"Александр Невский. Спаситель Русской земли" - читать интересную книгу автора (Баймухаметов Сергей Темирбулатович)

ЗАГОВОР ПРОТИВ ДМИТРИЯ ДОНСКОГО Детектив 1382 года — опыт расследования

Очень многие, прочитав в журнальных и газетных вариантах очерк «Тайна Куликова поля», писали на интернет-форумах и в откликах: «Вроде все убедительно, но как объяснить, что Тохтамыш через два года, в 1382-м, пошел в поход на Дмитрия Донского и сжег Москву?»

Действительно… Ровно два года назад отгремела Куликовская битва, в которой Московский князь Дмитрий разгромил узурпатора Мамая и тем самым обеспечил Тохтамышу трон хана Золотой Орды. В знак общей победы они обменивались посольствами и подарками, Тохтамыш назвал Дмитрия младшим братом. И вдруг — поход. Да еще вместе с Олегом Рязанским, который был на стороне Мамая. Да еще вместе с нижегородско-суздальскими князьями, которые на Куликово поле не пришли, а выжидали у себя. Что случилось? Что за странный союз? Почему Тохтамыш доверился вчерашним врагам?

Со стороны Тохтамыша — просто подлость. Да, времена, да нравы, но смысл-то какой? Не видно большого политического смысла и даже малого. Летописи ничего не объясняют.

В летописях, затем в «Истории…» С. М. Соловьева и в установившейся официальной трактовке этот поход подается как набег супостата на Русь святую. И говорится о нем мельком. Мол, хан Золотой Орды обеспокоился растущим могуществом Москвы и решил ее устрашить. Дмитрий Донской хотел выехать навстречу и дать сражение, но московские полки были ослаблены Куликовской битвой, и потому князь уехал в Кострому.

В результате такой обработки истории отдельные читающие люди, элементарно сопоставляющие факты, спрашивают друг друга: «Получается, Дмитрий Донской — трус и предатель?! Ведь мало того, что сам сбежал и бросил Москву на растерзание, так еще и жену с малым ребенком оставил на поругание татарам! Ну, кто он после этого?!»

В общем, совместными усилиями летописцев, Соловьева и советских историков пытались что-то «подправить», что-то умолчать и «сделать как лучше», а получилось как всегда.

В той же тональности выдержана и летописная «Повесть о нашествии Тохтамыша», но она очень подробна, развернута, и потому сам текст дает большой материал для анализа, сравнений, сопоставлений, логических заключений — словом, для расследования. В советские времена историки в нее не углублялись. Начнешь разбираться — грехов не оберешься. А нынче никому не интересно, да и опять же времена возвращаются, требуют от истории «патриотического воспитания» в том смысле, в каком его видит власть, которая воспитана на тех же школьно-институтских уроках истории. Так что круг замкнулся.

Мне представляется очень интересной и убедительной версия того загадочного похода, выдвинутая и разработанная историками Ольгой Кузьминой и Александром Быковым и основанная как раз на анализе летописной «Повести о нашествии Тохтамыша». Конечно, я субъективен, потому что их работа в общих чертах совпадает с моим анализом летописной «Повести…». Но я, в отличие от данных авторов, не выдвигаю гипотезу или версию, а исследую логичность или нелогичность текста, его вопиющие противоречия. А такие противоречия возникают всегда, когда события пытаются подогнать под какую-нибудь заданную схему. Или кто-то переписывает написанное ранее в том или ином идейном духе. Ведь оригиналов нет. То есть нет документов, современных событиям. Летописи мы изучаем по «спискам», иначе говоря — переписанным вариантам. Эта «Повесть…», как и все сказания времен Куликовской битвы, дошла до нас в переписанном варианте XVI века. Кто ее и сколько раз за прошедшие двести лет переписывал, как переписывал, что дописывал и вставлял от своего имени, «исправляя» на свой лад и по своему пониманию, — неизвестно… С этим мы сталкиваемся постоянно, внимательно читая те или иные древние тексты, от французской «Песни о Роланде» до русских летописей. Но действительность сопротивляется и вылезает наружу в виде несоответствий элементарной логике.

