"Выйти замуж за принца" - читать интересную книгу автора (Дженсен Кэтрин)

ГЛАВА ДЯВАТАЯ

Следующие три дня почти целиком ушли у Эллисон на то, чтобы распаковать вещи, познакомить Крея с его новым пристанищем и самой разобраться в лабиринте коридоров, связывавших более ста комнат дворца. Ей стало легче находить дорогу к столовой для ежедневных семейных трапез (во дворце были еще два парадных обеденных зала для особых случаев). Она запомнила путь от апартаментов до библиотеки и вскоре уже освоилась достаточно, чтобы приступить к обследованию других частей замка.

Однажды во второй половине дня Эллисон с Креем на руках свернула не в тот коридор и вышла в центральный двор с садом, имевшим сейчас пустынный, грустный вид. Дверь за ней защелкнулась, оставив ее снаружи. Она обхватила Крея, пытаясь спрятать его от ледяного ветра. Забарабанила в дверь и позвала на помощь в надежде, что ее услышат до того, как ребенок простудится.

Почти сразу же из-за дверей ей ответил по-немецки молодой голос:

— Иду, иду! Имейте же терпение! — Дверь открылась, и выглянула совсем молоденькая девушка. Досада у нее на лице сменилась испугом.

— Боже мой, ваше королевское высочество! Входите скорее, а то замерзнете, и малыш тоже!

— Извините за беспокойство, — пробормотала Эллисон, досадуя на себя. — Я вышла по ошибке, а дверь захлопнулась. — Она смахнула снежинку с розового носика Крея. — Сад такой огромный! Чудесно будет прогуляться по нему в более теплую погоду.

— А-ах, — сказала девушка, — летом здесь такие красивые цветы! Король очень любит розы. Его садовники ухаживают за кустами с весны до поздней осени. Такой красоты больше нигде не увидишь. Вам нравятся сады?

— Я их обожаю! — Эллисон улыбнулась.

Одетая в форменное платье горничной девушка тоже улыбнулась в ответ, потом посмотрела на Крея.

— Как вас зовут? — спросила Эллисон.

— Гретхен. Какой чудесный, красивый малыш! Похож на отца. Крепыш! И у него добрые глаза. — Девушка засмеялась. — Добрые, но озорные. — Она зажала рот рукой, явно испугавшись собственной смелости.

— Все в порядке. — Эллисон тоже засмеялась и покачала головой. В прежние времена служанку могли высечь за подобные слова. — Вы правы. Добрые, но озорные. Крей у меня часто шалит. — Она на секунду задумалась. — Вы не хотели бы помогать мне ухаживать за ним? Я хочу взять к нему няню, мне нужно кое-какое свободное время для работы.

— Для работы? — Девушка изумленно посмотрела на нее. — Но женщина, которая замужем за принцем, не должна...

— Я должна, потому что хочу, — перебила ее Эллисон. — Может быть, американки отличаются от других. Мне необходимо чем-то заниматься. Что вы на это скажете?

Девушка взглянула на Крея с обожанием.

— О да, — прошептала она.

Конечно, о няне следовало поговорить с Якобом, посоветоваться. Но как это сделать? Эллисон ощущала его враждебность каждый раз, когда им случалось столкнуться в коридоре или когда они сидели друг против друга за столом во время трапезы. Он явно избегал Эллисон. Холодный блеск его глаз леденил ее до костей. Никак не верилось, что причиной такого поведения была ее фраза о том, что она не любит его. Конечно, такие мужчины, как Якоб, тяжело переносят отказ.

В тот же день она пришла к нему в кабинет. Комната напоминала уменьшенный вариант богато отделанной деревом библиотеки, где она теперь работала несколько часов в день, пока Крей играл рядом на полу.

Работа ей нравилась, но дело продвигалось медленно — часто приходилось отрываться, когда энергичный сынуля требовал внимания. Возможно, теперь, с помощью Гретхен, работа пойдет быстрее.

— Извини, что мешаю тебе, — тихо сказала она после того, как постучала и услышала его негромкое разрешение войти, — но мне надо посоветоваться с тобой относительно няни для Крея.

— С этим проблем не будет. — Якоб выпрямился на стуле и закрыл что-то, похожее на гроссбух. — Ты уже кого-то присмотрела?

Эллисон рассказала ему о Гретхен, добавив, что оставила сейчас сына с ней.

Якоб задумчиво вертел в пальцах золотую ручку, стараясь не смотреть на жену.

— Я знаю эту девушку, — произнес он наконец. — Похоже, она старательна и надежна. Гретхен стала приходить в замок помогать своей матери лет с двенадцати. Только не знаю, есть ли у нее опыт в уходе за детьми.

— Меня больше интересует ее отношение к ребенку, чем профессиональная квалификация. Когда Крей не со мной, я хочу, чтобы с ним был кто-то любящий и заботливый. Кто-то, кому нравится играть с ним.

— Хорошо. Но хочу поставить тебя в известность, что я тоже буду проводить с ним какое-то время... ежедневно, — твердо добавил он.

