"Гонки со смертью" - читать интересную книгу автора (Гардинер Мэг)Глава 21Я вышла из ванной после приступа тошноты. Джесси сидел с закрытыми глазами, потирая пальцами лоб. — Второй видеоматериал ты, наверное, смотреть не захочешь, — сказал он. — Включай. Я села. Казалось, кровь сгустилась у меня в венах. Джесси запустил новый файл. Это было низкокачественное видео, записанное с веб-камеры. Человек в форме офицера военно-воздушных сил, сидя за письменным столом, говорил в объектив. Примерно моего возраста, он выглядел прямо-таки изможденным. Тихим, ровным голосом он комментировал видео с изображением Даны: — Поначалу я считал ее состояние просто депрессивным. Оно заметно ухудшалось первые три месяца. Она отказывалась от еды и не могла спать. — Он несколько раз моргнул и продолжил: — Но потом начались приступы панического страха и галлюцинации. Словно она бредила наяву. Я понял, что с нею происходит что-то ужасное. У нее начались нарушения координации движений и речи. Постепенно болезнь окончательно пожрала ее. Он смотрел в камеру. — То видео, что я отснял? Да, это было за две недели до появления на свет ребенка. К тому времени Дана была уже совсем плоха, и я знал, что ее дни сочтены. Тогда мы уже получили результаты магниторезонансного сканирования. Когда я снимал то видео, она не спала уже целых восемь недель. У нее была патологическая бессонница. — Он взъерошил волосы. — Мы делали эту видеозапись для нашей девочки, чтобы, когда она подрастет, у нее осталась память о матери. И Дана даже в том своем состоянии… — Он закрыл глаза. — В общем, мы делали это для нашей малышки. Он потянулся к клавиатуре и нажал на кнопку. Изображение исчезло. Когда через несколько секунд оно появилось снова, мужчина, похоже, уже взял себя в руки. — Наша малышка прожила всего три часа. У нее обнаружили глубокие неврологические аномалии. — Он плотно сжал губы. — Ее звали Клэр. Я сидела с каменным лицом. Джесси, похоже, вообще не дышал. — В ту же ночь у Даны началось кровотечение. Врачи не могли остановить его. Утром они снова разрезали ее и удалили матку. Конечно, спасать там было уже нечего. Они просто удаляли все, чтобы остановить кровотечение. Теперь он снова смотрел в камеру. — А пожар случился уже после операции. И я всегда считал странным то обстоятельство, что двери в операционную оказались заперты. — Он покачал головой. — С какой стати? Я знал, что она умирает, что мгновения ее сочтены, но зачем было убивать ее?.. Зачем было устраивать этот пожар и сжигать всю больницу? Он наклонился вперед, поближе к камере. Голос его оставался тихим и ровным. — Капитан Делани! Найдите того, кто сделал такое с моей женой, и тогда я убью этого ублюдка! Койот стоял у окна, и душа его радовалась. Все здесь было родным и знакомым — и свет, и шум на дороге, и духота, и запахи. Тесные комнатенки, плесневелые ковры, затхлая вонь. Когда-то, во времена немого кино, такие квартирки служили жилищем среднему классу, сейчас же в них доживало свой век дряхлое полунищее старичье. От тряпичного гнезда его детских лет не осталось и следа, и все-таки это был его родной дом. Он запер дверь и разделся — снял очки, допотопный пиджачок и замшелый седовласый парик. Все это полетело в чемодан вместе с нагрудным пропуском добровольной сиделки, который та надевала, отправляясь в больницу ухаживать за такими же немощными стариками. Переодевшись в спортивные брюки и белую футболку, Койот почувствовал себя самим собой. Полной грудью вдохнув пыльного воздуха, он ощутил на языке многообещающий привкус победы. Настало время для последнего рывка. Он раскрыл журнал на новой странице и начал делать записи, чувствуя невероятный внутренний подъем. Он уже получил сообщение по электронной почте — «церк. св. креста, чайна-лейк, четв., 10 утра». Ну что ж, время удобное. Он повесил амулет на подсвечник и задумался. Доктор Эббот, сидя за письменным столом, смотрела видеопленку с Даной Уэст на моем ноутбуке. — Анорексия, хроническая бессонница, атаксия и миоклонус. То есть расстройство координации движений. И еще нарушение речи. Она взяла со стола компьютерную распечатку. Это была история болезни, которую прислал по электронной почте муж Даны. — Магниторезонансное сканирование подтвердило, что она страдала передающейся формой губчатой энцефалопатии. Или, как это называют по-другому, коровьим бешенством. Ее мозг был изъеден дырами. — А как ребенок? — спросила я. — Не знаю. На младенца никаких медицинских данных у меня нет. Я смотрела на нее почти молящими глазами — ждала, что она даст мне гарантию, взмахнет своей волшебной докторской палочкой, произнесет заклинание и сообщит: «У вас все в порядке». Но она сказала: — Я звонила в Мемфис и говорила с тамошними врачами о Шэрлин Джексон. Она умерла от внутричерепного кровоизлияния, случившегося после падения. Она находилась на двадцать пятой неделе беременности. — А ребенок? — Ребенок родился, но был слишком недоразвит, чтобы выжить. Я устало опустилась в кресло. — Значит, смерть Шэрлин никак не связана с остальными? — Об этом мне неизвестно. Доктора были в недоумении. Она упала с лестницы и сильно ударилась головой. Правда, потом утверждала, что чувствует себя отлично. У нее были множественные ушибы, но она настаивала, что не испытывает никакой боли. Продолжала ходить на работу. А в один из дней у нее начались преждевременные схватки. Она их не почувствовала и родила прямо в школьном классе во время