"Запад глазами монастырей" - читать интересную книгу автора (Ленский Василий Васильевич)

Глава 11 Искусство

У Сян нашел Дон Мена легко. Тот сидел на высоком берегу горной речки и слушал музыку вод.

— Ты заметил, У Сян, насколько искусственная музыка примитивна? — спросил он, не поворачивая головы.

— Нет, почтенный. В монастырях музыка отличается от музыки простых людей, но я не думал об этом.

— Музыка монастырей предназначена для вызывания со стояний сознания. Поэтому в ней нет композиции. Для неё нужны тренировки, такие, чтобы звук чётко соответствовал переживанию. Гармония здесь определяется не чередованием звуков, а чередованием психических окрасок. Музыка людей Запада отличается гармонией чередования звуков. Бывает, что они получают эмоцию от большого числа звуков и долгого слушания.

— Вы, как я понял, слушаете музыку реки.

— Это уже другое. В шуме воды содержатся все звуки в любой композиции. Всё это звучит разом. Это я называю белым шумом. Как белый свет разлагается на цвета, так и белый шум разлагается на звуки согласно моему слуху.

— Активным является Ваш слух.

— Да. Он исполняет мелодии выборкой из белого шума.

— В чём отличие такой музыки?

— В ней исключена случайность звучания и моего состояния.

— Как это понять?

— Когда играет музыка людей Запада, то под неё нужно настроиться. Вероятность соответствия физиологии, съеденной пище, окружающей среде, посадке в кресле на совпадение мала, чтобы эмоция была гармонична с музыкой. Если человек Запада увлечёт эмоцию, то потом будет страдать физиологически. Музыка монастырей требует практики воздействия звука на эмоцию. Поэтому в монастырях начинают с мантры.

— Я практиковал мантры. Мне казалось, что в них заложен смысл.

— Глупый ты, У Сян. Какой смысл в произношении на распев одного звука?

— Мы произносили несколько звуков и чередований из звуков.

— Тебе крайне не повезло ни с монастырём, ни с наставниками. Будда говорит, что один только звук «а», способен возродить всё человечество. Когда звучит «а» всё тело должно войти в резонанс раскрытия. Мы, восторгаясь, непроизвольно произносим «а» с вдохом при этом. Разве этого наблюдения мало?!

— Да, почтенный, я об этом не подумал.

— Закрываясь в силе, мы звучим «у» и выдыхаем при этом. Понятно тебе, что мантра ещё выше?

— Да, эмоция совпадает с физиологией.

— Добавь ещё к этому резонанс всего тела и окружающей среды.

Тут Дон Мен встал и стал исполнять «а». Его звучание постепенно вливалось во всё тело. Уже голос не слышался, а всё наполнилось неразрывным и единым «а». Казалось, что нарастание наполняет воздух и всё окружающее. Так оно и было.

Кусты шиповника вдруг зашевелились, а бутоны стали распускаться. Птицы радостно взмыли в небо. Казалось, что начался всеобщий праздник. У Сян испытал лёгкость и непосредственную радость. Стало светло и празднично.

— Теперь ты понял, что такое мантра?

— Да, почтенный, — радостно отозвался У Сян.

— Также осваиваются другие основные звуки. К раскрывающим относятся «а», «о». К закрывающим «у», «и». Одни совершают Ян, а другие — Инь-функции. Есть «подпирающие» звуки. Например, в звучании «ли» грудная клетка придерживается. Это даёт шанс наращивать фазу Ири с меридианом почек. А ты говоришь, что использовали сразу несколько звуков. Вы что, супермастера, большие, чем Будда?

— Я не знал, что такое мантра.

— Что же вы тогда распевали в монастыре?

— Я верил учителям.

— Теперь ты понял, что означает музыка в монастыре? Да.

— Белый шум выгоднее. Я меняю свои состояния эмоций, психики, физиологии, и одновременно меняется звучание. Если я настраиваю белый шум на ум, то слышу речи. Этими речами я управляю так, что согласно состояниям психики будет соответствующий смысл. Поэтому мне известны разрушительные и созидательные смыслы в словах.

