, как следует, встряхнул.
— Приди в себя! Надо выбираться!
Принц ничего не ответил — он смотрел на меня и в его глазах была та же самая паника…
— Пошли! Вдохни глубоко и задержи дыхание! Вдохни и задержи дыхание, иначе не выберешься!
Принц истово закивал, так что кажется немного — и голова оторвется.
Воздуха становилось все меньше, он пах бензином, водорослями. Был еще какой то запах — противный такой, сырой. Времени оставалось все меньше — несколько секунд и воздуха в корпусе не будет вообще.
— Готов?! Не вдыхай, пока не будешь на поверхности — иначе умрешь!
На сколько мы уже погрузились? Пять метров? Десять? Больше?
Принц судорожно хватанул ртом воздух…
— Смирно! — заорал я на английском.
Подействовало — принц автоматически встал по уставной стойке, прижав руки — и я, присев и обхватив его, толкнул вверх, в люк. На какой-то момент он застрял — даже холодом по душе прошлось, но нет. Еще толчок — и Хусейн покинул злополучный вертолет.
Мне воздуха уже не осталось — но мне он и не был особо нужен. Одно из развлечений училища — кто дольше всего продержится на дне бассейна без воздуха, только на том, что есть в легких. Из нас, будущих диверсантов, меньше пяти минут не было ни у кого.
Погрузились мы на удивление неглубоко — я это понял, как только сам прошел люк и глянул наверх. Чуть-чуть, совсем немного — но солнце еще пробивалось сюда, в эту толщу воды. Здесь оно не светило — просто вода выше была чуть светлее, чем внизу, там, куда медленно погружался вертолет. Метров семь, восемь — для диверсанта-подводника пусть и бывшего это не глубина, даже декомпрессия не нужна. Да и какая ко всем чертям декомпрессия…
Принц!!!
Принца я нашел, когда перед глазами уже поплыли разноцветные круги — просто ухватился за одежду. Принц тонул, как я и опасался, воздуха он явно попытался хватануть — на глубине. Перехватившись поудобнее, я начал подниматься вверх, к Солнцу, таща за собой и наследного принца Персии…
Вынырнул — как пробка, жадно хватанул воздух, до боли в глотке — раз, другой, третий. Хорошо то как! Когда живешь — просто живешь, на службу ходишь, бумаги пишешь, тебе это и неведомо, каким счастьем может быть простой глоток воздуха.
Перевернул принца — скверное дело. Не дышит. Ну и как мне прикажете реанимационные мероприятия в воде проводить, если начну — не удержимся на воде, утонем.
Вертолет!
С вертолета, того самого вооруженного Сикорского заметили нас, он шел на предельно малой, направляясь прямо к нам. Едва брюхом на воду не садится — этак то он нас под воду загонит…
— Выше! Выше! — заорал я, замахал рукой. Удивительно — но пилот вертолета меня понял, взял повыше. Но все равно низко — уже сейчас вода рябью покрылась…
Вертолет навис над нами подобно громадному шмелю, от воя турбин можно было оглохнуть, вода покрылась рябью и начала двигаться — зависшая машина выдавливала воду из-под своего брюха…
Тогда я еще не был достаточно осторожен. Произойди это месяцем позже — я бы уже десять раз подумал, стоит ли в такой ситуации привлекать внимание вооруженного вертолета, рискуя получить пулеметную очередь сверху. Или все-таки стоит доплыть до берега самому? Но и доплыть в этой ситуации, с принцем на руках я не смог бы.
Сверху сбросили трос — обычный трос. Кое-как прицепил к нему принца — на конце был крюк, сделал что-то вроде петли, пропустил подмышками, чтобы охватывало туловище. Сам повис на руках, цепляться было уже не за что. Секунда другая — и трос пошел вверх, унося нас из этого дерьма…
Экстренные реанимационные мероприятия в вертолете дали эффект, когда я уже перестал надеяться. Принц внезапно закашлялся, извергая из себя воду, которой он наглотался, потом что-то сказал на фарси, на своем родном языке. Начальник охраны — как я и предполагал, никто из охраны толком реанимировать в таких ситуациях не успел — бросился к своему подопечному, а я устало привалился к борту вертолета, несущегося над Тигром.
Ноги не держали…
Какого черта произошло? На кого было покушение? На меня? Смешно — кто я такой, чтобы на меня вот так вот покушаться? Я ж только что верительные грамоты вручил. Да и потом — кто мог знать, что я полечу именно на этом вертолете, это же вертолет принца Хоссейни.
Значит — покушение было на него. Остается только один вопрос — как.
— Искандер… — принц Хоссейни прокашлялся и теперь судорожно хватал воздух, поддерживаемый с обеих сторон офицерами охраны, которые так толком ничего и не сделали — Искандер, скажи, у тебя есть брат?