урока. Я сидела ни жива ни мертва. — Значит, она все-таки получила антиболевую вакцину, и та убила ее. Этих моих слов доктор Эббот толком не подтвердила. — Я могла бы предположить, что у нее была одна из разновидностей спорадической патологической бессонницы. — Разве недостаток сна может убить человека? — Косвенно. В основном пациенты умирают от инфекций, развившихся на этой почве. Часто от пневмонии. Главную проблему в таких случаях составляет сама инфекция, разъедающая мозг. — Увлекшись объяснением, она подалась вперед. — Заболевание это относится к разряду генетических — патологическая бессонница передается по наследству. Но ваши одноклассники, похоже, страдали инфекционной формой коровьего бешенства. Они могли заразиться через дыхательные пути. — И что вы теперь намерены делать? — Получить побольше информации. А вы все-таки поговорите с вашей больной подругой. С Валери? И обязательно побеседуйте с вашим школьным доктором, который принимал в Чайна-Лейк разрешения от родителей на доступ к медицинским картам. Если окажется, что речь идет о новой форме коровьего бешенства, я поставлю в известность инфекционный отдел Центра по контролю и профилактике заболеваний. Я слушала ее и не могла прогнать мысли о страшных опытах, проводимых в свое время «Южной звездой». Опытах, чьи результаты, как выяснилось, вышли из-под контроля. — Я думаю, этой неизвестной болезнью заражен и убийца, — сказала я. — Только… — Только убийца не так болен, как Дана Уэст. — Она бросила взгляд на монитор. — Если он и заражен, то либо не дошел еще до предсмертной стадии, либо что-то держит его на плаву. В этих словах я не уловила никакого смысла. И, заставив себя поднять глаза на доктора Эббот, спросила: — А эти болезни могут передаваться от родителей к детям? — Да, некоторые формы могут быть унаследованы. Но не все. Стены вокруг словно заходил и ходуном, а пространство сжалось. — Думаю, эта форма может передаваться по наследству. Иначе почему тогда Койот убил маленького ребенка Бекки? Я встала, чтобы броситься к двери, пока сжимающиеся стены не раздавили меня. — Эван! Доктор Эббот выскочила из-за стола, размахивая бумажками с результатами моих анализов. — У вас нормальная кровь и никаких — повторяю, никаких! — признаков неврологической нестабильности. — Зато я в такой панике, что, похоже, впаду в истерику прямо сейчас. Разве это не симптом? — Тогда для пущей уверенности советую вам пройти магниторезонансное сканирование. — Так назначьте мне его! — Я сделаю это, когда у вас будет трехмесячный срок. Шесть, семь или больше недель. Продержусь ли я столько времени или сойду с ума от других вещей? От паники, паранойи, от неконтролируемых приступов смеха и слез. — Ну хорошо… — Я с усилием проглотила вставший в горле ком. — А какие-нибудь анализы или тесты для этих болезней существуют? Можно как-то обследовать меня и выяснить, здоров ли ребенок? Она покачала головой: — С этим придется подождать. Я пулей вылетела из кабинета доктора и в машине первым делом схватилась за мобильник. Надо было сообщить Джесси, в какую жуткую историю мы вляпались. Но связаться с ним мне не удалось. Его помощница, судя по голосу, совсем сбилась с ног. — Он сейчас едет в суд. Сегодня слушается дело Диффенбаха. Суматоха по этому поводу страшная. — А судья кто? — Родригес. Кстати, у вас, случайно, нет для него приличной рубашки и галстука? Рубашки у меня не было. Когда я примчалась в суд, Джесси пробивал ордер на временное освобождение из-под стражи. Судья София Родригес слушала его с кислой миной. На Джесси была футболка с изображением Дарта Вэйдера и надписью «Кто твой отец?». Но когда Родригес ударила своим судейским молотком, ордер у него уже был. — Благодарю вас, ваша честь, — сказал Джесси и собрался отъехать. — Только учтите, мистер Блэкберн, это в последний раз. Вы поняли? — Да, ваша честь. Когда он ехал по проходу, вид у него был скорее виноватый, нежели победный. — Она сделала тебе предупреждение за неуважение к суду? — спросила я. — Нет, выдала ордер, но только на один раз. А все потому, что хочет раздобыть для своего внука такую же маечку, как у меня. — В глазах его промелькнуло беспокойство. — Что сказала доктор Эббот? Я рассказала ему все по дороге на улицу. Утешить друг друга нам было нечем. Мимо нас прошли туристы, слушая экскурсовода, рассказывавшего про мавританскую архитектуру. Я обернулась им вслед. В хвосте группы, словно казаки на отдыхе, плелись Перец с Солью. — Нет, ты только посмотри! Джесси обернулся. — Вот черт! Я окликнула их. Они оторвались от своих туристических проспектов, увидели нас и бросились наутек. — Эй, вы куда?! — Я всучила Джесси свою сумку и помчалась догонять их. — Эв, постой! Перец с Солью неслись по улице со скоростью света, а меня задержало уличное движение. Они исчезли из виду за углом библиотеки. Меня догнал Джесси. — Что ты делаешь? В это время зажегся зеленый свет. — Помнишь, ты говорил, что я никогда не отступаюсь? Вот и сейчас не отступлюсь. Давай догоняй по подземному переходу! Я бросилась бежать. Но эти чудики уже отмахали приличное расстояние, так что мне, похоже, опять не светило что-либо разузнать. Я неслась по улице, видя свое отражение в окнах библиотеки. На углу Виктории и Стэйт я остановилась, вглядываясь в улицу, ведущую к пляжу. Пальмы качались на ветру. Тротуар кишел прохожими. Из подземного перехода выехал Джесси. Он огляделся, заметил меня и помахал, указывая на противоположную