Фридрих де ла Мотт Фуке Адский житель

Однажды под вечер приехал в Венецию — всем известный итальянский торговый город — молодой немецкий купец по имени Рейхард, веселый, разбитной малый. На немецких землях в ту пору было неспокойно, ибо шла Тридцатилетняя война; поэтому молодой купец, любивший пожить в свое удовольствие, был очень рад, что дела привели его на время в Италию, где парили мир да благодать и где, как он слышал, было вдоволь редкостных вин, разнообразных сладчайших плодов, не говоря уже о прекрасных женщинах, до которых он был весьма охоч.

Он плыл, как это там принято, на небольшой лодке, что зовется гондолой, по каналам, заменяющим в Венеции обычные мощеные улицы, любовался красивыми домами, а еще больше — красивыми женщинами, которые то тут, то там выглядывали из этих домов. Когда же гондола поравнялась с великолепным зданием и он увидел в его окнах не менее дюжины очаровательнейших женских головок, молодой купец сказал, обращаясь к одному из гондольеров: «Господи боже, вот выпало бы на мою долю такое счастье хоть словечком перемолвиться с одним из этих прелестных созданий!» — «Ба! — воскликнул гондольер, — за чем же дело стало! Выходите и смело поднимайтесь к ним. Там вы не соскучитесь». Но молодой Рейхард ответил: «Тебе, видать, охота дразнить чужестранцев, и ты полагаешь, я такой неотесанный, что последую твоему глупому совету, а во дворце надо мной всласть посмеются или даже, чего доброго, вовсе прогонят прочь». — «Сударь, не учите меня обычаям нашей страны, — сказал гондольер, — послушайте моего совета, поскольку этим интересуетесь, и, если вас там не встретят с распростертыми объятиями, я не возьму ни гроша за прогулку».

После этих слов молодой купец решил, что все же стоит попытать счастья, и оказалось, гондольер его не обманул. Мало того что стайка очаровательных девиц встретила чужестранца с неподдельным радушием, та, которую он счел самой прекрасной, увела его в свои покои и там потчевала такими дивными яствами, напитками и поцелуями, что в конце концов он почувствовал себя наверху блаженства. «Да я и впрямь попал в самую расчудесную и восхитительную страну на свете, — неоднократно повторял он самому себе. — Но вместе с тем я должен без устали благодарить небо за те исключительные достоинства моего тела и души, которые оказались столь по сердцу здешним дамам».

Когда же он вознамерился покинуть этот весьма гостеприимный дом, девица потребовала у него пятьдесят дукатов и, так как он выразил свое удивление, сказала ему: «Эй, юный хлыщ, неужто вы полагали, что самая роскошная куртизанка Венеции будет радовать вас за здорово живешь? Заплатите как миленький, потому что тот, кто заранее не сторговался, должен выложить столько денег, сколько с него потребуют. Если же вы рассчитываете вскоре снова вернуться сюда, то ведите себя умнее и тогда вы сможете за ту сумму, с которой вам придется расстаться сегодня, наслаждаться хоть целую неделю».

Ах, какую досаду должен испытывать человек, который поначалу вообразил, что покорил принцессу, а потом обнаружил, что всего лишь предавался с девкой гнусному разврату и притом изрядно опустошил свой кошелек! Однако молодой купец пришел в меньшую ярость, чем любой другой на его месте, поскольку радости тела занимали его в этой истории куда больше, нежели радости души, и, уплатив сколько требовалось, он велел гондольерам везти себя в винный погребок, чтобы залить вином остатки раздражения, которые в нем еще тлели.

Раз уж наш разбитной купец вступил на этот путь, он больше не испытывал недостатка в приятном обществе. День за днем проходили в попойках и кутежах в компании веселых собутыльников; исключение составлял, пожалуй, лишь армейский капитан, испанец; он хоть и участвовал во всех развлечениях этой бесшабашной братии, к которой прибился и молодой Рейхард, но обычно хранил молчание и поражал всех тревожным выражением своего мрачного лица. Но, несмотря на это, его охотно приглашали, потому что он пользовался уважением, владел, видно, большим состоянием и был готов поить своих друзей по несколько вечеров кряду.

Конечно, молодой Рейхард больше не допускал, чтобы его так беспардонно обирали, как в день приезда в Венецию, но деньги у него все же заметно таяли, и он с большим огорчением думал, что вскоре ему придется положить конец такому немыслимо сладостному существованию, если он не хочет ради ветреной жизни пустить по ветру все свое состояние.

Дружки подметили его озабоченность, тут же догадались о ее причине такие истории частенько случались в их кругу — и взялись подтрунивать над бедолагой с пустым кошельком, который никак не мог заставить себя оторвать губы от чаши с пряным ядом. Как-то вечером испанец отвел его в сторону и с нежданным участием увлек за собой в один из пустынных кварталов города. Молодой купец сперва было испугался, но потом рассудил: «Капитан знает, что деньгами у меня не разживешься, а вздумай он лишить меня жизни, ему сперва придется поплатиться своей, это же он сочтет, пожалуй, чересчур дорогой ценой».

Однако испанец, примостившись на фундаменте какого-то старого, обвалившегося строения, усадил рядом с собой молодого купца и завел с ним такой разговор:

— Сдается мне, мой дорогой и весьма юный друг, что вам для счастья недостает того, что меня лично стало тяготить сверх всякой меры, а именно возможности в любое время раздобывать любую сумму денег и жить таким образом в свое удовольствие. Так вот, именно этот дар и еще многие подобные ему в придачу я готов уступить вам за небольшие деньги.

— Зачем же вам надобны эти небольшие деньги, если вы хотите избавиться от возможности получать их сколько вам заблагорассудится? — удивился Рейхард.

— Тому есть особая причина, — ответил капитан. — Не знаю, слыхали ли вы о крошечных существах, называемых адскими жителями. Это черные чертики, заключенные в стеклянные колбочки. Тот, кто владеет таким чертиком, может с его помощью получить все жизненные услады и в первую очередь — деньги в любом количестве. За это адский житель приносит душу своего хозяина князю тьмы Люциферу, правда, лишь в том случае, если хозяин помрет, не успев передать колбочку в другие руки. А передать ее можно, только продав, причем за цену меньшую, чем сам за нее платил. Мой чертик стоил десять дукатов. Так что если вы дадите мне за него девять, он будет ваш.

Пока юный Рейхард соображал, что к чему, испанец снова заговорил:

— Я мог бы, конечно, обмануть кого-нибудь и всучить ему эту колбочку, скажем, как забавную игрушку. Ведь меня самого подобным образом провел один бессовестный торговец. Но я озабочен тем, чтобы не отягощать еще больше свою совесть, и поэтому честно и открыто предлагаю вам эту сделку. Вы еще так молоды и жизнелюбивы, и вам, несомненно, не раз представится случай освободиться от этого предмета, если он станет вам столь же в тягость, как мне теперь.

— Сударь, если вы не сочтете это за обиду, — ответствовал Рейхард, — я бы посетовал вам на то, как часто я в этом городе Венеции уже бывал обманут.

— Ах ты, глупый юнец! — сердито закричал испанец. — Вспомни-ка лучше пир, который я вам вчера закатил, и прикинь, есть ли мне резон обманывать тебя из-за каких-то девяти вонючих дукатов!

— Кто много тратит, тому много и надо, — не уступал молодой купец. Ремесло, а не кошелек — вот золотое дно! Если бы вы вчера промотали последний дукат, то сегодня и мои жалкие девять пришлись бы вам как нельзя более кстати.

— Прости, что я тебя не заколол на месте, — сказал испанец. — Это объясняется лишь тем, что я надеюсь сплавить тебе моего адского жителя, а сам хочу принести покаяние, и мне незачем увеличивать тяжесть своих грехов.

