Глава 16

Я не решалась даже взглянуть на Кости, чтобы увидеть, выглядит ли он столь же потрясенным, какой чувствовала себя я. Играй безразличие, она может блефовать, напевала я самой себе, пытаясь не вздрогнуть, когда она протянула мне наполовину наполненный бокал.

— Какое необычное предложение, но ты же знаешь, что я предпочитаю джин с тоником, — сказала я, молясь, чтобы сердце не начало в панике биться. Если она действительно знает о моих ненормальных привычках в питании, кто ей сказал? И этот кто — то исказил полученную информацию, сообщив, что я пью кровь упырей, а не вампиров?

— Более дюжины лет назад Грегор рассказал мне свое видение о молодой полукровке, которая однажды овладеет даром пирокинеза, — сказала Мари. — После того, как погиб его прародитель, Тенох, остался только один вампир, который мог вызывать огонь и управлять им по своему желанию, а как ты знаешь, Влад Цепеш союзником Грегора не был. Грегор предполагал, что ты получишь эту силу приблизительно спустя столетие после того, как тебя обратят в вампира, и он считал, что ты окажешься под его контролем задолго до того. Но ты убила его, используя тот же огонь, не прошло и месяца с твоего обращения.

Я не двигалась, боясь, что малейший жест выдаст меня.

— Всем известно, — сказала я настолько спокойно, насколько смогла, — новичкам везет.

Она резко рассмеялась.

— Тогда любопытно, что ты, как мне сообщили, больше не использовала огонь даже перед лицом крайне тяжелых обстоятельств. Ты использовала телекинез против группы вампиров в Монако несколько месяцев назад. Получаются две невероятные силы, и обе ты проявила раньше, чем через год после обращения. Не многовато ли для новичка?

— Я удачливая девочка, — сказала я, думая, что если бы по — прежнему была наполовину человеком, меня бы уже вырвало от напряжения.

Мари взглянула на бокал с кровью в своей руке, прежде чем встретить мой пристальный взгляд.

— Давай узнаем, — сказала она, и ее южный акцент изменился до такой степени, что зазвучал так, словно через нее внезапно заговорили сотни голосов, причем ни один из них дружелюбным не был.

Кости двинулся в тот же миг, что и я, но ледяной ветер оттолкнул меня назад с такой силой, что я перевернулась. Я вскочила с кинжалами в обеих руках, но в тот же миг их вырвало из моей хватки нечто похожее на острые как бритва когти. Я в неверии уставилась Кости, подвешенного в воздухе. Вокруг него кружили тени, его рот открылся в рычании, которое все же не заглушало ужасный пронизывающий вой, наполняющий комнату.

Мари не сдвинулась с места, а бокал крови по — прежнему находился в ее руке сбоку кресла. Я двинулась к ней снова, но была встречена стеной призраков, поднявшихся из — под земли, черты которых из — за их многочисленности были совершенно неясными. Когда я попыталась протолкнуться через них, меня пронзило такое чувство, что они кромсают мое тело тысячами бритв, но что еще хуже — моя энергия иссякала так же быстро, как это было во время моих первых рассветов после обращения. Боль распространилась во мне от пяток до самых бровей. Я посмотрела вниз, ожидая увидеть себя покрытой кровью, но на мне было лишь еле заметное грязное пятно, несмотря на то, что чувствовала я себя так, будто вот — вот грохнусь в обморок.

— Прекрати, — задыхаясь, крикнула я Мари.

Она пожала плечами.

— Заставь меня. Вызови огонь или выбей сей напиток из моей руки силой разума, и я прекращу.

Сука! Гнев наполнил меня, когда те злобные тени отбросили Кости к стене. Он больше не кричал. Он выглядел так, будто пытался что — то сказать, но не мог. Его лицо сжалось, когда он попытался вырваться, и еще больше жгучей боли вспыхнуло через меня, но на сей раз боль была не моя. Как эти призраки могли причинять столько вреда? Фабиан не мог даже обменяться рукопожатием!

Я, сузив глаза, посмотрела на Мари. Должно быть, ее сила позволила призракам сделать это, учитывая ее голос, звучащий как микрофон в могиле, и ледяные, вибрирующие волны, исходящие от нее. Несмотря на то, что я давно не вызывала ничего большего искорки, я все же попыталась превратить свой гнев в огонь, представляя, как Мари, это пушистое кресло и даже пакет с цыпленком у ее ног взрываются пламенным адом. Гори. Гори.