— А я думал, что Вы имеете практику общения с людьми, которые что-то говорят и выражают свои мысли.

— Так понадобилось бы много времени. Например, если ввести себя в отрицание, то чётко последуют речи людей Запада и их теории. Остаётся только задать тему.

— Зачем тогда Вам идти на Запад?

— Чтобы совершить Хираньягарбху с умом западных людей. Их ум — это реальная материнская почва. Сама в себе она не родит новое и молодое, как мать, без отцовского осеменения не способна родить сама.

— Заранее Вам известны свойства ума людей Запада?

— Да. Мужчина узнаёт женщину, хотя никогда не был женщиной. Теперь я практикую искусство Запада на белом шуме. Я нахожу переливы музыки в шуме реки согласно созидательным движениям переживаний. Одновременно я отслеживаю старение этой музыки. Как человек бывает юным и старым, музыка тоже стареет. Это опасно для молодёжи. Стареющая музыка угнетает процессы раскрытия и роста. Даже, слушая музыку, можно в молодом возрасте стать по характеру старичком, или старушкой. Думаю, что люди Запада этого не знают. Они не наблюдательны.

— Чем различается раскрывающая, то есть молодая музыка от закрывающей, то есть старящей организм?

— Рассказывать музыку, точно так же, как петь танец. Сказать об этом можно только тренируя состояния психики одновременно с звучанием. Музыка Запада вся состоит из двенадцати звуков. Играет ли оркестр, отдельный инструмент, сложная ли композиция или простенькая — все они состоят из набора двенадцати звуков.

— Не густо.

— Ты уже судья?! Этого и достаточно, и необходимо западным людям.

— Наверное, именно двенадцать звуков не случайно.

— Это так. Если добавить ещё несколько звуков, то такую музыку никто не только не сыграет, но и не воспримет. Я пробовал.

— На белом шуме? Да.

— Что представляет такая музыка?

— Она доступна только сложной физиологии.

— А если через неё тренировать людей Запада?

— Не получится.

— Почему.

— Их слух будет совершать адаптацию звуков. Слушающий будет уверен, что инструмент несколько расстроен.

— Не так ли происходит с умом?

— Ты догадливый.

— Каждый человек, слушающий другого, адаптирует смысл его слов для себя. Поэтому они довольны друг другом, хотя имеют разное основание.

— Разве они говорят не на одну тему?

— Тема одна, но цели и жизненный опыт разный. Потом, когда разрыв окажется ощутимым, будут спорить.

— То есть подгонять под себя?

— Корректировать на себя. В словах «подгонять под себя» звучит отрицание.

— А разве спор — это не отрицание одним другого?

— Найди в споре созидательность. Можно сказать, что один и другой беспокоятся о взаимном понимании.

— Тогда будет не спор, а мирный диалог.

— Тебе, У Сян, виднее. Я ведь не жил в мире отрицаний. Иначе мне не доступны были бы чудеса. Поэтому я обречён во всём чувствовать созидательность.

— И в отрицании?!

— Да.

— Как это? Отрицание — оно и есть отрицание.

— Думай, монах.

— Такое мне не по уму.

— А ты исходи из процессов раскрытия и закрытия. Не будет Ян-состояний, если нет Инь. И наоборот.

— Инь закрывает. Полный Инь — это смерть. Ян раскрывает. Полный Ян…

— Это тоже смерть.

— Как это?

— В мире смертных есть только один путь: от рождения к смерти. Он характеризуется преимуществом Ян-процессов у молодых и перевесом Инь-процессов у старых. Теперь представь себе обратный процесс.

— От старости к молодости?! Разве это дано человеку?

— Вспомни о Малой Смерти. Хотя ты её не практиковал, но, наверное, слышал о ней.

— Малой Смертью практикуется полный Инь?

— Это общие фразы. Вспомни о медленном старении обыденных людей. Почему они старятся?

— Так заложено природой человека.

— Это не ответ для просвещённого монаха.

— Есть механизм старения.

— В чём ты его наблюдаешь?

— Не могу сообразить.

— Не потому, что ты не способен думать. Это из-за отсутствия практики. Ты не умеешь создать «Радужное Тело», то есть, перейти полностью в свет.