— Могу ли я на деле испытать эту штучку? — спросил молодой купец, все еще боясь дать маху.

— Да как же это возможно! — воскликнул капитан. — Чертик служит только тому, кто купил его по всем правилам, за наличные деньги.

Молодому Рейхарду было как-то не по себе, уж очень зловеще выглядело это пустынное место, где они ночью сидели вдвоем на развалинах стены; правда, капитан заверял его, что не намерен ни к чему принуждать, ибо надеялся на отпущение грехов. А в голове Рейхарда между тем проносились заманчивые картины той веселой жизни, которая станет ему доступна, приобрети он адского жителя. В конце концов он решил выложить за него половину оставшихся денег, но перед этим попробовал поторговаться, чтобы выгадать хоть несколько дукатов.

— Дурак! — расхохотался капитан. — Ведь я запросил такую высокую цену только ради твоего блага и блага того, кто купит у тебя этого чертика, иначе он очень скоро будет стоить самую мелкую монетку в мире, и тогда уже владелец колбочки никому не сможет ее продать, а значит, душа несчастного отправится прямехонько в лапы дьявола.

— Да будет вам! — приветливо воскликнул Рейхард. — Вряд ли я скоро захочу продать эту удивительную вещицу. Одним словом, не уступите ли вы мне ее за пять дукатов?

— Мне-то что! — ответил испанец. — Но учти, этим ты сильно сокращаешь срок службы чертика, а значит, и приближаешь гибель чьей-то заблудшей души.

Затем, получив деньги, испанец передал молодому купцу маленькую стеклянную колбочку, и Рейхард при свете звезд разглядел, что внутри нее вьется вьюном какое-то черное существо.

Пожелав сразу же испытать свою покупку, он мысленно приказал, чтобы в его правой руке оказалась удвоенной только что потраченная им сумма, и тотчас почувствовал, что сжимает в ладони десять дукатов. Тогда он на радостях побежал назад в харчевню, где еще кутили его дружки. Все они были крайне удивлены тем, что молодой немец и испанский капитан, совсем недавно покинувшие их общество в весьма мрачном расположении духа, вернулись, да еще с сияющими лицами. Однако испанец вскоре распрощался, отказавшись от роскошного ужина, который заказал, хотя было уже сильно за полночь, на всю братию. Молодой купец рассчитался наперед с недоверчивым трактирщиком, а в карманах у него позвякивали золотые монеты, которые он вновь и вновь требовал у нечистой силы.

Тем, кто хотел бы сам обзавестись подобным чертиком, легче, чем кому бы то ни было представить себе, какой жизнью зажил с того дня наш веселый купец, потому что в душе они тоже безмерно алчны. Но и более скромные и набожные люди могут без труда вообразить, в каком вихре разгула закружился теперь бедняга Рейхард. Первым делом он позаботился о том, чтобы красавица Лукреция — этим именем, словно в насмешку, звали обольстительную куртизанку — отныне принадлежала бы за огромную мзду единолично ему; затем он купил замок и две виллы, в которых собрал предметы роскоши со всего света. Как-то раз сидел он с прелестной греховодницей в саду одной из своих вилл, на берегу глубокого и быстрого ручья. Безрассудные молодые люди долго шалили и резвились, пока Лукреция случайно не заметила колбочку с адским жителем, которую Рейхард носил на золотой цепочке под рубашкой. Прежде чем он успел ей помешать, она в мгновение ока расстегнула цепочку и, балуясь, стала разглядывать колбу на свет. Сперва она смеялась над кувырканием маленького черного существа, а потом вдруг завопив: «Ой, да ведь это же жаба!» — с отвращением швырнула и цепочку, и колбочку с чертиком прямо в ручей, где они тут же исчезли в бурлящей воде.

Бедняга Рейхард попытался скрыть свой ужас, чтобы любовница не принялась расспрашивать его и, чего доброго, не потащила бы еще в суд, обвинив в колдовстве. Он уверил ее, что это всего лишь иноземная диковинка, и постарался возможно скорее спровадить Лукрецию, чтобы в тишине поразмыслить о том, что теперь разумнее всего предпринять.

Так или иначе он был владельцем замка, а также двух загородных домов, да и дукатов у него оставалось как будто немало. Чтобы это проверить, он сунул руку в карман, и как же он был радостно удивлен, когда его пальцы нащупали колбочку с адским жителем. Цепочка, видно, осталась на дне ручья, а чертик в колбочке вернулся к своему хозяину.

«Эге! — воскликнул Рейхард, ликуя. — Выходит, я обладаю сокровищем, которое не может отнять у меня никакая земная сила». В порыве чувств он едва не расцеловал колбочку, но кувыркающееся там черное существо показалось ему все же чересчур омерзительным.

Если Рейхард и до этого вел веселую и беспутную жизнь, то теперь он уже не знал никакого удержу. На всех важных особ и лиц власть предержащих, он смотрел свысока, со снисходительным пренебрежением, уверенный в том, что ни один из них не может позволить себе и половину его развлечений. В богатом торговом городе Венеции уже с трудом находили те изысканные деликатесы и редчайшие вина, которые могли бы украсить во время пиров его ломящиеся от роскошнейших яств столы. Когда какой-нибудь искренний доброжелатель бранил его, тщась образумить и наставить на путь истинный, он обычно отвечал: «Меня зовут Рейхард, и у меня столько рейхсталлеров, что никакие траты для меня не чувствительны». Частенько он от души потешался над испанским капитаном за то, что тот добровольно выпустил из рук такое неоценимое сокровище, да к тому же, как говорили, ушел в монастырь.

Но ничто не вечно на нашей земле. Эту истину молодому купцу пришлось постичь, и весьма скоро, поскольку он чрезмерно усердствовал во всевозможных телесных усладах. Смертельная немочь сковала все его члены, несмотря на то что чертик по-прежнему был при нем. В течение первого дня своей болезни Рейхард раз десять молил его о помощи, но тщетно, исцеление не приходило. А ночью ему приснился удивительный сон.

Ему пригрезилось, что один из пузырьков с лекарствами, стоявших подле его кровати, вдруг пустился в пляс и, подскакивая, со звоном ударял остальные пузырьки то по притертым пробкам, то по бокам. Приглядевшись попристальнее, Рейхард узнал в пляшущем пузырьке колбочку с адским жителем и тогда сказал: «Ах, чертик, чертик, на сей раз ты не только не хочешь мне помочь, но так и норовишь расколоть все мои лекарства». На что чертик хрипло запел ему из колбы:

При этом он вытягивался и уплощался и, как крепко не стискивал Рейхард колбочку в кулаке, как не придавливал пробку большим пальцем, все же умудрился выскользнуть наружу, превратившись в подобие большого черного человека, который уродливо, с ужимками, танцевал, поскрипывая растопыренными крыльями, а под конец привалился своей волосатой грудью к груди Рейхарда, уткнулся гнусно ухмыляющейся рожей в его лицо, да так крепко, с такой нелюдской силой, что Рейхарду почудилось, будто он становится на него похожим, и он в отчаянии завопил благим матом: «Зеркало! Подайте зеркало!»

Он проснулся в холодном поту, и ему примстилось, что черная жаба весьма проворно проскакала по его груди и скрылась в кармане ночной сорочки. Он с ужасом сунул туда руку, но вытащил лишь колбочку, в которой дремало, притомившись, маленькое черное существо.

