"Ричард Длинные Руки — гроссфюрст" - читать интересную книгу автора (Орловский Гай Юлий)Глава 14Среди ночи я подошел к дремлющему у костра барону Бредли, тихонько тронул его за плечо. — Сэр Бальдфаст… увы, пора. Прикажите трубить подъем! Общий. Он вздрогнул, посмотрел на меня ошалелыми глазами. — Но сейчас только полночь! — Прекрасное время, — сказал я с чувством. — Барон, мне тоже жаль усталых людей. Но… надо. — Хорошо, хорошо… Он поднялся, ушел в темноту, и через минуту во всех концах лагеря раздался такой бодрый зов труб, что будь мы поближе к столице, там бы подняли тревогу. Воины вскакивали ошалелые, сталкивались лбами, хватались за оружие и торопливо осматривались безумными глазами в поисках напавших турнедцев. Ко мне подбежал граф Буркгарт, очень недовольный, лицо брезгливо-брюзгливое. — Что случилось? — Подъем, — велел я. — В колонну по двое!.. Быстрый марш на столицу! — Но… какая необходимость? Я повернулся к нему и посмотрел зверем. — Граф, — проговорил я медленно и зловеще, — вы в самом деле полагали, что это король Фальстронг был строг и беспощаден? Он побледнел, отступил на шаг. — Простите, ваша светлость. Сейчас все будет готово к выступлению. Я кивнул, он исчез, некоторое время в суматохе и топоте слышался его требовательный голос, наконец отдалился и растворился в конском ржании, звоне металла, хриплых спросонья криках. Люди успели отдохнуть разве что наполовину, кони и того меньше, и остаток ночи мы двигались то на рысях, то шагом, а когда на востоке забрезжила светлая полоска приближающегося рассвета, на фоне звезд проступили башни столицы Варт Генца. Ко мне подъехал граф Буркгарт, взгляд его тоже устремлен на город, проговорил виновато: — Прошу простить меня, ваша светлость… — За что? — За глупый вопрос, — сказал он с неловкостью. — Я бы не решился будить усталых людей, что только-только заснули. Но вы правы, лучшего времени ворваться в город не выбрать… Самый сладкий и крепкий сон — под утро. — Вы бы разбудили, — буркнул я, — если бы отвечали за них. Он покачал головой. — Вряд ли. Для этого надо быть человеком с… жестоким сердцем. Но мягкосердечных правителей, сэр Ричард, не бывает! А если есть, страна под их правлением страдает… Потому вы правы, а я нет. А иду я за вами потому, что вы вину берете на себя. Я ответил нехотя, стараясь не встречаться с ним взглядом: — Знали бы вы, чего мне это стоит! Но вам ничего не грозит, а меня гоняют, как бездомную собаку. Поневоле тут… проверьте готовность и… двинемся полегоньку. Действуем, не отклоняясь от плана. Вы захватываете город, быстро и жестко зачищаете его от сторонников принца Эразма, ясно?.. Граф, я вам доверяю, но все же повторите приказ! Он помялся, ответил глухо: — Мы должны ударить на отряды, что расположены между дворцом герцога Людвига фон Эрлихсгаузена и домом графа Брайана. — И? Он договорил со вздохом: — Если понадобится, то и ворваться в их дома, чтобы довершить, как вы говорите, наше благородное деяние… — Хорошо, — одобрил я жестко. — Помните, граф, сейчас война! А неповиновение в такое время — измена!.. Из каких бы прекрасных побуждений вы ни отказались исполнить приказ. Потом вас, возможно, реабилитируют, а меня проклянут демократы, но сейчас мы строим огнем и мечом гуманное и правовое государство! Он сказал обидчиво: — Ваша светлость! Чего бы я пошел с вами, если бы думал, что вы не правы? — Спасибо, граф. Действуйте. — А… вы? Я небрежно отмахнулся. — С небольшим отрядом постараюсь пробраться через стену и открыть ворота. А дальше мне понадобится не больше сотни крепких ребят в доспехах и с мечами в недрогнувших руках. Да еще с десяток арбалетчиков на случай, если кто во дворце успеет напялить доспехи… хотя, надеюсь, не успеют. Он охнул: — Ваша светлость! Вам нельзя так рисковать! Я пожал плечами: — А что я теряю? Мне сейчас пан или пропал. Грудь в крестах или голова в кустах… Ну, это такие боевые заклятия… Эй, Шнайдер! Поди-ка сюда… Шнайдер подбежал не один, с ним те же пекарь, ткач, каретник и кузнец, то есть Беккер, Вебер, Вагнер и Шмидт, а сам он — портной, судя по имени, так что у таких нет рыцарского гонора, когда то исполнять не хочу, а это не буду, достоинство не позволяет, эти сделают все, что велю, как я запомнил сразу, с первой нашей операции, слушаются истово, гордые до невозможности. Я с ними тогда захватил башню Прибрежную, еще ее называют замком и даже крепостью, турнедцы — чтобы пугать соседей, а вартгенцы — хвастаясь