"Апокалипсис Нонетот, или Первый среди сиквелов" - читать интересную книгу автора (Ффорде Джаспер)

Глава 24 Политуправление

Я не направилась напрямик ни в беллетрицию, ни в Совет жанров, а вместо этого устроила себе тихую прогулку в уэйнрайтовский «Иллюстрированный путеводитель по Озерному краю». Я часто забредала туда в задумчивом настроении, и хотя нарисованные скалы, по которым я карабкалась, уступали настоящим в красоте и яркости, от них исходили покой и дружелюбие, напитанные любовью к водопадам, мало с чем сравнимой и мало чем превзойденной. Я сидела на теплой карандашной траве стогов, бросала камушек в озеро и смотрела, как расходятся от него нарисованные круги. Вернулась я спустя час, весьма посвежевшая.

Четверг-5 по-прежнему ожидала меня в рекреационной зоне возле видового окна, выходившего на соседние башни. При моем приближении она встала и сказала:

— Извините.

— За что? Ты же не виновата.

— Но уж вы-то точно не виноваты.

— В том-то и дело, что виновата. Она курсант. Она ни за что не отвечает. Ее недостатки — мои.

Я замерла, обдумывая только что произнесенное. Она была порывиста, страстна и способна на почти неконтролируемую ярость. Ее недостатки действительно были моими.

Я глубоко вздохнула и посмотрела на часы.

— Представление начинается. Пора на заседание политуправления.

— Ой! — воскликнула Четверг-5 и принялась шарить у себя в сумке, пока не извлекла маленькую желтую книжечку и ручку.

— Надеюсь, это не то, о чем я подумала, — заметила я.

— А что это, по-вашему?

— Книжка для автографов.

Четверг-5 ничего не сказала, но закусила губу.

— Если ты хотя бы подумаешь попросить автограф у Гарри Поттера, твой день закончится прямо сейчас.

Она вздохнула и бросила книжицу обратно в сумку.

Заседание политуправления проходило в главной дискуссионной палате. Самое большое кресло на помосте принадлежало Жлобсворту, места по бокам от него предназначались для его ближайших помощников и советников. Мы явились за двадцать минут до начала и оказались первыми. Я села на свое обычное место слева от расположения жанров, а Четверг-5 устроилась позади меня. Читометр по-прежнему упорно падал, и я рассеянно озирала комнату, пытаясь собраться с мыслями. На боковых стенах висели портреты различных знаменитостей, так или иначе отличившихся за время правления Совета жанров. Мое собственное изображение маячило вторым с конца, втиснутое между Мишкой Паддингтоном[54] и Генри Путером.[55]

— Так что на повестке дня? — спросила Четверг-5.

Я пожала плечами, изрядно утомленная всем происходящим. Я просто хотела домой — куда-нибудь подальше от литературы и тех частей себя, до которых мне не было особого дела.

— Кто знает? — беспечно отозвалась я. — Падение рейтингов чтения, полагаю. По большому счету говорить больше не о чем.

В это мгновение главные двери распахнулись и вошел Жлобсворт, сопровождаемый обычной свитой прихлебателей. Меня он увидел сразу же и изменил маршрут, дабы тот пролег мимо моего стола.

— Добрый день, Нонетот, — произнес он. — Слышал, вас недавно отстранили?

— Это профессиональный риск, когда работаешь на переднем крае, — ядовито откликнулась я.

Жлобсворт всегда был чиновником. Если он и понял, что я его подкалываю, то виду не показал. Я добавила:

— Вы хорошо себя чувствуете, сэр?

— Не жалуюсь. Это которая? — спросил он, указывая на Четверг-5 практически так же, как показывают кому-нибудь, где туалет.

— Четверг-пять, сэр.

— Вы делаете ошибку, увольняя другую. Я бы попросил о втором или третьем мнении насчет нее, если бы осталось кого спрашивать. Как бы то ни было, решение принадлежало вам, и я ему подчиняюсь. Дело закрыто.

— Я недавно побывала в ремонтных мастерских, и Изамбард поведал мне, что Совет настаивает на модернизации всех передаточных трубопроводов.

— Правда? — рассеянно отозвался Жлобсворт. — Мне бы очень хотелось, чтобы Изамбард занимался своими делами.