Ах, каким долгим показался больному остаток ночи! Он не решался довериться сну, боясь нового прихода черного гостя, но и открыть глаза он не решался из страха, что мерзкая нелюдь затаилась в углу спальни. Рейхард лежал с сомкнутыми веками и думал, что нечистая сила подкралась к нему вплотную. И он в ужасе вскакивал. Он звонил в колокольчик, вызывая слуг, но они, видно, спали как убитые, а красавица Лукреция с тех пор, как он занемог, не появлялась в его покоях. Так и лежал он один со своими страхами, которые все возрастали от одной неотвязной мысли, вертевшейся у него в голове: «Боже, раз уж этой ночи нет конца, какой же долгой окажется вечная ночь ада!» И Рейхард решил, что, если Господь во благости своей даст ему дожить до утра, он во что бы то ни стало избавится от адского жителя.

Когда наконец рассвело, Рейхард, несколько окрепший и взбодренный утренним светом, задумался над тем, разумно ли он использовал адского жителя. Замок, виллы и всевозможные драгоценности показались ему недостаточным богатством, и он тут же потребовал себе мешок дукатов, и, обнаружив его у себя под подушкой, он успокоился и стал соображать, кому бы лучше всего продать колбочку с чертиком. Его врач, как он знал, был большим любителем разных заспиртованных уродцев, и он рассчитывал продать ему адского жителя под видом такого редкостного препарата, иначе доктор, человек набожный, и в руки бы не взял эту мерзопакость. Конечно, поступив таким образом, он сыграет с доктором злую шутку, но Рейхард рассуждал так: «Лучше я искуплю небольшой грех чистилища, чем навеки вечные буду отдан во власть сатане. Кроме того, как говорится, своя рубашка ближе к телу, и то, что я смертельно болен, вынуждает меня действовать безотлагательно».

Что решено, то и сделано. Рейхард предложил лекарю купить у него пресловутую колбочку. Чертик, видно, отдохнул, снова ожил и так забавно вился вьюном, что ученый муж, желая всесторонне изучить этот уникальный феномен природы, каковым он почел адского жителя, согласился его приобрести, при условии, что цена не окажется слишком высокой. Чтобы хоть в какой-то мере успокоить свою совесть, Рейхард запросил как можно больше, а именно: четыре дуката, два талера и двадцать грошей в немецких деньгах. Доктор же не давал больше трех дукатов и в конце концов заявил, что должен несколько дней подумать. Тут бедного купца снова охватил смертельный страх; он отдал адского жителя за три дуката и велел слуге раздать эти деньги нищим. Однако те деньги, которые лежали у него под подушкой, он берег как зеницу ока, в заблуждении своем полагая, что на них зиждется все его дальнейшее благополучие.

Болезнь тем временем совсем его скрутила. Он лежал весь в жару и бредил, а если бы сердце его было еще угнетено мыслью об адском жителе, то приступы душевного страха несомненно свели бы его в могилу. А так он все же в конце концов стал кое-как выкарабкиваться из болезни, и окончательное его выздоровление задерживалось только из-за тревоги, с которой он думал о своих дукатах, ибо, как только к нему вернулось сознание, он обнаружил, что мешка под подушкой больше не было. Поначалу ему не хотелось никого о них расспрашивать, когда же он на это решился, все в ответ только возмутились. Тоща он послал за красавицей Лукрецией, которая, послухам, находилась при нем, когда он был при смерти и лежал без сознания, а теперь вернулась к своим подругам и предалась прежним занятиям. Однако она велела ему передать: пусть он оставит ее в покое. Говорил ли он ей или еще кому-либо о спрятанных дукатах? Этого никто не знал, скорее всего, эти дукаты привиделись ему в горячке.

Мрачно настроенный, встал Рейхард с одра болезни и принялся обдумывать, как ему поскорее продать замок и виллы, но тут вдруг к нему вошли какие-то люди и предъявили купчий на всю его недвижимость. Бумаги были им собственноручно подписаны и припечатаны его печаткой, ибо в дни своего разгула он, желая потрафить Лукреции, подарил ей незаполненные купчие, на которых шутки ради поставил свои печать и подпись. И вот, еще не набравшись как следует сил, он вынужден был сложить то немногое, что ему тут еще принадлежало, и чуть ли не нищим покинуть свой бывший дом.

В довершение всего появился доктор, и выражение лица его не предвещало ничего хорошего.

— Послушайте, господин доктор, — раздраженно сказал молодой купец. Коль скоро вы, наподобие ваших коллег, принесли мне огромный счет за лечение, то дайте в придачу и порошок яда, потому что, ежели я сегодня съем последний ломоть хлеба, завтра мне не на что будет купить другой.

— Не беспокойтесь, — серьезно сказал лекарь. — Я дарю вам всю стоимость вашего лечения. Только за одно лекарство, столь необходимое для вашего окончательного выздоровления — я уже поставил его в ваш шкаф, уплатите мне два дуката. Согласны?

— Да, с полным удовольствием! — воскликнул Рейхард и отдал деньги доктору, который тут же отправился восвояси.

Когда Рейхард протянул руку, чтобы взять лекарство, его пальцы коснулись колбочки с адским жителем. К горлышку была прикреплена записка следующего содержания:

Конечно, молодой Рейхард сильно испугался, что снова купил адского жителя, да еще за такую малую цену. Но и кое-какую радость это ему тоже доставило. Он определил заранее, что не будет щепетилен, дабы отомстить мошеннице Лукреции.

И вот как Рейхард начал осуществлять свое намерение: прежде всего он вытребовал себе в карманы в два раза больше дукатов, чем находилось в мешке под подушкой. Это оказалось такой тяжестью, что он еле волочил ноги и ходил, пригнувшись к земле. Тогда он сдал свой огромный капитал на хранение адвокату, жившему по соседству, и получил расписку по всей форме. Себе же он оставил только сто двадцать золотых монет, с которыми и отправился в веселый дом к распутной Лукреции. Там, как и положено, шла гульба, пили, играли, дурачились, кто во что горазд. В общем, все было, как и несколько месяцев тому назад, и Лукреция весьма приветливо приняла молодого купца, поняв, что он при деньгах. Рейхард с помощью адского жителя увеселял всех разнообразными фокусами, а потом показал своей удивленной любовнице колбочку, сказав, что это, конечно, не та, которую она кинула в бурный ручей, а другая, и что таких безделиц у него полным-полно. Так уж устроены женщины, Лукреции тут же захотелось заиметь этакую игрушку, а когда хитрый купец как бы в шутку потребовал за нее деньги, она, не долго думая, дала ему дукат. Сделка состоялась, и Рейхард поспешил уйти, чтобы взять у адвоката часть оставленных на хранение денег. Однако получать там оказалось нечего. Адвокат при виде купца сделал большие глаза и изобразил крайнее изумление; он-де никогда не знал этого молодого человека. Когда же Рейхард извлек из кармана расписку, то оказалось, что у него в руках чистый лист бумаги. Дело в том, что адвокат написал расписку хитрыми чернилами, которые по прошествии нескольких часов бесследно испаряются. Таким образом молодой Рейхард снова обеднел, и ему пришлось бы жить подаянием, не завались у него в кармане штук тридцать дукатов, которые он не успел растратить во время роскошного пира у Лукреции.

У кого короткая кровать — спит скрючившись; у кого вовсе нет кровати спит на земле; кто не может содержать выезд — ездит верхом; у кого нет лошади — ходит пешком… После нескольких дней праздного шатанья Рейхард смекнул, что таким образом он вскоре и вовсе порастрясет все свои деньги и что ему пора наконец решиться стать из купца коробейником.

