Илья Борисович Мощанский Танки, вперед! Курьезы танковой войны в битве за Ленинград

«Обратная сторона медали»

Летом 1941 года дальние подступы к Ленинграду прикрывали Северо-Западный и Северный фронты, входившие в межфронтовое объединение — Северо-Западное направление под командованием Маршала Советского Союза К. Е. Ворошилова.

Северный фронт был создан 24 июня 1941 года и прикрывал территорию Кольского полуострова, Карелии, а также разворачивал Лужскую оперативную группу (Лужский рубеж) в тылу отступающего на восток Северо-Западного фронта. Так как фронт разворачивался на базе Ленинградского военного округа[1], комфронта стал командующий округом генерал-лейтенант М. М. Попов, а начальником штаба — генерал-майор Д. Н. Никишев.

Северо-Западный фронт, созданный на базе Прибалтийского Особого военного округа, с началом войны вел бои на территории Эстонии, Псковской и Новгородской областей. 2 июля германские войска нанесли контрудар в стык 8-й и 27-й армий и прорвались в направлении Острова и Пскова. За неумелое управление войсками командование Северо-Западного фронта в полном составе было снято со своих постов. С 4 июля в командование фронтом вступил генерал-лейтенант П. П. Собенников. Членом Военного совета был назначен корпусной комиссар В. Н. Богаткин, а начальником штаба стал генерал Н. Ф. Ватутин — заместитель начальника Генерального штаба, который находился на фронте с 22 июня 1941 года[2].

Успехи немецких войск в первые три недели войны привели к тому, что их командование настолько уверовало в слабое сопротивление советских войск, что надеялось, начиная наступление с 10 июля, в 4 дня преодолеть 300-километровое расстояние до Ленинграда. 4-я танковая группа противника с рубежа реки Великая и реки Череха возобновила свое наступление на лужском и новгородском направлениях. Однако уже на второй день наступления командующий 4-й танковой группой генерал Гепнер понял, что на лужском, то есть кратчайшем к Ленинграду направлении, из-за упорного сопротивления русских прорваться без значительных потерь и в короткие сроки не удастся.

Подвижные соединения 41-го моторизованного корпуса 12 июля были остановлены упорной обороной правофланговых соединений 11-й армии Северо-Западного фронта и передовых отрядов войск Лужской оперативной группы юго-западнее Луги. Не сумев прорваться на Ленинград через Лугу, командование 4-й танковой группы повернуло основные силы 41-го корпуса на север с задачей прорваться к Ленинграду через леса западнее Луги и Копорского плато. 14 июля противник вышел к реке Луга в 20–35 км юго-восточнее Кингисеппа и захватил переправы у Ивановского и Сабека. Дальнейшее его продвижение здесь было также остановлено контратаками резервов Лужской оперативной группы, выдвинувшихся к этому времени из Ленинграда.

56-му моторизованному корпусу вермахта из 4-й танковой группы, который действовал против левого фланга Лужской оперативной группы, тоже пришлось пробиваться на восток с боями. На новгородском направлении корпусу генерала Манштейна удалось прорваться вдоль левого берега реки Шелонь и передовыми частями выйти к лужской полосе обороны западнее Шимска.

В связи с тем что 16-я германская полевая армия наступала на Холм и Старую Руссу, между ее соединениями и 56-м моторизованным корпусом образовался 100-километровый разрыв. Эту брешь советское командование решило использовать с целью срыва наступления врага на Новгород и разгрома прорвавшихся к Шимску частей его 56-го корпуса.

13 июня по приказу Главкома Северо-Западного направления маршала К. Е. Ворошилова часть соединений Северо-Западного фронта (включая три дивизии, переданные из Северного фронта) должны были нанести контрудар с целью разгрома частей 56 мк, прорвавшихся в район юго-западнее Шимска. Командующий Северо-Западным фронтом в своей директиве № 012 от 13 июля приказал войскам 11-й армии генерала В. И. Морозова осуществить задуманный план.