Он подошел к помосту, уселся в центральное кресло и начал перебирать бумаги. Зал затих, если не считать тиканья Читометра, возглашавшего очередное падение потустороннего уровня чтения.

Следующим явился полковник Барксдейл, глава Объединенных сил Совета жанров. Он уселся четырьмя столами дальше, даже не взглянув на меня. Мы и раньше не часто встречались, и мне он не нравился страстью к разжиганию войны. Следом прибыл Бакстер, главный советник сенатора, бросивший в мою сторону неприязненный взгляд. На самом деле меня недолюбливали все девять членов директивной комиссии, за вычетом конного сенатора, Черного Красавчика. И неудивительно: я была не просто единственным потусторонником в комиссии, но и ПБЗС и, следовательно, владела оружием, которого боятся все комиссии, — вето. Я старалась исполнять свои обязанности как можно лучше, несмотря на порождаемую этим враждебность.

Четверг-5 выжидательно ерзала каждый раз, когда открывалась дверь, но, кроме обычных десяти членов комиссии и их сотрудников, никто не появлялся.

— Добрый день всем, — произнес Жлобсворт, вставая и обращаясь ко всем нам.

В дискуссионной палате народу было немного, но это так всегда — заседания политуправления проходят за закрытыми дверями.

— К сожалению, должен известить вас, что мистер Гарри Поттер не может присутствовать по причине ограничений, налагаемых авторскими правами, поэтому нам придется отложить вопрос о поставке персонажей для видеоигр на другой раз.

Со стороны сенаторов послышалось ворчание, и я заметила, как один или два убирают в сумки книжечки для автографов.

— Извинения за отсутствие, — продолжал Жлобсворт. — Джейкоб Марли[56] слишком жив, чтобы присутствовать, фрекен Снорк[57] у парикмахера, а сенатор Зиго в очередной раз недоступен. Итак, начнем. Пункт первый: проблема граммазитов. Мистер Бамфорд?[58]

Сенатор Бамфорд был маленький человечек с пушистыми светлыми волосами и такими маленькими глазами, что их почти и не было вовсе. Из-под сенаторской мантии у него торчал синий рабочий комбинезон. Так называемой проблемой граммазитов он занимался уже почти четыре десятка лет, и, похоже, безрезультатно. Хищничество этих мелких паразитов в книгах, которыми они питались, было разрушительно и постоянно высасывало наши ресурсы. Несмотря на истребление в прошлом, число их по сравнению с прежними временами не уменьшилось. Часто предлагалось массовое уничтожение, но натуралисты яростно протестовали всем жанром. Может, они и паразиты, но в юном возрасте такие милые, пушистые и большеглазые — определенно эволюционный шедевр для обеспечения выживания.

— Проблема настолько хорошо известна, что я не стану обрисовывать ее снова. Достаточно сказать, что число граммазитов резко выросло за последние годы, и, дабы не расстраивать натуралистов, я предлагаю принять программу текстуализации, согласно которой представители примерно семисот видов будут сохранены в длинных периодах ужасных академических томов. Таким образом мы сохраним вид — и даже, если понадобится, вернем их из небытия — и все-таки уничтожим популяцию.

Бамфорд сел, и Жлобсворт попросил поднять руки. Единогласно. Граммазиты были чумой, и с ними следовало разобраться.

— Пункт второй, — сказал Жлобсворт. — Падающие цифры рейтингов чтения. Бакстер?

Бакстер поднялся и обратился к присутствующим, хотя, если честно, прочие делегаты — за возможным исключением Красавчика — обычно во всем соглашались с Жлобсвортом. Обращаться Бакстеру на самом деле следовало ко мне. Как держатель единственного вето, я была тем, кого ему следовало склонить на свою сторону.

— Уже ряд лет падение рейтингов чтения является предметом нашей постоянной озабоченности и увеличило расходы в Кладезе Погибших Сюжетов на создание захватывающих новых книг, неспособных завладеть вниманием читающей публики. Мы, члены комиссии по повышению читательской активности, сформулировали несколько радикальных идей с целью возродить интерес к роману.

Он перевернул страницу и откашлялся, прежде чем продолжить.