— Тогда подскажите, преподобный.

— Мог бы и сам догадаться, что я потерял при этом форму.

— Значит, есть принципы формирования, и есть принципы снятия формы.

— Вот это уже не плохо.

— Тогда получится, что старение — это наращивание принципов формирования.

— Именно так, любезный монах.

— Омолаживать себя, означает развить принципы снятия формы.

— Это так. Теперь вспомни юношей. Для меры они развиваются. Но они при этом формируются.

— Следовательно, есть такое равновесие, когда снимающие форму принципы опережают.

— Это для бессмертных.

— Хорошо, хорошо… Попробую начать с обыденных лю дей. Они практикуют принципы формирования и тем самым старят себя.

— Верно говоришь. Но не хватает ещё понятия внутреннего мира и внешнего, которыми живут смертные.

— Да, я и забыл, что, вырастая, человек снимает внутреннюю потенцию, но создаёт форму во внешнем теле.

— Плохо сказано.

— Зерно имеет форму. Но во внешнем теле есть только потенция дхарм зерна. Затем начинается разрушаться внутренняя форма, и взамен этого, создаётся внешняя форма человека. Дхармы внешнего тела…

— Не философствуй. Не отрывайся от простого наблюдате ля. Но начал неплохо.

— Человек устремлён к формированию. Он несёт собой принципы формирования. Формируется тело, зрение, слух, обоняние, осязание, вкус. То есть шесть органов сознания формируют содержание.

— Вот это хорошо сказано. Содержание, как видишь, тоже рождается. Его нет в готовом виде.

— А как же мир, который был до этого?

— Откуда ты это знаешь?

— Говорят. Есть история, археология. Вы же сами говорите о Будде. Значит, он жил когда-то.

— Вот так незаметно, ты монах скатился из честного наблюдателя в бесчестного умника. Это достойно лишь примитива людей Запада. Ты являешься свидетелем прошлых времён?

— Нет. Я доверяю.

— Кому? Свидетелям? Если они свидетели, то ты их современник.

— Это верно.

— Так чему ты доверяешь?

— Их выводам.

— Откуда идут эти выводы?

— От ума.

— Значит, действительное выстраивается по схемам ума, и это считается «прошлым» и «историческим»?

— Получается, что это так.

— А если принципы ума заменить?

— То и «прошлое» будет другим.

— Ну, наконец-то, лишь бы не подрались два археолога, имеющие разный ум, — пошутил Дон Мен, — но вспомни, У Сян, что ум формирует.

— Итак, зерно разрушается внутри, чтобы формировать дерево вовне. Внешняя потенция превращается в реальность. Теперь будет два взаимно поддерживающих зерна: внешнее и внутреннее. Однако потенция формирования идёт неудержимо. Так человек стареет.

— Это ты уже говорил.

— Я не знаю, что сказать дальше.

— Вспомни о засыпании человека, о его усталости.

— После того, как человек вырос, и для того, чтобы продолжал расти, нужно снимать форму. Иначе быстро накопится Инь одного типа. Это тоже смерть. Человек имеет сложные дхармы, которые создают вариации, называемые Вами фазами. Поэтому внутренний мир должен постоянно снимать базу. Так человек чувствует усталость.

— Хорошо. Что при этом снимает внутреннюю форму физиологических функций?

— Сердце и его сосудистая система.

— Отлично сказал. Но как ты до этого догадался? Ведь ты не владеешь управляемым и воспринимаемым внутренним Космосом?

— Высчитал с позиций наблюдателя.

— Уточни.

— Когда человек выпьет спиртное, то слабеет. Сосуды от алкоголя расширяются. Сердце через свои сосуды перегоняет меньше крови к мышцам. Они не получают питания. Человек слабеет и умягчает внешнюю форму.

— Молодец. Спиртное, я понимаю, употреблял, а вот практиковать сердечный Космос не додумался.

— Не встретил учителя.

— Не считаешь ли ты себя моим учеником?

— Если позволите.

— В какой области я буду тебя тренировать? У меня много вариаций.

— Вы уже практикуете мой ум.