Начну с общего. Это время, когда Владимирская Русь уже становилась Московской Русью, как ни противились тому нижегородско-суздальские князья, которые с тревогой смотрели, как возрос авторитет Москвы и князя Дмитрия после Куликовской битвы. Они-то и устроили заговор против Дмитрия Донского. Во главе его — 50-летний князь Дмитрий Константинович Нижегородский и великий литовский князь Ягайло. Их подручный союзник — Олег Рязанский. Ягайло и Олег — старые открытые враги Донского, их цели и поступки ясны и понятны. Еще с недавнего их союза с Мамаем. Но вот Дмитрий Константинович Нижегородский — это гроссмейстер средневековой интриги! Он уже получал ярлык великого князя на Руси. Но не смог удержаться на троне. Митрополит Алексий его переиграл и, в конце концов, утвердил на великокняжеском столе своего воспитанника Дмитрия. Но Алексий, чей авторитет был абсолютен для всех, умер четыре года назад. И нижегородско-суздальский властелин делает последнюю попытку взять власть на Руси. Но вступает не в открытую борьбу, как Олег и Ягайло. А действует через своих сынов, пытаясь использовать Ягайло, Олега и самого Тохтамыша!

В том походе Тохтамыша на Москву много нюансов, там всё так переплетено, что, честно говоря, голову сломаешь, выбирая главное и отбрасывая второстепенные подробности, потому как действующие лица друг другу и враги, и союзники, а еще и мужья-жены, тести-зятья, сваты-шуряки и т. д.

Но, в общем, картина вырисовывается следующая…

По версии Кузьминой и Быкова, хан Тохтамыш шел вовсе не на Москву. Воевать с Донским у него не было решительно никаких оснований. А шел он войной на Ягайло. И первоначальный его маршрут — на Новгород-Северский — это подтверждает. Тут еще раз надо сделать большую географическую поправку. А то при словах «Ягайло», «Литва» современный читатель сразу представляет нынешнюю Литву, Вильнюс. Но Тохтамыш шел на Киев! Через Новгород-Северский и Чернигов. На соединение с Тохтамышем выступил Дмитрий Донской. Цель похода — совместно добить Ягайло. Очень удобный момент: в княжестве Литовском — междоусобная война. Против Ягайлы, авторитет которого пошатнулся после Куликовской битвы, выступил его дядя Кейстут и захватил Вильнюс.

Это — повторю — версия Кузьминой и Быкова, политически и логически обоснованная. Потому что нигде нет даже намеков, тем более прямых свидетельств об ухудшении отношений Руси и Орды, Дмитрия и Тохтамыша. Не было никаких оснований для похода на Москву. А вот мощная Литва по-прежнему представляла угрозу для Москвы и Орды. И момент для похода на Ягайло был выбран, повторю, очень удачный.

Дальше начинаются факты, причем из летописи. В пути войско Тохтамыша догоняют суздальские князья Семен и Василий, посланные отцом, князем Дмитрием Константиновичем Нижегородским. Зачем? Что им надо от Тохтамыша? Ведь если Тохтамыш пошел в поход на Русскую землю, как говорится в летописях, то надо бежать от него, а они — к нему? Летопись не объясняет. Зато дает факт: суздальцы вместе с Тохтамышем пошли на Москву… В работах А. В. Экземплярского (1846–1900) и Л. Н. Гумилева (1912–1992) утверждается: суздальские князья оклеветали Донского, приглашение митрополита Киприана из Литвы на Москву они представили Тохтамышу так, будто бы Донской изменил ордынскому хану и сговорился с Литвой, с Ягайлой. Значит, убедили? И сейчас ордынская конница, и суздальская дружина идут на Москву. С какой целью? Летопись не объясняет. А ведет их, указывает им броды через Оку князь Олег Рязанский.

Вроде бы хитрая комбинация по уничтожению Донского удается вполне. Тохтамыш вроде бы поверил…

А теперь наберись терпения, читатель, я постараюсь коротко. Уверяю, это очень любопытно: ведь все на виду в тексте летописной повести!

По летописной, установившейся в истории версии считается, что Дмитрий выступил из Москвы, чтобы сразиться с Тохтамышем. По версии Кузьминой и Быкова — чтобы соединиться с Тохтамышем и пойти на Ягайло. Но в любом случае — армия вышла в поход. Далее в «Повести о нашествии Тохтамыша» говорится, что в походе между князьями, воеводами и боярами началась «розность». В результате Донской бросает армию и уезжает «вборзе на Кострому». «Вборзе» — значит «быстро». То есть бежит. Да что ж случилось такое, что великий князь бежит из своего войска? В летописной повести употреблено аккуратное такое слово «розность», вроде разногласий на кухне. Но ведь действие происходит в армии, в походе! И если командующий бежал от подобной «розности», это значит, был заговор, мятеж с угрозой для жизни князя.

