"«Если», 2003 № 04" - читать интересную книгу автора («Если» Журнал, Громов Александр, Ди Филиппо...)

Глава 3 НЕ «НАГЛЫЙ», А «НАХАЛЬНЫЙ»

В вагоне третьего класса благоухало, разумеется, не лавандой, хотя крошечный туалет, как ни странно, оказался в полной исправности. Арсений поморщился, но не удивился. В третьем классе всегда найдутся любители сделать лужу на полу в тамбуре, а следящего за порядком киберкондуктора, в принципе, можно обмануть — Арсений не знал как, он знал лишь, что это возможно. Жизнь люмпенов скучна, и они разнообразят ее по-своему.

Любопытно, что у многих из них хватило бы мозгов, чтобы вести куда более достойный образ жизни в должности квалифицированного мастерового, техника или даже инженера. Нет, не желают… Почему? Что это: своеобразная форма протеста против общественных устоев — или обыкновенная лень людей, знающих, что им не дадут помереть с голоду?

Третий класс… Всегда в голове состава, мчащегося со скоростью пятьсот верст в час. А вагоны класса «люкс» всегда позади. Глупо. Если откажет электромагнитная подвеска и весь состав брякнется на брюхо, всем достанется поровну. А если на полной скорости произойдет столкновение, сминаемые в гармошку головные вагоны все равно окажутся недостаточным амортизатором удара. В этом случае вся разница между отутюженным тайным советником с безукоризненными манерами и какой-нибудь завшивевшей образиной, гадящей мимо унитаза, будет заключаться в том, что образину расплющит сразу, а тайный советник проживет еще секунду-другую, так что, возможно, даже успеет осознать ближайшую перспективу и испугаться… Интересно, ему это очень надо?

Третий класс. Помойка. Виварий. Место, где тебя могут запросто оскорбить. Место, которое оскорбляет само по себе. Всем прекрасно известно, что в случае драки или какого иного бесчинства киберкондуктор мигом превращается в киберкопа: отключает вентиляцию и наполняет вагон усыпляющим газом. И все равно драки и бесчинства здесь нередки. Сиденья — жесткие, с глубоко вырезанными надписями хамского содержания, вдобавок безграмотными. И запах, запах… Неистребимый, несмотря на вентиляцию. Навечно въевшийся в пористый пластик обшивки.

Вагон скрипел и раскачивался; внизу под полом что-то ныло на высокой ноте с омерзительным упорством бормашины. За грязным стеклом мелькали пейзажи — так быстро, что болели глаза. И все-таки смотреть вовне было приятнее, чем изучать вагон и его пассажиров. Несмотря на отвратное амбре, хотелось есть, а еще больше — пить. Облизнув пересохшие губы, Арсений подавил желание поискать по карманам неучтенную купюру. Откуда ей там взяться? Отходя от билетной кассы, он пересчитал оставшуюся наличность: два имперских кредита и шестнадцать российских рублей, не считая мелкого никеля. Хватит на одну ночь в наидешевейшей гостинице, но на еду и бутылку воды уже не хватит…

Он солгал, что не нищ. Язык не повернулся признаться этому кругленькому благополучному уполномоченному в том, что поиски места продолжаются уже столь долго и тщетно. В том, что они распылили все накопления, и без того не слишком большие. Растаяли и деньги, взятые у друзей под честное слово. Теперь он беднее любого голодранца и может рассчитывать лишь на жалованье на новом месте службы. Быть может, дадут аванс?..

Возможно.

Худо, если нет.

И, что уж совсем противно, винить следует только себя самого.

Арсений скрипнул зубами. Амеба! Улитка мягкотелая, слизень голый! Вот уж точно, что теперь голый! Служил, да. Как все. Дослужился до коллежского секретаря, что к тридцати годам вполне нормально, то есть средне. Типичный середнячок. Аккуратный служака без инициативы, без честолюбия. А впрочем, будь ты хоть безмерно инициативным, хоть честолюбивым, как Цезарь, — в земской канцелярии это ровным счетом ничего тебе не даст, разве что лет через тридцать, как справедливо заметил старший уполномоченный…