сторону. Я снова перебежала туда по переходу и помчалась по улице Стэйт. Примерно через квартал я увидела Перца с Солью — они шли, пробивая себе путь через толпу могучими плечами. Мне пришлось продираться сквозь кучку подростков, возвращавшихся из школы. Какая-то нахальная девчонка выпустила дым от сигареты прямо мне в лицо. Я отпихнула ее в сторону, буркнув: «Подрасти сначала!» Перец с Солью уже пересекли Карилло и там слились с толпой. Я старалась не потерять их из виду. По противоположной стороне улицы лавировал в скопище туристов Джесси, стараясь не врезаться в столб и не вылететь на проезжую часть. А я все бежала. Где-то в районе Пасео-Нуэво меня вдруг осенило — они же знают, что мы у них на хвосте! Оставалось только чертыхаться. И почему папочка, работая на спецслужбы, не научил меня хоть чему-нибудь дельному? Ну разве так догоняют? Мы с Джесси больше походили на двух придурочных фанатов, гоняющихся за рок-звездой. Ну а Перец с Солью, что бы вы думали? Попросту разделились. Соль заскочил в ближайший бар, а Перец продолжал шагать по улице. Джесси свистнул мне и свернул за угол. Я только успела подать ему знак, чтобы он не отставал от Перца, а сама бросилась в бар. Там на витрине имелось все, что только нужно закоренелому пьянице в половине двенадцатого утра. Соль стоял перед стойкой. Бармен взял у него пятерку и протянул бутылку «Будвайзера». Он смотрел на свое отражение в зеркальной витрине. Я вспрыгнула на табурет: — По-моему, вы ищете не там. А еще у вас один наушник потерялся. Он продолжал смотреть в зеркало, игнорируя меня, свое пиво и плейер в ухе. Бармен положил перед ним сдачу и окинул нас внимательным взглядом, прежде чем удалиться. — Что вы здесь делаете? — спросила я. Он молчал. — Что вас интересует? Койот? «Южная звезда»? Антиболевая вакцина, убивающая людей, которых не уничтожил Койот? Он продолжал смотреть в зеркальную витрину. — Так знайте же вы, горе-сыщик, что эти люди мои одноклассники. Может, теперь хоть что-нибудь скажете? Соль посмотрел на мелочь, лежащую на стойке, повел плечами и наконец заговорил: — Я выслеживаю заговорщиков, убивших Джона Кеннеди. — Он пальцем придвинул ко мне четвертак. — У входа есть платный телефон. Если увидите кого-нибудь подозрительного на лужайке, позвоните мне. Я поняла, что ничего не добьюсь от него, встала и ткнула его пальцем в плечо: — Это лучше получится у вашего дружка. Вот на него и рассчитывайте. Выйдя на залитую солнцем улицу, я вгляделась в толпу, ища глазами Джесси. Он ехал навстречу мне и качал головой, сообщая, что Перец удрал. Он был еще далеко, когда зазвонил мой мобильник. Джесси вытащил телефон из сумки, нажал кнопку и приложил к уху, но через мгновение бросил его мне, словно это была живая змея. Мобильник я поймала, но там уже был отбой. — Что случилось? — спросила я. — Кто звонил? — Чокнутая кузина. Я растерянно посмотрела на телефон, потом на Джесси: — И что она сказала? — Она… — Мне показалось, он не хотел говорить, но все же признался: — Она назвала меня драчуном. Я чуть не лопнула от злости, а телефон зазвонил снова. Я нажала кнопку. — Люди считают, будто нас с тобой связывает родство, но я свято уверена, что ты произошла на свет от гиены и выросла в яслях при больнице для умалишенных. И если ты еще когда-нибудь… Хоть раз… — Он теперь взялся за детей. Я оторопела. — Валери? — Он убил малыша Бекки. Я боюсь! — заныла она в трубку. — Не могу оставаться здесь! Я должна отсюда выбраться! — Валери, с тобой есть кто-нибудь? Хныканье в трубке усилилось. — Какие-то таинственные вещи происходят, мать их! Я недоуменно посмотрела на Джесси. — Таинственные — это точно. — У меня постоянно звонит телефон, и там молчат, потом вешают трубку, — продолжала она. — А еще они лазили в мою электронную почту. — Как это лазили? — спросила я. — Не могу объяснить. У меня просто нет слов! Понимаешь? — Кто-то проник в твою электронную почту? — Но я же это не придумала! Я видела какую-то странную машину. Четыре или пять раз она проезжала мимо, а потом припарковалась поодаль на улице. — Вэл, мне кажется, ты должна заявить в полицию. — Нет! — Но если ты так напугана этими подозрительными вещами, то лучше заяви в полицию. Жалобное хныканье стихло, и голос ее обрел силу. — Нет! У полиции я уже и так под наблюдением. Из-за них может быть только хуже. — Она кашлянула. — Кто-то установил мне камеру в почтовом ящике. Я разволновалась не на шутку. — Послушай, тогда позови хоть соседку или подругу — пусть они заберут тебя оттуда сейчас же. — Как ты не понимаешь? У меня же никого нет! Я напрочь забыла, что разговариваю по мобильнику. — Валери, а где ты находишься? — В Канога-парке. Это была западная окраина Сан-Фернандо-вэлли — час пятнадцать быстрой езды на машине. — Дай мне точный адрес. — Я вытащила из заднего кармана ручку. — Что ты собираешься делать? — Навестить тебя. В трубке повисло глухое молчание, потом послышались всхлипывания, переросшие в приступ кашля. — Спасибо тебе! — Ну, давай же адрес! — Адрес… э-э… — Снова молчание. — А я не знаю его. У меня защемило под ложечкой. — Ну попробуй вспомнить! — Не могу! — Подожди, Вэл, но хоть название улицы ты знаешь? — Нортридж-роуд. — Отлично. А теперь выгляни в окно и посмотри номер дома напротив. — Это многоэтажный дом, и номера я не вижу. — А соседи? — Там одни мужики, не хочу с ними связываться. — Ну хорошо, а водительские права? Достань-ка их и прочти мне адрес! — У меня