Главной ударной силой операции должны были стать три свежие дивизии, переданные из состава Северного фронта. 70-я стрелковая дивизия генерал-майора А. Г. Федюнина (военком — полковой комиссар Б. О. Галстян) из состава Лужской оперативной группы считалась одной из лучших в довоенном Ленинградском ВО, была прекрасно укомплектована и сколочена. 237-я стрелковая дивизия генерал-майора Д. А. Попова (военком — полковой комиссар B. C. Давидович), переброшенная из района Гатчины, а также 21-я танковая дивизия полковника Л. В. Бунина (военком — полковой комиссар П. И. Калашников), ранее входившая в состав 10-го механизированного корпуса, тоже привлекались к контрудару.

Для проведения наступления командующий 11-й армией решил создать две группировки: северную — в составе 70-й и 237-й стрелковых и переброшенной сюда 21-й танковой дивизий (120 Т-26, 28 огнеметных — всего 148 танков на 8 июля 1941 года) и южную — в составе 183-й стрелковой дивизии. Войскам были поставлены следующие задачи:

237-й стрелковой дивизии — нанести удар из района Городище, ст. Каменка в юго-западном направлении на Болоцко (фронт наступления — 15 км);

183-й стрелковой дивизии — перейти в наступление с рубежа Илемно, Сухлово (фронт 12 км), нанося удар в северо-западном направлении на Замушки, и во взаимодействии с 237-й дивизией окружить и уничтожить прорвавшиеся в район н/п Сольцы и западнее Шимска части противника (8-я танковая и часть сил 3-й моторизованной дивизий);

70-й стрелковой дивизии — нанести удар из района южнее Любач на юг в направлении н/п Сольцы, рассечь окружаемую группировку противника и во взаимодействии с 237-й и 183-й стрелковыми дивизиями уничтожить ее. Готовность войск устанавливалась на 14 июля.

Таким образом, замысел командующего 11-й армией состоял в том, чтобы ударом по сходящимся направлениям во фланг и тыл противника окружить его войска, рассечь и уничтожить их. С целью не допустить отхода противника на юг за Шелонь командующий армией по южному берегу реки развернул 202-ю моторизованную дивизию. Для обеспечения ударных группировок с запада 237-я стрелковая дивизия должна была одним полком организовать надежное прикрытие со стороны населенного пункта Большой Звад, и 182-я стрелковая дивизия 22-го стрелкового корпуса — перейти в наступление и овладеть городом Порхов.

На этот раз наступление решили прикрыть с воздуха. Авиаподдержку осуществляли четыре авиационные дивизии Северо-Западного и Северного фронтов и 1-й дальний бомбардировочный корпус.

Командир 70-й стрелковой дивизии генерал-майор Федюнин принял следующее решение: ударами с рубежа Пирогово, Багрово, Скирино (фронт наступления 17 км) в двух направлениях — Пирогово, Большое Заборовье, Молочково и Скирино, Муссцы, Сольцы — окружить и уничтожить 8-ю танковую дивизию противника. Главный удар планировалось нанести силами двух полков — 68-м и 252-м (на фронте 10 км); третьему — 329-му полку одним батальоном обеспечить правый фланг дивизии, а двумя батальонами составить резерв командира дивизии в готовности для наступления на Сольцы. Глубина задачи 70-й стрелковой дивизии составляла 12 км (ближайшая задача — 8 км, дальнейшая — 4 км).

8-я танковая дивизия вермахта на 22 июня 1941 года на вооружении трех батальонов своего 10-го танкового полка имела 49 легких танков Pz.Kpfw.II, 118 машин чехословацкого производства Pz.Kpfw.38(t), 30 Pz.Kpfw.IV, 7 командирских машин Bef.38(t) и 8 командирских танков на гусеничном шасси немецкого производства[3]. Конечно, к середине июля 7 из этого числа уже была выведена из строя, но германское бронетанковое соединение все равно представляло из себя грозную силу.