Чтобы заняться этим делом, необходимо было приобрести короб с кое-каким товаром для продажи, на что он и потратил оставшиеся у него монеты, причем за каждую вещицу платил на круг по четыре гроша в пересчете на немецкие деньги. Ох, как тошно было ему перекинуть через плечо ремень короба и предлагать свой товар на тех самых улицах, где он еще три недели назад так горделиво красовался! И все же, шагая по улицам целый день напролет, он не падал духом, потому что от покупателей отбоя не было, и многие платили ему даже больше, чем он решался запросить. «Какой все-таки это хороший город, — думал он. — Если дело и дальше так пойдет, я смогу упорным трудом за короткий срок снова сколотить себе состояние. Тогда я вернусь в Германию и заживу вполне благоразумно, коль скоро уж я так обжегся и угодил прямо в лапы проклятого исчадия ада, но все же благодаря своему уму и находчивости сумел вырваться».

Подобными мыслями он тешил себя вечером на постоялом дворе, когда снял с плеча тяжелый короб. Его тут же обступили несколько любопытных постояльцев, и один из них спросил:

— Что это у вас там за странная зверушка, которая так потешно кувыркается в бутылочке?

Рейхард с ужасом поглядел в короб и только сейчас увидел, что среди всевозможных безделушек, которые он разом приобрел для торговли, была и ненавистная колбочка с адским жителем. Он тут же предложил любопытному купить ее за три гроша — ведь сам он отдал за нее всего четыре, — потом столь же поспешно стал предлагать ее и другим постояльцам за ту же цену. Однако все они испытывали отвращение к черному уродцу, а Рейхард не смел им объяснить, на что эта штучка может сгодиться, и так как он продолжал всем упорно навязывать свой мерзкий товар, не давая никому и слова вымолвить, то надоедливого коробейника вместе с его коробом и черным гадом быстро выставили за дверь.

Со страхом в душе кинулся он к человеку, который продал ему короб с товаром, и потребовал, чтобы тот забрал назад чертика за более низкую цену. Но разбуженный им продавец никак не мог взять в толк, что именно от него хотят, и в конце концов сказал, что если эта поганая бутылочка должна непременно вернуться к своему прежнему хозяину, то пусть отправится к девице Лукреции, поскольку она продала ему этот предмет вкупе с другими игрушками, а он просит дать ему возможность спокойно поспать.

«Боже праведный, — глубоко вздохнул Рейхард, — если бы я мог так спокойно спать!» Пока он бегом пересекал большую площадь, чтобы попасть в дом Лукреции, ему чудилось, что кто-то с легким шуршанием бежит за ним следом и то и дело хватает его за шиворот. Исполненный ужаса, вбежал он в дом известного ему по прежним временам черного хода. Подлая красотка еще сидела за веселым ужином с двумя новыми любовниками. Сперва они накинулись на бесцеремонного коробейника, затем разобрали почти весь его товар в подарок куртизанке, которая, узнав Рейхарда, принялась потешаться над ним. Однако адского жителя купить никто не желал. Когда же он настойчиво попытался его всучить, Лукреция сказала:

— Фу, убирайся отсюда с этой пакостью! У меня эта штучка уже была, и я испытывала к ней непрестанное отвращение. Поэтому я и продала ее за несколько грошей такому же оборванцу, как и этот мошенник, который недавно подсунул мне ее за дукат.

— Погоди, заклинаю тебя твоим земным счастьем! Ты не ведаешь, от чего ты отказываешься, Лукреция, упрямая красотка!.. Разреши мне пять минут поговорить с тобой с глазу на глаз, и ты наверняка снова купишь у меня эту колбочку.

Она отошла с ним в сторонку, и он открыл ей невероятную тайну адского жителя. Но в ответ Лукреция стала вопить и ругаться пуще прежнего.

— Ты что, на смех меня выставляешь, жалкий нищий, — зашлась она в крике. — Будь это правда, ты попросил бы у сатаны чего-нибудь получше, чем короб на ремне. Убирайся отсюда вон! А если будешь упираться, я донесу на тебя как на колдуна и черного мага. Пусть тебя живьем сожгут за твое дурацкое бахвальство!

И тут оба любовника, чтобы угодить своей пассии, набросились на молодого купца с кулаками и спустили его с лестницы. Рейхард вне себя от ярости из-за этой унизительной сцены, от страха, что его взаправду сожгут как черного мага, не чаял, как бы поскорее убраться из Венеции. На следующее утро он уже вышел за пределы венецианских земель и прямо от пограничного столба принялся костить этот город на чем свет стоит, считая его повинным во всех своих злоключениях.

Адский житель по-прежнему валялся у него на дне короба, и когда Рейхард, гневно жестикулируя, случайно коснулся его рукой, тот воскликнул:

— Ну, ладно же, вредная тварь, мне ты все-таки принесешь пользу, а именно тем, что сам поможешь мне поскорее от тебя избавиться!

И тотчас же вытребовал себе немыслимое количество денег, куда больше, чем в прошлый раз, и поплелся, еле неся на себе сюртук с отяжелевшими карманами, в ближайший город. Там он купил роскошную коляску, нанял кучера, лакеев и с шиком покатил в столицу Италии, город Рим, уверенный, что там-то, в столичной кутерьме, среди множества людей со столь различными желаниями и пристрастиями он с легкостью избавится от адского жителя. Как только Рейхард тратил дукаты, он тут же повелевал возмещать их ему с тем, чтобы к моменту продажи колбочки у него оставалась вся сумма сполна.

Ему казалось, что это лишь ничтожная награда за тот страх, который он терпел все последнее время. Ибо мало того, что теперь почти каждую ночь омерзительный черный человек, привидившийся ему в том первом страшном сне, вновь посещал его и приваливался к его груди. Рейхард с тревогой замечал, что дьявольское отродье день ото дня все озорнее кувыркается в своей колбе, словно добыча у него уже в руках и он ликует, предчувствуя скорое окончание своей службы.

Благодаря своему богатству и расточительности молодой купец был сразу принят высшим римским обществом, но он, охваченный все растущим ужасом, не мог дождаться удобного случая, чтобы продать адского жителя. Всем без разбора, с кем только случайно заводил разговор, он пытался всучить его всего за три гроша немецкими деньгами, прослыл вскоре безумцем и стал всеобщим посмешищем. Однако деньги приносят уверенность и собирают вокруг тебя друзей. Богатого купца повсюду охотно принимали, но, как только он заводил речь о колбочке и трех грошах, его собеседник вежливо кивал и, посмеиваясь, норовил поскорее от него отделаться, поэтому Рейхард часто говаривал себе: «До того досадно, что хоть к черту в пекло лезь, но, увы, ты и так одной ногой уже там».

Наконец его охватило такое отчаяние, что дольше оставаться в городе Риме было ему уже невмоготу, и он принял решение попытать счастья на войне, быть может, там ему удастся освободиться от адского жителя. Он прослышал, что два маленьких итальянских княжества повздорили друг с другом, и всерьез стал готовиться к тому, чтобы примкнуть к одной из воюющих сторон. В нарядной, украшенной золотом кирасе, в великолепной шляпе с пером, с двумя отменными охотничьими ружьями, острым сверкающим мечом и двумя богато изукрашенными кинжалами он выехал из городских ворот на рослом испанском жеребце в сопровождении трех хорошо вооруженных слуг на добрых конях.

Какой кавалерийский капитан откажется принять в свой эскадрон такого вооруженного до зубов воина, который к тому же не требует жалованья? Бравый Рейхард был немедленно зачислен в бравый отряд и прожил некоторое время в военном лагере, предаваясь столь приятным выпивкам и игре в кости, что страх, леденивший его душу из-за адского жителя и кошмарных ночных видений, несколько поутих. Умудренный печальным опытом неудач в Риме, он поостерегся назойливо предлагать свой кромешный товар, даже словом о нем не обмолвился ни с одним из новых товарищей, чтобы легче было потом мимоходом, как бы в шутку заключить сделку.

