"Сожженные мосты" - читать интересную книгу автора (Маркьянов Александр Владимирович)30 мая 2002 года. Виленский военный округ, сектор «Ченстохов»Поднялись с самого утра — если на ознакомление с сектором всего один день, то этот день следует потратить с максимальной пользой. Быстро развесили бронежилеты на окна, уложили в багажнике все имущество — включая «лишний» ПКМС. Поехали… Выехали на длинную, укатанную грейдером и посыпанную щебнем дорогу, ведущую к КПП части. Сделано кстати умно два кольца обороны — внешнее и внутреннее. Внутреннее — намного выше внешнего. Если кто-то атакует периметр — сначала ему придется прорываться под огнем через первую линию инженерных заграждений, а потом наступать на вторую — снизу вверх по голому полю и под огнем. Сотник мог дать руку на отсечение, что под деревья между первой и второй линиями обороны заложены заряды, да и на поле тоже мин кинули и растяжек наставили. Оборонились, в общем. — Петро… — хорунжий Петров положил руку на плечо — смотри! На пять часов, воздух. Сотник посмотрел в распахнутый настежь люк в крыше — и через несколько секунд всмотревшись до рези в глазах обнаружил в светлеющем небе небольшую точку. — Разведывательный беспилотник. — Так точно… На укрепленном КПП — бетонные блоки, ДШК и бронетранспортер в капонире — пропустили сразу подняли шлагбаум, даже документы не проверили. — Несерьезно как то… — выразил общее мнение Чебак, когда отъехали. — Мабуть[38], на обратном пути проверят — сказал сотник — сейчас то что проверять. — Куда, командир… Велехов развернул карту, примерно прикинул. — Сейчас давай направо. В километре отсюда — дорога на Катовице, налево. Вот и прокатимся для начала туда — до самой границе. Только проселками. — За пулемет встать? — Пока отставить пулемет. Дорога на Катовице была, причем приличная — бетонная и в три полосы в каждом направлении. Но они не стали на нее выезжать — а вместо этого пошли параллельно, проселками. Впрочем и проселки здесь были — не такие как на Дону — хорошие, выровненные, почти без колей, во многих местах — гравием засыпанные, А где — и с асфальтом… — Хорошо живут… — проговорил Чебак. — Европа… — подхватил Певцов. — Рты зараз закрыли! — пристрожил сотник — не на прогулке. Продолжать наблюдение, нам тут потом на брюхе ползать. И в самом деле Европа — даже лес какой-то не такой, не говоря уж про дороги. Поля — тоже чистенькие, ухоженные. Дорога — как новенькая. Но никто такому не завидовал. Казаки — люди простые. Живем на Дону — как предки жили, Государю служим. В командировки вот ездим, платят хорошо, выслуга опять же день за два. На Дону — курени[39], скот, земля. Казачий круг сам делами вершит, самоуправление, кто хочет — к сохе, кто хочет — к винтовке. Кто хочет от дел отойти — у того земля, паши — не хочу. Чего ж еще надо. А то, что дорога гравием не посыпана — так и бес с ней, с дорогой. Проехать можно — и добре. Если кто жизни учить придет — так ведь казаки и в Берлине и в Париже и в Багдаде побывали. Надо — еще где побываем, в Лондоне там или в Вашингтоне, если не понял кто. Дорога петляла по лесу, то бросалась вниз, то вверх. В некоторых местах до деревьев — рукой подать, огонь откроют — ахнуть не успеешь. — Внимание! — Петров что-то услышал, насторожился. Защелкали предохранители, патроны в патронники все дослали, выезжая из части. Здесь — не шутки. Что происходит — стало понятно парой десятков метров дальше по дороге. Они выскочили на верхнюю точку холма, дальше была ложбина — и в этой ложбине попыхивал солярным дымком такой же как у них «Выстрел», а рядом притулился зеленый, полноприводный АМО. На «Выстреле» у пулемета дежурил казак. Стоявшие у машин казаки целились в них — тоже услышали, но как увидели «Егерь» — оружие опустили. — Чебак… — сказал сотник сидящему за рулем старшему уряднику — на месте стой. Бдительность не терять, может это ряженые. — Понял. — Бдительность не терять — повторил строго сотник — если что — уходишь за скат, и оттуда начинаете работать. — Есть. Сотник вышел из машины — он сидел на правом переднем сидении, рядом с водителем. Поудобнее перехватил автомат, не торопясь, приглядываясь, пошел вперед. — Здорово дневали, казаки… — поприветствовал он по-свойски казаков. — И вам здравия, господин сотник — раздалось нестройное… — Старший кто? Невысокий хорунжий шагнул вперед. — Хорунжий Суздальский. Кубанское. — Сотник Велехов. Донское. Сломались, что ли? — Никак нет. — А что? — Да нычку нашли, господин сотник. Опять спирт[40], тонны три и стволы. Вывозить надо. — Не ваш же вроде сектор? — Наш — не наш. Информация поступила — на реализацию сходили. Если бы через штаб как положено — тут этого спирта уже не было бы. — Оно так. Сходим? Хорунжий зачем то взглянул на часы. — Зараз можно… Сотник повернулся к машине, сделал знак рукой — «нормально»… Идти было непросто — от дороги местность резко уходила вверх, так резко, что приходилось не идти, а карабкаться, цепляясь за кусты. Почва тоже была больше частью песчаная, нормальной опоры ногам не дающая. Так и карабкались, цепляясь руками… Круча уступила место ровной местности — тут было что-то типа плато на холме. — Господин сотник… — Да? — Видите? Велехов проследил за пальцем хорунжего, примерно прикинул. Кора дерева повреждена, вроде как цепляли сюда что. Но не растяжку