на правах старый адрес. — В ее голосе снова зазвучали слезы. — Я должна смотаться отсюда. В какое-нибудь людное место. Я могу добрести до кафе «Кимо». Это на Нортридж-роуд. — Нет, Вэл, тебе нельзя выходить одной! — «Кимо» на Нортридж-роуд. — Валери!.. — Но я уже говорила в пустоту. — Вот черт! Джесси хмуро наблюдал за мной. — Она что, совсем двинулась? — Очень может быть. Несет какую-то чепуху. Полиции боится и мужиков. — А ты и впрямь собралась ехать? — Она не может защитить себя. У нее едва хватает сил таскать ноги. Я не могу оставить ее там одну. — Я решительно вскинула подбородок. — К тому же я уже несколько дней пытаюсь до нее дозвониться. Хочу с ней поговорить. А если удастся, и с ее доктором. Или хотя бы с кем-нибудь из службы социальной помощи. Я подкинула на ладони телефон. Заметив это, Джесси спросил: — Собираешься позвонить в полицию? — В ФБР. Хини пригонит туда полицию быстрее меня. Нортридж-роуд оказалась весьма оживленной улицей, где на каждом шагу попадался зоомагазин или магазин эконом-класса или какой-нибудь выставочный зальчик. У дверей «Кимо» стояла полицейская машина. Я добралась туда за час и три минуты. Всего одна полицейская машина. Будем считать, что это хороший знак. Внутри хозяйка заведения, окинув меня оценивающим взглядом, махнула рукой в сторону ресторанного зала. За самым дальним столиком, забившись в угол как можно дальше от женщины-полицейского, сидела Валери. Она куталась в черный плащ с капюшоном и походила на загнанного кролика. — Вэл! — позвала я. Глаза ее загорелись лихорадочной радостью. — Мне прямо не верится, что ты все-таки приехала! Я села за столик рядом с ней и тронула ее за плечо. Она шарахнулась, словно я ошпарила ее кипятком. — Извини. — Валери потерла плечо и искоса посмотрела на меня. — Ненавижу, когда до меня дотрагиваются. — Вэл, у тебя все в порядке? Она сидела, уткнувшись взглядом в стол. — Да, у меня все отлично, просто я кретинка. — Брось, никакая ты не кретинка! — Нет, кретинка! Никто не взламывал мою электронную почту. И в почтовом ящике у меня нет никакой камеры. — Ну и хорошо. Рада это слышать. Она усмехнулась: — А следят как раз за тобой и за нашим мальчонкой. Эти слова меня успокоили. Если она еще могла прикрывать панический страх юмором, значит, все-таки пока не до конца растеряла силы. Женщина-офицер поманила меня. Я извинилась и отошла с ней в сторонку, чтобы не слышала Валери. — Ваша подруга появилась здесь примерно полчаса назад, перепуганная, с этим вот чемоданчиком. — Она кивнула на чемодан на колесиках, стоявший возле стола. — Ехать в больницу отказывается. Дотронуться до себя не дает. Официантке удалось подсмотреть у нее на медицинском браслете телефон доктора. Теперь мы ждем, когда он приедет. — Понятно. — Я выходила за угол позвонить в скорую психиатрическую помощь. — Она не сумасшедшая, — шепотом проговорила я. — У нее тяжелое хроническое заболевание. — Это я вижу. — Но не знаю, можно ли считать ее состояние критическим, чтобы вызывать «Скорую помощь». — Когда я пришла сюда, она приняла какие-то таблетки и вроде бы немного успокоилась. Только, по-моему, очень напугана. У нас за спиной раздался звонок. Валери достала мобильник из сумочки и ответила. — Да, это правда. У меня тут кое-что произошло. — Она распрямилась за столом. — Нет, просто стрессовая ситуация, сейчас все в порядке. Да, я удвоила дозу. — Ее рыжий парик отливал медью. — Нет, никаких… Доктор Херрон, нет! В больницу я не поеду! Женщина-офицер забеспокоилась: — Ну вот, так я и думала: она повредилась рассудком! — Очень может быть. — Я объяснила ей ситуацию, и она озадаченно поджала губы. А я продолжила: — Валери говорит, что перед ее домом разъезжала какая-то подозрительная машина. Женщина посмотрела в свои записи: — Зеленый «универсал» последней модели. — Она бросила на меня вопросительный взгляд: — И что это, по-вашему, означает? По-моему, это означало зеленый «вольво» Бекки О'Кифи, который за последние двадцать четыре часа успели показать по телевизору раз двести. — Позвольте мне поговорить с ней. Я вернулась к столику. Валери отложила телефон в сторону. — Ну вот, все остается по-прежнему, не так ли? Королева привлекает к себе всеобщее внимание сумасшедшими выходками. Зато публика в восторге. — Ты не хочешь съездить к доктору? — Нет, я хочу домой. — А мне кажется, тебе лучше не быть одной. Лицо ее казалось еще более бледным, чем тогда, на встрече выпускников. Руки все в пластырях и старческих синяках. — Домой не в свою квартиру, а в Чайна-Лейк. — Наши взгляды встретились. — Ты меня понимаешь? Я поняла, повернулась к женщине-офицеру и сказала: — Я увезу ее. «Мустанг» пробирался сквозь дневные пробки. Небо над проводами высоковольтной линии казалось почти коричневым из-за чудовищного пекла, но Валери зябко куталась в плащ, не вынимая рук из карманов. — К себе домой заехать не хочешь? — спросила я. Она покачала головой: — Я так и не разбирала чемодан после встречи выпускников. Все необходимое у меня в этом чемодане. — Она печально улыбнулась: — Вот они, преимущества паранойи — ты всегда готов к бегству. — На самолет сможешь сесть? — Да. — А на билет из Санта-Барбары до Чайна-Лейк у тебя хватит? — Никаких проблем. Мне же только в одну сторону. Я не стала отвечать на эти пустые словеса, лишь прибавила скорости. Битком забитое шоссе напоминало гигантское варево — обычное дело, полуденный час пик в Лос-Анджелесе. — Вэл, а у тебя остался кто-то