Взять взаймы больше не у кого. Не у Риты же. Никакая финансовая структура, хоть государственная, хоть частная, хоть подпольная, не даст кредит без обеспечения. А обратись-ка хоть раз за государственным пособием по бедности — неминуемо попадешь под идентификацию личности и уж тогда можешь навсегда забыть о потомственном дворянстве. Самое обычное дело. Что бы потом человек ни совершил, считается: раз обратился за пособием, значит, неудачлив, безынициативен, бесперспективен, сам на себя махнул рукой. Пролетарий в римском смысле. Клеймо на всю жизнь. И о карьере забудь. Хорошо, если не лишат личного дворянства решением сословного суда, — был прецедент…

Арсений стиснул зубы до хруста. Стыдно! Жил — словно не жил, самодостаточный, всем довольный, не обретя ни друзей, ни врагов. Жил, как в вате. Дворянин по рождению, не по заслугам. Чересчур инертный, чтобы прыгнуть выше головы, чересчур здравомыслящий, чтобы прожигать жизнь. Вместо горения предпочел медленно тлеть и называл это тление жизнью. В меру работал, в меру веселился, в меру скучал. Иногда посещал вечеринки, никогда не напиваясь вдрызг, лениво флиртовал, вел никчемные разговоры, любил ходить в лес по грибы. Добропорядочный сверчок на своем малом шестке. Полезных знакомств — и тех не завел. Действительно, амеба! Даже не инфузория, не простейшее жгутиковое — те по крайней мере шустро плавают в капле воды, черт их знает зачем. Удивительно, что Рита сумела полюбить такую ленивую протоплазму и даже не захотела прервать беременность, несмотря на уговоры родни!

И все-таки сегодня кое-что сделано. Положено начало. Арсений улыбался, вспоминая, как лихо он прорвался на прием к старшему уполномоченному по трудоустройству. Вот так бы всегда!

А дальше — снова стыд и позор. Пришел клянчить место, словно навязчивый попрошайка! Да если бы этот самый Прохазка сам не оказался грибником, он и слушать бы не стал! Какое ему дело до очередного неудачника? Не видал он их, что ли?

Самое обидное, что уполномоченный прав. Система, не эксплуатирующая человеческое корыстолюбие, исторически обречена, но одного корыстолюбия мало. Добавить к нему честолюбие, узаконить привилегии высшего сословия и по возможности препятствовать превращению дворянства в замкнутый, а следовательно, вырождающийся класс — вот и решение проблемы. Лучшее или не лучшее — кто знает? Но работающее без серьезных сбоев вот уже скоро три столетия. Закон об эрозии делает свое дело — численность дворянства растет медленно, очень медленно. Зато престиж сословия на высоте. Кто, спрашивается, в Бестолковые века вытащил Россию из дыры? Дворянство и те, кто, не щадя живота своего, добивался этого звания. Даже самые ярые противники сословного деления не решаются отрицать данный твердо установленный факт. Именно дворяне за триста лет сделали империю такой, какова она есть, — а сейчас она, пожалуй, наиболее процветающий фрагмент Всемирной конфедерации.

Потому-то они и не путешествуют третьим классом…

А если им приходится это делать, то никто, кроме них, в этом не виноват.

Логично. До тошноты логично.

«А чего же ты еще хотел, голубчик? Кисельных рек?»

Почему-то эта горькая и одновременно самая светлая мысль прожитого дня, если не считать гениального тактического плана прорваться к Прохазке, успокоила Арсения. У него еще оставался последний шанс. В случае неудачи наличных денег не хватило бы даже на то, чтобы вернуться домой. В любом случае оставалось надеяться только на этот корвет… как его… «Наглый», что ли?

— Нет, не «Наглый», — со сдержанным раздражением отчеканил старший офицер. — Наш корвет называется «Нахальный», это я вам советую накрепко запомнить. Не «Охальный», не «Наглый», не «Развязный» и даже, представьте себе, не «Отмороженный», а именно «Нахальный». Запомнили?

— Запомнил, — кротко сказал Арсений. — Прошу прощения.

В голове у него еще шумело после действия усыпляющего газа в вагоне третьего класса, и понять причину столь крутого обращения с пассажирами Арсений никак не мог. Вроде никто на сей раз не дрался, не буянил… Быть может, киберкондуктор все же зафиксировал какое-то нарушение, оставшееся незамеченным большинством пассажиров, и отреагировал соответственно? Или — чего не бывает в третьем классе! — механизм просто-напросто был неисправен и сработал нештатно, уложив в мертвый сон четыре десятка ни в чем не повинных пассажиров?

Очень может быть.