же… — Растяжка? — Никак нет. Тут лебедку крепили, вот кора и повредилась. Из проезжающих — кто будет так, как мы в гору карабкаться? И не наткнется никто, по крайней мере, случайно. А так — машину под горку подогнал, лебедку переносную зацепил за дерево — она тут в схроне была вместе со всем — и все. Надо — спускай спирт в машину, надо — поднимай из машины и ныкай. Такая лебедка до пятисот килограммов зараз тянет. Мы считай по этому повреждению на коре схрон и нашли. — Ясно… Схрон был всего шагах в двадцати от обрыва. Нечто входе крытой землянки с хорошо замаскированным входом. Можно что угодно хранить. Или даже кого угодно — если людей через границу переправляешь. Сейчас вход в землянку был разрыт, а рядом стояли три казака с автоматами и … Баба стояла над ямой и писала что-то, видимо протокол, а казаки молча стояли рядом. Не обращая внимания ни на казаков, ни на бабу, сотник подошел к расселенной на земле плащ-палатке, взглянул. Шесть стволов. Все — германские, фирмы Эрма, но под наш калибр 6,5 — не казацкий, а пехотный. Все — новенькие, в заводской смазке еще, на одном из автоматов — цейсовский оптический прицел. Недешевое оружие, видно, что новое совсем. И не гражданское, самое что ни на есть армейское, не уступающее тому, что есть у казаков. — Что шесть стволов тут было? — спросил Велехов, обращаясь к казакам. — Так точно, господин сотник. Бывает и больше. Сотник присвистнул. — Не мешайте мне! Не обращая внимания на раздраженный женский голос, сотник встал на колени у входа в нору, начал ощупывать пальцами землю, пытаясь понять, насколько она утоптана и как долго пользовались схроном. — Вы кто такой вообще!? Сотник убедился, что схроном пользовались изрядно, вся земля утоптана на входе как асфальт. Потом неторопливо встал на ноги, отряхнул форменные шаровары. — Сударыня, тот же самый вопрос я могу задать и вам. Кто вы такая и что вы тут делаете? — Я Эмилия Кристич, майор таможенной службы Польши! — возмущенно, с вызовом проговорила женщина. — А я сотник Донского казачьего войска Петр Михеевич Велехов. В Виленском крае — название «Виленский край» сотник выделил голосом нарочно — нахожусь в служебной командировке от Донского казачьего войска. Слова «Виленский край» вызвали ожидаемую реакцию — женщину всю передернуло, она пошла красными пятнами, но глянулась на стоящих рядом казаков, на с интересом наблюдающего за всем за этим хорунжего, и ничего говорить не стала. — Как бы то ни было — вы мешаете составлять мне протокол изъятия контрабанды! Отойдите от ямы, вы все следы затопчете! — Да тут уж как стало слонов пробежало. Ладно, ладно, не буду мешать… Вместе с хорунжим пошли обратно, к машинам. — И не совестно вам, казакам — бабе подчиняться?! — спросил сотник. — Так мы ей и не подчиняемся, господин сотник — ядовито ответил Суздальский — это прикомандированный таможенный офицер из вашего сектора. Сотник чуть не выпустил из рук ветку, за которую держался — если бы выпустил, так бы и полетел кувырком на дорогу. С чувством выругался последними словами… — Что такой смурной, командир? — спросил Чебак. — Неважно. За дорогой смотри… Лес кончился, остались только засеянные рожью и хмелем поля, перемежаемые перелесками. Местность по-прежнему была холмистая, дорога ныряла то вверх то вниз. Навстречу попался еще один «Выстрел» — видимо, бронетранспортеров тут не было, казаки ездили только на таких машинах. Оно и правильно — топлива процентов на тридцать жрет меньше несмотря на то что двигатель — такой же как у легкого бэтра. Казаки сидевшие не на броне, а за открытыми люками помахали руками, Велехов и остальные помахали им в ответ. Проехали деревню — небольшую, аккуратную, с замощенными брусчаткой тротуарами. Деревня как деревня — небольшая, богатая, около некоторых домов стоят маленькие трактора, около всех — машины причем в основном новые, германо-римские — граница рядом. Пара вездеходов «Штайр», австро-венгерских, на остальной территории Империи почти не встречающихся. Неспешно фланирующая улицами домашняя птица, гуси на маленьком пруду. Поражало другое. Все, кто был в это время на улице, все, даже дети прекращали делать то, что они делали и провожали казачий внедорожник взглядами, в которых доброты не было совсем. Все, от мала до велика… — Попали мы, командир… — снова не сдержал язык за зубами Певцов. Сотник думал — и не мог понять. Что им надо? Ну, ладно, они контрабанду через границу прут — мы их ловим. Но откуда ненависть? Он бывал на границе с Японией, там тоже контрабанду прут — но такого чтобы китайцы и японцы их ненавидели — не было. Попался — попался, надо отвечать. Не попался — не попался. А этим что надо? Неподлеглость[41] Польши? И что это даст, эта самая неподлеглость? Вот, приграничная полоса — целиком на контрабанде живет. А как неподлеглость будет — так кому нужна будет вся эта контрабанда?! А с Краковым что делать? Это польская земля, она в составе Австро-Венгрии. Ну, будет неподлеглая Польша — что за Краков воевать? Так австро-венгры только этого и ждут, Польшу они с большой радостью в свой состав целиком включат. Бля… Сотник прозевал момент, когда прилетела первая пуля, он задумался и потерял бдительность сам. Только через секунду он понял, что значит резкий звук и пробитая пулей дыра в стекле, как раз с его стороны. Но