из семьи в Чайна-Лейк? — Все, тут пелена лжи спадает! — Она как-то по-птичьи нахохлилась и снова поникла. — Забудь, что я там говорила на встрече выпускников. Кто старое помянет, и все такое… Чушь все это. Я с родной матерью не разговаривала целый год. И в Чайна-Лейк-то ехала, чтобы помириться с ней, да все равно тихонько слиняла. Так и не повидались. — Ее бледные щеки окрасил румянец. Я молча вела машину, и Валери, выждав несколько секунд, спросила: — Ну? Что-нибудь скажешь на это? — Нет. — Я глянула в зеркальце заднего вида. — Не возражаешь, если мы поговорим о твоей болезни? — Я не сплю уже пятьдесят шесть ночей. Я чертыхнулась. — Я теперь как паршивая ночная зверушка. — Она смотрела в лобовое стекло перед собой. — Но вижу сны, даже когда бодрствую. Это какое-то странное видение… — Она дотронулась до виска. — Вроде красного восхода, ослепляющего меня. Сначала появляется он, потом галлюцинации. — Валери вздохнула. — Но это не так уж и плохо. Иногда я чувствую себя прямо-таки кинозвездой. — Ну, об этом ты всегда мечтала. — А знаешь, я работала с микрофоном. Должна была орать, чтобы расчистили проход. — Она усмехнулась. — А потом выпрыгивали рекламные мальчики. Так что я у них в супермаркете была настоящей дивой, и моя мечта стать кинозвездой, считай, сбылась. Другое дело — эта жуткая паранойя и мерзкие побочные явления. С ними мне совсем не до смеха. Я взглянула на нее, и она показала на свой парик: — Ты думаешь, я облысела после химиотерапии? Я пожала плечами. — Ничего подобного. Это из-за трихотилломании. Знаешь, что это такое? Волосы себе выдергивала. Прядь за прядью. Я же превратилась в бильярдный шар! — Она на мгновение умолкла, чтобы успокоиться. — А еще я не чувствую боли. Мои мозги искрошились в полное дерьмо, сама я разваливаюсь на части, и при этом мне не больно. Ни в одном месте! Вот ударь меня кирпичом, я и глазом не моргну. Она засунула руки еще глубже в карманы. — Почему, думаешь, я ношу длинные рукава? Не только потому, что мне все время холодно. У меня руки сплошь покрыты царапинами и синяками. И ожогами. Я все делаю неосторожно, потому что ничего не чувствую. — Голос ее шелестел как сухие листья. — Поэтому и не выношу, когда до меня дотрагиваются. Ведь, прикоснувшись, меня могут поранить, а я даже не замечу. — Извини, я не знала. — Мне делали магниторезонансное сканирование. Оно выявило крахмалистые бляшки и губчатую энцефалопатию. Врачи перепугались не на шутку. Это ж коровье бешенство, и они боятся заразиться. Даже совещались, как им обработать оборудование, при помощи которого меня обследовали. Они делали мне пункцию спинного мозга и теперь трясутся, потому что обычная стерилизация не уничтожает эту заразу. — Она посмотрела на меня: — Я, наверное, напугала тебя до смерти? — Нет. Неделю назад я бы испугалась, а сейчас нет. — Я собралась с силами, прежде чем сказать: — Дана Уэст умерла от такой же болезни. У Валери отвисла челюсть. — И Шэннон Грубер тоже. И Линда Гарсиа, и Фиби Чэдуик. Я думаю, и Шэрлин Джексон тоже. Она растерянно моргала. Грудь ее вздымалась и опускалась, как у перепуганного воробышка. — Расскажи мне! Расскажи мне все! — Она устремила на меня молящий взгляд, потом вдруг обратила внимание на дорогу. — Постой, ты куда это? Аэропорт же в другой стороне! — Да. Только мне надо заскочить домой и взять кое-какие вещи. — Я прибавила газу. — Я лечу с тобой, Вэл. По дороге я рассказала ей обо всех болезнях, несчастных случаях и пожаре, убившем Дану Уэст. Лицо Валери было бледнее полотна. Я всю жизнь считала, что правда всегда к лучшему, но, кажется, на этот раз она оказалась слишком уж суровой. — Ты в порядке? — спросила я. — По-моему, я сейчас обмочу штаны. Мне бы в туалет. Я свернула на ближайшую бензозаправку, где имелся магазинчик и туалет. Валери открыла дверцу, почти уже встала на ноги и вдруг снова села. Голос у нее был совсем слабенький. — Может, подсобишь? — Давай провожу тебя. — Давай. Ты уж извини. Я распахнула дверцу, и вдруг какое-то смутное чувство опасности накатило на меня. На душе словно кошки заскребли. Я огляделась по сторонам. На бензозаправке жизнь кипела полным ходом. Вроде бы ничего подозрительного, но внутренний голос сказал мне: «Будь начеку!» Бурча что-то себе под нос, Валери схватилась за дверцу и встала на ноги. Я достала из «бардачка» пистолет. Увидев его, Валери в ужасе воскликнула: — Боже! Это еще что такое?! — Не знаю, как ты, а я точно слышу в голове голоса. Голоса принадлежали мне и Джесси. Они приказывали не останавливаться по пути, а в случае чего рулить прямиком в полицию. Я сунула пистолет в сумочку, вышла из машины и подошла к Валери. — И эта штука заряжена? — спросила она. — Полностью. Она стояла, цепляясь за дверцу машины, рука ее дрожала. — Ну пошли, поищем женский туалет. Но она не двигалась, устремив взгляд вдаль. Рука продолжала дрожать. — Вэл! По шоссе с шумом проносились машины. Глаза ее бегали по сторонам. Рука тряслась уже целиком, до самого плеча, изо рта потекла слюна. Я по-настоящему испугалась. — Валери! Поначалу я приняла это за приступ, но потом поняла, что это как раз те самые галлюцинации. Она погрузилась в нечто вроде сна, хотя бодрствовала и стояла на ногах. Я принялась звать ее по имени и трясти за руку. Наконец она заморгала и попятилась, ударившись о дверцу. Валери огляделась по сторонам и, тяжело дыша, спросила: — Я что, вырубилась? — Похоже на то. Она пощупала свою