"Смерть по уик-эндам" - читать интересную книгу автора (Баантье А. К.)

12

— Это был ее чемодан?

— Да, я показал его Фемми, и та мгновенно его опознала. Это чемодан Эллен.

— Откопал что-нибудь примечательное?

— Нет, ничего. Чемодан нашли на обочине, поэтому, скорее всего, его выбросили из машины. Мне не сразу удалось отыскать человека, принесшего его в полицию. Потому-то я и провозился так долго.

Декок кивнул.

— На что-то уходит больше времени, на что-то — меньше, — философски заметил он.

Фледдер зевнул. Он сам изъявил готовность сесть за руль, и старик охотно согласился, поскольку водить машину не любил, и удавалось ему это с трудом.

— Я зеваю только из-за того, что проголодался, — промычал Фледдер.

— Рождественский пирог, посланный тебе моей женой, до сих пор в бардачке. Может, сейчас самое время его попробовать?

Достав большой бумажный пакет, Декок протянул его напарнику, и Фледдер жадно впился зубами в сдобное тесто.

— Чего вы рассчитываете добиться от нашей поездки к Дольману? — спросил молодой человек с набитым ртом. — Вряд ли он сумеет добавить что-то существенное к тому, что уже рассказала Фемми.

Декок ответил не сразу. Удобно развалившись на сиденье, он мысленно выстраивал ход грядущей беседы с Дольманом.

— Как работодатель, он имеет право знать, что случилось с одной из его служащих, — помолчав, объяснил инспектор.

Фледдер удивленно покосился на него.

— Мы и родителям-то пока не сообщили.

— Ты прав. — Декок устало мотнул головой. — Вот завтра этим и займешься. А на досуге договорись об официальном опознании. Только будь осторожен, не спеши. Родителям придется очень тяжко. Насколько мне известно, Эллен была единственной дочерью в их семье.

Фледдер, забыв о дороге, повернулся к наставнику.

— А почему бы вам не поговорить с ними самому? У вас такие вещи получаются куда лучше, чем у меня. Вы обладаете каким-то особым даром успокаивать людей.

— Завтра меня никто днем с огнем не сыщет!

— Что?!

— Одного угробленного выходного для меня более чем достаточно.

Фледдер поперхнулся и надолго умолк.

— Какой кошмар!!!

Дольман, подавив легкое раздражение от того, что его побеспокоили в праздничный вечер, снисходительно принял обоих детективов и проводил в уютную гостиную, где широким жестом указал на кресла. Известие о смерти Эллен произвело эффект разорвавшейся бомбы.

— Ужасно, просто ужасно! — Дольман вскочил с кресла и забегал по комнате. Казалось, трагическая гибель девушки потрясла его до глубины души. — Кто бы мог подумать! Убита! Бедное дитя… Ее родители будут безутешны. Как я им сочувствую! Такие достойные люди! — Он с сокрушенным видом покачал головой. — Я больше никогда не посмею показаться им на глаза!

— Не стоит так убиваться, — утешительным тоном сказал Декок. — Это ведь не ваша вина.

— Вы не понимаете! — простонал убитый горем Дольман. — Я чувствую, что вся ответственность за эту трагедию лежит на мне. Эллен мечтала работать в Амстердаме, и это я предложил ей место в своей фирме. Ее родители не стали возражать только потому, что хорошо меня знают. И вот случилась такая беда! — Он стиснул ладонями виски.

Декок, положив на колени шляпу, примостился на самом краешке роскошного кресла. Сидеть было чертовски неудобно. Хотя инспектору ничто не мешало устроиться с комфортом, но он сел так специально, пытаясь произвести впечатление заурядного полицейского, пораженного шикарной обстановкой, дорогой мебелью и тем, что великий господин Дольман снизошел до его жалкой персоны.

— Мы подумали и пришли к выводу, что просто обязаны вас известить, — робко пояснил инспектор. — Не то чтобы нам хотелось причинять беспокойство… но, видите ли, погибшая девушка работала у вас… — В голосе инспектора явственно проскальзывали подобострастные нотки.