В чем суть мятежа? Войска ведь, по летописи, вышли против Тохтамыша. Значит, князья-бояре-воеводы не захотели воевать против «супостата-татарина»? Или все-таки на самом деле Дмитрий шел на Ягайло, а князья-бояре-воеводы не хотели сражаться с Ягайлой? Летописная повесть не отвечает, не объясняет. А наука история вообще умалчивает.

Я все время избегаю здесь слова «летописец». Вместо него говорю: «летопись», «Повесть…» и т. д. Потому что автор-летописец тут может быть совершенно ни при чем. У него в первоначальном тексте все было ясно, понятно, логично, как оно и происходило на самом деле. А недомолвки, пропуски, всяческие нестыковки и просто глупости появились уже в результате идеологического редактирования первоначального текста в течение двух веков после событий. А за это автор-летописец не может отвечать…

По логике, Донской должен бежать к Москве, к своему оплоту. Куда ж еще?! Тем более, там его жена и новорожденный ребенок. Но он бежит «на Кострому». Почему? А потому, что в Москву ему уже нельзя, там, в Москве, одновременно с мятежом в войске, вспыхнул бунт! Тут уже в летописной повести прямо говорится: «А на Москве бысть замятия велика и мятеж велик зело». Мятеж! Слово все-таки произнесено. Начинаются убийства, грабежи, разгром пивных и медовых подвалов, обычная в таких случаях пьяная вакханалия.

Остановимся на общем перечне людей, очутившихся в тот момент в Москве: «Бояре, сурожане, суконщики и прочие купцы…» «Сурожанами» на Москве звали не только купцов из Сурожа — генуэзской колонии в Крыму, а вообще всех генуэзцев из Крыма. Судя по тому, что они попали в общий список, они были обыденной частью московского населения. А генуэзские купцы — если мы не забыли — как раз и были союзниками и вдохновителями Мамая в том последнем его походе на Москву. То есть врагами Дмитрия.

Одни люди бегут из города — это понятно… А вот другие — отмечено в «Повести…» — «сбежались с волостей». Кто побежит в город, охваченный бунтом? Понятно, вор и мародер, тут можно поживиться. А также тот, кто знает и участвует в общем заговоре, тот, кто поспешил поддержать мятеж. Это свои люди, из Московского княжества.

Но далее, после «волостей», написано: «и елико иных градов и стран». То есть люди из других городов и стран! Как же быстро они здесь очутились. И что им надо, зачем приехали? Нет ответа в летописи. Хорошо еще, что эти четыре слова сохранились…

И снова главный вопрос: против кого и чего мятеж? И снова нет ответа… И получается полная чушь. Если Донской, по летописной версии, защитник Москвы и земли Русской от «поганых татар», то почему Москва свергает его?

Значит, бунтовщики за татар? Но почему тогда они не встречают Тохтамыша хлебом-солью? А, наоборот, запираются и открывают огонь со стен. Значит, они против Донского и против Тохтамыша. Тогда — за кого? Кого они принимают, встречают и привечают?

В «Повести…» дается ответ: «Приехал в град литовский князь Остей, внук Ольгердов». Добавлю — племянник Ягайлы. И что же он сделал? Читаем: «И ободрил людей…» Стал там вождем, временным князем, организовал и возглавил оборону от Тохтамыша…

Снова вопрос: а почему именно литовский Остей? С какой стати Москва сразу же доверяется чужаку? Были ведь среди мятежников свои бояре-князья. Но летопись не объясняет, почему вожаком стал именно приезжий человек.