голову, выругалась, потом посмотрела на меня и мою сумочку. — А этот гребаный пистолет мне приснился? — Нет. Выставив для равновесия руки, она мелкими неуверенными шагами пошла к магазину. Я взяла ее под локоть. — Только не трогай меня! Голос был злой и испуганный. Я открыла дверь, пропустила ее вперед и пошла за ней в туалетную комнату. Голоса в моей голове продолжали зудеть, поэтому я вошла в туалет вместе с ней, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. — Не хотела напугать тебя, — сказала я. — Но ситуация очень серьезная. — Просто ненавижу оружие. Полиция ходит с оружием. — Она кивнула на пол под раковину: — Положи свою сумку туда. — Нет, нельзя. Послушай меня! Этот Койот — настоящий хамелеон. Изменяет внешность, чтобы подстроиться под ситуацию. Поэтому мы должны быть очень осторожны. — Не нужно мне никакого пистолета! Не хочу, чтобы рядом со мной было оружие! — Она сверлила меня сердитым подозрительным взглядом. — Может, я вообще не хочу, чтобы ты ехала со мной в Чайна-Лейк! Я еду туда, потому что там безопасно, и не желаю, чтобы кто-то таскался за мною по пятам с пистолетом! Я вздохнула. — Ты заблуждаешься! В Чайна-Лейк не безопаснее, чем в Канога-парке или Санта-Барбаре. Если хочешь знать, некоторые как раз уезжают оттуда. Мои слова немного умерили ее пыл. — Врешь ты все! И кто же это так напугался? — Ну, Эбби, например. Она собирается увезти оттуда детей. — Хочешь сказать, я не должна туда ехать? — Нет, просто говорю, что другие люди уезжают из этого города. — И как далеко они уезжают? — Очень далеко. — Это куда же? — Какая разница?! Речь-то идет о том… — Неужели где-то может быть безопаснее? Может, мне вызвать маму туда? — Да ладно тебе, забудь! Я просто пытаюсь прояснить для тебя ситуацию. — Но если в Чайна-Лейк так опасно, зачем ты сама туда едешь? — спросила она. «Потому что я в своем уме, здорова и имею при себе оружие», — мысленно ответила я. — Выходит, ты знаешь более безопасное место? Эбби знает такое место и назвала тебе его? Успокаивать параноика — все равно что тушить огонь, бросая в него спички. Любая фраза, любое замечание только добавляют масла в бушующее пламя страхов. Я уж даже, признаться, начала думать, что мое милосердие «доброй самаритянки» было дурацкой идеей. — Нет, но почему же вы не хотите поделиться со мной?! — возмутилась она. Потому что я, во-первых, обещала Эбби, а во-вторых, не могла поручиться за длинный язык Валери. И она все-таки была в своем уме, чтобы понимать это. Вид у нее был обиженный. Она вдруг картинно закатила глаза: — Ну ясно. Ты бы, может, и сказала мне, но тогда тебе пришлось бы меня убить. Я в очередной раз была потрясена. Эти ее подлые штучки не знали границ и превратились в привычку. — Ну, что-то вроде того, — ответила я. — Но ты же не возьмешь пистолет с собой в самолет? — Нет, Вэл. Конечно, не возьму. Она кивнула и направилась к кабинке. — Тогда ладно. Конечно, я не сказала ей, что собираюсь держаться поближе к Томми. Уж у него-то точно будет пистолет. И не один. В Санта-Барбаре я заскочила на работу к Джесси, чтобы вернуть пистолет. Он встретился со мной на парковочной стоянке, поскольку через рамку металлоискателя на входе в юридическую фирму оружия не пронесешь. Адвокатскую контору «Санчес Маркс» в шутку называли «Боевое крыло» — из-за левых убеждений владелицы, — но на самом деле эта женщина была настроена против оружия. Джесси обрадовался, увидев меня, и забеспокоился: — У тебя такой вид, будто ты с кем-то поцапалась. Я прошлась с ним до его машины, то и дело посматривая назад, дабы удостовериться, что Валери находится далеко от нас, в «мустанге». Она разглядывала горы. После той беседы на бензоколонке она со мной не разговаривала. — Добрые дела не остаются безнаказанными. Ричард Никсон не был таким параноиком, как она, — сказала я. — Сажай ее скорее на самолет — и все. — Кстати, об этом. Я тоже лечу в Чайна-Лейк. Я объяснила почему. Джесси воспринял новость угрюмо, но с пониманием. — Тогда я вечерком тоже туда подъеду. — Отлично! Я провела пальцем по его новому синему галстуку — к только что купленной рубашке он подходил безукоризненно. Джесси кивнул: — Да, за обычной модой я еще могу угнаться, а вот неуважение к суду обходится дороговато. После нашего разговора я съездила в мотель «Южнобережный» и выписалась оттуда, потом помчалась домой — собрать кое-что из одежды для поездки в Чайна-Лейк. Мистер Мартинес выкладывал в ванной новую плитку. Валери прилегла на диван в гостиной, и я протянула ей пульт от телевизора. — Спасибо. Это было первое за последний час слово. Я вышла на лужайку, уселась за столик под дубами и стала звонить Томми. Он был не очень-то разговорчив, сказал только следующее: — Хорошая у тебя получилась статья. Сразу видно, что ты умеешь играть на эмоциях. Думаю, она нам пригодится. — Мне нужно кое-что знать. Келли Колфэкс была беременна? Гробовое молчание в трубке оказалось лучше всякого ответа. — Это зафиксировано в результатах вскрытия, но для общественности не разглашалось. А ты как узнала? — спросил он. — Догадалась. — Это действительно было так. Мне помогли женская интуиция и страх. Я рассказала ему про Дану Уэст и Шэрлин Джексон. И про Валери. Про коровье бешенство, которым страдали они и, как я подозревала, другие тоже. Томми в сердцах выругался и надолго замолчал. — Томми! — Я просто все это перевариваю. — В голосе его теперь звучало волнение. — Но как Койот узнает, кто из нашего