— По результатам проведенного в реальном мире сбора фактического материала мы решили, что ключевым словом для нового поколения является «интерактивность». Для множества читателей книга — слишком односторонняя система подачи информации, а новая форма романа, позволяющая читателям выбирать, куда дальше пойдет действие, является шагом вперед.

— Но разве не в этом суть книг? — вопросил Черный Красавчик, сердито топнув копытом по столу и перевернув чернильницу. — Удовольствие заключается в разворачивании сюжетов. Даже если мы знаем, что должно произойти, то, как оно происходит, все равно занимательно.

— Я не мог бы согласиться с вами больше, — ответил Бакстер, — но наш основной читатель стареет, а мировая молодежь растет без привычки читать книги.

— Так что вы предлагаете? — спросил Жлобсворт.

— Создать новую форму книги — интерактивную книгу, которая начинается с пустых страниц, за исключением примерно десяти основных персонажей. Затем, по мере написания, глава за главой читатели голосуют, кого они хотят оставить, а кого — исключить. Как только мы это узнаем, мы пишем новый кусок, а в конце новой главы снова опрашиваем читателей. Я назвал это «книжное реалити-шоу» — жизнь, как она есть на самом деле, со всеми человеческими взаимодействиями, делающими ее столь многогранной.

— И со скучными деталями тоже? — поинтересовалась я, припомнив собственный опыт участия в прямом эфире.

— Я не говорю, что все книги должны стать такими, — торопливо добавил Бакстер, — но мы хотим сделать книги крутыми и привлекательными для молодежного рынка. Общество идет вперед, и, если мы не будем идти с ним в ногу, книги — и мы — исчезнем.

Для подкрепления своего аргумента он указал рукой в сторону Читометра, который, словно в подтверждение, упал еще на семнадцать пунктов.

— Почему бы нам просто не писать лучшие книги? — спросила я.

— Потому что это дорого, времязатратно и нет гарантии, что сработает, — ответил сенатор Эймсворт, впервые подавший голос. — Из того, что я видел в реальном мире, интерактивность — беспроигрышный вариант. Бакстер прав. Будущее за реалити-книгами, основанными на демократическом принятии решения совместно создателями и читателями. Дайте людям то, что они хотят, и именно в той форме, в какой они этого хотят.

— Как только шар стронется с холма вниз, его уже не остановить, — заметила я. — Это ложный путь — я чувствую это.

— Ваше упорство несвоевременно, мисс Нонетот. Что плохого в том, чтобы предложить читателю выбор? Предлагаю голосовать. Все, кто за направление фондов и ресурсов на интерактивную реалити-книгу, поднимите руки.

Руки подняли все, кроме меня и сенатора Красавчика. Я — потому что была не согласна с ними, а Красавчик — потому что у него было копыто. Не важно. Он был против.

— Как обычно, — проворчал сенатор, — белая ворона знает лучше. Ваши возражения, мисс Нонетот?

Я набрала побольше воздуху.

— Суть в том, дамы и господа, что мы не в книжном бизнесе. Это не издательская конференция с объемами продаж, целями, рыночными исследованиями и фокус-группами. Книга может быть средством передачи информации, но чем мы тут на самом деле занимаемся, так это повествованием. Человеческие существа любят истории. Человеческим существам нужны истории. Истории — это хорошо. Истории работают. История очищает и улавливает сущность человеческого духа. История во всех ее формах — о жизни, о любви, о знании — отмечает стремление человечества вверх. И история, попомните мои слова, будет с последним человеком при последнем издыхании, и мы будем там, поддерживая того самого последнего человека. Я говорю, мы уповаем на хорошо рассказанные хорошие истории и оставим интерактивность как мимолетную потустороннюю причуду, каковой она и является. Вместо подобострастного обслуживания читательского мнения нам следует его направлять.

Я на миг умолкла и обвела взглядом море неубежденных лиц. Читометр щелкнул, упав еще на двадцать восемь книг.

— Послушайте, падение рейтингов чтения беспокоит меня не меньше, чем любого из вас, но дикие и отчаянные меры не ответ. Надо докопаться до исходной причины и сообразить, почему люди предпочитают смотреть «Самаритянин отдает почку», а не читать хорошую книгу. Если мы не способны создавать лучшие книги, тогда мы должны делать гораздо больше, нежели выдумывать всякие уловки, дабы потрафить самым низменным вкусам.