Хотя, почему ни в чем не повинных? Придя в себя и злясь на бдительную технику, Арсений подумал: повинных. Еще как повинных. Почему путешествуешь третьим классом? Скуп? Так получай за скупость. Ленив заработать хотя бы на второй класс? Получай за лень. Попросту неудачлив? Получай же за… гм… за глупость, наверное. Умный и неудачливый — понятия взаимоисключающие. Кто имеет в голове мозги, у того и неудачливость спорадическая, преходящая, а кто неудачлив постоянно, у того под черепной крышкой не мозги, а… совсем иная субстанция.

Все равно обидно, конечно. Но привычно обидно.

Как оказалось, командир корвета отсутствовал, воспользовавшись правом краткосрочного отпуска, зато оказавшийся на борту старший офицер связался с охраной астродрома и велел пропустить соискателя места. Скорее всего, старшему офицеру было лень тащиться от корабля к помещавшимся на задворках астровокзала комнатам для переговоров, и в этом Арсений усмотрел добрый знак, хотя брести по полю к угловатой, снабженной, как костел, массой острых выступов, туше «Нахального» пришлось ему самому.

— Это не родное название нашего корабля. — Голос старшего офицера чуть-чуть смягчился. — Это название заслужено в бою с сепаратистами на подступах к системе Маркаба. В том сражении наше суденышко сумело приблизиться к неприятельскому флагману на дистанцию эффективного огня и нанести ему повреждения, что в конечном итоге предопределило удачный для нас исход битвы. До битвы наш корвет назывался «Осмотрительный» — трусоватое название, верно? Совсем не для нас. Вам понятно, на каком корабле вам выпало счастье служить?

— Понятно. Простите мою ошибку.

Голубые, ничего не выражающие глаза старшего офицера остановились на лице соискателя.

— Сэр.

— Так точно, понятно, сэр, — спохватился Арсений.

— Вы ведь гражданский, не так ли? Как говорили в старину — шпак? У нас военный корабль, а значит, вам придется привыкать. Стартуем завтра, так что привыкайте в темпе. Вы случайно не потомственный дворянин?

— Случайно, да.

— Так я и думал. И все равно любой офицер для вас «сэр», дворянин он или нет. Я, например, капитан-лейтенант, в недавнем прошлом простолюдин, но на субординацию на борту «Нахального» это ровным счетом никак не влияет. Вы запомнили?

— Да, сэр. Запомнил, сэр. Но почему любой офицер?.. сэр. Если, скажем, мичман…

— Ну и что?

— Как что, сэр? Корабельный ревизор по Табели о рангах[4] приравнен к…

Белесые брови старшего офицера удивленно изломились.

— При чем здесь ревизор?

Арсений почувствовал, что вот-вот попадет в какую-то дурацкую историю. Отвратительно заныло под ложечкой.

— Простите, сэр, но в бюро по трудоустройству…

Капитан-лейтенант фыркнул:

— Вечно они напутают. Нам нужен не ревизор, а баталер. Обыкновенный баталер и даже не старший, а просто единственный. Кому-то надо считать койки, подштанники и прочее барахло. Наш прежний баталер списан по болезни. Вы в каком чине?

— Коллежский секретарь.

— Зря.

— Почему?

— Потому что должность баталера не офицерская и выдумана не про вас. И вы не захотите, и Табель не велит. Вот если бы нам в самом деле был нужен ревизор…

— А он точно не нужен? — упавшим голосом осведомился Арсений, забыв прибавить «сэр». Впрочем, сейчас корабельная субординация для него не существовала — он не член команды и вряд ли когда-нибудь им станет.

— Абсолютно не нужен. У нас ведь корвет, а не линкор, нам ревизор по штату не положен. Или вы думаете, что Адмиралтейство специально для вас сделает исключение?

Ничего такого Арсений не думал. Он думал, и думал лихорадочно, совсем о другом:

— Значит, если бы я был, скажем, губернский секретарь…

— Тогда вы подошли бы нам, — последовал немедленный ответ. — А с вашим десятым классом — извините, нет. Если бы с двенадцатым — тогда да. Всего доброго.

— А…

— Извините, мне некогда.

— Но…

— Вас проводят. Вестовой!

Битых два часа Арсений слонялся без цели по территории астровокзала и привыкал к мысли о поражении. Не сознавая, что делает, потратил мелочь на стаканчик суррогатного кофе. Опомнившись, высыпал на ладонь остаток денег, пересчитал и скорчил болезненную гримасу. Теперь вряд ли удастся оплатить и наидешевейший ночлег.