— Разумеется!

— А теперь иди. Мне надо работать. — И он отвернулся.

— Якоб, — нерешительно прошептала Эллисон, — объясни, почему ты так ведешь себя?

— Потому что ты ненавидишь меня! Это понятно — я исковеркал твою жизнь. Обрюхатил и бросил!

— Нет! — крикнула она. — Я любила тебя когда-то. И, думаю, буду любить всегда. А ненавижу я себя — за то, что дала тебе такую власть над собой! — Слезы быстро наполнили ее глаза, потекли по щекам. — Когда мы познакомились, я думала — встретила обыкновенного человека, как и я. Мечтала о том, что ты получишь степень, найдешь работу — недалеко от Нантикока, если повезет. Мы поженимся, думала я, и будем вместе жить, заведем детей. Как мои родители — двое обыкновенных людей, которые любят друг друга.

— Но ты ошиблась! — резко ответил Якоб.

— Да. Очень сильно ошиблась. И не могу просить тебя отречься от всего, что у тебя есть. А пока это так, у нас не может быть общего будущего.

— Ты права, — сдавленным голосом сказал он. Его глаза смягчились. — А то, что ты сейчас сказала, правда?

— Да, у нас не может быть общего...

— Нет, что ты любила меня... и всегда будешь любить...

Эллисон кивнула:

— Но что толку, если это улица с односторонним движением... если ты не любишь меня.

— Люблю я тебя или нет, это несущественно, — холодно произнес Якоб.

Эллисон почувствовала, что ее лицо от стыда вспыхнуло огнем. По щекам побежали слезы, как она ни старалась сдержать их.

— У меня будет трон, — твердо заявил Якоб. — И у меня будешь ты! Я не собираюсь отказываться ни от того, ни от другого.

— Я уже говорила тебе: твоей любовницей я не стану! Это не жизнь для меня — делить тебя с другой женщиной, жить с тобой врозь и целыми днями думать, когда я снова тебя увижу... если увижу. И для Крея это не жизнь — иметь приходящего отца.

Его руки обхватили ее дрожащие плечи, и он притянул Эллисон к себе.

— Элли, сделанного не переделаешь! У нас ребенок. Мы уже были любовниками и создали новую жизнь. Как бы ты к этому ни относилась, но у тебя есть ко мне чувства. И у меня к тебе тоже — не будем сейчас уточнять, какие именно. — Он говорил торопливо, словно боялся, как бы что-то не помешало ему высказаться. — Но я не из тех мужчин, которые соглашаются на меньшее, и найду способ сохранить и тебя, и свой титул, и Крея.

Он городит чепуху... дикую несуразицу... чудес ведь не бывает! Мыслит как ребенок, ни в чем не знавший отказа. Не понимает, что мир живет по своим собственным законам, изменить которые не в его власти.

Она уже собралась было возразить, но Якоб быстро накрыл ее губы своими и поцелуем заставил молчать.

— Ты моя, — сказал он, заранее отметая все возражения. — Ты только что совершила ошибку, когда призналась, что любишь меня. Я уже был готов отпустить... Но теперь не откажусь от тебя, Элли, ни за что на свете!

В дверь постучали. Не ожидая разрешения, в кабинет вошел худощавый человек в темно-сером костюме.

— Фредерик! — Голос Якоба прозвучал резко.

Эллисон попыталась высвободиться из объятий Якоба, но тот держал ее крепко.

Глаза старика мельком скользнули по Эллисон, словно она была предметом мебели.

— Через пять минут у вас встреча с министром финансов, ваше королевское высочество, — объявил он.

— Да, да. Я помню!

— Пожалуй, я пойду — посмотрю, как там Крей, — пробормотала Эллисон.

— Хорошо, иди, — проговорил Якоб, многозначительно глядя ей в глаза. — Увидимся позже. Не ложись до моего прихода.

Выйдя из кабинета, она прислонилась к стене и медленно сосчитала до десяти. Потом принялась считать еще раз. Через минуту или две дыхание ее успокоилось и сердце перестало бешено колотиться. В том, что произойдет этой ночью, у нее не было никаких сомнений.

Как Якоб продержался до конца совещания, он и сам не понял. Эллисон стояла перед глазами. Министр финансов, всегда напоминавшая ему Мэгги Тэтчер, пришла с длинным списком бюджетных реформ. Предстояло обсудить серьезные проблемы и принять важные меры, касающиеся жизни страны. К вечеру наконец пришли к соглашению, выработав несколько компромиссных решений.

Оставшись один в зале заседаний, Якоб взглянул на часы. Уже вечер, но Элли, возможно, все еще работает.

Дверь в библиотеку была прикрыта, значит, там кто-то есть.

Якоб толкнул дверь и вошел.

— Элли? Ты здесь?

За столом, обложившись документами и старыми книгами, сидел Томас.

— Она ушла с час назад.

Якоб обвел глазами комнату. Снятые с полок стопки книг стояли в каком-то уму непостижимом порядке.