Повисло молчание. Я говорила серьезно процентов на семьдесят пять, но мне требовалось донести идею до остальных. На этой планете должно быть место и для «Доктора Живаго», и для «Экстремального исправления шпателем», но чаша весов накренилась уже достаточно, и я не хотела, чтобы она опускалась еще ниже. Все они взирали на меня в молчании, Жлобсворт барабанил пальцами по столу.

— Означает ли это, что вы налагаете вето?

— Означает.

Остальные делегаты дружно застонали, и я вдруг подумала, а не слишком ли далеко я зашла. В конце концов, для них, как и для меня, главным было благо Книгомирья, а ничего лучшего мне было не придумать.

— Я бы хотела провести собственное исследование, — сказала я в надежде, что, услышав корпоративный жаргон, они согласятся, — и посмотреть, не удастся ли мне выдать на-гора какую-нибудь подходящую стратегию. Если не получится, последуем вашей интерактивной идее, как бы глупо это ни звучало.

— Очень хорошо, — нараспев произнес Жлобсворт, и все они раздраженно переглянулись. — Я слишком хорошо знаю вас и не рассчитываю, что вы передумаете, так что мы обсудим положение повторно через неделю и двинемся дальше. Следующий пункт?

Полковник Барксдейл поднялся и оглядел нас с тем мрачным видом, с каким всегда преподносил плохие новости. Ничего другого от него никогда и не слышали. Подозреваю, что он сам фабриковал плохие новости ради удовольствия их преподнести. Он был главой Книгомирной обороны последние восемь лет и явно хотел поднять свои ставки, развязав пару-тройку межжанровых войн. Шанс достичь величия, если угодно.

— Полагаю, все вы слышали об озвученной недавно Торопыгой Глушаком угрозе стабильности Книгомирья?

В ответ раздалось утвердительное бормотание.

— Хорошо. Что ж, поскольку безопасность — моя сфера, я хочу, чтобы вы все согласились с планом действий, который является одновременно решительным и окончательным. Если Глушак может применить грязную бомбу, никто из нас не в безопасности. Сторонники жесткой линии в богословии и феминизме готовы мобилизоваться на войну для защиты своих с таким трудом завоеванных идеологий, и, по моему мнению, превентивный удар покажет этим безнравственным ублюдкам, что мы настроены серьезно. У меня наготове три бригады дэнверклонов, ожидающие приказа хлынуть через границу. Это не займет много времени — Бульварный роман как жанр и так на ладан дышит.

— А не слишком ли вы торопитесь с войной? — поинтересовалась я. — Глушак пойдет на все, чтобы придать себе вес. И даже если он действительно разработал грязную бомбу, он ее еще не взорвал. Как он протащит что-либо подобное в Феминизм? У них одна из самых защищенных границ в Книгомирье.

— Из надежного источника нам известно, что бомбу можно замаскировать под двусмысленность в Альковном фарсе и доставить ее через черный ход в Комедии.

— Чистая спекуляция. Как насчет старой доброй дипломатии? Вы могли бы предложить Глушаку излишки подтекста из Кладезя или даже диалог, дабы смягчить худшие крайности жанра, — возможно, на это он отреагировал бы положительно. В конце концов, они всего лишь хотят развиваться.

Полковник Барксдейл нетерпеливо забарабанил пальцами и уже открыл рот, но Жлобсворт его опередил:

— Это повод для беспокойства. Богословы озабочены экспансионистскими настроениями бульварников: говорят, они хотят занять деюморизованную зону. Кроме того, — добавил он, — подтекст и диалог доходят до семисот пятидесяти гиней за килограмм.

— А мы точно знаем, что у них есть грязная бомба? — спросила я. — Вдруг это голый блеф?

Жлобсворт подал знак Барксдейлу, и тот передал мне досье с грифом «ужасно секретно».

— Это не блеф. Нам прислали несколько весьма тревожных докладов касательно прорывов неподобающей непристойности аж из классики — из Чарльза Диккенса, ни больше ни меньше.