Из всего этого следует, что заговор был весьма масштабный и разветвленный. Суздаль, Нижний Новгород, Рязань, Литва, московские бояре-князья, а также люди «из других городов и стран»

Вот такое положение было в Москве, когда к ее стенам подошел передовой отряд ордынской конницы. Татары спросили: «Есть ли здесь князь Дмитрий?» Им со стен ответили: «Нет». При этом одним словом ответ не ограничился, а состоял из многих разных слов, потому как, отмечается в «Повести…», на стенах было много шатающихся пьяных: «Пиани шатахуся…»

Подошли основные силы ордынцев. Дальнейшее поведение Тохтамыша загадочно. Он начинает штурм. Зачем? Ведь цель хана — найти и покарать Дмитрия Донского якобы за измену. А если по летописи — просто так, чтоб не возвеличивался. Но Дмитрия-то в городе нет. Это с одной стороны. А с другой стороны — зачем штурмовать и убивать тех, кто в данный момент является врагом Донского и, значит — его союзником?

Мятежники отчаянно сопротивляются. И тогда на сцену выходят сыновья Дмитрия Константиновича Нижегородского. Они начинают переговоры, уверяют бунтовщиков, что Тохтамыш пришел сюда лишь покарать Донского, а против них ничего не имеет. Князь Остей и другие вожаки мятежа, князья-бояре и купцы, ему верят. Почему? Не потому ли, что они — свои, участники общего, хитро закрученного заговора, и теперь считают, что они совместно обманули Тохтамыша. Отворяют ворота Москвы и выходят навстречу чуть ли не крестным ходом.

Но переговоры-то с ними вели князья Семен и Василий, а не Тохтамыш. Хан им ничего не обещал. Он дает знак своим воинам — и начинается страшная резня….

Причем первым убивают «литовского князя Остея…». А ведь князей в те времена на войнах не убивали. В течение 137 лет, до сражений с Мамаем на Пьяни и на Воже. «С 1240 по 1377 год ни один из удельных или великих князей Владимирской Руси не погибал на поле битвы». (Академик Л. В. Черепнин. Духовные и договорные грамоты великих князей. М.; Л., 1950, № 12, с. 33–37.) Попавших в плен князей выменивали, выкупали — но не убивали. Таков средневековый закон, которого неукоснительно придерживались ордынцы… А гибли князья в междоусобицах, тайных интригах, заговорах. Убийство князя Остея означает, что поход на Москву Тохтамыш не считал войной. И Остей был выведен за рамки военных законов. Просто заговорщик.

Итак, Тохтамыш взял Москву, уничтожил мятежников. И увел свою конницу. А через несколько дней Донской въехал в Москву как полноправный хозяин. Ни князь Нижегородский, ни князь Тверской, тотчас же примчавшийся в Орду хлопотать о своем назначении, великого княжения не получили. Тохтамыш вновь вручил ярлык хозяина Руси Дмитрию Ивановичу Донскому.

И что же в итоге получается?

«Получается, что Тохтамыш на протяжении всего похода действовал в интересах Дмитрия Ивановича, — пишут Ольга Кузьмина и Александр Быков. — И разгром восставшей против Дмитрия Москвы, и разорение давнего противника Москвы — княжества Рязанского можно рассматривать как ответный шаг Тохтамыша, благодарного Дмитрию за те жертвы, которые понесло Московское княжество на Куликовом поле. Новый хан Золотой Орды, царство которого заработано, в том числе и легшими костьми у Непрядвы полками Дмитрия, таким образом, просто поддерживал пошатнувшуюся власть своего верного и очень ценного вассала. И одновременно сохранял власть Орды над Москвой. А ведь эта власть могла уйти из его рук, если бы пролитовский переворот в Московском княжестве удался!» (Ольга Кузьмина, Александр Быков. «Сожженная Москва». «История», № 35,2000 г.)

И еще получается, что Тохтамыш изначально знал или потом уже понял тайные замыслы заговорщиков. И вел свою партию, играя с ними в кошки-мышки. Как будто он всех и все насквозь видел. Я пишу «как будто», потому что Тохтамыш — новичок в сложной европейской, русско-ордынско-литовской политике, он всего два года назад пришел из Сибири. А вот Донской в этих интригах живет с детских лет княжения, для него здесь тайн нет. Вполне возможно, он через своих гонцов и направлял Тохтамыша, информировал, раскрывал ему, кто есть кто в этом хитросплетении. Впрочем, я уже строю гипотезы и выдвигаю версии, от чего зарекся в самом начале.