Какой-то мальчишка, буксируемый мамашей по направлению к посадочным площадкам, увидев его физиономию, обидно засмеялся. Поделом.

Арсений огляделся. Человеческая река текла мимо него, пассажиры и встречающие были заняты своими мыслями и делами, а ему казалось, что все смотрят на него, только на него, и все смеются.

А может, плюнуть на все на это токсичной слюной и жить впредь, как жил раньше? До дома он как-нибудь доберется, и с прежнего места службы его, вероятно, еще не успели выгнать, хотя отпуск и просрочен…

Да, но Рита?.. А главное — сын. Мальчик, для которого он до сих пор не папа, а «дядя Арсений». И так будет всегда?

Всегда?

Мальчик станет взрослым, а он постареет и все равно останется только «дядей Арсением», другом семьи? Разве можно, не травмируя психику сына, признаться в том, что его родной отец такое ничтожество?

Нельзя. Невозможно.

На смотровой площадке, откуда открывался лучший вид на поле и где праздным зевакам за небольшую плату дозволялось понаблюдать за стартами и посадками в мощный бинокуляр, он выбрал наблюдательный пункт и несколько часов кряду следил за могучей тушей «Нахального» и подступами к ней. Один раз пришлось сбегать в туалет — еще одна монетка долой, — но остальное время Арсений был очень внимателен, радуясь про себя тому, что на земской канцелярщине не успел испортить зрение. Он видел, как на малой пассажирской тележке, влекомой автоматикой, проехал к корвету еще один соискатель, и видел, как он возвращался тем же путем. И этому не повезло.

В бинокуляр, разумеется, было бы виднее, но Арсению и без оптики показалось, что физиономия соискателя расстроенная донельзя. Ничего удивительного: искал места по себе, а предложили — кукиш.

Других соискателей не было. Вероятно, информацию о вакансии успели исправить.

Полицейский патруль заинтересовался было подозрительным человеком, битый час торчащим на смотровой площадке, и, откозыряв, отступил после папиллярной идентификации.

— Встречаете кого-нибудь? Советуем посидеть в кафе этажом выше. Чуть дороговато, зато вкусно и притом тот же вид на поле. И только для дворян.

— Спасибо, — с чувством сказал Арсений. — Непременно.

— Эта площадка общая, — пояснил полисмен. — Будьте осторожны, среди простолюдинов попадаются всякие…

«И среди дворян тоже, — закончил про себя Арсений. — Есть, например, такие, как я, готовые на все ради… Хм, ради чего? Если так пойдет дальше, я буду готов ограбить кого-нибудь ради пары империалов, чтобы добраться домой хотя бы третьим классом…»

— Учту. Кстати, не подскажете ли, где тут ближайшая кабина информатория?

— Этажом ниже.

Внезапно пришедшая в голову мысль показалась столь дельной, что Арсений немедленно обругал себя за то, что не додумался до нее раньше. Раз уж все равно собрался во Внеземелье, то…

Бывает же, что простолюдины получают дворянство за выдающиеся спортивные достижения! Редко, но бывает! Нет, на Земле в данной области рассчитывать не на что, здесь господствуют профессионалы, но вот во Внеземелье…

Кабина была общего доступа, бесплатная. Первым делом Арсений вывел на терминал общий реестр обитаемых миров, затем отсеял те из них, что были заселены недавно, и те, о которых было известно, что они отличаются стопроцентной лояльностью к метрополии. Если землянин сумеет посрамить будущих сепаратистов в каком-либо из их традиционных состязаний — о, этот землянин может рассчитывать на благодарность земных властей!

На экране осталось более половины списка. Арсений принялся вызывать общую информацию по каждой планете и последовательно тыкать в квадратики «Развлечения, культура, спорт и досуг», «Спорт», «Нестандартные виды». Командные соревнования он сразу отбрасывал.