тело действовало уже на автомате. Сидевший за рулем Чебак пригнулся к рулю и что есть силы, дал по газам, так что машина буквально прыгнула вперед. Вот что значит боевой опыт — дилетанты в таком случае обычно давят на тормоз до упора. — К бою! То ли показалось — за ревом мотора было не расслышать, то ли и в самом деле — пролетела еще одна пуля, но на этот раз с машиной казаков она разминулась… Внедорожник ввалился в поворот, нехорошо ввалился — с левой стороны колеса разгрузились, поднялись в воздух, попадись камень на пути — перевернулись бы нахрен. Если бы встречная машина — то же сами бы угробились и людей угробили. Но нет — «Егерь» устоял на траектории, и встречных машин тоже не было. — Стоять! Чебак резко ушел влево, затормозил. Всех качнуло вперед. — Проверим. Первая группа — Певцов, Петров. Вторая — я и Чебак. Певцов — в машине оставь сюрприз, разряди Дашку. — Есть! — Есть! — Чебак — доставай ПК из багажника. Нет, я сам. Рацию не забудь. — Есть! На четверых — два пулемета, есть снайпер. Хорошо было бы вверх на машине подняться и там и проверить или на огневую позицию встать — да тут на машине не протиснешься. — Удаление между группами — на визуальный контакт, перебежками — вперед! Сам сотник перебежал к ближайшему дереву, увалился за него, выставив ствол ПК. — Пошел! Дождался, пока мимо проскочит напарник… — Есть! Сотник подхватился и побежал дальше… — Петров — доложи по поляне. Остальным — занять позиции, не высовываться пока. Снайпер — он шел последним, осматривался довольно долго… — По фронту чисто — наконец доложил он. И снова — выстрел, пуля прошла от сотника настолько рядом, что он почувствовал дуновение ветра ею поднятого. Сотник повалился там же, где и был, пошел по-пластунски. Чуть ниже загрохотал, выплевывая свинцовую смерть ПКМ. — Соболь[42], я его держу! Держу! — Принял, работаю! Протяжно бухнула СВДМ и сразу — еще раз… — Соболь — всем. Кажется, сделал. Дистанция триста пятьдесят, от меня на два часа. Держу сектор. — Город — принял. Соболь, Певец — на месте, прикрывайте сектор. Чебак… Что должен был сделать Чебак — было непонятно, потому что заработали разом автомат и пулемет, снова щелкнула снайперская винтовка. — Доклад! — всполошился сотник. — Еще один, тот же сектор. Тоже готов. — Чебак, доложи! — По фронту от вас, держу сектор. — Иду к тебе. Ползя на брюхе аки гад ядовитый, сотник дополз до Чебака, устроившегося за какой-то валежиной, толстым стволом упавшего дерева. — Держи пулемет. Я один пойду. Развернись и прикрывай Певца и Соболя — чтобы в спину не зашли. — Есть! — Певец, Соболь — держите сектор. Чебак вас прикрывает. — Есть. Автомат сотника — «Коробов» с подствольным гранатометом и простенькой оптикой висел на ремне за спиной, Велехов перекинул его вперед, зацепил за ремень — чтобы ползти и автомат за собой тащить. На всякий случай, хлопнул рукой по кобуре с пистолетом — на месте… — Все, я двинул… Ползти было сложно — лес сильно захламлен, трава еще и сучки — бесшумно не получается. А трава дает возможность скрыть растяжку — что тоже не есть хорошо. Не всегда растяжка дает четыре секунды жизни — иногда запал модифицируют для мгновенного взрыва. Поэтому приходилось ползти медленно, тщательно осматривая и ощупывая все перед собой. И поэтому Велехов остался жив. И заметил. Заметил он леску — специальную, почти незаметную — но с ночи выпала роса. И леска была видна — толщиной с паутинку. Велехов осторожно, одним пальцами раздвигая траву, пошел по следу. Шаг, другой — для него шаг теперь — это пара десятков сантиметров, на которые он переползает зараз. Еще шаг, еще… — Твою мать! Сотник вскричал это в голос, потому что сбоку, почти рядом с ним шлепнулось что-то тяжелое и он, не рассуждая и не мешкая, покатился вниз по склону. Шансов почти не было, в таких ситуациях рядом с тобой может шлепнуться только одно. Но именно что почти — граната попала в какую-то ямку, которой на неровном лесном склоне полно и взорвалась там, а Велехов вдобавок скатился еще и ниже по склону. Глухо ахнуло, сотника осыпало землей и ветками, ударила снайперская винтовка — раз, другой третий. Понятно — Соболь его не видит, но прижимает огнем, давая возможно сотнику разорвать контакт и укрыться. Не дожидаясь второй гранаты, сотник достал из гранатного подсумка РГОшку, дернул за кольцо и бросил вверх, чуть погодя добавил еще одну, прикидывая чтобы бросить чуть дальше и левее. Бахнуло, стегануло осколками по веткам — в отличие от старых гранат РГО взрывается от удара от землю. Еще раз выстрелил из снайперской винтовки Соболь… — Командир, готово. Минус три. Не доверяя Соболю — мало ли сколько там их осталось сотник достал еще одну гранату, дернул за кольцо бросил. И тут громыхнуло так, что на мгновение свет в глазах померк, а прямо над ним пронесся настоящий стальной град осколков, в щепу разнося стволы… С хрустом, очень медленно повалилась срезанная градом осколков молодая сосна, ее ствол лег совсем рядом с головой контуженного и очумевшего сотника. Через несколько секунд Велехов пошевелился. Голова раскалывается, круги перед глазами — но руки-ноги вроде целы… — Твою мать… — прохрипел сотник, откашливаясь… Остро, едко воняло сгоревшей взрывчаткой, белый дымок плыл по лесу… Снизу донесся хруст, кто-то бежал и бежал быстро. Сотник схватился за