ловкостью, с которой взяли в бою, не потеряв ни человека. Фальстронг щедро наградил и пообещал освободить их деревни от налогов навеки, а сейчас я туманно намекнул, что в моих силах дать им дворянство… В слабом утреннем свете под покровом густого тумана, когда и друг друга почти не видим, подобрались к городской стене слева от ворот, я осторожно взял лук и наложил стрелу. Шнайдер шепнул с беспокойством: — Далековато, ваша светлость… — Зато ветра нет, — ответил я. — Не снесет… Он вздохнул, не очень-то веря в способность благородного человека пользоваться простонародным оружием, я же следил за движениями часового, рассчитывая его шаги, чтобы не только заорать не успел, но и опустился прямо на стене, где и устроился для дежурства, нам только грохота падения тяжелого тела в металлическом доспехе недостает… Стрела сорвалась в темноту, я спешно ухватил другую и быстро-быстро вставив расщепом в тетиву, рывком оттянул до уха. Часовые и здесь по двое, явно Гиллеберд настоял, чтобы удвоили стражу. Стрела ударила одного в горло, его колени подломились, он начал опускаться на камень, второй оглянулся, ощутив неладное, мы увидели его испуганное лицо, рот начал открываться для истошного вопля тревоги. Стрела ударила в рот, грузное тело повалилось на труп своего напарника, мы увидели блестящий кончик, высунувшийся из затылка. — Ваша светлость! — прошептал восхищенный Шнайдер. — Я еще и крестиком вышивать умею, — ответил я. — Наверное… Вперед! Но они и без моего подталкивания уже бегут, пригибаясь, к стене. Я почти не пригибал голову, туман настолько плотный, а в низинах его столько, что и всадника скроет, в такое время часовым нужно прислушиваться к каждому подозрительному шороху… Шнайдер и Беккер забросили веревки с крюками, а я превратился в слух и уже хотел подбежать и быстро лезть наверх, как вдруг из башенки распахнулась дверь. Вышел плотный осанистый воин, явно не рядовой, икнул и вытаращил глаза: прямо перед ним за край стены ухватилась рука, а за нею поднялась и голова… Он открыл рот для вопля и выхватил меч, Шнайдер сжался, готовый к тому, что острое лезвие отсечет голову, спрыгивать обратно — тоже смерть… над ним хрюкнуло, это моя стрела пробила охраннику горло и вышла с той стороны. Шнайдер охнул под обрушившейся на него тяжелой тушей в доспехах, тихонько свалил ее в сторону, удерживая, чтобы не рухнула с высокой стены. Я уже быстро карабкался по веревке, Шнайдер прошептал, когда моя голова поднялась над краем: — Спасибо, ваша светлость… — Быстро к воротам, — велел я. — Там бей насмерть! — Все будет… Они с Беккером быстро сбежали вниз, следом ринулись Вагнер, Вебер и Шмидт, а я некоторое время всматривался в далекие окна замка, везде люстры сияют так, что едва не плавятся, свечей не жаль для праздника, новый король угощает соратников, точнее — сообщников, раздает награды, должности, титулы, земли погибших сторонников Фальстронга… Снизу донесся единственный вскрик, а дальше слышались только глухие удары, тяжелое дыхание, затем натужно заскрипело колесо барабана, натягивающего трос. Легонько позвякивая, наверх поползла металлическая решетка. Почти бесшумно снаружи вбежала толпа пеших ратников, потом донесся нарастающий конский топот, под аркой пронеслась тяжелая рыцарская конница. От общей массы отделился отряд, сам граф Буркгарт во главе, отсалютовал мечом. — Ваша светлость!.. Позвольте выразить свой восторг… — Вы почему не со своими людьми? — прорычал я в бешенстве. Он крикнул: — Мои здесь!.. А там справятся Арнубернуз и Фродвин, у них войск побольше, чем у меня. А я, чтобы загладить свою вину, пойду с вами во дворец. Я посмотрел на него с недоверием. — Хорошо, граф. Но если я заподозрю вас в несвойственной демократу мягкотелости… Он помотал головой. — То была понятная слабость, ваша светлость. Приказывайте! — Тогда вперед! Мы пронеслись через город до площади, где в центре высится величественный замок, могучий, рыцарский, который Фальстронг начал было перестраивать во дворец, по крайней мере, внутри, но снаружи это тот же суровый замок… У ворот многие соскакивали и с мечами в руках бросались к воротам. Короткая схватка со стражами, с десяток крепких мужчин навалились своими телами, створки начали расходиться в стороны бесшумно и величаво. Навстречу ударил яркий свет от множества свечей, зеркал. В зале почти нет людей, кроме двух-трех слуг, они вскрикнули и прижались к стенам, а наши с оружием наголо ринулись вверх по