КЛЕЙ

– Сережка, помоги-ка!

Фрезеровщица тетя Лена Торлина, абсолютный антипод Тещи. Маленькая, худенькая, никогда не ходит – все время бегом. Вот и сейчас прибежала на склад. Большой палец правой руки в крови.

– Боже, как вас угораздило?

– Заусенец на заготовке попался.

Идем к аптечке. Порез небольшой, чистый, но кровит сильно. Промываю перекисью водорода, достаю йод.

– Убери, лучше заклей.

– Тетя Лена, порез глубокий, клей может не схватиться. Забинтовать бы…

– Клей, говорю.

Убираю йод, достаю бутылку с надписью БФ-6. Универсальный клей, на все годится! Хоть резину клеить, хоть плоть человеческую. А есть любители, которые «Бориса Федоровича» внутрь организма принимают.

Вооружаюсь ватной палочкой, обмакиваю ее в клей. Начинаю аккуратно замазывать продолжающий кровоточить порез. Тетя Лена тихонько шипит сквозь зубы – клей на спирту, щипет не хуже йода, по себе знаю. Клей смешивается с кровью и густеть не собирается, превращаясь в розовое желе. Но свое дело делает – дезинфицирует рану и прижигает ткани, уменьшая кровотечение.

– Дерьмо, а не клей! – констатирует тетя Лена, глядя как я куском бинта вытираю желе из крови и клея.

– Почему? Свежий клей, на прошлой неделе получили.

– Да он и свежий дерьмо, и не свежий дерьмо. Вот немцы мне лоб заклеивали, это был клей!

– Какие немцы, тетьЛен?

– Обычные, фашисты.

– В войну, что ли?

– Ну да.

– Это где вас так угораздило под фрицев попасть?

– Да в Саблино же! Немцы когда Ленинград в кольцо взяли, то воевать ездили на Пулковские высоты, а жили у нас в Саблино. И госпиталь там же устроили. К нам на постой определили военврача, злющий такой был.

– Страшно было?

– Сперва страшно, потом привыкли. Да и что я тогда понимала? Мне ж четыре года тогда было, все мысли только о еде. Это вот напарницу твою, Ольку, осенью сорок первого в эвакуацию увезли, а теперь она дите блокадного Ленинграда. А я всю войну в Саблино с голодухи пухла, так мне ни звания, ни медальки, ни льгот! Можно подумать, мы под немцами жили сытнее, чем в Ленинграде!

Я выбрасываю грязный бинт, беру новую ватную палочку. Начинаю мазать порез по второму кругу.

– А с немецким клеем как познакомились?

– Обычно познакомилась. На улице играли, меня кто-то из мальчишек толкнул в сугроб. А под снегом колючая проволока оказалась. Я на шип стальной лбом и налетела, хорошо еще что не в глаз попало. Рассадила кожу от сих до сих. Да глубоко так пропорола! Сижу, реву, все лицо в крови. Мимо этот немец наш проходил. Меня увидел, привел домой. Промыл порез, потом достал бутыль какую-то и начал мне лоб мазать. Клей оказался, медицинский. Защипало сильно, я опять в рев, руки ко лбу подняла. Хотела эту жгучку стереть. А немец мне по рукам ка-ак врежет! По-русски он не говорил, а жестами показывает: не трогать! Я испугалась, руки за спину спрятала. Сижу, реву потихоньку. Тут клей засыхать начал, кровь остановилась и щипать перестало. Немец кровь с моей мордашки смыл, посмотрел на меня. Я сижу, реветь перестала. Он мне леденец в рот сунул и жестами показывает – катись, мол, отсюда. Я и выкатилась.

– Готово, тетьЛен, – докладываю я, оглядывая фронт работ. – Напальчники дать?

– Давай, мне еще работать.

Выдаю два напальчника – резиновый для стерильности и кожаный.

– Так вот, про клей. Как немец мне один раз лоб заклеил, так больше я к нему не приходила. Я с этим клеем и по улицам носилась, и в бане мылась. Держался, пока лоб полностью не зажил. Потом вместе с болячкой начал кусками отваливаться, а под клеем новая кожа. И даже шрама не осталось. А это, – ткнула в бутылку с надписью БФ-6. – Это дерьмо, а не клей.