По красивому лицу господина Дольмана скользнула тень самодовольной улыбки, и он, по-барски отмахнувшись от извинений, заложил большие пальцы в проймы яркого клетчатого жилета.

— Я вас вовсе не виню, господа, — благодушно и в то же время чуть свысока — тем тоном, каким домовладелец разговаривает со своими жильцами, — произнес Дольман. — Разумеется, я высоко ценю ваши добрые намерения, но прошу меня понять… столь неожиданное потрясение…

— Я прекрасно вас понимаю! — горячо заверил его Декок. — Все-таки известие об убийстве одного из своих служащих получаешь не каждый день!

Дольман в отчаянии всплеснул руками.

— Слава богу, это не так!

Декок застенчиво улыбнулся.

— Простите, если я сморозил глупость.

Дольман, чудесным образом оправившись довольно быстро от переживаний, вновь опустился в кресло. По-видимому, теперь эта сцена его даже слегка забавляла.

— Надеюсь, расследование идет успешно? — спокойно спросил он.

— Да что-то не очень, — ответил Фледдер. — Мы… — Он на мгновение запнулся, уловив тревогу в глазах инспектора, и быстренько скомкал концовку фразы: — В общем… мы делаем все возможное.

— И даже больше! — подчеркнул Декок. — Это и так ясно. Но вообще-то, дело практически безнадежное. Девушку задушили, а в таких случаях не остается почти никаких следов.

— Не завидую вам, господа, — сочувственно покивал хозяин дома. — Похоже, вы столкнулись с трудной задачей.

— Так оно и есть, — теребя поля шляпы, тоскливо отозвался Декок. — У нас нет ни отправной точки, ни каких-либо зацепок.

— То есть ничего такого, что помогло бы вам приблизиться к разгадке?

Детектив пожал плечами.

— Один шанс у нас все же есть. Но совсем крохотный. Можно сказать, один из тысячи.

— И что же это такое?

— Так, сущий пустячок, — грустно улыбнулся инспектор. — Впрочем, вам это будет неинтересно.

Дольман слегка подался вперед.

— Напротив, мне очень интересно! Честно говоря, иногда я читаю детективы, — заявил он полицейским с таким видом, словно желал потешить их самолюбие. — И отношусь к сыщикам с глубоким почтением. Так о каком шансе вы говорили?

— При удушении человек погибает от нехватки воздуха, — делая вид, будто старательно подбирает слова, принялся объяснять Декок. — Жертва начинает задыхаться, и при этом в девяти случаях из десяти непроизвольно опорожняет мочевой пузырь, особенно если он переполнен. Нам известно, что незадолго до смерти Эллен выпила большое количество кофе — по крайней мере несколько чашек. Поэтому не исключено, что, теряя сознание, она… избавилась от этой жидкости. Если ее убили на улице, любые поиски бесполезны — нам никогда не найти следов. Но если девушка погибла в помещении, это дает крохотную надежду успешно раскрыть дело.

— Каким образом?

— Разумеется, преступник в подобном случае тщательно заметает все следы. Но при этом он или она частенько забывают смыть мочу со швабры, которой вытирали пол, и просто либо бросают тряпку в угол, либо возвращают туда, где обычно хранятся такие вещи.

Дольман нервно рассмеялся.

— Но какой толк от этой швабры?

— О-о-о, — протянул Декок, вновь принимаясь теребить шляпу, — важность подобной находки не стоит недооценивать. В наше время эксперты лаборатории настолько компетентны и оснащены такой техникой, что в их руках даже швабра может рассказать очень и очень многое. С помощью специального анализа можно даже идентифицировать личность. Видите ли, в состав мочи входит довольно сложный набор различных химических элементов. Соотношение их у всех людей существенно разнится.

— Потрясающе!

— Конечно, все это замечательно, но сначала надо найти швабру, — резюмировал Декок. — А учитывая, как обстоят дела сейчас… — Обреченно махнув рукой, инспектор встал. — Еще раз прошу прощения за беспокойство, но, боюсь, нам пора.

— Прошу прощения, — смущенно пробормотал Дольман. — Не буду вас задерживать. — Он торопливо поднялся и проводил полицейских до самого крыльца. — Что ж, желаю вам успеха.