— И свой тоже. Так что ты тоже — мой учитель.

— Как это?

— Свет, проявляя другое, обнаруживает в то же самое время и самого себя.

— Так всё, о чём мы говорили, Вы не знали заранее?

— Нет. Это не достойно для молодых процессов. Знающие люди повторяют «вчерашнее». Знание всегда «вчера», поэтому знающий мёртв настолько, насколько он знает.

— Как же вы думаете?

— Считываю с жизни.

— Значит, знания есть?

— Нет. Они есть для смертных. Они старят. Считывание всегда тут и теперь и происходит на тело обстоятельств. Сейчас в беседе телом обстоятельств явились ты и заданная тема. Это принципиально отличается от знания. В нем есть форма, которая тут же исчезает. Всё, что я говорил, тут же забыл.

— Но вы не теряете нить содержания.

— Это только благодаря тебе.

— Как это?

— Если и ты потеряешь нить содержания, то ни я, ни ты этого не заметим. Значить, нить не потеряна. Её просто никогда не бывает.

— А в мышлении?

— Есть формирование. Достойное мышление постоянно формирует и тут же уходит дальше. Никогда говорящий или сочиняющий трактат не повторит своё же содержание. Для этого нужно умертвить процесс творчества ума. В людях, которые изучают через запоминание это содержание, оно умирает. Например, на Западе в студентах умирают учителя. Учителя владеют искусством мышления. Их называют гениями. Но они всегда продуцируют и никогда не запоминают. Они художники мысли. Затем появляются совершенно другие люди. Они запоминают созданное гением. Они умерщвляют процесс путем его консервации. Они создают знания. Они накапливают ценности из только что живого. Но ценности эти тут же по волшебству умирают. Так, сорванные цветы внешне

— ещё цветы, но уже мёртвые.

— Значит, есть искусство мыслить?

— Для этого я тебе и говорю об этом.

— И это Вы считали с себя?!

— Безусловно. У себя я наблюдал за двумя процессами, пока мы с тобой беседовали. Один был процессом формирования. Так появлялась мысль. Другой процесс был снятием этой формы, иначе новая мысль не появится. Тогда я попробовал запомнить кусок содержания беседы. И тут же мысль стала «твёрдой».

— Что такое «твёрдой»?

— Это значит, что предыдущая мысль и конструкция закрепились. Вот почему мыслящие люди со временем становятся упрямыми. Они начинают создавать оправдывающие упрямства высказывания: «сила воли», «неприспособленчество», «сила духа». Во всём этом есть только отрицание.

— Разве нет в этом утверждения?

— Вот именно, окостенение. Итак, искусство мыслить находится в потоке неведомого. Это молодой процесс. Знания останавливают процесс творчества мысли. Так из творческого течения мысли и запоминания происходит формирование.

Впереди мысли лежит бесформенность. Позади неё остаётся след смерти. Так форма накапливается. Это и есть старение.

— Что снимает форму?

— Подумай сам.

— В организме расширение сосудов снимает форму. Но сужение сосудов снимает форму во внешнем теле. При сужении сосудов организм переходит в функции Ян. При расширении сосудов — в функции Инь.

— Это так, но не точно. Что означает твоя плохая практика. Ты говоришь умом, то есть по имеющимся знаниям. Поэтому ты не точен.

— Иначе я не могу. Не хватает практики. Я догадался, что Вы не помните, а считываете с себя.

— Это точно. Но у тебя есть наблюдения. Однажды они помогли тебе.

— Хорошо, я продолжу. Вот человек спит. Следовательно, внешний мир умер. Вот человек проснулся и полностью раскрылся. Следовательно, должен умереть внутренний мир.

— Круто, но правильно. Поэтому при полном раскрытии человека нельзя поразить саблей, копьём или обжечь огнём. Такая практика есть.

— Потому что внутренний мир умер?

— Умершее не существует. Нет теперь внутреннего мира, точно так же нет внешнего мира, как когда человек спит.

— Нет и сознания, Когда человек спит.

— Это у тебя и у людей Запада нет, потому что вы не практикуете второй Космос.

— Внутренний?

— Для сознания нет внутреннего и внешнего — есть восприятие.