А что же было с заговорщиками и доносчиками, с суздальско-нижегородскими князьями? Ни-че-го… Ни Тохтамыш, ни Донской никаких карательных мер против них не предприняли. Ведь Дмитрий Нижегородский открыто против Тохтамыша не выступал, а, наоборот, его сыновья, суздальские князья, были рядом с ханом под стенами Москвы. И помогли усмирить бунтовщиков. Очень помогли! Ведь они убедили их открыть ворота. В лоб-то штурмовать Москву было нелегко, особенно при наличии пушек у осажденных… А что до облыжного навета на Донского, то извиняйте, ошибочка вышла, мы с сыновьями запутались в сложностях политики, но не из злого умысла, а единственно из неуемного желания служить вашему царскому ханскому величеству… Однако Тохтамыш на всякий случай забрал одного из суздальцев, Василия, с собой в Орду. Заложником. В таком виде, запутавшиеся в интригах и напуганные, суздальско-нижегородские князья, наверно, были удобны Тохтамышу. А может, еще и Донской за них слово замолвил…

Потому что Дмитрий Нижегородский был тестем Донского: его любимая жена Евдокия — дочка нижегородского князя. Когда Евдокия осталась в Москве во власти мятежников, они ее не тронули, выпустили из Москвы, позволили уехать к мужу в Кострому. Да, подвергли поношению неслыханному, ограбили, оскорбили — как свидетельствуют Тверская и Никоновская летописи. Кстати, в «Повести о нашествии Тохтамыша» сюжета с Евдокией вообще нет, яко небывши. То ли автор постеснялся, то ли сократили, «отредактировали» потом переписчики… Это была, скорее всего, перепившаяся награбленным медом толпа. Но толпу, видно, живо приструнили главари. Им, конечно, было бы выгодно оставить великую княгиню заложницей. Но они не могли этого сделать, потому что Евдокия хоть и жена Донского, но — дочка Дмитрия Нижегородского, тайного союзника мятежников в их общем заговоре против Донского. Вот как закручена история в деталях. В общем, когда все закончилось, Дмитрий Донской тестя не тронул…

Против Ягайлы тоже похода не предпринимали. Удобный момент был упущен. К тому времени Ягайло расправился с узурпатором Кейстутом, укрепился, и война с могучей Литвой не принесла бы быстрой победы. Если бы вообще принесла.

Москва сгорела. И в ней — церковь, доверху набитая книгами. Если сложить все это вместе — пожар и церковь с книгами — не домыслы или не типичная ошибка какого-нибудь позднейшего переписчика, когда в одном сюжете совмещаются несколько событий, произошедших в разные годы. Потому что, во-первых, странно, что во время штурма город не загорелся, от тех же зажигательных стрел, если они применялись, а загорелся после штурма, после сдачи. Во-вторых, Тохтамышу не имело смысла жечь уже сдавшийся город. Ведь старался он ради Дмитрия, зачем ему жечь город «младшего брата» Дмитрия. В-третьих, так ли уж он сгорел, если Дмитрий уже через несколько дней выступил из него в поход на Олега Рязанского. В-четвертых, в такой «замятие» деревянный город мог загореться от опрокинутого горшка с углями. В-пятых, общая скорбь автора «Повести…» о поругании церквей занимает в повести несоразмерно много места и очень схожа по гладкости стиля с такими же летописными описаниями, которые признаны позднейшими вставками. В-шестых, почему и как в открытой деревянной церкви оказалось такое количество книг, в то время как они всегда хранились в каменных подвалах монастырей.

Но если все так и было на самом деле, то представляете, ЧТО там сгорело?! Подумать даже страшно, и безысходная тоска берет при мысли, чего мы лишились, чего мы не знаем и никогда не узнаем… И кто виноват? У нас на все один ответ: время было такое…

Сильно пострадал Переяславль-Залесский. Он-то при чем? При том, что Переславль-Залесский — отчина князя Остея. «Литовский князь Остей» уже три года как русский князь. Его отец — Дмитрий Ольгердович, православный — бежал на Русь от своего католического брата Ягайлы, получил в удел Переславль-Залесский, вместе с московским князем стоял плечом к плечу на Куликовом поле против Мамая. А вот сын его — оказался вовлеченным в заговор против Донского…

Сильнее всех пострадало Рязанское княжество. Но о нем и о князе Олеге Ивановиче Рязанском — отдельный разговор.