автомат, поразившись тому, как трясутся руки… — Господин сотник, это Чебак! Не стреляйте! Чебак подбежал, плюхнул рядом пулемет, упал на колени. — Господин сотник, что… — Нормально… — Велехов откашлялся, голова по-прежнему кружилась… — МОНка[43]? — Она, зараза… Сдетонировала от близкого взрыва… Сядь, не мельтеши. Сотник нащупал на поясе фляжку, с трудом — не с первого раза — открутил крышку, хлебнул. Затошнило — чуть наизнанку не вывернуло, но Велехов усилием воли заставил себя проглотить воду. Второй глоток пошел легче… — Скажи… Соболю и Певцу… пусть сидят, где сидели. Мы проверяем сектор. — Есть… В голове бабахали салюты, но соображать уже соображалось. Тошнило. От осознания того, сколько железа пролетело и в какой близости — делалось худо. — Короче… Идем туда, где МОНка рванула. Вряд ли они одну за одной поставили. Прикрывай меня. — Есть… Шаг, затем еще один. Место, где взорвалась мина было хорошо видно — они ее поставили тыльной стороной к дереву и привалили какой-то дрянью. Велехов дошел до дерева, выглянул — и увидел двухсотого. А чуть дальше — лежал еще один… — Чебак. Наблюдаю двоих двухсотых. Что у тебя? — Ничего. — Соболь — Чебаку. Смотри ниже по склону — дерево с развилкой. Муравьиная куча — от нее левее. Я через оптику наблюдаю. От тебя — метров тридцать. — Сейчас… вижу. Город — наблюдаю двухсотого. — Чебак — ложись! В команде пластунов приказы выполнялись не задумываясь. Поэтому Чебак где стоял там и упал — а сотник вскинул автомат и дал короткую очередь выше по склону. Отсек на тройке[44] — и сразу спрятался за ствол. Ответного огня не последовало. Если бы за площадкой наблюдал снайпер — скорее всего у него бы не выдержали нервы. — Чебак — вставай. Шмонаем. Прикрывай. — Есть… Сотник сделал шаг, второй к трупам — осторожно готовый в любой момент метнуться в сторону, упасть, огрызнуться огнем — и замер. — Японский бог… Рядом с одним из двухсотых лежал «Шмель». Твою мать, «Шмель»! Здоровенная дура, двадцать два килограмма весом, два выстрела. Каждый выстрел — как гаубичный снаряд от шестидюймовки. А тут их — два. Вот сейчас бы как этот гаврик врезал из «Шмеля» — потом бы не опознали… Один из трупешников — тот рядом с которым лежал «Шмель» — был одет в черную форму без знаков различия. Какой-то комбинезон, похожий на прыжковый, хрен его знает. Второй, лежавший чуть дальше, был одет в гражданское и серая куртка на спине побурела от крови, а от головы и вовсе осталось — лучше не смотреть даже… Сотник размотал с пояса длинную веревку, со стальным сердечником и кошкой на конце. Этому он научился в крайней командировке, в Аравию — иногда духи или минировали трупы, или перед тем как подохнуть доставали гранату, из последних сил выдергивали чеку и наваливались на нее, чтобы не было преждевременного срабатывания. Этакий сюрприз кяфиру[45], который тело будет ворочать и осматривать. Один казак так остался без головы, так что урок запомнили все и надолго. Перевернул первого — лицо гримом измазано, черная шапочка на голове. Дыра в грудной клетке — от винтовки, еще одна рука повреждена и сильно — это, кажется пулемет. Правая! Так вот почему он из Шмеля не врезал! Ему пулеметной очередью руку зацепило, он в шоке был и с левой не выстрелил — а потом его Соболь в край вечной охоты нахрен отправил. Вовремя, ох вовремя — еще бы пара секунд — и врезал бы он по нам. На груди была кобура, притянутая ремнями, сотник отстегнул клапан, выругался еще раз. Валлонский Р-90, новейший пистолет-пулемет, весит немного, стреляет очень даже изрядно. Где же они берут то такое… Пистолет-пулемет был целым — почти. Кажется, осколок чиркнул по пластиковому корпусу, но механизм не повредил — просто царапина. — Чебак! Перебросив сторожащему с пулеметом Чебаку трофей, сотник направился дальше, перевернул второго, тоже кошкой. Этот — гражданский по виду. Одежда неприметная, темных и серых тонов. Лифчик[46], самопальный похоже, на четыре магазина к штурмкарабину Токарева. Сам штурмкарабин Токарева, с гражданским пластиковым ложем сплошным, с пистолетной рукояткой, с оптикой — рядом валяется. Приклад в хлам, ложе повреждено прицел кажется тоже, про железо — непонятно. Три гранаты — понятно, почему три: было четыре — одну бросил. Все три — РГДшки[47]. Башки совсем нет, вся куртка в крови. Бросил еще раз кошку, подтащил автомат. Ремень оказался целым — забросил автомат за спину, повернулся к Чебаку. — Сходи, снайпера пошмонай. Осторожно — растяжки. Иди, как они шли. — Понял… — Чебак пошел вниз. — Соболь, Певец — поднимайтесь. Осторожно. — Есть. Сам сотник присел там, где только что занимал позицию Чебак. Там лежал трофейный пистолет-пулемет, Велехов покрутил его в руках, приложился. Прицел в порядке, работает, магазин полный. — Ни х… себе… — выразился Певец. — Ты там дальше посмотри — устало сказал сотник — и пошмонай, я карманы не шмонал. Осторожно только. Соболь тоже привстал, глянул на площадку. Глаза сразу зацепились… — Ё… — Вот-вот. Вовремя ты его осадил. Еще бы немного — и он бы из этой штуки со всей дури по нам врезал. Соболь покачал головой. — Я видел, он приподнялся, что-то на плече было у него. Но такое… Это что же здесь творится, командир? — Спроси что полегче. — Командир, лови — Певцов прыгнул к ним сверху, бросил на колени какую-то небольшую штучку — узнаешь? — Ты