— Следовательно, в запасе у сознания ещё целый мир?!

— Это так. Хорошо, что догадался. На первом этапе жизни развиваются органы восприятия. Зрение, слух, обоняние, вкус, осязание и тело проходят формирование. Они создают форму человека внешнего вида. Затем форму создаёт ум. Он собирает ушедшие события и из них строит предполагаемый мир. Так сознание получает ещё один шанс на недействительном. Именно ум предполагает новые миры. Он предполагает внутренний мир человека. На базе ума начинают развиваться анатомия и физиология. Никто из людей не воспринимает внутренние органы. Они знают о внутренних органах умом.

— Человек видит внутренние органы в анатомии.

— Глупый ты, монах. Видеть и воспринимать ровно так же, как видеть пишу и её есть. Ты согласишься с тем, что достаточно видеть пищу — и ты уже сыт?

— Нет.

— С этим не соглашается и сознание. Если ум предположил новый мир, то его нужно воспринимать. Так начинается открытие нового мира, но уже не предполагаемого через ум, а через непосредственное восприятие. Это рождает второе действительное сознание и второе тело.

— Значит, ум имеет положительную роль?

— Только в этом смысле. Умом открывается новый мир. В начале он не действительный. Это создаёт помеху действительному миру. Это угнетает органы восприятия и старит человека. Но у человека есть шанс. Вот почему для меня нет отрицательного. Поэтому и к уму я отношусь с почтением. Но одних ум старит и калечит, а других может возродить.

— Это для меня очень интересно. Древние утверждали, что все страдания идут от ума.

— Это так на первом этапе жизни. Это верно для смертных.

— Как же совершить перерождение от старящего мира ума.

— Сначала вспомни об искусствах.

— Я помню наш разговор о слухе.

— Ты ощутил разницу между слушанием и изменением звуков, согласно качества сознания.

— Такое нельзя не оценить. Слушающий музыку рискует.

— Это верно. Теперь есть основания говорить об искусстве созидания нового тела. Западные люди создали танец и физическую культуру. Сначала это было натурально.

— Как это?

— Вошедший в эмоцию человек совершал телодвижения. Эти движения не были произвольными. Они стояли на том базисе, на котором прошел сигнал эмоции. Люди утверждают это состояние разнообразием движений.

— Получается, что танец описывал телом возможные вариации единства психики и тела.

— Это так.

— Когда же танец перестал быть созидательным?

— Внешнему наблюдателю нравились эти качества. В танце он находил свои бывшие состояния. Так в танце появилась ценность. Затем из него сделали товар. После этого пошли мучительные танцоры. Они из кожи лезут и по сей день, пытаясь изобразить эмоциональное состояние. Но произошла подмена причины и следствия. Причиной танца было качество. Зритель оказался в той же ловушке. Он поверил в то, что танец это ценность. Красота восприятия и физиологическая практика стали опошляться товаром. То же самое произошло и с физической культурой тела. Её сделали тоже товаром. Так началась деградация людей Запада.

— Получается, что люди Запада жили когда-то в гармонии.

— Да. Так шло до того времени, пока качества сознания людей Запада не сменились. Красоту умертвили, сделав её товаром. Физическую культуру умертвили, приспособив её практику для стремления к победам. Вскоре и красота тела слилась с товаром и стремлениям к превосходству. Но любая победа преследует собой отрицание. Чувствуешь разницу.

— Как такого пустяка не понять. Я же не дикарь Запада. Пока я танцую в естестве эмоций и гармонии духа, то тело идет путём созидания.

— Да. Так оно избегает старения.

— Когда тело «тренируется» к танцу, то оно старится. Старятся физиология, эмоции и дух.

— Но неужели они не замечают старения от такой практики?

— Замечают. Факт не скроешь.

— И что же? Продолжают танцевать и упражнять «культуру» тела?

— Они на этом позоре пытаются найти себе заслуги?

— Как это? Позор — он и есть позор!

— Они выставляют своё раннее старение так, что требуют от этого привилегий, сострадания и почестей.

— Шутите? Кто же будет почитать человека, подтвердившего свою никчёмность фактом преждевременного старения?!