И вот в одно прекрасное утро с ближних гор донеслись звуки разрозненных выстрелов. Солдаты, игравшие с Рейхардом в кости, прислушались; тотчас трубачи проиграли боевую тревогу. Все быстро вскочили в седла и в боевом порядке на рысях помчались к подножью горы. Пехотинцы враждующих сторон, окутанные пороховым дымом, уже вступили в рукопашные схватки. На равнине показались первые вражеские всадники. У Рейхарда сердце радовалось, что его испанский жеребец громко ржал и так играл под ним, оружие весело позвякивало, ротные выкрикивали команды, трубы трубили. Вражеские конники ринулись наперерез, чтобы помешать продвижению отряда, но отступили, обнаружив явное превосходство противника, и Рейхард со своими тремя слугами был среди первых, кто устремился вслед за врагом, ликуя, что они преследуют отступающих, что враг их боится. И вдруг что-то засвистело над их головами, кони взвились на дыбы, засвистело вторично, и один из всадников, сраженный ядром мортиры, окровавленный, рухнул наземь вместе со своим конем. Тогда Рейхард решил: «В куче безопасней» — и хотел было поскакать назад, но с удивлением обнаружил, что весь отряд скачет почти рядом с ним, прямо под удары мортирных ядер. Некоторое время несся наш новоявленный воин вместе со всеми, но когда слева и справа по лугу запрыгали тяжелые ядра, а вражеские всадники с пиками наперевес тучей помчались на них, он подумал; «Ах, сколь я был неразумен, отправившись сюда! Здесь я куда ближе к смерти, чем даже на одре болезни, вот пробьет меня насквозь одна из этих проклятых свистящих бестий, и я навеки стану добычей адского жителя и его хозяина сатаны». И не успел он додумать это до конца, как разом повернул вспять своего испанского скакуна и бешеным галопом понесся в сторону видневшегося неподалеку леса.

Он скрылся под сенью высоких деревьев и, не пытаясь найти ни дороги, ни тропинки, а лишь все время давая шпоры коню, так загнал его, что тот в конце концов остановился в изнеможении. Тогда Рейхард, тоже обессилевший, спешился, снял кирасу и оружие, расседлал взмыленного жеребца и, растянувшись на траве, сказал самому себе: «Да, не очень-то я гожусь в солдаты, во всяком случае, с адским жителем в кармане!» Он хотел было поразмыслить над тем, что ему дальше предпринять, но вместо этого погрузился в глубокий сон.

Прошло несколько часов, прежде чем до его слуха донеслись гул голосов и шорох приближающихся шагов, однако ему решительно не хотелось прерывать своего приятного забвения в прохладной лесной тени, он как бы отринул от себя эти звуки, как вдруг чей-то громовой голос загремел над самым его ухом:

— Ты уже околел, черт тебя возьми? Только сразу отвечай, чтобы зря не тратить порох.

Открыв глаза, Рейхард, разбуженный столь грубым окриком, увидел, что в грудь его направлен ствол мушкета, который держал в руках пехотинец весьма мрачного вида. Вокруг стояли еще несколько вражеских солдат, уже разобравших все его имущество — оружие, коня и дорожный баул. Рейхард запросил пощады, а потом закричал дурным голосом, ибо душу его заледенил страх: если им уж так непременно надобно его пристрелить, то пусть они хоть купят у него колбочку, которая лежит в правом кармане куртки.

— Дурак, — расхохотался один из солдат. — На кой дьявол мне у тебя что-либо покупать, когда я могу просто отнять! — Сказав это, он тут же вытащил адского жителя и сунул его себе за пазуху.

— Да Бога ради! — воскликнул Рейхард. — Если бы только эта штуковина у тебя осталась! Но имей в виду, если ты ее не купишь, тебе ее не сохранить.

Солдаты рассмеялись и, прихватив все награбленное и коня, пошли своей дорогой, нимало не заботясь о Рейхарде, показавшемся им придурковатым малым. А он сунул руку в карман и, конечно, нащупал там проклятую колбочку. Тогда он окликнул ушедших и показал им издалека маленького уродца. Тот солдат, что отнял колбочку, удивленно сунул руку за пазуху и, ничего там не обнаружив, побежал назад, чтобы взять ее снова.

— Я же говорю, — огорченно вздохнул Рейхард, — что так тебе это не сохранить. Дай мне хоть несколько грошей…

— Ловкий же ты фокусник! — ухмыльнулся солдат. — Но тебе не удастся выманить ни монетки из заработанных мною денег.

И он побежал догонять товарищей, бережно сжимая колбочку в кулаке, но вдруг он остановился и воскликнул:

— Тысяча чертей, я все-таки ее обронил! Пока он искал свою пропажу в траве, Рейхард крикнул ему:

— Эй ты, беги сюда, она опять у меня в кармане! Убедившись, что колбочка каким-то непостижимым образом все время возвращается к своему владельцу, солдат загорелся желанием во что бы то ни стало заполучить этого забавного уродца, который — как обычно, когда его пытались продать, весело и радостно кувыркался, потому что каждая новая сделка, естественно, приближала конец его службы. Однако три гроша солдат счел слишком высокой ценой, и тоща Рейхард, дрожа от нетерпения, сказал:

— Будь по-твоему, сквалыга, мне все едино, давай грош и бери свою покупку.

Сделка была заключена, деньги уплачены, чертик передан из рук в руки. Пока солдаты стояли, разглядывая забавную игрушку и потешаясь над ней, Рейхард стал размышлять о своем дальнейшем житье-бытье. Ничто больше не отягощало его душу, но и карман тоже, и он решительно не знал, куда теперь двинуться и чем заняться, потому что вернуться в эскадрон, где остались его слуги, лошади и сумка с деньгами, он не смел. Отчасти потому, что стыдился своего позорного бегства, отчасти из опасения, что его по праву военного времени пристрелят как дезертира. Тогда он подумал, не увязаться ли ему за обобравшими его солдатами, чтобы поступить к ним в отряд. Из их разговоров он понял, что они воюют на стороне противника, следовательно, там его никто не знает. Освободившись же от адского жителя, а тем самым и от денег, он теперь был вполне расположен, несмотря на не очень-то удачнее начало своей военной карьеры, рисковать жизнью, уповая на, богатые трофеи. Рейхард высказал вслух свое желание, солдаты согласились, и он отправился со своими новыми товарищами в их лагерь.

Капитана не пришлось долго уговаривать, чтобы он принял в отряд такого рослого и крепкого парня, и Рейхард на некоторое время стал наемным солдатом. Однако частенько ему бывало как-то муторно на душе. После того сражения наступило полное затишье, потому что между княжествами велись мирные переговоры. Смерть теперь никому не угрожала, но зато не было и возможности ни разжиться на грабежах, ни захватить богатые трофеи. Приходилось тихо и мирно пребывать в лагере, получая скудное солдатское жалованье и тощее довольствие. К этому надо еще добавить, что большинство наемников сумели в предыдущих боях нахватать изрядно всякого добра, и Рейхард, некогда столь избалованный молодой купец, был, пожалуй, единственным, кто влачил чуть ли не нищенское существование среди множества солдат, живущих прямо-таки по-царски. Неудивительно, что такая жизнь стала ему вскоре претить, и, когда он впервые получил свое ничтожное месячное жалованье, которого было слишком мало, чтобы жить в свое удовольствие, но все же слишком много, чтобы отказаться от всякой надежды, он решил отправиться в шатер маркитанта, попытать, не окажется ли он более везучим в игре в кости, нежели в торговле и военных делах.