охерел? — вызверился сотник. — Нормально. Я батарейки вынул — в футбол играть можно. — Как бы твоей башкой не сыграли потом. Где взял? — У черного, в кармане. И пистолет — там же. Певцов с гордостью показал пистолет. Пять — семь, под тот же патрон что и автомат. — Это что они тут взрывать собирались? — Хорошо что не нас. Скорее всего — фугас где-то на дороге. Надо саперов вызывать. — На нас что ли? — А нахрена тогда не взорвали? — Командир! Все повернулись к поднимающемуся вверх по склону Чебаку, в руках он держал длинное снайперское ружье. — Все чики — чики. Еще один двухсотый, чистый. Голова развалена. Вот это — рядом с ним валялось. Такое оружие сотник видел в репортажах из далекой жаркой Африки. Да еще когда на срочке выезжали на совместные маневры с парашютистами Священной римской Империи. Вот у них и были — винтовки Erma PSG — полуавтоматические, точные и очень дорогие. — Это что тут — спецназ был? — спросил сам себя Певцов. — Помолчи — оборвал его сотник — понимать много будешь. Чебак — где рация? — Господин сотник, я когда к вам побежал, я ее там оставил… — Где там? Ты что, совсем охренел в атаке? Нет, вы посмотрите на него — он рацию зараз оставил и побежал! Чебак повинно опустил голову. — Винтовку оставляешь здесь, пулемет тоже — и мухой за рацией! — Есть! Чебак побежал вниз, чуть не падая. — Мы и в самом деле… — проговорил Петров, это было для него необычно, потому что в жизни он предпочитал молчать — как рвануло, мы подумали, хана казаку. — Казака на такое не возьмешь. Но эти гаврики и впрямь на чего то нацеливались… — Слушай, командир… — сказал Петров — ты помнишь, как в нас первый раз выстрелили? — Ну? — Из чего стреляли? Сотник припомнил — получалось хреново, башка ныла по-страшному. — Из токаревки, так ведь засандалили? — Мабуть и так. И что? — А вот что. Двое — одинаково одеты, спецы — без вопросов. И оружие спецовское. И рожи… что-то мне подсказывает что сильно не местные. А третий… левый, какой-то, словно вообще не при делах был, так, мимо шел. Сечешь? — Проводник?! — Сечешь. Значит, не сильно шарахнуло. — Так он выходит… — Выходит. Чебак перед поворотом тормозить стал. На машине пулемет, сама машина казачья. Вот он и шарахнул — без спроса. Эти стали отходить — и нарвались… — Странно. Не похожи эти, в черном, на тех которые нарываются. — Мы местных реалий не знаем. Спроси при случае — что полагается делать при обстреле, если идешь не в колонне? Зуб даю — по возможности увеличить скорость и проскочить место обстрела. Вот они отходили — и не парились особо на этот счет. Снайпер прикрывать сел, эти двое дорожку топтать пошли. Сколько нас в «Егере» могло быть. Ну, человек семь — по максимуму. Кто же мог знать, что мы такие отмороженные, что машину остановим и вчетвером рванем на прочесывание лесного массива. Они — не ожидали, поэтому и легли. Так, если б нас ждали — подпустили бы поближе, сначала бы из «Шмеля» обоими зарядами вжарили, потом бы добили тех, кто трепыхается. Снайпер, опять-таки поработал бы. И свалили бы, а мы бы тут лежать остались. Сотник прикинул — а по-другому и не получалось. — Голова… — похвально сказал он. Снизу, запыхавшись, вернулся Чебак, с рацией. — Господин сотник, рация. — Вижу. Теперь штаб мне дай. Чебак развернул рацию — она была новой, антенна представляла собой нечто вроде раскладывающегося круглого веера на подставке. Не то что старые модели, у которых для работы надо антенну на ветку забрасывать. — Ковыль, я Город. Ковыль, я Город, прошу связи. — Город я Ковыль, принимаю отчетливо. Чебак протянул гарнитуру связи сотнику. — Ковыль, я Город. Нахожусь… не знаю где нахожусь, рацию на сигнал поставлю. Атакован снайпером, уничтожил группу духов, в количестве трех. Потерь не имею. — Город я Ковыль. Вы под огнем? — Никак нет. Но предполагаю наличие фугаса, заложенного на дороге. Собственными силами обнаружить не могу. — Принял, Оставайтесь на месте. Посылаем подкрепление воздухом, на подлете обозначите себя. Одна красная, как поняли? — Понял, одна красная. — Верно, конец связи. Сотник вытер пот со лба. — Чебак, Петров — выдвигаетесь к машине. По прибытию вертушки дадите сигнал — одна красная. Певцов — со мной. — Есть! Вертолет прибыл довольно быстро — услышав шум вертолетных лопастей снизу, от дороги как и было условлено — пустили одну красную. Вертолет пошел на снижение, прямо на дорогу Чебак и Петров тормознули едущих по дороге поляков — вообще ездили тут мало, проселок как-никак, развернули обратно. Прибыли в полном составе — Дыбенко, Чернов, еще четверо саперов под командованием хорунжего Богаевского, несколько казаков из числа отдыхающих смен. Наскоро переговорив с хорунжим Петровым, Дыбенко и Чернов стали выдвигаться вверх по склону. Есаул, поднявшись к месту подрыва, наскоро огляделся, заметил изрешеченные шрапнелью стволы деревьев, присвистнул. — Повоевали… — Так точно! — поднялся сотник. — Ты не такточничай… — осадил есаул, моментально въехал в тему — сильно? — Никак нет. Верхом прошло, волной шиндарахнуло только. — Шиндарахнуло говоришь… В ПВД врачу покажешься, как прибудем. А это — с этих что ли снял? Есаул указал пальцем на составленные рядком стволы… — С них… — Бардзо добре карабин[48]… — Чернов легко подхватил тяжелую Эрму, приложился — давно таких не видел. — Там еще