— Спасибо, — вежливо кивнул Декок. — Спасибо большое.

Они вышли на крыльцо, но, прежде чем Дольман успел закрыть за ними дверь, инспектор вновь повернулся к нему.

— Да, чуть не забыл. Завтра утром я хотел бы заглянуть в вашу контору. Возможно, в столе у девушки остались какие-нибудь личные вещи.

— Завтра утром?

— Если вам это удобно.

В глазах Дольмана мелькнула тревога.

— Да, конечно… пожалуйста, — слегка запинаясь, ответил он. — Не вижу никаких препятствий.

Декок вежливо приподнял шляпу.

— Превосходно! Большое вам спасибо. В таком случае, господин Дольман, до завтра.

Едва детективы оказались за пределами видимости, Декок внезапно со всей возможной прытью рванул к переулку, где они оставили машину.

Бегал инспектор крайне редко — не позволяла комплекция. Однако старику удалось набрать приличную скорость. Для такого массивного торса ноги у него были явно коротковаты. Несущийся на всех парах Декок выглядел забавно: шляпу он придерживал рукой, а сзади развевались и хлопали друг о друга длинные полы плаща.

Фледдер, крайне заинтригованный странным поведением Декока, после короткого спринтерского рывка ухитрился догнать наставника.

— Какая муха вас укусила? — крикнул он на бегу.

— Я тороплюсь, — пропыхтел Декок.

— Это я вижу.

— Тогда почему спрашиваешь? Вряд ли я готовлюсь к Олимпийским играм. Или ты именно это подумал? — Фледдер промолчал. Добежав до машины, инспектор протянул ему ключи. — Держи! — еле выдохнул он. — Поведешь опять ты. У тебя это лучше выходит.

— Куда едем? — лаконично бросил Фледдер, заводя мотор.

— К Императорскому каналу — со всей возможной скоростью, на какую способна эта ржавая жестянка.

Фледдер до отказа выжал акселератор и под визг шин так дернул с места, что через минуту тихие улочки, а затем и гравийные дорожки пригорода, где жил Дольман, слились в одно пятно.

Молодой детектив вправду был опытным водителем, и вскоре впереди показались окраины Амстердама. Сжимая руль, он с недоумением пытался понять, что задумал Декок. Про себя Фледдер крайне неодобрительно оценивал заискивание инспектора перед Дольманом. Что-что, а раболепие настолько не вязалось с личностью детектива, что у младшего инспектора даже мелькнула мысль: «Стареет Декок!» Однако, уловив предупреждающий огонек в глазах наставника, он тут же выбросил это из головы. Взгляд старого сыщика красноречиво говорил: «Не лезь и помалкивай!» Фледдеру пришлось сидеть как истукану и слушать всякую чушь о половых тряпках, швабрах и мочевых пузырях! «Что-то странное получается, — думал он. — Мы ни разу не обсуждали этого вместе. Ни разу!» Насколько ему было известно, план поимки преступника никаких швабр не предусматривал. Наморщив лоб, Фледдер покосился на своего пассажира. Тот опять развалился на сиденье и молча о чем-то размышлял. Зеленый огонек рации, подсвечивавший снизу лицо Декока, обычно похожее на морду добродушного пса-боксера, придавал ему зловещий вид.

— Что вы имели в виду, читая лекцию о швабрах? — осторожно осведомился Фледдер.

— Именно то, что сказал.

— Что Эллен опорожнила мочевой пузырь, когда ее душили?

— Да-да, именно! Если бы ты представил мне более подробный отчет о вскрытии, я бы догадался об этом гораздо раньше! — проворчал Декок. — Но сегодня утром ты был таким рассеянным…

Фледдер смотрел прямо перед собой, сосредоточив все внимание на дороге. В Старом городе все еще бурлила жизнь, и ему пришлось сбросить скорость. Огни светофоров и оживленный в этот праздничный вечер поток машин не позволяли ему поднажать как следует. Кроме того, кое-где уже появились корочки льда, и надо было смотреть в оба.