Ничего. Ни намека на дым не появилось на моих руках, уж не говоря об огне. Затем я попыталась сосредоточиться на бокале, представляя, как он разбивается вдребезги и кровь разбрызгивается прямо на нее. Более сильный удар раздался слева, слышимый даже за всем этим ужасным стенанием, издаваемым призраками. Повернувшись в ту сторону, я увидела, что Кости распластали по стене, а тени то появляются, то исчезают в его плоти. Фрагменты агонии прорезали мое сознание, делая более напряженными краткие периоды пустоты между ними. Черт возьми, Кости пытался оградить меня от своей боли, несмотря на то, что эти призрачные уроды буквально делали из него пюре.

Я отвела глаза, из которых полились слезы, чтобы сконцентрироваться на наполненном кровью бокале. Прошло не так много месяцев с тех пор, как я пила кровь Менчереса. Часть его силы все еще должна оставаться во мне! Разбейся, стекляшка, разбейся! Или, по крайней мере, выпади из ее руки.

Этих быстрых как молнии вспышек боли, мелькающих в моем сознании, становилось все больше, а периоды между ними все сокращались. Я не смогла не взглянуть на Кости снова. Его спина выгнулась, глаза закрылись, а мышцы сжимались каждый раз, когда одна из теней ныряла в него. Агония, просачивающаяся в меня от него, была ничем по сравнению со жгучей болью, разрывающей мое сердце, когда я видела его в таком состоянии.

Я оторвалась от него и впилась взглядом в бокал с ненавистью достаточной, чтобы взорвать его на песчинки. Не сработало. Ни малейший намек на движение не потревожил его. Возможно, все потому, что я не выпила так много крови Менчереса, как это сделала с Владом. Может, из — за того, что я перестала пить кровь Кости, теперь я была слабее и не могла собрать любую оставшуюся во мне силу телекинеза. В конце концов, причина не важна. Все, что я знала — то, что человек, которого я люблю, мучается от боли, а я, находясь в той же гребаной комнате, не могу помочь ему.

Я не удивилась, когда тупое медленное постукивание начало раздаваться у меня в груди. Мари вскинула брови, но при этом выглядела скорее любопытной, чем пораженной.

Ненависть волной поднялась во мне из — за того, как спокойно она сидела там, управляя всем этим хаосом так, будто это кукольное представление. Я рванула два кинжала из сапог и бросила их в нее прежде, чем даже спланировала само действие, только чтобы в расстройстве закричать, когда они отскочили от стены призраков, даже не задев ее.

Я бросилась к призрачному барьеру, полная решимости заставить ее поплатиться, но независимо от того, сколько раз я колотилась об извивающуюся стену потусторонних телохранителей, я не могла пробиться через нее. Хуже было то, что это, казалось, лишь ослабляло меня, заменяя гнев той же самой головокружительной летаргией, которую я чувствовала только однажды, когда Кости выпил всю мою кровь, чтобы обратить. Спустя, как мне показалось, часы, хотя, скорее всего, это были лишь минуты, я не могла даже стоять.

Отчаяние задушило меня, когда колени подкосились. Потустороннее завывание в комнате, казалось, стало лишь громче от триумфа призраков.

— Ты не можешь их победить, — заявила Мари голосом, все еще отзывающимся эхом тем же жутким способом. — Они не призраки. Они — Остатки, щепки основных эмоций, остающиеся после того, как кто — то переходит на другую сторону. Каждый раз, когда ты касаешься их, они питаются твоей энергией и болью точно так же, как вампиры питаются кровью, становясь лишь сильнее.

Находясь почти в шоковом состоянии, я уставилась на бетонный пол. На нем не было ничего, кроме трещин и пятен плесени, однако я видела нечто подобное этим Остаткам, когда Менчерес поднял призраков в ответ на ужасное заклинание, направленное против него. Несмотря на то, что они тоже были похожи на призраков, они были настолько смертоносны, что прорубались сквозь десятки вампиров, как горячий нож сквозь масло.

Эти Остатки казались такими же сильными.

— Ты работала над заклинанием до того, как мы пришли сюда? — выдавила я вопрос, несмотря то, что разговор, казалось, забирал у меня последние силы. — Где ты спрятала символы?

Ее смех отозвался по всей комнате.

— Мне не нужны заклинания. Я не практикую черную магию; я и есть черная магия.

В любой другой раз я сказала бы что — нибудь едкое о том, что гордость всегда предшествует провалу, но учитывая, что я в полубессознательном состоянии валялась на земле, я не думала, что оскорбление возымеет тот же эффект.

— Чего ты ждешь, Смерть? — спокойно спросила Мари, глядя на Кости. — Если они продолжат питаться от него еще немногим дольше, в конечном счете, они убьют его. Если хочешь освободить его от Остатков, дай волю своим огромным способностям. Покажи мне огонь или сдвинь этот бокал хоть дюйм, и я отошлю их назад в могилы.