круче… — сотник кивнул назад. Есаул легко поднялся повыше, и через несколько секунд оттуда донеслось сакраментальное «ё…» Чернов положил винтовку туда, где она лежала. — Что там? — он кивнул наверх — «Шмель» — коротко ответил сотник — чуть не попали под него. Подъесаул покачал головой. — Кратко — как? Сотник прикрыл глаза — вспоминая. — Ехали по дороге, не трогали никого. Тут выстрел, затем еще один — одиночные. Вышли из зоны обстрела, тормознули. Принял решение прочесать массив. Чернов покачал головой. — Ты совсем охренел в атаке сотник. Вчетвером — на прочесывание идти? Хоть бы помощь вызвал. — Пока бы вызывал — они бы ушли. Первым уделали снайпера. Потом уделали еще одного — тот как раз из «Шмеля» готовился вжарить. Думали их двое — снайпер и наблюдатель. Я вперед пополз, нащупал растяжку. Тут третий — затихарился до поры — мне гранатку подкинул. Я вниз по склону ушел и ему парочку в ответ подкинул, да еще и снайпер огнем прижал. Потом третью кинул — тут МОНка сдетонировала. Кратко все. Подъесаул еще раз покачал головой. — Ты, Велехов совсем с головой не дружишь. — Я воевать наполовину не умею — резко ответил сотник. — То-то и оно. Только учти — тут мирняк кругом. И крошить его направо-налево — тоже не дело как то. У нас основная задача — контрабанду задерживать и контрабандистов вместе с ней. — Я и не собираюсь. Есаул спустился вниз. — Даешь жару, Велехов. У некоторых таких трофеев за всю командировку не бывает. А спарка «Шмеля» в нашем секторе вообще на моей памяти не попадалась. К Егорию[49] представить не могу, сам понимаешь — но благодарность объявлю. Вечером. В жидком виде. — В виде спирта? — подмигнув сотнику, спросил у своего начальника Чернов. — Ты меня за босомыжника принимаешь? — деланно обиделся есаул — с последним караваном мне с куреня три четверти горилки прислали и сальца. Вот мы это все сегодня вечером и оприходуем. Велехов, тебе трофеи нужны? — В смысле? — не понял Велехов. — В прямом. Трофеи хорошие взял. Если что тебе или твоим бойцам надо — говори сразу, мы это в сторону отложим. Дело житейское, опять же и наград нам не полагается за доблесть — так хоть это берем. Сотник вытаращил глаза. — А что, это можно? — Вообще то нет, но… Сам подумай, по ратному закону трофеи у воина отбирать нельзя. Ты это в честном бою взял. Можешь часть себе взять. Вон, «токарь» разбитый валяется, еще «Шмеля» спарка и фугас мабуть, найдут. Это оформим как положено — за глаза хватит. Только ты что взял — с первым же караваном домой отправь и не свети тут. Наглеть тоже не надо. — Ну, тогда я все кроме «токаря» и возьму. — Добре. На плече у подъесаула зашуршала рация, он склонил голову, щелкнул кнопкой. — На приеме. Послушал — говорили недолго. — Добро. Подними сюда четверых, пусть трофеи и двухсотых вниз спустят. Потом поднял глаза на сотника и есаула. — Нашли фугас. Фугас еще не выкопали, просто осторожно сняли верхний слой почвы и оставили так. Расположен был фугас на обочине дороги, закопан и вверх похоже антенна выведена. — Глянь! — Чернов подтолкнул сотника в бок, показал рукой. Сотник проследил взглядом — на той стороне дороги, на ветку кто-то повесил сверкающее эмалированное ведро. — Мишень[50]? — Она самая. — Спецы работали. — Еще бы не спецы, со Шмелем и с такой снайперкой. Есаул осторожно подошел к раскопанной саперами яме, неглубокой, заглянул. Присвистнул. — Килограммов пятьдесят, господин есаул. К яме подошли и сотник с подъесаулом. Заряд был заложен в какой то мешок, блестящий, припорошенный дорожной пылью — и выглядел он как личинка какого то огромного насекомого. Огромного и злого. — Нас сейчас тут не отправят на небеса? — нарочито равнодушным голосом спросил есаул. — Никак нет. Я глушилку включил. Но извлекать не стал, не знаю что делать. Он может на неизвлекаемости стоять. Дыбенко отошел от ямы. — Это на кого это они целились… — спросил он, словно размышляя вслух. — Дальше по этой дороге — пограничная застава, господин есаул. Наверняка на них, к ним колонна раз в неделю ходит. Как раз сегодня идти должна. — Чего же не идет? — Не могу знать, господин есаул. Есаул еще раз подошел к яме, посмотрел на фугас. Потом отошел. — Рисковать не будем. Хорунжий Богаевский! — Я! — С извлечением заряда не рисковать. Уничтожить накладным зарядом. Старший урядник Беликов! — Я! — После подрыва со своими — берете машину группы Велехова и возвращаетесь в часть по земле. Соблюдать бдительность! — Есть! — Хорунжий Богаевский — действуйте. — Есть. Всем отойти — дистанция триста метров. Вертолет убрать! — Как же мы его уберем? — мрачно сказал Чернов — и так еле посадочную нашли, его и сажать то больше негде. — Тогда… — есаул принял решение — сейчас ставите заряд. Потом перед подрывом мы взлетаем. Хорунжий Богаевский, доберетесь до ПВД с группой Беликова. Место в машине есть. — Так точно. Взрыв громыхнул, когда вертолет уже поднялся метров на пятьдесят. Даже не громыхнул — тяжко ударил кувалдой. Они видели из иллюминаторов вертолета, как на месте дороги вдруг в миллионную долю секунды поднялся бурый, изрезанный желтыми просверками столб, как ударная волна пошла в лес, шатая и даже ломая деревья и теряя свою мощь. Потом ударная волна налетела на вертолет, пошатнула его, его повело вправо — но пилот быстро выровнял машину в опасной близости от