"Кот, который бросил бомбу" - читать интересную книгу автора (Браун Лилиан Джексон)

Глава третья


В воскресенье днем в конце мая Хикси Райс и один из членов юбилейного оргкомитета прибыли в яблочный амбар, чтобы кое-что обсудить. Дуайт Сомерс был советником по связям с общественностью. Его фирма называлась «Сомерс и Бирд», иначе говоря «Сомерс и Борода», хотя единственная борода в фирме украшала лицо Сомерса. Квилл усадил гостей на роскошные диваны, и Хикси сказала:

— Здесь слишком удобно, Квилл! Нам не захочется уходить.

— Не волнуйся, — ответил он, — у Коко встроенный будильник — он живо выдворит вас, когда придёт время. Так что излагайте быстрее.

Обе кошки сидели на кофейном столике, плечом к плечу, умещаясь на очень большой книге в мягкой обложке.

— На чём это они сидят? — спросила Хикси.

— Их вечернее чтение — «Марк Твен для детей». На обложке — фото великого писателя в полный рост.

— У него усы как у тебя, — заметила Хикси.

— Скорее, у меня как у него.

Квиллер был большим поклонником великого писателя. Именно Твен дал миру самый короткий совет: «Если не уверен, говори правду».

— Итак, что у нас с праздником?

— Если вкратце, — ответил Дуайт, — тон тринадцати неделям празднования зададут три парада. В День поминовения[3] мы посвятим прошлому Пикакса, о котором расскажут живые картины на передвижных платформах. Главным символом станет киркомотыга, хранящаяся под стеклянным колпаком в мэрии. На параде Четвертого июля основным мотивом выбран сегодняшний Пикакс, а в День труда — будущий.

Хикси добавила:

— Я рассказывала Дуайту о театре одного актера, который ты, Квилл, устроил вокруг Великого пожара тысяча восемьсот шестьдесят девятого года.

— И как всё прошло? — спросил Дуайт.

— Мы попросили публику, — объяснил Квиллер, — представить себе, что в тысяча восемьсот шестьдесят девятом году уже существовало радио, и передали трансляцию с пожара, охватившего чуть ли не всю страну. Я изображал радиокомментатора, а Хикси занималась технической стороной вопроса: на ней были все шумовые эффекты. Хикси простонала:

— Однажды мы устроили такое шоу в подвале церкви. Был жуткий мороз. Люди сидели, завернувшись в одеяла, натянув рукавицы, надвинув на уши шапки. А диктор притворялся, будто вытирает пот со лба, и говорил, что температура воздуха не меньше ста градусов[4].

Квиллер вспомнил, как в самый драматический момент маленькая девочка прошла через сцену, направляясь в туалет.

— Несколько минут спустя она невозмутимо проследовала обратно, — сказал он. — К чести публики надо сказать, что никто не засмеялся. Но мне стоило немалых усилий сохранить серьёзное лицо.

— А что, если отыскать на антресолях побитый молью сценарий, — предложил Дуайт, — и устроить шоу для зрителей «Пикакс и я»?

Квиллер ответил, что, наверное, смог бы. Вообще-то он любил выступать перед публикой, читать текст, который сам написал, слышать аплодисменты зала.

— А сколько представлений?

Дуайт, поразмыслив, ответил, что хватит одного в каждую из тринадцати недель. В зрителях недостатка не будет.

— Как насчёт утренников по воскресеньям? В оперном театре? — предложил он.

— Что ж, это, пожалуй, лучше церковного подвала и школьных спортзалов. Идёт!

Пикакс был готов к великому моменту своей истории: дома заново выкрасили, ветви на деревьях подрезали, мостовые отремонтировали. В деловой части города высадили бордюры из розовых, белых, красных петуний. Потрескавшийся асфальт на тротуарах заменили модным теперь кирпичом.

На лужайке перед солидным старым кирпичным зданием суда красовались знаменитые кусты пионов.

Мэрия, наоборот, несколько обескураживала своей подчеркнутой обыденностью — двухэтажное здание серого кирпича, с плоской крышей, маленькими окнами и невыразительной входной дверью. Полицейское управление, располагавшееся наверху, имело отдельный вход, со двора, а в подвальном этаже размещалась тюрьма.