класса болен? — Моя мать кое-что рассказала. После того взрыва родителей попросили подписать разрешения на допуск к детским медицинским картам для сотрудников Агентства по передовым исследованиям. — И ты думаешь, они этим воспользовались? И Койот имеет доступ к нашим медкартам? Даже сейчас? — Думаю, у него есть источник. Кто-то снабжает его информацией. — И направляет по нужному следу. — Нет, Томми. Вряд ли он выполняет такое задание. Это скорее похоже на чистку. — То есть он уничтожает нас, потому что мы — результат их грязной работы? — Судя по голосу, Томми был в ярости. — И думаешь, поэтому он убил Райана О'Кифи? — Да, я так думаю. Койот убивает женщин, у которых есть дети. Томми снова выругался. — Мне надо поговорить с доктором Кантуэллом, — сказала я. — Он тогда принимал участие в этой истории с медицинскими разрешениями. И до сих пор имеет записи на половину семей в городе. — Ты думаешь, он и есть тот источник? — Понимаешь, какая странная вещь — я названивала ему в кабинет шесть раз, и он ни разу не перезвонил. Такое впечатление, будто он избегает меня. — Ну вот что — подобные вещи лучше не обсуждать по телефону. — Правильно. Поэтому хочу вместе с тобой пойти к нему и поговорить. Томми собрался что-то сказать, но передумал. Ну а я так и не сообщила ему истинной причины, по которой хотела повидаться с доктором Кантуэллом. Мой собственный врач не знал, в опасности ли мой ребенок. Возможно, это мог сказать доктор Кантуэлл. — Прекрасно! Я и сам собирался предложить тебе встретиться, потому что «Чайна-Лейк ньюс» собирается напечатать твою статью сегодня. Только я хочу, чтобы перед подписанием в печать ты кое-что туда добавила. Похороны Келли состоятся завтра. Отпевание пройдет в десять утра в церкви Святого Креста. Тебе лучше приехать. Там будут фотографы и репортеры. Поскольку мы хотим вычислить Койота, нам придется прочесать все гостиницы. Я застегивала в спальне чемодан, когда кто-то постучал во входную дверь и открыл ее. — Котенок! Я стащила чемодан с постели и поволокла в гостиную. На пороге стоял отец. Стриженные ежиком волосы блестели на солнце, в руках он держал свою ковбойскую шляпу. Я обняла его и потащила к дивану. — Я все пыталась до тебя дозвониться. Вот, собираюсь в Чайна-Лейк. Мы подошли к дивану. Валери осторожно села. — Пап, ты помнишь Валери Скиннер? — Мистер Делани, сколько лет, сколько зим! — зябко поежилась она. — Да уж, это точно. Он протянул ей ладонь, но она не приняла ее, скрестив руки на груди. Отец насупился, поджал губы. Он явно смутился, даже ужаснулся ее виду. Я вернулась к чемодану, все еще пытаясь застегнуть до конца молнию. — У нас рейс в три тридцать. Хочешь поехать? Он не ответил, только как-то грустно смотрел на меня. — Что случилось? — спросила я. Валери встала. — Пойду посижу на улице в тенечке. Ты сообщи, когда соберешься. Когда дверь за ней закрылась, отец сказал: — Ну и ну! Она же похожа на сушеную яблочную дольку! — У нее то же заболевание. — Боже ты мой! — Он мял в руках шляпу. — То же, что и у Даны Уэст. — Да, я знаю. — Я продолжала воевать с молнией на чемодане. — Я просмотрела видеопленку и результаты магниторезонансного сканирования, полученные моим доктором. Она согласна, что это коровье бешенство или, как они называют, передающаяся форма губчатой энцефалопатии. — А при чем тут твой доктор? — спросил он. Я распрямилась. — А чего ты разволновался? Он вдруг обнял меня и крепко прижал к себе. — Как мне оградить тебя от опасности?! Жгучая волна страха окатила меня. Мой отец мог лишь изредка проявлять отдаленное беспокойство, но чтобы так его показывать! Этого еще не бывало. Я прижалась к нему. — Пап, я буду в безопасности. В Чайна-Лейк меня встретит Томми, и я окажусь под защитой полиции. Да и Джесси туда вечером подъедет. — Я уткнулась лицом ему в грудь, уловив запах «Олд спайс», связанный с образом отца с незапамятных времен. — И пожалуйста, не пугай меня больше, потому что я и так уже трясусь от страха. Я должна поехать туда. Если я могу помочь положить этому конец, то должна сделать это. — Да уж больно нехорошая история. Никогда не думал, что мне придется столкнуться с такими вещами, поэтому теперь… Я посмотрела ему в глаза и поняла, что совсем раскисла. Взгляд у него был странный — такого я еще не видела никогда. Он смотрел на меня так, словно мне восемь лет и я в белом платьице иду к церковному алтарю, чтобы получить первое в жизни причастие. В тот же момент в моей душе и радость, и благодарность, и страх за ребенка сменились стыдом и смущением. В горле что-то сжалось. Может, он и радовался моей беременности, но вряд ли считал это правильным. И я не представляла, как завести с ним этот разговор, не попросив для начала прощения и не взывая к пониманию. Я освободилась из его объятий и снова принялась воевать с молнией. — Дай-ка я, — сказал он, наклонился к чемодану, и взгляд его буквально прирос к моей руке. Отец разглядывал кольцо. — Эван, это то самое? Я не ошибся? — Попал все-таки в точку! — Он взял меня за руку. — Это тебе Джесси подарил? Я смутилась и покраснела. — Да. Вчера, когда мы вернулись из Лос-Анджелеса. — Тогда понятно, откуда полная машина роз. — Он продолжал держать мою руку. — А маме ты говорила? — Пока нет. Мы с Джесси хотели сообщить вам вместе. Вид у него сделался усталый и озабоченный. Все внутри у меня похолодело. — Пап, я же счастлива! — Да, только вид у тебя не больно счастливый. — Потому что мне