— Ум.

— При чём здесь ум?

— Мир ума выбирает ценности. Он не пользуется эмоциями и качествами как инструментом. Это ему не дано. Зато он отмечает в памяти всё успешное и особенное. Соображаешь?

— Теперь я понял. Мир ума приносит в жертву конкретные судьбы и жизни, чтобы набрать ценности.

— Такое жертвоприношение является ритуальным для мира ума.

— Лучше бы сразу приносили этих людей на заклание. Ди кость — она и есть дикость.

— Э, монах, заблуждаешься. Подумай, когда приносили людей или животных в жертву?

— Для подъёма духа.

— Понял преимущество таких жертвоприношений?

— Они короче к эмоциям и психике, а, следовательно, и физиологичнее. Но разве они созидательные?

— Нет. Конечно. Подумай сам, почему.

— В них есть утверждение себя с отрицанием…

— Себя, но внешнего мира. Там уже была дикость двойственного разделения на «я» и «не-я». Такая магия привела к деградации людей и вымерла.

— Какой уровень берут жертвоприношения людей теперь на Западе?

— Более дикий.

— Почему?

— В жертву приносятся люди по обоснованиям ума. Обосновал — и можешь убивать. Обосновал — и громи целые народы. Появились обоснованные умом «правильные» и «неправильные» убийцы

— Убийца — это качественное состояние человека. Как он может быть правильным?

— По уму.

— А факт убийств?

— Я же сказал, что ум кровожаден и обязан приносить жертвы. Такими жертвоприношениями становятся служители и исполнители искусств. Затем жертвами становятся все, кто не вписывается в конструкции мира ума. Наконец, жертвами становятся все, кто живёт иначе, чем насильник построил как «цивилизованное», «справедливое», «демократичное».

— Получается, что эти дикари опираются на силу ума.

— Такая сила действительна только в мире, созданном умом. Она развеивается как мираж в ином мире. Например, можно ли тебя запугать?

— Нет.

— А купить?

— Нет.

— А прельстить наградами, почестями, богатством, властью?

— Нет.

— А похвалами, комплиментами, провозглашением тебя превосходящим над всеми?

— Что я, враг самому себе.

— Я перечислил тебе все «крючки ума». Но почему ты не согласился? Для людей Запада это — единственные показатели.

— Потому, что в том нет гармонии. Такое искусство жить ведёт к самоуничтожению.

— Можешь растолковать?

— Могу. Ценность угнетает неценное. А жизнь это тот комплекс, в котором нет ничего ненужного. Следовательно, погоня за ценностями — это угнетение самого себя. Я хорошо запомнил Ваш урок относительно борьбы с самим собой. Здесь побед не бывает. Поэтому я не хочу быть победителем кого-то. От этого я проиграю в здоровье. Власть — ещё худшее отрицание самого себя. Богатства дадут условия для технической жизни, но погасят эмоции.

— Почему?

— Богатства и материальные блага могут состоять только из ценностей. Для меня пение птиц и хрустальная вода реки не ценность, а условия меня. Как только они станут ценностями, так тут же я потеряю эмоциональное и физиологическое соотношение с ними.

— Почему?

— Ценное убивает обыденное, а я живу всем содержанием. В нем мелочь играет такую же главную роль, как главное мелочно.

— Теперь ты понял, как незаметно созидание превращает жизнь в старость. Поэтому молодые танцовщицы скоро превращаются в старушек. Молодые спортсмены скоро превращаются в стариков. Богатые люди становятся не контактными и живут в страхе. Властелины превращаются в кровожадных убийц. Так они воспитывают и своих детей. Поэтому рождаемость у них падает.

— Почему падает рождаемость?

— По греховности бытия и духа. Природа ставит запрет на такой вид Человека.

— Но Вы говорили о созидательности ума. А теперь получилось, что он — убийца.

— Ты, У Сян, как умный человек Запада, выбираешь только одно из двух: или ум — созидатель или он разрушитель. Для одних он созидатель. Но тогда он должен быть богатырским.

— Как это?

— Иметь в себе многие варианты, а не быть только линейным, как у людей Запада. Поэтому они и деградируют по хилости своего ума.