Но в этом году Хикси Райс поставила себе целью украсить мэрию. Окна снабдили ставнями; на крыльце установили изящные перила; затрапезную входную дверь заменили старинной, из антикварного магазина; а окна, как наверху, так и внизу, украсили цветами в ящиках.

Всего этого Хикси добилась благодаря коммерческой жилке, силе воли, длинным ресницам и привычке не мириться с отказами.

Комитет высадил в цветочные ящики за окнами… анютины глазки! Жёлтые анютины глазки![5] То-то было веселья у остряков в кофейнях, в редакцию «Всякой всячины» хлынули насмешливые письма. Но анютины глазки прижились и чувствовали себя прекрасно

Было назначено три парада. Первый — в День поминовения — должен был пройти под девизом «Пикакс когда-то». Метеостанция обещала хорошую погоду.

И тут Квиллер получил тревожное письмо: «Квилл, мне нужно поговорить с Вами, но я не хочу, чтобы об этом знал Гэри. Не перезванивайте мне. Максин».

Максин была женой хозяина отеля «Попонка» в городе Брр. Они поженились совсем недавно. Максин принадлежала пристань, которой она умело управляла.

Квиллер вдруг почувствовав что ему ужасно хочется съесть «медвежий бургер» которыми славился отель «Попойка». Взяв ключи от машины и оранжевую бейсболку, он попрощался с сиамцами, которые проводили его до двери. Не важно, какие слова он произносил, уходя. Это могло быть что-нибудь из Шекспира, немного в нос, например: «И Криспианов день забыт не будет отныне до скончания веков, с ним сохранится память и о нас, о нас, о горсточке счастливцев, братьев…»[6], или детская песенка «Хей-дидл-ди, кот и скрипка», фальцетом, чтобы у них в ушах засвербело. Квиллер никогда не понимал, недовольны кошки, что он уходит, или, наоборот, счастливы, что дом остается в их полном распоряжении.

По пути в Брр Квиллер попытался вспомнить всё, что знает об этом городе, основанном два столетия назад благодаря великолепной естественной гавани. Отель стоял на утесе над бухтой. Он обладал пропорциями коробки для обуви, а надпись на крыше была заметна издалека, с озера. Большими квадратными буквами: «Комнаты Еда Выпивка». Никто не знал происхождения этой надписи, но именно последнему слову отель был обязан своим названием.

Когда Квиллер только приехал на север, Гэри Пратт как раз унаследовал отель после обанкротившегося отца, но не мог управлять этим заведением, потому что его родитель слишком уж часто нарушал закон. Если старший Пратт ещё мог продержаться на дедовских статьях строительного кодекса, то Пратту-младшему нужно было многое менять а банки кредита ему не предоставляли, опасаясь горячего неразумия молодости.

И тогда появился Квиллер. Он усмотрел нечто многообещающее в молодом Гэри, и Фонд К. поддержал начинания Пратта-младшего.

Отель сохранил свой обшарпанный вид, потому что так больше нравилось лодочникам, рыбакам и туристам, которым хотелось чего-нибудь этакого.

Кафе «Чёрный медведь» при гостинице было известно чучелом огромного зверя, стоящего на задних лапах, уютной запущенностью, трещинами на зеркале за спиной у бармена, аппетитным запахом «медвежьих» бургеров. (На самом деле рубленые котлеты приготовлялись не из медвежатины, но размеры имели вполне медвежьи.)

Квиллер подошёл к стойке и сел на табурет с краю, зная, что этот самый надежный и с него вряд ли свалишься на пол.

Подбежала расторопная официантка:

— Привет, мистер К.! С зимы вас не видела. Босс уехал за покупками. Вода «Скуунк», как обычно? Бургер, средний, и рыбки?

Гэри уехал, поболтать было не с кем, так что Квиллер очень скоро покончил с ланчем и спустился к пристани. Максин вышла из офиса, и они направились к пирсу, где были выставлены лодки для продажи. Со стороны казалось, что она пытается продать ему прогулочный катер с каютой.

— Дело вот какое, — сказала она вполголоса, — стоит вчера Гэри за стойкой и слышит: два клиента строят планы, как им украсть историческую киркомотыгу перед праздником! Что-то здесь затевается недоброе. Гэри мне рассказал, и я сразу решила: надо предупредить власти Пикакса, а он мне говорит: порядочный бармен не станет разглашать разговоры клиентов. И для бизнеса это плохо. И тогда я решила тайком от него вам позвонить. Я правильно сделала?