Мое сердце все еще отстукивало затихающие редкие удары из — за страха и ярости, а я смотрела на нее, отмечая каждую черточку ее внешности, как если бы эти детали могли помочь мне победить ее. Большие темные глаза, гладкая нестареющая кожа и полные губы, обрамленные темными волосами, едва касающимися кружевного платка, накинутого на ее дизайнерское платье морского цвета. Все в Мари выглядело современным и нормальным вплоть до ее разумных по высоте, но все же элегантных каблуков, однако эта женщина была самым опасным противником, с которым я когда — либо сталкивалась. Я думала, что только Менчерес обладал достаточной властью, чтобы пересчитать наши с Кости ребра, не вставая с места, но Мари сейчас делала то же самое. Ее способность управлять Остатками, должно быть, и была тем, с помощью чего Аполлион рассчитывал получить преимущество в войне между упырями и вампирами, и, должна признать, это было чертовски пугающе.

Я посмотрела на Кости. Его лицо исказилось, боль взрывалась в моем подсознании подобно очередям автомата, но хотя его рот и двигался, ни слова не срывалось с его губ. Мало того, что Мари приказывала Остаткам удерживать его у стены, она еще и заставляла их мешать ему говорить. Гнев всколыхнул во мне вспышку энергии, заставляя подняться, чтобы оказаться с ней лицом к лицу.

— Мы обе знаем, что если бы у меня остались хоть какие — нибудь способности, я бы украсила стены твоими кровавыми, тлеющими останками прямо сейчас, — сказала я, надеясь, что мне хватило стойкости казаться более угрожающей. — Я получила те силы лишь на некоторое время, когда выпила крови Влада и Менчереса.

На ее лице мелькнуло удовлетворение, но через мгновение оно снова стало совершенно спокойным.

— Как у Мамбо, — сказала она, растягивая незнакомое слово. — В моей секте вуду избранные Мамбо пили кровь, окропленную эссенцией Зомби, чтобы поглотить божественную власть над мертвыми — временно. Когда меня обратили в упыря, эти силы стали постоянными и возросли так, как никто не смел и вообразить.

— Убери этих тварей от Кости, и можешь рассказывать мне об этом все, что хочешь, — проговорила я сквозь сжатые зубы. Мари получила подтверждение своим подозрениям об источнике моей силы, но мы были все еще живы, поэтому она наверняка хочет от нас что — то еще. Мне не нужен был магический шар, чтобы понять, что если бы она желала нашей смерти, к этому моменту мы были бы лишь съежившимися кучками в этой тусклой комнате.

Ее пристальный взгляд цвета лесного ореха встретился с моим, и ни капли милосердия не мелькнуло в их глубинах, когда она протянула мне бокал, наполненный ее кровью.

— Выпей это, или он умрет.

Я смотрела в ее глаза и знала в глубине души, что она не блефует. Я боялась того, что произойдет, когда я выпью из этого бокала, но я осушу его до последней капли, чтобы спасти Кости.

Взмахом руки я указала на стену Остатков между нами.

— Пропусти меня.

Она вздернула бровь, а затем среди массы прозрачных тел появился проход. Я прошла через эту расщелину, отказываясь смотреть на Кости из опасения увидеть жест или выражение лица, которым он попытается сказать мне не делать то, что я собиралась. Это не подействует на тебя, не подействует на тебя, монотонно повторяла я, беря бокал из протянутой руки Мари, и затем опрокидывая его содержимое в свое горло, глубоко сглотнув.

Облегчение пронеслось сквозь меня от горького, пресыщенного вкуса, столь отличающегося от крови вампира. Если бы мне не понравилось, это просто могло бы не возыметь того же эффекта, что и кровь вампира, но ее кровь была подобна амброзии. Я позволила бокалу выскользнуть из своей руки, когда он опустел, почувствовав маленькое, крошечное удовлетворение, увидев, как он вдребезги разбивается. Я была достаточно раздражена, чтобы захотеть увидеть и Мари, разлетающуюся по кусочкам на полу, но сейчас я согласилась представить, что блестящие осколки — кусочки ее трупа.

— Ты получила, что хотела. Теперь отгони их от него, — сказала я, чувствуя себя сильнее к этому моменту. Должно быть, эффект от контакта с Остатками сошел на нет. Хорошо. Это означало, что и Кости не будет больше страдать. Я не знала, можно ли вред, нанесенный призраками, излечить врожденной способностью вампиров к восстановлению, но я думала, что это тот случай, когда Кости будет в порядке, как только эти энергетические пиявки отвалят от него к чертям.