— «Николас Никльби», — прочла я на переданном мне листке бумаги. — Цитата: «…он наградил ее пристальным взглядом и осведомился, кончила ли она…»[59]

— Видите? — сказал Барксдейл, в то время как прочие делегаты бормотали что-то про себя и ошеломленно качали головами. — А как насчет вот этого?

Он вручил мне очередной листок, на сей раз из «Тэсс из рода д'Эрбервиллей» Томаса Харди.

— «…Тэсс следует пойти к этому члену…».[60]

— И, — добавил он решительно, — в «Оливере Твисте» у нас появился персонаж по имени Чарли Бейтс.

— Чарли Бейтса всегда так звали, — заметила я. — Помнится, мы еще в школе хихикали над этим именем.[61]

— Несмотря на это, — ответил полковник Барксдейл, не теряя уверенности, — остальных двух более чем достаточно, чтобы воспринять это крайне серьезно. Дэнверклоны готовы. Мне нужно только ваше одобрение…

— Подобные явления называются смысловой флуктуацией.

Это была Четверг-5. Никогда еще на заседании не случалось такого дерзкого нарушения протокола, и я бы вышвырнула ее сама, когда бы не ее правота.

— Извините, — саркастически произнес сенатор Жлобсворт, — должно быть, я пропустил заседание, на котором другая Четверг была выбрана в Совет безопасности. Беллетрицейские курсанты должны тренироваться, поэтому на сей раз мы закроем глаза. Но еще хоть слово…

Четверг-5 не дрогнув добавила:

— Сенатор Глушак сам прислал вам эти примеры?

Сенатор Жлобсворт, не теряя времени, кликнул через плечо одну из множества маячивших поблизости Дэнверс.

— Охрана! Видите ту Четверг с цветком в волосах? Ее надо вернуть в ее…

— Она со мной, — сказала я, глядя в упор на Жлобсворта, который грозно вытаращился на меня в ответ, — и я ручаюсь за нее. По-моему, ее мнение стоит того, чтобы к нему прислушаться.

Жлобсворт и Барксдейл умолкли и переглянулись, прикидывая, нет ли какого-нибудь правила, к которому они могли бы прибегнуть. Такого правила не было. И именно ради таких моментов Большая Шишка и даровала мне право вето — чтобы замедлять ход вещей и заставлять Совет жанров думать, прежде чем действовать.

— Ну? — повторила я. — Торопыга Глушак сам прислал вам эти примеры?

— Ну, не то чтобы… как таковые, — пожал плечами полковник Барксдейл, — но улики неопровержимы и совершенно, абсолютно не вызывают сомнений.

— Я утверждаю, — не унималась Четверг-5,— что это просто слова, чьи значения с годами изменились, и данные книги были написаны в точности теми словами, которые вы нам сейчас процитировали. Смысловая флуктуация.

— Едва ли такое возможно, дорогая, — покровительственно отозвался сенатор Жлобсворт.

— Да ну? — влезла я. — Вы хотите мне сказать, что когда Лидия из «Гордости и предубеждения» думает о Брайтоне, то «…перед ее мысленным взором вставал во всем блеске…» не военный лагерь, а нечто иное?

— Нет, конечно, — ответил сенатор, внезапно почувствовав себя неуютно под нашими с Четверг-5 гневными взглядами.

Среди делегатов пошел шумок, и я продолжила:

— Слова меняются. Кто бы ни послал вам эти примеры, он имел целью скорее конфронтацию, нежели мирный исход кризиса. Я намерена снова использовать свое право вето. Предлагаю попытаться найти дипломатическое решение, пока у нас нет неопровержимых доказательств, что Глушак действительно располагает заявленными возможностями.

— Это не выход, — прорычал Жлобсворт с едва сдерживаемой яростью, поднимаясь с места и собирая свои бумаги. — Вы ступаете на морально зыбкую почву, становясь на сторону Бульварного романа.

— Я окажусь на куда более зыбкой почве, если не встану на их сторону. Я не готова санкционировать войну из-за нескольких случайных слов в отдельных классических произведениях. Покажите мне нарочито грубую и плохо написанную сексуальную сцену в романе «На маяк»,[62] и я лично возглавлю битву.

Жлобсворт уставился на меня, а я в ответ сердито уставилась на него.