Основу нашей 21-й танковой дивизии составляли танки Т-26 различных марок: пулеметный двухбашенный Т-26 образца 1931 г., пушечный с цилиндрической башней образца 1933 г., пушечные с коническими башнями образцов 1938 и 1939 г.; огнеметные (химические) ОТ-26, ОТ-130, ОТ-133. Читателя, конечно, интересует вопрос: могли ли наши танки на равных сражаться с германской техникой из 8 тд, представленной на этом ТВД? При ответе на этот вопрос необходимо проанализировать ТТХ линейного пушечного Т-26, сравнивая его по трем оценочным параметрам: подвижности, защищенности и огневой мощи.

Легкий танк поддержки пехоты Т-26, являвшийся «дальним родственником» британской разработки «Виккерс» 6-тонный, по-хорошему требовалось снять с производства уже в 1936–1937 годах. Но основательно устаревшую и концептуально (к этому времени уже были созданы пехотные танки с мощной бронезащитой: R-35 и Н-35 во Франции, а также «Матильда I» в Великобритании; впрочем, они отличались крайне архаичным вооружением) и технически машину продолжали выпускать до 1941 года. Начать массовый выпуск танка сопровождения Т-50, имевшего броню на уровне среднего Т-34, так и не удалось.

С подвижностью, первым из оценочных параметров, у Т-26 дело обстояло довольно плохо — он уступал всем танкам вермахта, за исключением чехословацкого 35(t). Последний был вообще близок по своим ТТХ к Т-26, поскольку создавался в рамках той же концепции и по образу и подобию «Виккерса» 6-тонного.

Защищенность у Т-26 была еще хуже — даже германский Pz.Kpfw.I (по сути, танкетка с вращающейся башней) имел более толстую броню, чем Т-26. Все остальные немецкие легкие (в том числе и чехословацкого производства) танки 1941 года защищались лобовой броней в 25–30 мм против 15 мм у Т-26, а средние и тяжелые (напомню читателю, что до 1942 года немцы делили танки на классы не по боевой массе, а по калибру артсистемы) — до 50 мм.

Нельзя, впрочем, сказать, что не предпринимались никакие шаги для усиления бронирования Т-26. Введение конической башни (образец 1938 г.), а затем и наклонной брони подбашенной коробки (образец 1939 г.), безусловно, способствовало повышению пулестойкости брони. Но только пулестойкости! От снарядов такая броня по-прежнему не спасала. Кардинальное же усиление бронезащиты было конструктивно невозможно. Неизбежно возраставшую при этом массу не выдержала бы ни ходовая часть, ни двигатель, ни трансмиссия. Масса Т-26 к концу серийного производства и без того возросла до 12 тонн, что самым негативным образом сказалось на его технической надежности.

Пожалуй, только с вооружением у Т-26 было все в порядке. Мощная (для 1941 года) 45-мм пушка в определенной степени компенсировала недостаточность бронезащиты Т-26 и уравнивала его шансы в огневой дуэли с танками вермахта.

Впрочем, отнюдь не недостатки этой боевой машины снижали наши шансы в наметившемся противостоянии. Проблема была в первую очередь в организации боевой деятельности бронетанковых соединений. Достаточно проследить историю использования техники в 21 тд с 22 июня по 13 июля 1941, чтобы понять, почему к началу нашего контрудара дивизия была лишь частично боеспособна[4].

22 июня 1941 года находившийся в местах зимнего расквартирования (управление соединения находилось в г. Пушкин) 10-й мехкорпус РККА, к которому относилась 21-я танковая дивизия, был поднят по тревоге. В этот же день поступило распоряжение: «Выступить своим ходом и сосредоточиться в районе Антреа, Киипен-Йоки, Хейнть-Йоки (так в документе. — Примеч. авт.). Танковым частям сосредоточиться к 5.00 24.06 (потом этот срок был перенесен на 25 июня. — Примеч. авт.), а пехоте — к 5.00 29.06».