земли. — Нормально дало… — прокомментировал есаул. Подъесаул Чернов рассматривал что-то в бинокль на земле. — У них все нормально, господин есаул. Дали сигнал. — Дай бинокль. Есаул лично глянул в бинокль, поймал в линзы хорунжего Богаевского машущего рукой. Потом передал обратно бинокль, посмотрел в последний раз на висящую над тем местом, где они только что стояли бурую тучу… — Да, нормально дало — подтвердил он — уходим на точку… Вечером, есаул Дыбенко как и обещал, устроил посиделки. И про горилку не обманул — самое то. У сотника Велехова оказалась контузия средней степени тяжести, фельдшер дал какие то таблетки и рекомендовал две недели покоя. И конечно же спиртное — под полным и безоговорочным запретом. Но какое тут… На горилку пришли все свободные офицеры базы. Хорунжий Королев, сотник Огнев, сотник Денисов, сотник Агеев. Офицеры уже не в первой командировке, у кого вторая, у кого и третья. Так что после неизбежных в таких случаях здравиц Велехову и поздравлений с удачным полевым выходом, а также после выслушивания не пойми по счету какого рассказа как все было перешли к наболевшему. К тому — что теперь со всем с этим делать. — Нет, казаки… — подъесаул Чернов громко опустил на стол пустой стакан — если уже «Шмели» в ход пошли, нахлебаемся мы тут. — Доложили же наверх — меланхолично ответил Агеев, выцеживая из стакана последнее — наше дело маленькое, пусть думают. — Вот как по тебе «Шмелем» засандалят, тут тебе и маленькое и большое дело зараз будет! — раздраженно сказал Королев — штаны потом не отстираешь! Пока цацкаемся со всем с этим, нас тут на Луну отправят без билета. — А что, казаки — надо думать что делать. Если такие расклады пошли… — По сторонам смотреть надо — мрачно сказал Чернов — и активнее действовать. Вон, тот же Велехов: не смотался, а остановился и грохнул этих гавриков. Так и надо их, нахрен, нечем с ними цацкаться. И по окрестностям пошмонаться, там у местных в каждом доме склад. У кого спирт, у кого стволы. — Мятежа хочешь? — спросил Дыбенко. — А и нехай! — с вызовом скачал Чернов — все лучше, чем по лесам шарахаться. Пусть в открытую выходят — тогда и посмотрим у кого очко крепче! Не один раз панов били, и в этот раз наваляем! — Правильно! — жахнул Огнев. — Накликаете! — сказал есаул — помолчали бы от греха… Врезали — еще по стакану, зажевали. Огнев, сидевший по правую руку от Велехова, дыша огуречным рассолом, наклонился к уху. — У тебя какая командировка? — Шестая… — тихо ответил Велехов. Огнев присвистнул. — Даешь джазу. У меня только третья. Где побывал? — Да много где. Крайние две — в Аравии, потом на границе с Японией, в Уссурийском крае покувыркался. Огнев хлопнул по плечу. — Даешь джазу… — повторил он — ты мне скажи, в Уссурийском крае этом самом — как? Казаки разное гутарят. — Относительно тихо. Только контрабанду всякую прут — дуром. — А эти… — сотник Огнев понизил голос — ну эти самые… как их там … в черном все… ниндзя, что ли? Видел? — Ты слушай больше… — недобро сказал Велехов — тебе и не такого набрешут. Семь верст до небес и все лесом. Нет там никаких ниндзя, слушай больше… В модуле открылась дверь, на разгоряченных спором казаков пахнуло ночной прохладой. — Кто там? — есаул поднял голову всмотрелся — а-а-а-а… Заходи, друже, выпей с нами горилки. Дайте человеку стул. Казаки подвинули стул к столу, оставили стакан, набулькали мутной, пробирающей до костей, горилки. Вошедший — высокий, худой, темный лицом остался стоять у двери. — Мне бы с вами поедине… пан коммандер… — сказал он, путая русские и польские слова, как это делали здесь многие. Есаул потемнел лицом — он и так был на взводе из-за того, что фугас со «Шмелем» нашли, а пришелец стал кем-то, на ком можно сорвать гложущее душу раздражение. — Послушай, Радован… — сдерживаясь, заговорил есаул — я тебе скажу то же что и прошлый раз, и хочу, чтобы все казаки это послухали. Взрывчатку я тебе не дам и выстрелы к гранатомету тоже не дам, как не проси. У тебя и у четников твоих — у каждого по стволу и так. — Та у кого же их здесь нет… — сказал тот, кого назвали Радован. — У кого — не об этом говорим, друже. Говорим — о тебе. И о конаках[51] твоих. Ты — доброго отношения не понимаешь, друже. Ты чету собрал — человек сто, и каждый — ствол незаконный под подушкой держит. Мы на это глаза закрываем. И заметь, ни один казак, ни один полициянт в дома сербские не заходит — живите, как хотите, храните свои стволы. И когда мы тебя с твоими людьми в пограничной зоне видим, в том числе и по ночам — тоже внимания не обращаем. Тебя к столу пригласили — пригласили. Тебе горилки налили — налили. Вот и выпей с нами — у нас вон сотник Велехов теперь служит, он сегодня результат хороший, в первый же день дал. А за взрывчатку не заикайся даже, не буди во мне дурное. — Та не. Я за другое, пан коммандер. — За другое… — протянул есаул — сам сказал. Пошли… Когда есаул вышел с гостем в ночь, сотник наклонился к уху сидящего рядом хорунжего Королева. — А это кто был то… — Кто был… — Королев смачно отхватил от бутерброда с соленым сальцом — это … Радован Митрич зовут его. Местный сербский поглавник, тут сербская община большая. Он у них вроде за атамана. Это чета называется… — А они что… за нас? — Да вроде за нас. Кое-кто тоже со спиртом хулиганит — но не все. В них другая беда… Хорунжий