лестницам. Стражников, как и ожидали, вдвое, но мы готовы, кто не бросал оружие сразу, видя бегущих на него озверелых людей с нацеленными ему в живот копьями, сбивали с ног, слышалось азартное хэканье и тяжелые удары топоров, тут же бежали дальше. Я сказал быстро Шнайдеру: — Щадить только слуг, понял?.. Так и другим передай. Он кивнул. — Ваша светлость, не сумлевайтесь… Вместе с ним ринулись еще с дюжину таких же из простого народу. Думаю, Шнайдер успел еще раньше передать таким же ратникам мой секретный приказ: пленных не брать, мы не знаем, что с ними потом делать, нам не нужны неприятности… Тяжеловооруженные рыцари графа Буркгарта с проклятиями бежали по ступенькам позади, уступив честь ворваться первыми простолюдинам. К тому же один гигант в сверкающей броне поскользнулся на ступеньках, вступив во что-то мерзко воняющее кислым, упал и с грохотом покатился вниз, сшибая товарищей, не успевших отпрыгнуть с его совсем не победного пути. Другие брезгливо огибали блевотину, пир в честь нового короля все еще гремит, наверху веселые крики, песни, звучат тосты, по пьяни еще не сообразили, кто уже распоряжается внизу… В коридорах тоже стражники, одни сразу же вступили в бой. Кто-то из них заорал истошно: — Тревога!.. Нападе… Он дернулся и сполз по стене, пронзенный тремя копьями, из дверей зала выглянула пьяная морда, ойкнула и скрылась. Наши, как стальной поток половодья, с грохотом и лязгом ворвались следом. Я слышал дикие крики ужаса из зала, но там справятся и без меня, а главные фигуры не будут ждать завершения резни, Гиллеберд не таков… — Ваша светлость? Я оглянулся, сэр Бальдфаст, бледный и напряженный, с мечом наголо замер в ожидании приказаний, за ним люди его отряда, такие же готовые к немедленной схватке. — Обойдем, — сказал я, — наша цель — иностранный поджигатель войны Гиллеберд! Они послушно ринулись за мной по широкому коридору, что не коридор, а такая анфилада небольших залов, пронеслись с грохотом и звоном металла, распугивая слуг и редких гостей, что отыскали уединение с дамами. Я увидел, как впереди мелькнула знакомая фигура, ринулся следом, а сэру Бальдфасту прокричал: — Проверьте все помещения! Ищите тайные ходы! Они послушно рассыпались в стороны, Шнайдер со своими людьми по взмаху моей руки ринулся с ними, а я на рывке попытался догнать человека, что так похож на Гиллеберда… Он успел вскочить в одну из комнат, я услышал щелчок задвигаемого засова, но с такой яростью ударил с разбега плечом, что там хрустнуло и болезненно заныло, однако с той стороны заскрипели выползаемые из дерева гвозди, звякнуло о мраморный пол железо, а дверь распахнулась. В глубине комнаты на звук оглянулся Гиллеберд, но я тряхнул головой, сбрасывая магическое марево, и рассмотрел принца Эразма. Он быстро выдернул меч из ножен и встал в боевую стойку, но глаза затравленно зыркали по сторонам. — Что, — спросил я люто, — доигрался? Где Гиллеберд? Он прошипел: — Боишься? Ничего, он сам тебя найдет… — То-то приходится за ним гоняться, — ответил я. — Ты молился на ночь? Он прошипел сквозь зубы: — Марсала убил?.. — Догадлив, — одобрил я. — Напрасно твой трусливый брат бросил меч… У него было такое лицо, что вот уже бросает меч на пол и сдается, однако молниеносно сделал резкий выпад, я едва успел отшатнуться, хотя острый клинок задел скулу. Неожиданная боль ожгла, разозлила, но я подавил острое желание тут же спасти лицо, позволил струйке сбегать по щеке, пусть видят, Ричард Завоеватель пролил кровь за Варт Генц! Эразм начал задыхаться и отступать, едва-едва отражая удары, прокричал хрипло: — А если я сдамся? — И сдашь Гиллеберда? — Я не знаю, — выкрикнул он, — где он! — Тогда зачем ты мне? Он отшвырнул меч и крикнул громко: — Я сдаюсь!.. Сдаюсь! — Не позорь отца, — сказал я и шагнул к нему с вытянутым мечом острием вперед. — Он сейчас в гробу переворачивается… — Он не… Острие меча вошло ему в горло с такой силой, что уперлось в шейные позвонки. Я выдернул клинок и торопливо отпрыгнул от тугих струй горячей красной жидкости, у такой мрази именно жидкость, а не кровь. Простучали подошвы солдатских сапог, в проемах выросли запыхавшиеся Шнайдер и Вебер. — Погиб? — спросил Шнайдер. — А что, — спросил я все еще злым голосом, — выглядит очень живым? Я прошел мимо трупа, Шнайдер крикнул вслед: — Куда его, ваша светлость? — В выгребную яму, — велел я жестко, — как велит наша всемилостивейшая церковь в отношении отцеубийц! — Сделаем, ваша светлость! |
||
|