21-я танковая дивизия к началу войны дислоцировалась в районе Сертолово, Черная речка, насчитывая в своих рядах 177 линейных Т-26, 38 огнеметных танков на базе Т-26, 9 транспортеров и бронетранспортеров на гусеничной базе Т-26, 41 бронемашину и 417 автомобилей. В первый день войны дивизия выдвинулась маршем по маршруту: Слуцк, Ленинград, Агалатово, Киркомяки, Кивиниеми, Ряйсяла, Сапрала, Антреа. В 175-километровый путь выступило 160 линейных Т-26, 38 огнеметных танков, 7 гусеничных бронетранспортеров и 39 бронемашин (автомобили пошли другим маршрутом). За 48 часов непрерывного движения со средней маршевой скоростью 4 км/ч, «сжигая» и без того невысокий моторесурс, к 8.00 25 июня 21 тд сосредоточилась в районе Хянныкиялянниеми, Полила, Иля-Наскуа. Из-за технических неисправностей в пути было брошено 35 танков и одна бронемашина (они подтягивались еще несколько дней подряд. — Примеч. авт.).

До 5 июля танки 10-го мехкорпуса поддерживали войска 23-й армии, обороняющей Карельский перешеек. Основу 10 мк составляли 21-я и 24-я танковые дивизии, 198-я моторизованная дивизия, 7-й мотоциклетный полк, 386-й отдельный батальон связи, 2-й отдельный моторизованный инженерный батальон, 65-я полевая касса Госбанка.

С утра 5 июля из оперативного отдела Северного фронта пришло указание: 21 и 24 тд отобрать по 100 танков каждой и подтянуть их к железнодорожным станциям для переброски в район Красногвардейска в резерв фронта. Подобный приказ был обусловлен необходимостью принять меры в связи с угрозой прорвавшихся моторизованных соединений противника, которые 4 июля захватили г. Остров.

Такой скороспелый и непродуманный приказ буквально развалил функционирование 10-го мехкорпуса. Командование соединения гадало: надо ли брать штаб корпуса или штабы дивизий, нужно ли с собой брать полки или другие подразделения? Танкисты возмущаясь, говорили, что лучше и целесообразнее было бы отдать приказ о переброске танковых полков в 100 танков. Сюда вошли бы все подразделения полка. Командование, штабы — все материально-техническое обеспечение — было бы уже готово, ранее сколочено. А так мехкорпус «раздваивался» — ведь кому-то нужно командовать и танками, оставшимися в 23-й армии.

Бардак продолжал нарастать. Задержки с погрузкой в эшелоны происходили из-за того, что назначенные к отправке танки вели сражения на Карельском перешейке. Необходимо было выводить их из боя, сосредоточивать и подводить к станциям погрузки. Такие действия были обусловлены идеей оставить перед финскими войсками гораздо более изношенные танки, а относительно новые боевые машины отправлять в район Красногвардейска для борьбы против более сильного противника.

На 7 июля ситуация прояснилась. 10 мк, хоть и чрезвычайно медленно, отправлялся в новый район сосредоточения Луга, Толмачево. А оставшиеся в 23 А танки свели сначала в два, а потом в пять отдельных батальонов. К 18 часам 7 июля все 19 необходимых к отправке эшелонов были загружены и отправлены.

8 июля прибыло и было разгружено всего 6 эшелонов. Из первых двух выгрузившихся эшелонов танковый разгружался 25 минут, а тыловой — около 7 часов. Начальник второго эшелона капитан Е. В. Озеров не организовал разгрузку, и каждое подразделение занималось исключительно своим имуществом. Те, у кого было много людей, закончили работу и пошли спать, в то время как боеприпасы, запчасти к танкам никто не разгружал. А вышеупомянутый начальник эшелона играл в это время в шахматы. Только когда он был «отловлен» представителем отдела АБТУ Северного фронта, это безобразие с разгрузкой удалось прекратить.