наклонился к уху сотника. — Беспокойный народ… Что ни месяц — на ту сторону идут. Иногда каких то беженцев своих приводят. В Сербии то беда… В Пожареваце[52] концлагерь, самый большой в Европе. Там, в Сербию переселяют венгров, чехов, албанцев — только чтобы сербы опять не взбунтовались. Да и мало кто там остался — в России сербов больше чем в самой Сербии. — А что есаул на него собак спустил? — Есаул то… Да Радован обнаглел в самом деле. Несколько дней назад пришел и говорит: дай тонну взрывчатки, друже рус. И выстрелов к гранатомету, впридачу. Его есаул чуть пинками не прогнал. — А зачем ему? — Зачем… Знаешь что через месяц будет? — Не. — Видовдан[53]. День святого Витта. В этот день в Австро-Венгрии много чего интересного происходит. Много лет назад — я не видел, но отец с казаками за это гутарили, как раз двадцать восьмого июня у австро-венгров какой-то склад военный взорвался, да так что и тут было слышно. Вот, наверное, Радовану и нужна для этого тонна взрывчатки. — Понятно… В модуль вернулся есаул, глаза у него были мутными, но на ногах он стоял твердо. — Сотник Велехов. Выдь на-час[54]. Сотник нетвердо поднялся, встряхнул головой, прогоняя хмель. Горилка и впрямь хороша была — но чтобы гутарить, тут голова свежая нужна. Краем глаза заметил, что без команды поднялся подъесаул Чернов. Оно правильно — замбой должен обо всем знать, что в секторе ответственности своего войска происходит. Вышли. Есаул с сербом стояли под фонарем, в желтом конусе бесновалась мошкара. Свежий воздух подействовал на сотника чуть освежающе, хотя в голове гудело неслабо. Наверное, после контузии все-таки пить не следовало. — Расскажи-ка друже Радован казакам, что ты мне рассказал — потребовал есаул — да, кстати. Подъесаула Чернова ты знаешь, а это сотник Велехов. Серб кивнул. — Значит, так дело было, други. Мы с четниками заховались на границе в районе Буковице. Дело к ночи было, видно было плохо. И видим — идут. Первыми трое шли, у одного — очки ночные еще у одного — какой-то прибор большой, вроде как бинокль, но больше. И у всех оружие, а форма черная. Мы заховались, не вздохнуть не охнуть хорошо еще у нас там землянка откопана. А следом еще пошли, такие же — и оружие у каждого. С границы шли, и так тихо — как тени, право. Словно есть — и в то же время нет. — Ты не сказал, сколько их было то… — Трое, пан коммандер. — Та не… Дальше которые шли. — Сорок насчитали. Есаул вдруг оглушительно захохотал, хлопнул серба по плечу, затрясся всем телом. — Ну ты дал, друже… Сорок. И как тени. Ну, ты дал… Пойдем лучше горилки выпьем, в самом деле. Сорок, ну ты дал… Пошатываясь, есаул побрел к модулю. Сотник, несмотря на то что в голове был хмель, понял что серб сильно обиделся. И сам бы он так не реагировал, даже на откровенную глупость — сейчас ты так человека обидел, пусть он и глупость сказал — а завтра он тебе ценную развединформацию не понесет. Подъесаул Чернов пожевал губами. — Где говоришь, было… — спросил он. — У Буковице, там лесной массив начинается — в голосе четника и в самом деле была слышна обида. — Сорок? — Сорок, Божьей Матерью клянусь! — Пойдем-ка… Обнявшись — непонятно, то ли серб вел их, то ли они серба, они побрели к большой штабной палатке. Стоящий на часах казак увидел их — и пропустил. — Подожди… Подъесаул снял с нашейной цепочки ключи, со второго раза открыл сейф, зашуршал бумагами… — Помоги-ка. Вместе с сотником они выложили на стол карту, включили освещение над столом. Наверху, на карте сотник прочитал «Рабочая карта коменданта сектора Ченстохов» — и печать. — Ну-ка, покажи, друже, где это было. Только не рисуй тут ничего. Серб склонился над картой. Внезапно сотнику — пусть он был пьяный, но соображать не разучился — пришло в голову, что карта совершенно секретная и подъесаул Чернов, показывая ее командиру сербских ополченцев, совершает должностное преступление. И делает он это нарочно — чтобы серб, который не выпил ни капли, запомнил обстановку. Но говорить насчет этого сотник Велехов ничего не стал — мало ли как надо, может так и должно быть. Тем более что Чернов — старше по званию. — Вот здесь. — Точно? — Точно здесь. Чернов потер небритый подбородок — в армии можно было носить усы, но не бороду и это было сущим наказанием для казаков. — А скажи-ка друже… Ты оружие хорошо рассмотрел? — Темно было… — А все-таки. Что у них было? — Ну, много чего. Автоматы были, снайперские винтовки. Пулеметы тоже были. — А гранатометы? — И они были. — А странных гранатометов не заметил? Серб задумался. — А знаешь, друже… заметил. — Какие? — Ну… обычно автомат несут и сзади на рюкзаке гранатомет одноразовый. Или два, если нести сможешь. А тут… пара человек было только гранатометы и все. Большие такие… По два они были… да, по два. Чернов и Велехов мрачно переглянулись, хмель выветрился совсем. Потом, отправив серба и заперев обратно в сейф рабочую карту, Чернов и Велехов вышли из палатки, и Велехов не преминул спросить. — А то, что мы ему карту показали… нормально? Чернов долго думал, прежде чем ответить… — Конечно, ненормально. Но тут нас все ненавидят. А этот хоть какой-то — но союзник. Да и он подбрасывает информацию, по лесам ведь четники много шарахаются. Не всю, конечно — ему тоже здесь жить. Ты не говори никому… — Могила — заверил Велехов. |
||
|