Так… Планета Край Света. Излюбленные спортивные состязания поселенцев — метание утюгов на дальность, утюги специальные, спортивные, раскручивать за шнур запрещается… Не то. Планета Новый Гуам. Метание скамеек. Та-ак… Планета Тайга. Метание в цель включенных бензопил. (Интересно, что там у них за цель, но смотреть некогда.) Планета Бархан. Метание варанов (имитация, пластик), а также бурдюков. Господи, да что это у них сплошные метания… Планета Хлябь. Метание икры головонога бородавчатозадого. (Примечание: согласно условиям состязаний, вес икринки не ниже 50 кг.) Однако!.. Планета Туман. Метание аборигенов…

Арсений заморгал и не удержался — вывел детальную информацию. Содрогаясь от сарказма, он узнал, что квазиразумные аборигены Тумана, во-первых, ничего не имеют против метания их на дальность, если обеспечено мягкое приземление, а во-вторых, наделены даром эмпатии. Являя собой в спокойном состоянии шар-колобок, абориген способен вырастить ложноножку-щупальце, за которое его, собственно, и раскручивают перед броском, как спортивный молот. К выпусканию щупальца аборигена побуждают ласковым поглаживанием (обнаружение на ладони спортсмена следов наркотических препаратов ведет к дисквалификации), так что победу вовсе не обязательно одерживает самый мощный атлет — чаще тот, кто за отведенную правилами состязаний минуту уговорит колобок отрастить щупальце подлиннее.

Бр-р…

Самое главное заключалось в том, что ни на одной из этих планет сила тяжести не уступала сколько-нибудь существенно земной, так что на мышечную атрофию местных жителей рассчитывать не приходилось. Уже без особой надежды Арсений досмотрел список до конца, нашел какой-то невразумительный «бег на воздусях» и безуспешно попытался понять правила невероятно сложной интеллектуальной игры, придуманной на планете Эбермут.

Мимо.

Что, съел? Вкусно?

Даже если бы на какой-нибудь из обитаемых планет нашелся подходящий туземный спорт — как туда попасть? Туристом? Копить на поездку несколько лет? Для очистки совести Арсений запросил информацию о вакансиях на судах, приписанных к данному астропорту. Вакансия по-прежнему имелась всего-навсего одна — на «Нахальном». Но «Нахальному» он не подошел по чину…

Стоп!..

В первый момент мысль показалась донельзя дурацкой. И все же Арсений потратил еще пять минут на ее проверку.

Затем вернулся на наблюдательную площадку.

Много медленнее, чем хотелось бы, текло время. Уже в сумерках в сторону «Нахального» проследовал упакованный в мундир немолодой плотный господин с повадками не просителя, но хозяина. Арсений решил, что это не кто иной, как командир корвета.

Больше никого. Вакантное место баталера осталось вакантным. Арсений прождал для верности еще час, затем попросил дежурного связать его с «Нахальным».

— Соискатель, — лаконично представился он, радуясь отсутствию видеосвязи и надеясь, что его не узнают по голосу.

— Сожалею, но нам нужен баталер, а не…

— Я в курсе.

— Тогда жду. Вас пропустят.

Всю дорогу до «Нахального» Арсений спрашивал себя, не поступает ли он подобно идиоту? Ответ напрашивался положительный.

— А, это опять вы… — В голосе старшего офицера смешались неудовольствие и разочарование.

— Я согласен, — чужим сиплым голосом проговорил Арсений.

Капитан-лейтенант прищурился:

— На что это вы, интересно, соглашаетесь?

— Занять должность баталера. Сэр.

— Вот как? Вы согласны считать подштанники?

— Так точно, сэр. Согласен, сэр.

— Ничего не выйдет. Вы согласны, а Табель нет. И закончим на этом. Вестовой!..

— Подождите, сэр…

— Что такое? Вестовой!

— Сэр, я прошу меня выслушать. Всего одна минута, сэр.

— Ну? — Холодные голубые глаза проели Арсения насквозь. — Что вы мне можете сказать? Табель, понимаете? Табель! Что Петром Великим установлено, то не нам рушить. Один раз уже пробовали обойтись без Табели — напомнить вам, чем это кончилось? Идите, не отнимайте у меня время. Вестовой!

И вестовой появился. Не нужно было быть пифией, чтобы точно предсказать дальнейшее. «Проводите», — небрежный кивок в сторону Арсения — и адью. На борту посторонний — выпроводить постороннего. Выгнать вон безвредное, но ненужное насекомое.

Времени осталось на одну реплику. Арсений не был убежден, что эта реплика окажется спасительной.

— Подзаконные акты… Сэр.

Несколько мгновений голубые немигающие глаза смотрели на него озадаченно. Затем в них появилось любопытство, правда, несколько брезгливое, но все же старший офицер велел вестовому подождать пока за дверью.

— Ну? — буркнул он. — Что вы еще придумали?

Арсений заторопился:

— Согласно Дисциплинарному уложению от две тысячи сто… э… не помню какого года командир военного судна, находящегося в автономном полете, наделен полномочиями не только отстранять подчиненных от исполнения ими служебных обязанностей, но и временно, вплоть до рассмотрения персонального дела на Земле, понижать их в чине на один класс. Сэр.