Игра шла своим обычным причудливым манером: он то выигрывал, то проигрывал, и так до глубокой ночи, причем вино лилось рекой. Но в конце концов фортуна отвернулась от полупьяного Рейхарда; он проиграл все свое жалованье, и никто не захотел больше ссудить ему ни геллера. Он вывернул все свои карманы и, ничего там не найдя, полез в патронташ, где были только одни патроны. Он их вынул и предложил в виде ставки; игра продолжалась и, только когда кости были брошены, захмелевший Рейхард узнал в своем противнике того самого солдата, который купил у него адского жителя и теперь с его помощью все время выигрывал. Рейхард хотел было крикнуть: «Стоп!», но кости уже лежали на столе, и он опять проиграл. Бормоча проклятья, покинул он общество игроков и побрел в темноте к своей палатке. Его приятель, который тоже проигрался в лоск, но был менее пьян, чем Рейхард, взял его под руку. Дорогой он спросил, есть ли у него в палатке запасные патроны?

— Нет! — воскликнул разъяренный Рейхард. — Будь они у меня в запасе, я бы сбегал за ними, чтобы продолжить игру!

— Тогда ты должен поскорее добыть себе новые патроны, ибо, если комиссар, приехав для проверки, обнаружит, что у наемного солдата пустой патронташ, он тут же прикажет его расстрелять.

— Проклятье!.. Какая глупость! — бранился Рейхард. — У меня нет ни патронов, ни денег!

— Не горюй, парень, — утешал его приятель. — Раньше начала будущего месяца комиссар вряд ли приедет.

«Ну, тогда не беда, — думал Рейхард, — за это время я успею еще раз получить жалованье и куплю вдоволь патронов» На этом они пожелали друг другу доброй ночи, и пьяный Рейхард пошел отсыпаться в свою палатку.

Только он улегся на солому, как у палатки раздался голос капрала:

— Эй вы, завтра поутру поверка. На рассвете в лагерь прибывает господин комиссар!

Тут с Рейхарда слетел всякий сон. Мысль о патронах не выходила из его хмельной головы. Он принялся в панике опрашивать соседей по палатке, не согласится ли кто-нибудь ссудить ему несколько патронов или продать их в долг, но они обругали его ночным буяном и велели проспаться. В жутком страхе от того, что утром ему не миновать расстрела, он стал судорожно искать, не завалилась ли какая-нибудь монетка в его вещах, спрятанных в походном мешке, но нашел всего пять геллеров. Зажав их в горсти, бегал он неверными шагами от палатки к палатке в надежде купить патроны. Одни встречали его смехом, другие бранью, но никто даже не ответил на его просьбу. Так метался он по лагерю, пока наконец не оказался вблизи палатки, откуда до него донесся голос того самого солдата, который выиграл патроны.

— Эй, приятель! — крикнул Рейхард с мольбою. — Если ты мне не поможешь, я пропал! Вчера я просадил тебе все, что имел, а до этого ты меня тоже ободрал как липку. Если завтра утром я не предъявлю комиссару патроны в патронташе, он велит меня расстрелять, и ты один будешь виноват в моей смерти. Поэтому подари мне несколько патронов, или одолжи, или продай!..

— Я дал себе зарок никому ничего не дарить и не одалживать, — отвечал наемник, — но, чтобы ты отвязался от меня, я готов продать тебе патроны. Сколько у тебя осталось денег?

— Всего пять геллеров, — печально ответствовал Рейхард. — Так вот, сказал солдат, — можешь убедиться, что я добрый товарищ; я дам тебе за твои пять геллеров пять патронов, а сейчас тебе пора на боковую, и перестань будить лагерь.

Не выходя из палатки, наемник протянул Рейхарду пять патронов, тот сунул ему деньги, потом отправился восвояси и преспокойно проспал до утра, поскольку страх его больше не мучил.

Ожидаемый смотр состоялся, и Рейхард кое-как обошелся со своими пятью патронами; к полудню комиссар отбыл и солдаты вернулись в лагерь, но в палатках от палящего солнца было нестерпимо жарко, и все товарищи Рейхарда отправились убивать время в шатер маркитанта, а он остался в одиночестве у пустого стола с ломтем казенного хлеба в руках, с тяжелой головой с похмелья и от волнений нынешнего утра. «Эх, — вздохнул он, — был бы у меня сейчас хоть один из тех дукатов, которые я в свое время так глупо растранжирил». Едва он успел это пожелать, как на ладони его левой руки оказался новенький блестящий дукат. Мысль об адском жителе молнией пронзила его мозг, полностью омрачив радость обладания увесистой золотой монетой. Но тут в палатку вбежал встревоженный солдат, тот самый, что продал ему ночью патроны.

— Послушай, друг, — сказал он, — флакончик с черным акробатиком — ну, знаешь, который я купил у тебя в лесу, — исчез. Может, я тебе его случайно отдал вместо патрона? Я завернул его в бумагу и сунул в патронташ.

Рейхард в ужасе стал шарить в своем патронташе, и, когда он снял обертку с первого же патрона, в руках у него оказался адский слуга в своей узкой колбочке.

— Ну, слава Богу, — сказал солдат, — мне бы не хотелось лишаться этой штучки, как ни отвратительна она на вид; мне кажется, она приносит мне особое счастье в игре в кости. На, приятель, возьми свой геллер и верни мне эту черную тварь.

Рейхард поторопился выполнить его просьбу, и наемник с удовлетворенным видом направился прямехонько к маркитанту.

А бедный Рейхард просто места себе не находил с той самой минуты, как он вновь увидел адского жителя и даже держал его в руках; более того, ведь оказалось, что он, не ведая того, все утро носил его при себе. Ему чудилось, что из всех темных углов палатки глядит на него, ощерившись, сам сатана, и, возможно, он и сегодня душил его во сне. Полученный дукат Рейхард в испуге выбросил, хотя ему так нужно было бы чем-нибудь подкрепиться, и в конце концов боязнь, что адский житель, находясь столь близко от него, может снова к нему перекочевать, погнала его вон из лагеря, навстречу сгущающимся сумеркам, в густой лес, где он, истерзанный страхом и усталостью, рухнул как подкошенный на глухой поляне. «Ох, — вздохнул он, изнемогая от жажды, — мне бы хоть фляжку с водой, не то я умру». И в тот же миг рядом с ним оказалась желанная фляжка. Только жадно отпив залпом несколько глотков, он стал прикидывать, откуда же она тут взялась. И ему сразу пришел на ум адский житель. С трудом заставил он себя сунуть руку в карман и, нащупав там проклятую колбочку, впал, убитый отчаянием, в забытье.

И снова Рейхарду приснился его обычный омерзительный сон: адский житель начинает удлиняться, вылезает из колбочки и, гнусно ухмыляясь, притискивается к его груди. Рейхард хотел было запротестовать — ведь чертик ему уже не принадлежал, но адский житель, осклабясь, проговорил: «Ты купил меня за геллер и продал за геллер, а должен был продать дешевле, значит, сделка недействительна».

Обливаясь холодным потом, Рейхард вскочил на ноги, и ему показалось, что он видит какую-то черную тень, которая, стремительно уменьшившись, юркнула в тот его карман, где лежала колбочка. Он пришел в неистовство, схватил колбочку и, пробежав несколько шагов, швырнул ее вниз со скалистого обрыва, но она тут же снова оказалась у него в кармане.

— О, горе мне, горе! — кричал Рейхард в ночном лесу. — Отовсюду, даже со дна ручья, возвращался ко мне адский житель, я не мог его лишиться, он был для меня настоящим сокровищем; а теперь он стал моей бедой, и, боюсь, на веки вечные!..

— И он очертя голову кинулся бежать, не разбирая дороги, продираясь в темноте сквозь густые заросли, спотыкаясь о камни, налетая на стволы деревьев, и при каждом шаге в его кармане позвякивала колбочка с адским жителем.