К исходу 9 июля было получено приказание — передать 21 тд Северо-Западному фронту. В 2.30 10 июля соединение было поднято по тревоге, а в 4.30 дивизия прошла Лугу с задачей: следовать по маршруту Луга, Лудоми, Заречье и сосредоточиться в районе Порхова в готовности действовать в псковском и островском направлениях. Дойдя до Заполья, 21 тд получила приказ вернуться обратно. Проделав 100-километровый марш совершенно впустую, соединение возвратилось на исходные позиции. Несколько ранее пришла шифровка об отправлении ж/д транспортом 24 тд, и поэтому помощник начальника отдела АБТВ капитан Литвинов поехал с этим приказанием в Лугу. Но в штабе Северного фронта опять передумали: теперь уже на новые позиции перебрасывалась 21 тд. И не железной дорогой, а своим ходом. Между тем 24 тд, вытянувшись на ж/д станцию для погрузки, получила приказ оставаться на месте.

В 9 часов 10 июля 21-я танковая дивизия вновь получила указание выступить «по вчерашнему» маршруту. Но в связи с только что проделанным маршем, отсутствием бензина и сильной жарой командир 10 мк решил задержать дивизию до вечера — до 21.00. Надо было заправить танки, провести техосмотр, а тогда выступать. О своем решении он донес в штаб фронта. Сильного противодействия не было, и в 21.00 соединение выступило по ранее указанному ему маршруту.

Во время марша в 21-ю танковую дивизию на самолете был доставлен приказ: с ходу вступить в бой с танками противника, прорвавшимися в 45 км северо-восточнее Пскова. В оперативном отделе СЗФ думали, что она выполняет эту задачу, но соединение ни в какую атаку не ходило, а вернулось в Лугу в соответствии с указаниями из оперативного отдела Северного фронта.

12 июля 21-я танковая дивизия в составе одного танкового полка, 1 мсп, 1 гап и других дивизионных частей и подразделений к 18.30 сосредоточилась в районе Боровичей, где и поступила в подчинение 11-й армии Северо-Западного фронта.

13 июля 21-я танковая дивизия достигла н/п Николаево в 60 км юго-западнее Луги, где по просьбе командира 90 сд была сразу введена в бой с противником, наступавшим вдоль шоссе из Пскова. Комдив Бунин развернул соединение и четыре часа сдерживал противника, тем самым дав возможность 90 сд перейти к обороне и окопаться. Затем командир 21 тд вывел дивизию по маршруту Николаево, Городище, сосредоточив в лесах юго-восточнее Серебрянки все танки. В этот день 21-я танковая дивизия поступила в подчинение командира 1-го мехкорпуса Северо-Западного фронта.

Из этой «хроники неудач» становится понятно, что бронетанковое соединение совершенно не имело времени для подготовки к контрудару. Из-за бестолкового руководства танкисты были физически измотаны и морально истощены маршами и боями.

И все-таки наступление началось. Уже 14 июля, как самостоятельно, так и поддерживая части 237-й и 70-й стрелковых дивизий, танкисты на своих легких машинах нанесли контрудар. Особенный ужас на врага наводили огнеметные танки, действовавшие во втором эшелоне по уничтожению тылов противника. В основном это были новейшие ХТ-133, строившиеся на шасси Т-26 образца 1939 года с наклонной установкой бронелистов подбашенной коробки и конической башней.

Танк нес огнеметное оборудование КС-25 (дальность огнеметания 45–50 м; число выстрелов — 40; за один секундный выстрел огнемет выбрасывал до 9 литров огнесмеси из мазута и керосина) и 2 пулемета ДТ — спаренный в единой маске с огнеметом и в шаровой установке в корме башни. Башня ХТ-133 также была смещена вправо, а слева смонтировали резервуар на 400 л, баллоны и другие элементы огнеметной аппаратуры. Так же как и другие огнеметные танки, ХТ-133, пошедший в производство с сентября 1939 года, не оборудовался радиостанцией, но некоторые машины получили экранировку из дополнительных 30–40 мм бронелистов.