— Ну-ну. — Старший офицер пожевал губами. — Допустим. Дальше что?

— Почему бы не применить этот параграф ко мне, сэр?

Старший офицер отреагировал кривой ухмылкой:

— До принятия вас в экипаж, так? Вы в своем уме?

— После принятия, сэр. Допустим, вы принимаете меня в качестве ревизора, затем — только затем, сэр! — выясняется, что такой вакансии на «Нахальном» не существует… ну а я как раз очень вовремя совершаю дисциплинарный проступок… скажем, вступаю в пререкания с вами, сэр. После чего передо мной встает выбор: покинуть корабль, пока мы еще на Земле, или продолжить службу в чине на один класс ниже. В должности уже не ревизора, но баталера. Сэр.

— А после окончания срока контракта вы потребуете восстановить вас в прежнем классе и заодно обвините нас во всех смертных грехах, верно?

— Обвинять совсем не обязательно, сэр. Не все штатские столь неблагодарны, сэр.

Некоторое время старший офицер хмурился, хмыкал и чесал подбородок.

— Все равно это нарушение.

— Крайне незначительное, сэр. Можно объяснить ошибкой, такие ошибки случаются сплошь и рядом, сэр.

— Ну допустим… Хм. Нет, это просто-напросто подлог, мне это не нравится…

Арсений прекрасно понимал, что сильнее всего не нравится капитан-лейтенанту — необходимость тревожить командира корвета. И пойдет ли командир на мелкое, но все же сознательное нарушение? Еще неизвестно, какие у них со старшим офицером отношения, не стучит ли на него подчиненный, не подсиживает ли…

Бывает, конечно, что командир и старший офицер живут душа в душу. Бывает. И не так уж редко.

Кажется, на «Нахальном» был именно такой случай. По крайней мере старший офицер не выставил соискателя вон, предварительно наорав на него во всю силу легких. Арсений немного приободрился.

— Хм. А что, давайте попробуем… Э, погодите! Вы ведь коллежский секретарь, у вас десятый класс?

— Да, сэр.

— Ничего не выйдет.

— Почему, сэр? — как можно наивнее спросил Арсений.

Он знал почему. И во время долгого ожидания на смотровой площадке продумал, как можно обойти затруднение. Очень просто. И достаточно фантастично, к сожалению.

— Вы еще спрашиваете! — взорвался старший офицер. — Почему? Да просто потому, что мы не можем понизить ваш чин на один класс, вот почему! Вы шпак! На гражданской службе нет одиннадцатого класса, а опускать вас до двенадцатого мы не имеем права! Ясно? Вестовой!..

— Одиннадцатый класс — корабельный секретарь[5] — существует, сэр, — тихо сказал Арсений. — Он просто не применяется с тысяча восемьсот… или семьсот… в общем, давно уже не применяется, сэр. Тем не менее не существует ни закона, ни указа, ни даже циркуляра о его отмене, сэр. Я проверял, сэр. Можете и вы проверить, сэр. Закона нет, есть только обычай, канцелярская практика, сэр, следовательно, вы можете…

— Вестовой, проводите… этого.

— Я ухожу, сэр, — поклонился Арсений, пятясь к двери. — И все-таки прошу вас подумать. Если до времени старта вы не найдете, кем заполнить вакансию, пошлите кого-нибудь поискать меня, скажем, на смотровой площадке астровокзала. Всего доброго, сэр.

Тележку ему не подали — пришлось идти пешком, держась разметки, чтобы ненароком не угодить под выхлоп стартующей или садящейся шлюпки.

Ждать пришлось долго. Хотелось спать, есть и пить — все сразу. Буфеты и кафе работали круглосуточно, дразня запахами, но Арсений твердо решил терпеть. Временами он задремывал, привалившись к поручню площадки, затем просыпался, обводил пространство вокруг себя мутным взглядом сонной совы и забывался вновь. В очередной раз он проснулся от того, что чья-то рука потрясла его за плечо. Опять полиция?

Нет, вряд ли. Потрясли совсем негрубо, деликатно даже. Хотя, может, прежний, знакомый наряд еще не успел смениться…

— В чем дело? — ворчливо осведомился Арсений. — Я не…

— Вас просят на борт «Нахального». — Вестовой помолчал в сильном сомнении и все-таки добавил: — Сэр.