— Да, ее мочевой пузырь был пуст, — после долгой паузы сказал он. — Доктор Рустелус подчеркнул это особо. Но я не думал, что это настолько важно, иначе тут же передал бы вам. — Он свернул с главной магистрали в узкий переулок и помчался к Императорскому каналу. — Честно говоря, я не совсем понимаю, что это меняет.

— А мне-то казалось, что я все объяснил достаточно подробно, — хмыкнул Декок. — В любом случае надеюсь, что господин Дольман все понял правильно. Это главное. — Инспектор сел повыше. — Я скоро все объясню. Остановись на канале у самой Джентльмен-стрит. Найди местечко где-нибудь под деревьями, как можно ближе к воде. Мне бы очень не хотелось, чтобы господин Дольман нас заметил, — он может передумать…

Примерно через пять минут детективы уже сидели на площадке третьего этажа. Они проникли в здание через дверь парадного входа, столь любезно открытую Ловкачом Хенки и предусмотрительно залепленную полоской клейкой ленты, не позволявшей ей захлопнуться. На сей раз, переступив порог страховой компании, Декок запер за собой дверь. Затем они с Фледдером поднялись по лестнице к месту, заранее облюбованному инспектором в качестве наиболее удачного наблюдательного пункта. Там старый сыщик поведал молодому напарнику о своем приятеле Ловкаче Хенки, совершившем взлом по его просьбе, о пятне на полу директорского кабинета и, наконец, о швабре в кладовке уборщицы. Фледдер слушал наставника с растущим изумлением.

— И вы думаете, он придет?

Декок провел ладонями по лицу.

— Если убийца он, то такая возможность существует. — Он немного помолчал и добавил: — Все зависит от…

— От чего?

— От времени. Он не должен думать слишком долго.

— Почему?

Декок насмешливо фыркнул:

— Если он поразмыслит об этом как следует, то останется дома.

Фледдер не находил себе места от нетерпения.

— А что там такое вы говорили про швабру?

Декок покачал головой.

— Швабра это швабра. Сама по себе она не представляет для нас интереса. Самые умные головы в лаборатории с уверенностью смогут определить только одно: она пропитана человеческой мочой. Если повезет, установят группу крови. Вот, собственно, и все. Никаких других сведений от анализа мы не получим.

— Вы хотите сказать, что швабра не главная улика?

— Нет… при хорошем раскладе она может быть лишь дополнительной. Но одна лишь швабра… — Декок поморщился. — Подумай сам. Швабру редко отмывают с особой тщательностью — если вообще когда-либо моют. Гораздо чаще ее просто споласкивают. Уборщицы орудуют швабрами повсюду: в коридорах, на лестницах, в туалетах. Готов поспорить, что чуть ли не на каждой из них можно обнаружить следы мочи. Ее могут даже отказаться рассматривать как улику — и привет!

— И тем не менее вы считаете, что он появится?

— Во всяком случае, надеюсь.

Фледдер заерзал.

— Вообще-то, он не похож на тупицу.

— А он и не тупица. Среди бизнесменов таких не найдешь… но их умственные способности сосредоточены на добывании денег. Возможно, время от времени Дольман читает детективы и триллеры, где какой-нибудь суперсыщик находит ключ к разгадке, опираясь на минимум улик. — Он почесал щетинистый подбородок. — Я надеюсь, он прочитал много таких книг.

Фледдер засмеялся.

— Декок, вы игрок! Причем неизлечимый.

Инспектор усмехнулся.

— Но я же сказал Дольману, что у нас есть шанс… всего-навсего крохотный шанс… От него-то и зависит, кто сорвет банк!

Время ползло еле-еле. Детективы сели поближе друг к другу, пытаясь сохранить тепло: на лестничной площадке пустого офиса царила промозглая сырость. Они не разговаривали, внимательно прислушиваясь к шумам и шорохам в здании. Темнота вокруг — хоть глаз выколи. Время от времени из мраморного коридора доносилось царапанье крохотных коготков — редко в каком доме у канала нет крыс. Деревянный каркас здания охал и поскрипывал, реагируя на изменения температуры и давления.