— Но тогда вред уже будет нанесен. Мы хотим остановить их до того, как они даже начнут. — Он умолк и взял себя в руки. — Два вето в один день. Вы должны быть особенно довольны собой. Надеюсь, у вас найдется столько же остроумных ответов, когда «Второй пол»[63] окажется щедро пересыпан грязными намеками.

И, не говоря больше ни слова, он вылетел с заседания, сопровождаемый по пятам Барксдейлом, Бакстером и всеми остальными, каждый из которых цокал языком и качал головой в тошнотворной демонстрации вдохновенного подхалимажа. Не присоединился к ним только сенатор Красавчик. Он покачал на меня головой в смысле «скорее ты, чем я» и затрусил наружу.

Мы остались в тишине, не считая Читометра, зловеще упавшего еще на тридцать шесть пунктов.

— Пассаж про «смысловую флуктуацию» был по-настоящему хорош, — сказала я Четверг-5, когда мы снова оказались в лифте.

— Ничего особенного, правда.

— Ничего? — эхом откликнулась я. — Не прибедняйся. Возможно, ты только что предотвратила межжанровую войну.

— Время покажет. Я хотела спросить… Вы говорили, что вы ПБЗС. Что это значит?

— Это значит, что я последний бастион здравого смысла в Совете. Поскольку я с Той Стороны, то больше склонна к независимому мышлению, нежели в целом предопределенное Книгомирье. Ничего не происходит без моего знания или комментария.

— Должно быть, за это вас иногда не любят.

— Нет, — ответила я, — за это меня не любят все время.

Мы спустились обратно в контору беллетриции, где я официально вручила свой бедж Брэдшоу, который бесстрастно принял его у меня и вернулся к работе. Я уныло поплелась к своему столу, где меня с нетерпением ждала Четверг-5. Стажировка ее кончилась, и я знала, что она жаждет хоть какой-то определенности.

— Я могу дать три рекомендации, — начала я, опускаясь на стул. — Первое: отправить тебя на дальнейшее обучение. Второе: вернуть тебя на базовый курс. И третье: ты полностью оставляешь службу.

Я взглянула на нее через стол и увидела самое себя. Так я обычно смотрела в зеркало, и ответный взгляд приводил в замешательство. Но следовало проявить твердость и принять решение на основе того, как она справилась с заданиями, и общей пригодности.

— Тебя едва не сожрал граммазит, и ты позволила бы Минотавру убить меня, — начала я, — но, с положительной стороны, ты додумалась до объяснения про смысловую флуктуацию, а это дорогого стоит.

На миг в ней вспыхнула надежда.

— Однако я должна принять во внимание и обдумать все моменты без предубеждения — в твою ли пользу или наоборот. Эпизод с Минотавром — слишком важный промах, чтобы его проигнорировать, и как бы мне ни нравились твои слегка эксцентричные повадки, извини, но я рекомендую тебе не поступать в беллетрицию, ни сейчас, ни в будущем.

Она молчала, и вид у нее был такой, словно она сейчас заплачет, что она и сделала пару секунд спустя. Из нее мог бы получиться приличный агент, но слишком велик был риск, что она даст себя убить. И меня-то в процессе выполнения экзаменационной задачи едва не прикончила кучка эмоциональных наркоманов в «Тень, пастуший пес». Четверг-5 в подобной ситуации не выжила бы, а я не собиралась брать это на свою совесть. Она была не просто версией меня, она была в чем-то ближе мне, чем родные, и я не хотела, чтобы с ней что-то случилось.

— Я понимаю, — выдавила она между всхлипами, промакивая нос кружевным платочком.

Она поблагодарила меня за потраченное время, извинилась еще раз за Минотавра, положила свой жетон мне на стол и исчезла в свою книгу. Я откинулась на спинку стула и вздохнула. Увольнение обеих Четверг далось мне нелегко. Я хотела домой, но на пустой желудок прыжок через границу вымысла и реальности мог оказаться мне не по зубам — энергии не хватило бы. Я взглянула на часы. Стрелка еще только подбиралась к четырем, а в это время агенты беллетриции любили пить чай. А чтобы попить чаю, они, как правило, отправлялись в лучшие чайные Книгомирья — или куда угодно, коли на то пошло.