— Похоже, она тут потрудилась.

— Да, — сказал Томас. — И даже очень!

Якоб пошел было к двери, но передумал и вернулся назад.

— Что ты читаешь?

— Просто старый роман. Его порекомендовала Эллисон... то есть ее королевское высочество. Я подумал — посижу почитаю немного до ужина, если я вам не нужен.

— Конечно, сиди и читай! — Якоб сделал разрешающий жест. Он был рад, что эти двое ладят друг с другом. Томас обычно не делал попыток ближе познакомиться с другими женщинами, которые мимолетно проносились через жизнь его хозяина. — Меня, возможно, гм... не будет сегодня за ужином. — В отличие от всех других слуг, которые ели на кухне, у Томаса, считавшегося не только телохранителем, но и товарищем принца, было постоянное приглашение к семейному столу.

— Опять собираетесь работать допоздна?

— Да, что-то вроде того, — пробормотал Якоб, закрывая за собой дверь библиотеки.

Надо найти Элли! Обнять ее, вновь утвердиться в своем исключительном праве на нее, навсегда!

Не постучав, он ворвался в спальню с бурно колотящимся сердцем. Быстрым взглядом окинул кровать, уголок для чтения, туалетный столик. Ее нигде не было видно.

И тут Якоб услышал тихий, едва уловимый звук, доносящийся из детской.

Кто-то поет?

Он шагнул к решетчатой двери. От представшего его глазам зрелища перехватило дыхание: Элли в свободно ниспадающем до щиколоток белоснежном халате с кружевным воротником укачивала на руках Крея, сидя на стуле возле его постели и тихо напевая колыбельную. Длинные светлые волосы спускались по плечам за спину. Голова была прислонена к деревянным столбикам кроватки, глаза закрыты.

Ступая на цыпочках, Якоб вошел в детскую. Здесь пахло детской пудрой и духами Эллисон. Подойдя, он не нашелся, что сказать, поэтому просто стоял, ощущая себя частью своей маленькой семьи.

— Обычно я не укладываю его так рано, — шепотом сказала Эллисон, не открывая глаз, но каким-то образом зная, что Якоб рядом. — Мы целый час играли в пятнашки, чтобы устать.

Якоб улыбнулся и осторожно положил руку на головку малыша.

— Похоже, мама устала не меньше, чем сын.

— Подожди, сейчас у меня откроется второе дыхание. — Ее глаза распахнулись — ярко-синие, живые.

Какая страсть прозвучала в ее голосе! Да и сам он не мог припомнить другой женщины, которую желал бы сильнее. Все они так легко приходили и уходили, словно приносимые и уносимые Дуновением ветерка. А Эллисон всегда была с ним, даже когда пыталась заставить его поверить, будто не любит его. Но теперь он знал правду!

Эллисон уложила Крея в кроватку и накрыла легким одеяльцем. Якоб взял ее за руку, и они вместе вышли из детской, тихо закрыв обе створки двери.

— Ты хочешь есть? — спросил он все еще шепотом.

— Вообще-то нет. — Она почти застенчиво взглянула на него, словно они раньше никогда не занимшшсь любовью. — Разве что позже... можно будет попросить, чтобы нам принесли что-нибудь?

— Разумеется, — сказал он. — Все, что захочешь.

Они стояли друг против друга. Она изучала лицо Якоба с каким-то отстраненным удивлением, словно заново узнавала его.

— Раздень меня, — прошептал он.

— Ладно! — Она шаловливо склонила голову.

Сколько раз бессонными ночами в годы разлуки он рисовал в своем воображении, как она это делает! Млел, вспоминая изящные, тонкие пальцы — вот они развязывают ему галстук, расстегивают рубашку. Теперь все это происходило наяву. Он стоял перед ней обнаженный над ворохом одежды, а она не отрываясь смотрела на него.

Эллисон молчала, и в то же время говорила — глазами, руками, — что хочет его любви. Это не было то хищное женское вожделение, которое ему часто случалось видеть в глазах других женщин. Эллисон не занималась с ним сексом. Она занимались с ним любовью. И впервые в жизни он до конца понял разницу.

— Я хочу любить тебя сегодня ночью, — прошептала она, теплым дыханием пощекотав ему ухо.

— А что будет завтра? — обеспокоенно спросил он, предполагая, что нечто хрупкое может сломаться, если не все будет так, как Эллисон хочет.

— О завтрашнем дне подумаю, когда он наступит. Если мы будем вместе, то большего мне и не надо. Все же остальное, что может преподнести нам судьба... я как-нибудь переживу, и ты тоже. Но сейчас не хочу портить нашу радость тревогой о том, что нас, может быть, ждет...

Любовь ли это? Якоб затруднялся ответить. Способен ли он полюбить женщину так, как читал об этом в великих поэмах и романтических балладах? Однако ему было ясно: их притягивает друг к другу некая неодолимая сила. Она заставляет его бороться за право обладать этой женщиной, которую он хочет больше всего на свете.