Декок попытался прикинуть, сумеет ли Клаассен достаточно долго продержать Фемми в участке. Законных оснований для этого не существовало. Вздумай Фемми уйти — никто не вправе остановить ее без официального обвинения. Он делал ставку на изобретательность Яна и надеялся, что тому улыбнется удача. Девушка требовалась инспектору для того, чтобы добавить к общей картине последние штрихи и разыграть финальную сцену. Это позволило бы окончательно загнать преступника в угол и сломить его дух.

Неожиданно они услышали, как в замке повернулся ключ, затем на первом этаже раздались шаги. Затаив дыхание, детективы напряженно вслушивались, и вскоре до них донеслось поскрипывание лестничных ступенек этажом ниже. Щелкнул выключатель, и на втором этаже вспыхнул свет. Шаги приближались. Инспектора охватило странное возбуждение. Сейчас он не чувствовал ни холода, ни усталости.

У двери кладовки внизу детективы увидели высокую худощавую мужскую фигуру — разглядеть черты лица из их наблюдательного пункта было невозможно. Открыв дверь кладовки, мужчина нагнулся, и полицейские услышали легкое громыхание ведер.

Инспектор почувствовал, как его напарник подобрался для прыжка. Декок вскочил на долю секунды раньше Фледдера, но на площадке второго этажа они оказались одновременно.

Окаменев от страха и неожиданности, мужчина молча смотрел, как к нему бегут дюжие полицейские. Лицо его посерело, челюсть отвисла. Он попятился и, наткнувшись на стену, снова застыл, глядя на детективов широко раскрытыми, испуганными глазами. Швабра выпала у него из рук, громко стукнувшись о пол. Декок, склонив голову набок, окинул мужчину холодным взглядом.

— Добрый вечер, господин Дольман, — вежливо поздоровался он. — По-моему, мы договаривались встретиться завтра утром.

Бизнесмен не сопротивлялся. Он знал, что побежден. Побежден этим заурядным человечком, неприметным полицейским с физиономией пса-боксера. Как он там ему представился? Инспектор Декок, Д-е-к-о-к. Теперь этого имени ему не забыть никогда.

Детективы повели покорного Дольмана к патрульной машине. На улице было очень холодно. На набережной не было ни души. Люди попрятались по домам, предпочитая праздновать Рождество в тепле и уюте. Таким образом, эта маленькая драма была разыграна без зрителей. Сквозь заиндевевшие окна выстроившихся вдоль канала домов слабо мерцали огоньки на рождественских елках. Дольман посмотрел на них и окончательно сник.

Когда Фледдер и Декок вошли с Дольманом в дежурку, Фемми вскочила со стула так, будто только и ждала этого момента. Подскочив к своему начальнику, она начала молотить маленькими кулачками по его груди. Судя по всему, накопившаяся боль и обида разом вырвались наружу.

— Убийца! — визжала Фемми. — Убийца! Ты убил ее! Ты убил ее, убил, убил, убил…

Клаассен и Фледдер хотели было остановить разбушевавшуюся девушку, но Декок знаком приказал им не вмешиваться. Сам он наблюдал за этой сценой отрешенно, не выказывая никаких эмоций. Детектив заметил, что Дольман даже не пытается защищаться. На его лице застыло страдальческое выражение. Фемми продолжала осыпать его проклятиями и ударами, словно не могла остановиться. Инспектор спокойно позволил ей облегчить душу, а затем схватил за руку и вывел в соседнюю комнату.

— С вами мы побеседуем позже, спокойно и обстоятельно.

Он достал из кармана второй чистый платок, вытер девушке слезы, а потом вернулся в дежурку.

— Сколько вам лет? — скучающим тоном спросил он Дольмана.

— Сорок пять, — ответил тот.

— А сколько было Эллен?

— Девятнадцать.

Декок закатил глаза.

— Если я не ошибаюсь, вашей старшей дочери почти столько же. Я уверен, вы в состоянии понять, что сейчас чувствуют родители бедной девочки.