жаль, что ты узнал об этом таким вот образом. Ну и конечно, меня расстраивал его огорченный взгляд. Мы с Джесси однажды уже почти дошли до алтаря, но по дороге решили, что еще не готовы к этому. Когда мы отменили свадьбу, я целую неделю не отваживалась поговорить с отцом, поскольку знала, что, несмотря на всякое там сочувствие, услышу в его голосе облегчение. Я отошла в сторонку, пряча свое раскрасневшееся лицо. — Я люблю его, а это главное! — Эван, пожалуйста, не надо! Я подошла к столу и захлопнула крышку ноутбука. — Не надо что? Говорить, что я люблю человека, за которого собираюсь выйти замуж? Почему ты не хочешь сказать, что на самом деле думаешь обо всем этом? — Ты сейчас делаешь поспешные выводы. Просто… просто ты застала меня врасплох, вот и все. — Нет, давай уж разберемся. Что тебя раздражает? Джесси честный, храбрый, на него можно положиться, он… любит детей и зверушек. — Я убрала ноутбук в специальную сумку. — И любит меня. Все вышеперечисленное не составляет проблемы. Тогда в чем она? — Да перестань ты, не горячись! Лицо мое пылало, сердце колотилось. Сплошной вред для здоровья, но я ничего не могла с собой поделать. — Перестать что? Говорить о сути вещей? В ванной мистер Мартинес включил музыку. Отец понизил голос. — Для любого отца разговор о любви дочери является болезненным. — Он совсем смял шляпу. — Даже мучительным, я бы сказал. — А ты все-таки скажи, папа! Скажи, почему не хочешь, чтобы я за него выходила! Нет, все же иногда я проявляю чудеса тупости! Как адвокат, прекрасно знаю, что нельзя задавать свидетелю со стороны оппонента вопросы, начинающиеся с «почему». Ни в коем случае нельзя. Ведь такие вопросы только разжигают пламя страстей, открывают ящик Пандоры. Отец держался спокойно. — Потому что, по-моему, ты просто не представляешь, во что превратится твоя жизнь. — Я уже имею эту жизнь. И один только ты не знаешь, что она собой представляет. — Жить в браке, Эван, — это не то, что просто встречаться. Это совсем другое. — Боже мой, какое потрясающее открытие! — Сейчас тебе все кажется восхитительным и все решения правильными, даже если они приняты импульсивно. Тебе тридцать три — очень непростой возраст, возраст нервов и стрессов, — и парень для тебя сейчас многое значит. Но подумай, что будет лет через десять или двадцать. Мне сделалось нехорошо — не физически, а просто на душе кошки заскребли. — О Боже! А ты считаешь, мне пора остепениться? Он сверлил меня своими темными глазами, и я поняла, что попала в точку. На экране телевизора за спиной у ведущей новостей появился заголовок «Убийца школьных выпускников». Я схватила пульт и увеличила звук. — …властями разыскивается для дачи показаний бывший солдат военно-морской базы в Чайна-Лейк. По описаниям это белый мужчина щуплого телосложения примерно лет сорока, который может представляться именем Кай Торренс. Любого, кто располагает информацией об этом человеке, просим связаться с полицейским управлением Лос-Анджелеса или с ФБР, — сообщила ведущая. — Сотрудник вневедомственной охраны, подвергнувшийся нападению в деловом центре в Уэствуде, пока находится в тяжелом состоянии под наблюдением врачей городского медицинского центра. Я пялилась на экран, чтобы не встречаться взглядом с отцом. — Надеюсь, это как-то поможет. — Хорошо бы. С колотящимся сердцем я собрала свои вещи. Отец надел шляпу. — Я отвезу тебя в аэропорт, — сказал он. По дороге мы говорили мало, в основном о пустяках. На стоянке он помог нам с Валери вытащить из машины вещи и покатил ее чемодан на колесиках к стойке регистрации. — Ты точно не поедешь с нами? — спросила я. — У меня здесь кое-какие дела. Я обняла его на прощание и повернулась, чтобы идти, но недавняя размолвка и оставшийся после нее осадок не давали покоя. Я догнала отца на выходе из терминала. — Я не хочу ссориться. Он взял меня за плечи. — А мы и не ссоримся. — Нет? — Я никогда не ввязываюсь в баталии, если точно знаю, что не смогу победить. Я вздохнула, а он снова обнял меня. — Давай там гляди в оба и не совершай опрометчивых поступков. — Таких, как замужество? Он поцеловал меня и пошел к машине. Часом позже, когда мы выруливали на взлетную полосу в убогом самолетике, Валери откинулась на спинку кресла и повернулась ко мне: — А у тебя с отцом, похоже, близкие отношения. За окном мелькали зеленые просторы. — Да. Она немного помолчала. — В школе-то я ведь тебя почти не знала. — Да, но это не помешало тебе стащить мой дневник и прочесть его от корки до корки. — Да, не помешало. Я промычала что-то неопределенное. Двадцать лет я ждала этого признания, а услышала его безо всякого восторга. — Забавная и милая была писанина. Ты и впрямь любила своих родителей и брата. — Хочешь сказать, что сочла меня тогда удачливой? — Да какой там удачливой! Ты была абсолютно бестолковая дебилка. — На лице ее изобразилось что-то вроде улыбки. — Правда, я тогда была, конечно, дура. — Она помолчала и тихо прибавила: — Спасибо тебе за все, что ты делаешь сегодня. И закрыла глаза. Самолет оторвался от полосы и пошел на взлет. Я смотрела в иллюминатор. Внизу мелькала земля. В конце взлетной полосы, у ограды, я увидела отца, прислонившегося к капоту взятой напрокат машины. Он поднял руку и помахал. Я тоже помахала ему в окошко и, прижавшись лицом к стеклу, смотрела во все глаза, пока это было возможно. Только когда он скрылся из виду, меня осенило. Это какие еще дела могут у него быть в Санта-Барбаре? |
||
|