Когда огнеметные танки использовались по своему прямому назначению, противник обращался в бегство. В одной из атак, завидев ХТ-133, немецкие войска поспешно отступили, оставив нам в качестве трофеев несколько десятков автомашин с горючим и боеприпасами.

После 16-часового боя 70-я стрелковая дивизия во взаимодействии с 237-й стрелковой дивизией 15 июля сломила сопротивление врага и отрезала ему пути отхода на запад. 17 июля части дивизии овладели городом Сольцы.

180-я эстонская стрелковая дивизия 15 июля нанесла удар в северном направлении из района Дно на Ситню. В течение двух следующих дней она продвинулась на 20–25 км, захватила пленных и трофеи и вышла на южный берег реки Шелонь. В то же время 183-я латышская (временно подчиненная эстонскому корпусу) и 182-я эстонская стрелковые дивизии сдерживали натиск врага с запада, прикрывая левый фланг корпуса.

В четырехдневных боях 8-я танковая дивизия и инженерный полк противника были разгромлены. Хотя 8-й дивизии и удалось вырваться из окружения, но для восстановления ее боеспособности потребовался целый месяц, так как советскими войсками было уничтожено около 50 немецких танков 8 тд, стоявших без бензина и ожидающих заправки. Части 56-го моторизованного корпуса были отброшены на 40 км к западу. Большие потери понесли тылы корпуса.

Германское командование, напуганное контрударом советских войск, 19 июля приказало прекратить наступление па Ленинград и возобновить его только после того, как к реке Луга подойдут основные силы 18-й армии.

В книге «Утерянные победы» генерал Манштейн писал: «Нельзя было сказать, чтобы положение корпуса в этот момент было весьма завидным… Последующие несколько дней были критическими, и противник всеми силами старался сохранить кольцо окружения»[5].

Одной из причин успеха контрудара 11-й армии было возросшее умение наших командиров частей и соединений находить и использовать в своих интересах слабые стороны наступательной тактики врага. Противник прорывал нашу оборону на узком фронте, глубоко вклинивался своими подвижными соединениями, преимущественно вдоль дорог, слабо обеспечивая фланги и тылы своих ударных группировок. Удар войск 11-й армии был нанесен с учетом этой тактики врага, то есть во фланг и тыл по прорвавшимся частям противника, в результате они были отрезаны от основных своих сил и разгромлены.

Однако следует отметить, что наши дивизии получали слишком широкие полосы наступления, имели неглубокое построение боевых порядков и не имели достаточных резервов. В силу этого они не могли в ходе наступления своевременно наращивать силы, а потому темпы их наступления были низкими.

Но локальная победа имела и обратную сторону. Бросая в бой указанные соединения, маршал К. Е. Ворошилов одновременно лишил себя единственного боеспособного резерва. И когда германские войска в составе более двух полноценных корпусов перешли в наступление на новгородском направлении, им противостояла только вновь сформированная из «остатков» 70, 128, 237, 1-й горнострелковой дивизий, 21-й танковой (уже практически без танков!) дивизии 48-я армия, имевшая всего 6235 человек личного состава, 5 тыс. винтовок, 104 пулемета и 31 орудие[6].

Дальнейшее известно: имея «такого противника», ударная подвижная группировка 16-й немецкой армии не только заняла Новгород, перерезала все магистрали Москва — Ленинград, но и вышла в конце августа на ближние подступы к Ленинграду (именно тогда Северный фронт был разделен на Карельский и Ленинградский; реорганизация произошла 23 августа. — Примеч. авт.), а в начале сентября замкнула кольцо блокады города. Так тактическая победа обернулась стратегическим поражением.