Дольман рассеянно кивнул. Декок долго молчал, подперев подбородок руками, и наконец негромко проговорил:

— Вам когда-нибудь доводилось слышать выражение «око за око, зуб за зуб»? — Он укоризненно покачал головой. — Так гласил древний закон. Жестокий и ужасный, вам не кажется? Вам повезло, что с тех пор человечество стало несколько цивилизованнее.

— До сих пор не могу забыть эту истерику Фемми. — Фледдер покачал головой. — Думал, она вообще порвет его части.

— Насколько я понял, ты позаботился о том, чтобы она добралась до Хорна в целости и сохранности?

— Да, ее родители несколько удивились, когда мы свалились на них как снег на голову, среди ночи. Но вы были правы. Это самый лучший выход. После всего произошедшего ей не стоит оставаться в Амстердаме.

— Да, — покачал головой Декок. — Это просто невозможно.

Они сидели у камина в скромной, но уютной гостиной Декока. По случаю Рождества инспектор откупорил бутылку своего самого лучшего коньяка. Впрочем, не только поэтому: инспектор был очень доволен и собой, и тем, как завершилось расследование. Теперь старик считал, что вполне заслужил право понежиться, развалившись в любимом кресле и вытянув к огню ноги в мягких домашних тапочках.

— Я не совсем понимаю, а Фемми-то какое отношение имеет к убийце? — полюбопытствовала вышедшая с кухни госпожа Декок.

Инспектор надолго приник губами к рюмке.

— Фемми? — переспросил он. — Да это самая патетическая фигура во всей трагедии. И к тому же очень странная — ее сложно понять. Всего четыре-пять лет назад она была милой девушкой, жившей мечтами и фантазиями о любви. Как-то раз, во время проходившей в Хорне парусной регаты, она познакомилась с Дольманом, представившимся ей богатым холостяком. И Фемми влюбилась. Дольман казался воплощением девичьих грез, посланном в ответ на ее мольбы. — Декок с задумчивым видом сделал еще один глоток. — Когда она узнала, что он давным-давно женат, то призвала его к ответу. Дольман обещал развестись. Конечно, соблазнитель говорил, что, прежде чем он на ней женится, должно пройти некоторое время, но она может на него рассчитывать. Как и всегда в подобных случаях, мужчина получил прощение. Более того, Фемми сама подыскивала обманщику всевозможные оправдания. Так прошло года два, пока она не забеременела. Она потребовала немедленно подать на развод, однако тот дал понять, что вовсе не намерен бросать законную супругу. Дольман предложил компромисс: Фемми поступает на работу в его контору и получает высокую зарплату для содержания ребенка. Разумеется, при условии, что она больше не станет донимать его какими-либо просьбами и в случае чего будет отрицать любые слухи об их связи. — Декок допил рюмку и поставил ее на столик рядом с креслом. — Фемми согласилась. У нее просто-напросто не было иного выхода — слишком большой срок беременности… Однако с этого момента у нее в душе поселилась ненависть к Дольману, а заодно и ко всем мужчинам. Она стала скрывать свою привлекательность — отсюда бесформенные свитеры, черные шерстяные чулки, тяжелые туфли без каблука. Даже прелестное соблазнительное личико девушка ухитрилась спрятать за толстыми стеклами очков в массивной оправе, хотя на самом деле она нисколько в них не нуждалась. Это было просто попыткой защититься. Она, по сути, соткала вокруг себя кокон для обороны от противоположного пола.

Декок замолчал. Фледдер и госпожа Декок сидели тихо, как зачарованные. Редко кому доводилось слышать от инспектора такие долгие и подробные речи.