— Да уж точно не ошиблись. Конечно, всегда остается возможность, что двое пьяниц просто чесали языки. Но даже если это так, не вредно лишний раз проверить, хорошо ли охраняется реликвия в мэрии. Я сообщу кому следует.

Почувствовав большое облегчение, Максин пригласила Квиллера в офис на чашечку кофе, и они побеседовали о предстоящих лодочных гонках и прогнозе погоды.

В тот вечер Квиллер позвонил Эндрю Броуди, начальнику полиции Пикакса. В самый раз было выпить стаканчик на сон грядущий.

— Энди, у меня тут обнаружился кусочек гауды, ну и то, что к нему полагается. И ещё кое-какая информация. Так что надевай башмаки и приходи.

Через несколько минут в заднюю дверь, ведущую на кухню, ввалился могучий шотландец. На барную стойку были выставлены бутылки, на буфете лежала доска для резки сыра.

— А где наш умный кот? Я приберег для него несколько дел позаковыристей!

Обе кошки замерли в ожидании, усы их трепетали в предвкушении удовольствия: Коко понимал, что его хвалят, а Юм-Юм за версту чуяла хороший шнурок, который можно развязать.

Мужчины уселись у буфета и заговорили о празднике: какой ожидается наплыв народа, сколько семейных торжеств и какие парады.

— Я отчасти потому и пригласил тебя, Энди, — сказал Квиллер. — Все знают, что знаменитая киркомотыга, с которой собственно всё и началось, будет представлена во время парада в День поминовения, на первой платформе: огоньки мигают, знамена, барабанная дробь, почетный караул и всё такое. — Тут Квиллер немного приврал, стараясь придать ситуации побольше драматизма. — А теперь представь, Энди: моя агентура докладывает, что зреет заговор с целью похитить исторический инструмент из мэрии. И судя по всему, у злоумышленников там имеется сообщник!

Броуди чуть не подавился шотландским виски:

— Откуда ты это узнал?

— Я никогда не раскрываю своих источников.

Начальник полиции пришёл в себя:

— Ну и пусть похищают! Это же копия! А настоящая киркомотыга хранится в сейфе, в банке! — И он расхохотался, ухая, как филин, а потом добавил: — Так и вижу заголовки в газетах: «Какие-то сумасшедшие украли копию киркомотыги!» Они будут выглядеть полными идиотами!

Квиллер спросил:

— Как давно в мэрии хранится копня?

— Довольно давно. Коллекционер из Пёрпл-Пойнт предложил городу настоящую киркомотыгу. У него что-то вроде краеведческого музея. Чучела зверей и птиц. Я никогда оригинала сам не видел, но слышал о нём.

— Тебе известна фамилия коллекционера.

— Конечно! Ледфилд. Его семья сколотила состояние на шахтах. Квиллер сказал:

— Меня всегда удивляло, что киркомотыгу не держат под замком. И написано, что она настоящая. Шутка в духе первопроходцев. Эти ребята любили пошутить.

— Надеюсь, хулиганы оценят юмор, — произнес Броуди. — Я слышал, на соседней стенке как-то нацарапали непристойность и даже подписались под ней. Это уж было не смешно! Какой-то молодчик из Брр.

— Кажется, первый парад обещает быть особенным, гораздо более зрелищным, чем действа такого рода. И что же нам готовят?

— Могу сказать одно… — начал Броуди, но осекся. — Правда, это держат в секрете… В общем, на головной платформе будут коренные обитатели Мусвилла…

— Американские индейцы?

— Не-а.

— Доисторические племена?

— Не-а.

Тут Коко стал «посматривать на часы», как называл это Квиллер. Кот вдруг появлялся в самых неожиданных местах и обращал на себя внимание каким-нибудь необычным способом. (Было уже больше одиннадцати.) Сиамец вскочил на буфет и у всех на виду начал умываться, да как старательно!

Квиллер крикнул: «Брысь!», и кот повиновался, но его демонстрация возымела действие.

Броуди залпом допил свой стакан и поднялся:

— Отличное виски! Отличный сыр! Ну, я пошёл домой, пока жена не позвонила в полицию.

Квиллер зажёг свет снаружи и проводил гостя до машины.

— А кто отвечает за организацию парадов, не знаешь?

— Гил Мак-Мёрчи. Славный шотландский парень.

Это всё, что нужно было знать Квиллеру.