Я повернула голову, чтобы впиться взглядом в тени, все еще скользящие сквозь его тело. Им лучше молиться, что когда я, наконец, превращусь в пыль, я останусь совершенно мертвой и не вернусь отпинать их задницы за все это —

Тени отскочили от Кости так резко, что он упал на пол прежде, чем успел собраться. Я подбежала к нему и принялась укачивать, кусая губы так сильно, что потекла кровь. Гнев наполнил меня, когда он начал медленно подниматься на ноги. Затем я сверкнула взглядом в Мари. Она наблюдала за нами с самым странным выражением на лице, а Остатки, которые совсем недавно мучили Кости, теперь кружили вокруг нее.

— Можешь отослать своих маленьких друзей назад в их могилы, а можешь играться с ними всю ночь. Мне плевать, мы уходим, — бросила я ей, замечая, что Кости переводит взгляд с меня на Мари с чем — то вроде яростного неверия. Стена Остатков образовывалась вокруг Мари до тех пор, пока извивающаяся прозрачная орда не окружила ее со всех сторон. Все еще хвастает своей силой, будто до нас еще не дошло, презрительно отметила я.

— Я приказала им вернуться в могилы в тот же миг, как они освободили его, — сказала Мари, и каждое слово сохраняло в себе лишь сладкие ароматы ее акцента вместо отзывающихся эхом замогильных тембров.

— Чушь, — рявкнула я, чувствуя, как другая волна гнева прорывается сквозь меня, сопровождаемая почти зашкаливающим голодом. — Они все еще здесь, разве не так?

— Котенок, твой голос…, — в неверии произнес Кости.

Что — то врезалось в меня с такой силой, что перед глазами потемнело. Я приготовилась к боли, но, как ни странно, ее все не было. Звуки стали приглушенными, разрозненными. Мне показалось, что я слышу крик Кости, но не могла сосредоточиться ни на том, что он говорит, ни даже на том, где он. Воздух со свистом обдувал меня, напоминая мне чувство падения с моста, но сейчас я не могла падать. Я ведь все еще в комнате под кладбищем, разве нет?

Вспышки заполнили мой взор: полосы серебряного и белого двигались так быстро, что были почти неразличимы. Я смутно видела сквозь них, но все было так, будто я смотрела издалека. Стон сорвался с моих губ, и часть меня заметила, что он казался наполненным голосами людей, умерших десятилетия, столетия, даже тысячелетия назад. Как во сне я видела, что Кости мягко опустил меня на бетонный пол, а затем нанес Мари такой сильный удар, что она отлетела в дальний угол комнаты.

— Я позволяю тебе один этот удар, — сказала она, и ее слова, казалось, эхом отозвались в моем разуме, — но только один. Теперь ты выслушаешь, что должен сделать, чтобы помочь ей, или мне убить тебя и оставить ее во власти могилы?

Я слышала реплику Кости и ответ Мари, но каким — то образом их слова затерялись среди причитаний других бесчисленных голосов, намного более громких, чем даже людские мысли. Однако я чувствовала его прикосновения, когда он сел рядом со мной на колени и поднял к себе на руки. Ощущение его кожи стало моим якорем, за который я пыталась уцепиться среди окружающегося хаоса, обрушившегося на меня.

Мне было так холодно. Так пусто. Я была такой ГОЛОДНОЙ.

Когда он понес меня из комнаты, Мари остановила его и прижала рот к моему уху. Она пробормотала что — то, но это был лишь один голос среди тысячи, и ее слова унесло ревом, раздающимся в моем разуме, прежде, чем я смогла понять ее вопрос. Кости отдернул меня от нее, но я все еще чувствовала жжение ее губ на моей коже. Его длинные шаги унесли меня в темноту туннеля, проскочив мимо Жака, как будто упыря там вовсе не было. Мои пальцы касались влажных стен, и я слабо удивлялась полоскам света, которые они, казалось, оставляли. Свет усиливался, отрывался от стен, чтобы дотянуться до меня своими ищущими щупальцами, но я не боялась. Мне было грустно.

Их было так много, бедняжек, и они были такими голодными…

Скрежет металла раздался впереди, а затем толстый луч серебристого света засиял в конце туннеля. Кости увеличил темп, прыгая прямо к его источнику, как только мы окунулись в его сияние, а затем все вокруг меня взорвалось. Голоса стали оглушительными, холод отупляющим, голод невыносимым. Эти ощущения все увеличивались, пока не возникло такое чувство, что я изо всех сил пытаюсь выбраться из огромной шелковой сети, но все мои усилия лишь сильнее сжимают клетку вокруг меня.