— Когда в конторе появилась Эллен и рассказала Фемми, каким образом получила работу, та мгновенно поняла, что происходит. Она пыталась оберегать Эллен, взяла ее, так сказать, под свое крыло, помогла найти комнату, а заодно рассказал собственную грустную историю. И неустанно предупреждала. — Декок замолчал, щедрой рукой наливая себе очередную рюмку. — И когда Эллен всего через несколько месяцев расторгла помолвку с Томом, Фемми страшно расстроилась. Она боялась, что и Эллен постигнет та же злая судьба из-за таких же, как и у нее, безвыходных отношений с Дольманом. По своему горькому опыту Фемми знала — он никогда не пойдет на развод. Возможно, девушка заметила, что Эллен беременна, даже раньше ее самой. Так или иначе, однако, убедившись в этом окончательно, Фемми пошла к Дольману и недвусмысленно дала понять, что он должен порвать с Эллен, но прежде позаботиться об аборте. — Инспектор сделал маленький глоток и с наслаждением зажмурился. — При этом следует иметь в виду, что ею двигала отнюдь не ревность — вся любовь к Дольману давно умерла. Нет, Фемми просто заботилась о подруге, жалела ее и собиралась уговорить выйти за Тома Вайка. В конце концов Эллен согласилась возобновить помолвку, сразу после того как сделает аборт. Теперь мы знаем, что после встречи с Томом в привокзальном ресторане она звонила Дольману, тем самым подписав себе смертный приговор. — И снова пауза, снова глоток. — Дольман признался, что он говорил с Эллен, которая просила поскорее помочь ей с абортом, — как-никак она была уже на третьем месяце, и оставалось совсем мало времени. — Декок вопросительно взглянул на Фледдера, чуть приподняв бутылку, и после того, как тот кивнул, наполнил его рюмку. Затем немного покачал рюмку в руке, согревая ее в ладони и любуясь золотистым оттенком нектара. — Дольман столкнулся с необходимостью принять трудное решение. Сначала Фемми, а потом и Эллен угрожали ему публичным разоблачением, если он не уладит все проблемы. Как и следовало ожидать, Дольман испугался этих угроз. Он был членом нескольких важных общественных комитетов, входил в состав совета директоров ряда фирм, активно участвовал в благотворительных мероприятиях. Все считали его порядочным бизнесменом, заботливым мужем и любящим отцом. Сам по себе аборт не представлял особой проблемы, однако необходимо было сделать так, чтобы это не бросило тень на репутацию предпринимателя. Как вам известно, в таких случаях вовсе не обязательно ставить в известность ни родителей, ни мужа, но врач обязательно потребует, чтобы ему сообщили имя отца ребенка. Таков закон.

А Дольман хотел во что бы то ни стало избежать огласки. И тогда он начал осторожно выяснять, не существует ли какой-нибудь возможности сохранить инкогнито. Ему нужен был врач, готовый за деньги не задавать Эллен лишних вопросов. Но чтобы раздобыть такие сведения, у него просто не оказалось нужных связей и знакомств. Кроме того, он опасался говорить с кем-либо слишком откровенно. После телефонного разговора Дольман приехал за Эллен на вокзал. Возможно, он даже намекнул ей, что сумел найти подходящего человека. Этого мы не знаем. Так или иначе, бывший любовник отвел девушку в офис, где и задушил ее. По словам Дольмана, он еще долго рыдал над ее бездыханным телом, а после этого стал соображать, как избавиться от трупа. Убийца не посмел сбросить его в Императорский канал — это слишком близко от конторы. Однако разъезжать по городу с таким грузом тоже означало бы идти на риск. Вот почему он столкнул тело Эллен в Джентльменский канал — не так уж далеко, но в то же время не очевидна связь с местом работы убитой. — Декок допил коньяк, млея от разливающегося по телу тепла. — Избавившись от трупа, Дольман вернулся на работу, чтобы устранить следы преступления, но забыл на заднем сиденье машины сумочку Эллен, вскоре угодившую в руки Ловкача Хенки.

— Стало быть, Фемми не связана с этим убийством напрямую? — уточнила жена инспектора.

Декок повертел в руках пустую рюмку.

— Напрямую — нет. Но я невольно думаю, насколько чисты были ее помыслы? Такая ли она невинная голубка, каковой хотела перед нами предстать? Прошлой ночью Фемми рассказала мне об одном происшествии на пляже в Сидайке. Нет сомнений, что Дольман тогда пытался задушить ее. Меня это поразило — не само по себе покушение, а то, как девушка это восприняла. Все указывало на определенное раздвоение личности, и я тотчас заподозрил, что ее забота об Эллен — сплошное притворство. Тяжелое ощущение! Видите ли, Фемми отлично знала, что Дольман способен совершить убийство!