К рассвету он выбрался наконец на веселую светлую поляну. Тоска сжимала его сердце, но вдруг в нем пробудилась надежда, что вся эта чертовщина всего лишь приснившийся кошмар, а колбочка в его кармане не более чем обычная стеклянная бутылочка. Рейхард поспешно вытащил ее и принялся разглядывать в ярком свете взошедшего солнца. Боже, как весело вился вьюном черный чертенок, освещенный такими приветливыми солнечными лучами, как призывно протягивал он к нему свои уродливые, словно железные клещи, лапки! Громко вскрикнув, уронил Рейхард колбочку наземь, но она тут же снова зазвякала у него в кармане.

Прежде всего теперь надобно было найти у кого-либо монетку меньшего достоинства, нежели геллер; но где в этих краях раздобудешь такую? И Рейхард потерял всякую надежду продать омерзительную тварь, которая вскорости грозила стать его господином. Брать деньги у нечистой силы он больше не желал, дикий страх лишал его сил и разума заняться каким-нибудь делом, и он бродил по Италии из конца в конец, прося милостыню. Поскольку вид у него был совсем потерянный и к каждому встречному он приставал с вопросом, нет ли у него монетки в полгеллера, его повсюду считали сумасшедшим и прозвали Полугеллером; под этой кличкой он и стал вскоре широко известен по всей стране.

Говорят, что коршуны так упорно летят вслед за косулями или дикими козами, что в конце концов до смерти загоняют несчастных животных, которые в панике бегут по лесам и долам, все время чувствуя за собой неотвязно преследующего их уродливого и злобного врага. Нечто подобное переживал наш бедный Рейхард, все время таская в кармане вредоносное сатанинское отродье. Я не стану рассказывать вам больше о его долгом и бессмысленном бегстве, ибо это было бы слишком жалостливо и печально, скажу только, что месяц за месяцем проходили для него в ужасных страданиях и мытарствах. Однажды он заблудился в горах; обессиленный, недвижимо сидел он подле родника, тоненькой струйкой сбегающего с мшистой скалы и, казалось, с сочувствием дарящего ему свою прохладу. Вдруг Рейхард услышал звонкое цоканье подков по каменистой тропе и увидел, что к нему скачет на рослом гривастом вороном жеребце могучий, с устрашающе уродливым лицом всадник в роскошной одежде кроваво-алого цвета. Он осадил коня и спросил Рейхарда, который аж содрогнулся, почуяв недоброе:

— Чего пригорюнился, парень? Ты по виду купец и, может, заплатил за какой-нибудь товар слишком дорого?

— О нет, скорее слишком дешево, — ответил Рейхард тихим дрожащим голосом.

— И я так полагаю, любезный купец! — воскликнул всадник с омерзительным смехом. — Уж не продаешь ли ты часом одну безделицу, которая зовется адским жителем? Надо думать, я не ошибусь, приняв тебя за безумного Полугеллера.

Бедный малый едва смог пролепетать «нет» побелевшими от страха губами, ожидая, что плащ всадника вот-вот превратится в перепончатые крылья с кровавыми прожилками, да и вороной жеребец станет вдруг крылатым, в его дьявольском оперении запылают адские угольки, и выходцы преисподней улетят, прихватив с собой его погибшую душу, обреченную отныне на вечные муки.

Однако всадник сказал более мягким голосом и с менее безобразными ужимками:

— Я догадываюсь, за кого ты меня принимаешь. Утешься, я не он. Более того, быть может, я смогу тебя от него уберечь, ведь я уже много дней разыскиваю тебя, чтобы купить адского жителя. Правда, ты чертовски мало за него заплатил и сам я не могу найти еще меньшую монетку. Но выслушай меня и сделай все, как я велю. По ту сторону горы живет князь, беспутный молодой человек. Завтра, во время охоты, я заманю его в глубь леса, подальше от свиты и напущу на него чудовище. Оставайся здесь до полуночи, а потом, как только луна окажется над гребнем той высокой скалы, иди размеренным шагом по этому ущелью, придерживаясь левой стороны. Не спеши, но и не мешкай в пути, и ты придешь как раз к тому времени, когда князь окажется в лапах чудовища. Бесстрашно бросайся на помощь князю, чудовище отступит перед тобой и свалится с крутого берега в море. А затем проси у исполненного благодарности князя, чтобы он велел отчеканить несколько монет в полгеллера, потом разменяешь мне геллер, и за одну из них я куплю у тебя адского жителя.

Так сказал страшный всадник и не спеша отъехал, скрывшись в густых зарослях.

— А где я тебя найду, когда у меня будет полгеллера? — крикнул ему вслед Рейхард.

— У Черного колодца! — ответил ему издалека всадник. — Тут каждая кумушка знает, где он находится.

Медленной, размашистой рысью унес уродливый жеребец своего уродливого седока.

Человек, который, можно сказать, все проиграл, готов на любой риск; поэтому Рейхард, в своем безысходном отчаянии, решил последовать совету устрашающего всадника.

Наступила ночь, взошла красноватая луна и, медленно ползя по небосводу, добралась наконец до гребня той высокой скалы. И тогда наш бедный странник поднялся и, дрожа от страха, пустился в путь. Ущелье было мрачным и темным, редкий луч луны проникал сюда из-за островерхих утесов, громоздящихся с обеих сторон, из теснины поднимался тяжкий смрадный дух, словно из могилы, но помимо этого ничто не навевало жути. Желания задерживаться в пути у Рейхарда не было никакого, скорее хотелось спешить, но и этого он себе не позволял, точно выполняя все указания всадника, ибо был исполнен решимости не оборвать по своей вине ни одной из ниточек, связывающих его со светом и надеждой. После нескольких часов ходьбы на темной дороге стал появляться розоватый отсвет загорающейся зари, и свежий, бодрящий ветерок подул ему в лицо. Когда он стал подниматься из глубокого ущелья и собрался было насладиться прохладой утреннего леса, куда его вывела тропа, да голубым мерцанием виднеющегося вдали моря, его всполошил чей-то испуганный крик. Он огляделся по сторонам и увидел, что некая мерзкая тварь прижала к земле молодого человека в богатой охотничьей одежде. Первым движением Рейхарда было поспешить на помощь; однако, когда он разглядел эту тварь как следует и обнаружил, что она подобна огромной, гнусного вида обезьяне, у которой к тому же на голове красовались могучие ветвистые оленьи рога, мужество покинуло его и он был готов пренебречь жалобными мольбами распростертого на земле юноши и уползти назад в ущелье. Но тут он снова вспомнил все, что ему сказал всадник. Гонимый страхом перед вечными муками, Рейхард замахнулся своей суковатой палкой и кинулся на чудовище-обезьяну, которая как раз в этот момент раскачивала охотника на своих передних лапах, видимо, для того, чтобы подбросить его в воздух и затем подцепить на рога. Но стоило Рейхарду приблизиться к ней, как она выпустила из лап свою добычу и с омерзительным свистом и кряканьем помчалась прочь; разом осмелевший Рейхард продолжал преследовать ее, пока чудовище-обезьяна не свалилась с кручи в море, затем она вынырнула, показав напоследок свою отвратительную харю, и навсегда скрылась в пучине.

Торжествуя победу, вернулся молодой Рейхард к спасенному им охотнику, который, как и следовало ожидать, заявил, что он владетельный князь здешних мест и, прославляя своего избавителя как истинного героя, попросил, чтобы тот потребовал себе любую награду, будь только она во власти князя.

— В самом деле? — с надеждой спросил Рейхард. — Вы не шутите? Вы даете мне свое княжеское слово, что по возможности выполните то, о чем я вас попрошу?

Князь его снова заверил, что наверняка и с радостью все исполнит.

— Тогда, — с трепетной надеждой в голосе воскликнул Рейхард, прикажите Бога ради отчеканить для меня несколько монет достоинством в полгеллера, ну, хотя бы две штуки.

Князь с изумлением взирал на него. Когда же подоспел кое-кто из свиты, князь тут же поведал им о случившемся, и один придворный узнал в Рейхарде безумного Полугеллера, которого он раньше где-то видел.

Князь громко расхохотался, а бедный Рейхард в испуге обнял его колени и поклялся, что пропадет, если у него не будет этих мелких монет.

Тогда князь, продолжая смеяться, сказал ему:

— Встань, юноша, я же тебе обещал; и, если ты не изменишь своего желания, я прикажу начеканить тебе столько полугеллеров, сколько захочешь, но, может быть, тебе незачем идти в монетный двор, ибо мои соседи-князья утверждают, будто мой геллер такой легкий, что три монеты мои едва покрывают один их геллер.

— О, если бы в этом быть уверенным! — с сомнением воскликнул Рейхард.

— Поверь, ты, наверно, единственный человек на свете, кто такого лестного мнения о моих деньгах, но если ты повстречаешь кого-нибудь, кто согласится с тобой, то даю тебе торжественное слово, что прикажу отчеканить еще худшие деньги, если это только возможно!

Сказав так, князь велел слуге вручить Рейхарду целый мешочек своих геллеров, и наш молодой купец со всех ног кинулся бежать к ближайшей границе этого княжества. Когда же на первом постоялом дворе соседнего государства ему неохотно и после долгих колебаний дали обычный геллер за три княжеских — он решил поменять их для проверки, — у него на душе стало так весело, как уже давно не бывало.

Рейхард тут же спросил, как пройти к Черному колодцу. Услышав этот вопрос, хозяйские дети, игравшие здесь, с ревом выбежали на улицу, а сам хозяин сказал не без дрожи в голосе, что место это пользуется дурной славой, там-де обитают злые духи и люди избегают туда ходить. Правда, он знает, что путь к Черному колодцу лежит через пещеру с двумя сухими кипарисами у входа, находится она неподалеку отсюда, пройдешь ее насквозь, дальше дорога одна, заблудиться трудно, только упаси его Бог, да и любого христианина, туда идти.

Разумеется, после таких речей Рейхарда снова одолел страх, но деваться ему было некуда, пришлось решиться, и он тут же отправился в путь. Пещеру он приметил издалека, она глядела на него черной дырой; кипарисы словно засохли от ужаса перед уродством этой страшной пасти, ибо в недрах ее каждый, кто подходил к ней вплотную, видел удивительную скалу. Казалось, на ней высечено множество отвратительных бородатых рож, некоторые из них имели сходство с чудовищем-обезьяной, свалившейся в море, но стоило присмотреться попристальнее, и становилось ясно, что это всего лишь пористая поверхность скалы, испещренная трещинами и расселинами. Бедного Рейхарда забил озноб, когда он вступил в это царство страшных рож. Адский житель у него в кармане стал вдруг таким тяжелым, словно хотел оттащить его назад. Но именно это придало молодому купцу мужества. «Потому что, — рассуждал он, — все, что претит дьявольскому отродью, мне на пользу». Чем дальше он углублялся в пещеру, там становилось все темней и темней, так что скоро и рожи перестали его пугать. Он шел очень осторожно, нащупывая палкой дорогу, чтобы ненароком не свалиться в какую-нибудь пропасть, но не обнаружил ничего, кроме мха под ногами, и если бы не жуткий свист и кряканье, пещера перестала бы ему казаться зловещей.

Наконец он выбрался наружу и очутился в тесной котловине, окруженной со всех сторон горами. В стороне он увидел огромного уродливого черного жеребца, непривязанного, но и не пасущегося, который стоял неподвижно, с задранной вверх головой, словно бронзовое изваяние. Напротив выхода из пещеры бил родник, в котором огромный всадник мыл лицо и руки, но вода была чернильно-черная и окрашивала все, что в нее попадало; поэтому, когда он обернулся к Рейхарду, его уродливое лицо было темным, как у мавра, и устрашающе подчеркивало кровавую красноту одежды.

— Не трясись так, малый, — сказал страшный всадник, — Это только один из обрядов, который я должен исполнять в угоду черту. Каждую пятницу я обязан вот так умываться назло тому, кого вы все зовете Творцом небесным. Я обязан также всякий раз, когда я крашу материю для своих одежд, добавлять в краску несколько капель собственной крови, оттого она такого роскошного цвета. И подобных обременительных обязательств у меня прорва. Я отдал ему в полное владение свое тело и душу, так что ни о каком освобождении и помышлять нечего. И знаешь, сколько мне платит за это аспид? Всего сто тысяч золотых в год. Вот попробуй проживи на эти деньги! Поэтому я и хочу купить у тебя адского жителя. К тому же я как следует насолю старому скряге: ведь мою душу он так и так получит, а чертик из колбочки после длительной службы вернется назад в преисподнюю с пустыми руками. Вот разъярится свирепый дракон!

И он так расхохотался, что скалы заходили ходуном, а неподвижный черный жеребец вздрогнул.

— Ну, — снова заговорил он, обращаясь к Рейхарду, — ты принес монету в полгеллера, приятель?

— Я вам не приятель, — осадил его Рейхард то ли с отчаяния, то ли из упрямства и стал развязывать свой мешок.

— Да ты особо не важничай! — крикнул огромный всадник. — Кто натравил чудовище на князя, чтобы ты мог спасти ему жизнь?

— Без толку вы все это затеяли, — ответил Рейхард и рассказал, что князь сам по себе уже давно чеканит монета достоинством не только в полгеллера, но даже в одну треть.

Человек в красном был, казалось, сильно раздосадован тем, что зря утруждал себя, устраивая всю эту возню с чудовищем. Затем он разменял свой хороший геллер на три плохих, дал один из них Рейхарду и получил взамен адского жителя, которого с трудом удалось извлечь из кармана. Чертик лежал на дне колбочки скрючившись, злой и печальный. Тут покупатель зычно расхохотался и закричал:

— Никуда не денешься, сатана, подавай-ка мне золота, сколько сможет увезти мой вороной.

И тут же огромный жеребец прямо осел под тяжестью мешка, наполненного золотом, потом на него взгромоздился и его господин, и тогда конь, подобный мухе, ползущей вверх по стене, зашагал по отвесным скалам, но расхлябанные движения его были столь отвратительны, что Рейхард поспешил скрыться в пещере, лишь бы не видеть этого богомерзкого зрелища.

Только когда он вышел из пещеры по ту сторону горы да еще пробежал единым духом изрядный кусок по тропе, все его существо охватила великая радость освобождения. Он сердцем чувствовал, что искупил свои прошлые тяжкие грехи и что адский житель отныне не мог бы ему больше принадлежать. В порыве радости он кинулся ничком в высокую траву, ласково касался пальцами цветов и посылал солнцу воздушные поцелуи. Сердце его ожило и снова, как прежде, весело колотилось в груди, но уже без дерзкого легкомыслия и кощунственных помыслов. Хотя у него были теперь весьма веские основания возгордиться, поскольку он обманул самого черта, он не предался бахвальству. Более того, он направил всю свою обновленную силу на то, чтобы с сей поры начать жить по-иному — богобоязненно, достойно и радостно. И он настолько в этом преуспел, что после нескольких лет усердного труда состоятельным купцом вернулся на милую немецкую землю, взял в дом жену и много лет спустя, будучи почтенным старцем, рассказывал своим внукам и правнукам сказку про адского жителя в назидание и для острастки.