— Да, это я уже понял.

— Созидательность ума в том, что он может встретиться с неведанным. Так открывается для сознания возможность продолжать. Ум поворачивает «лицо сознания» на новые «земли».

— Которые находятся в потенции.

— Стой, стой. Чувствую, что у тебя слово «потенция» звучит как заранее заданное и уже существующее. Ах ты, монах! Как я этого раньше не заметил?! Просунул таки конструкцию и свойства ума-разрушителя! Я чувствовал, но не мог определить, где тебя занесло. Ох, этот лукавый ум!

— Я не понял, к чему такие возгласы?

— Заранее существующее бывает только в мире ума. Как ты собрался открыть новое, если в нём натолкал уже готовое, то есть старое?

— Я об этом не подумал.

— Итак, мир ума, поворачивая лицо к неведанному, должен тут же умереть.

— А что останется.

— Молодость является не с содержанием старого. В ней ничего нет, кроме потенции. Но потенция — это не дхармы в виде нематериальной материальности. Это — чистое качество. Всё поэтому начинает произрастать из чистого качества.

— Кажется, я понял. Когда я удачно мыслю, то начинаю обобщать всё больше и больше. Всё отрывается от конкретики дальше и дальше. Затем переходит в мечтания, которые ещё дальше уводят от конкретного. Мечты объёмные и уже ушедшие от слов. Ими овладевают зрение и другие органы сознания. Они заполняются качеством. Так я совершаю переход от ума к качествам.

— Ты — хороший наблюдатель. Вот видишь, сейчас ты тоже пользовался умом, но ум здесь играет созидательную роль тем, что подтверждает благотворный уход из мира ума. Так ум становится сам себе мерой. В этой мере он умирает. Но зато продолжается жизнь. Итак, новое начнётся с чистого эмоционального и психического качества. Старое содержание при этом сбрасывается.

— Что понимать под сбросом?

— Предыдущее содержание переродилось в качество. Это достойно ежедневной практики, а не выжидания сброса смертью. Только смертные люди получают сброс путём умирания.

— Затем они рождаются вновь?

— Удивляюсь я тебе, монах. Ты обучался в монастыре практике. Ты знаешь созидательные тексты святых письмен. Но бывает, что ты уподобляешься примитиву людей Запада.

— В чём это выражается?

— Только ум обладает свойством линейности. Как лошадь везёт телегу от одного селения к другому, так и ум людей Запада привязан к последовательным переходам. Они так доказывают теоремы, они ищут причины и тянут их след к следствиям. Так и ты протянул след от одной жизни к другой. Понял, что это по уму?

— Да, преподобный.

— Второе. Ты четко отделил мир внутренний от внешнего. Более того, внешний мир ты заранее наделил свойствами стабильности и незыблемости. Внутренний мир в твоей конструкции ума умер, но внешний мир остался. На такой конструкции ума люди Запада планируют свою душу. Поэтому им духовность недоступна. Они заранее ставят душу в ничтожество. Но если внешний мир остался, то о каком новом можно говорить? Так ты незаметно старость тянешь в молодость. Полная молодость — это полный сброс содержания в качество.

— Теперь я понимаю всё коварство ума в старении и сохранении старости — так что молодость исключается.

— Вот мы и поговорили об искусстве омолаживания.

— Мне рассказывали, что когда Вы прошли на глазах у присутствующих Малую Смерть, то сильно помолодели.

— Человек обязан чуть-чуть молодеть каждым утром. После Малой Смерти следует Большое Утро.

— Значит, у полного сброса будет Абсолютная Молодость.

— Вместе с Абсолютной Смертью при этом же.

— Жаль, что я не имею такой практики… Мне становится труднее и труднее понимать такое искусство жить. Искусство омолаживания для меня загадка.

— Для этого нужна практика «Дана». Она и есть заслуга монастыря Дон Мена. Из положительного качества сознания начинается созидание нового мира. Одновременно свершается второе тело и растёт новое сознание. Но об этом пока рано. Практику восприятий словами не выразить.

— Как же вы тренируете молодёжь? У них нет ещё практики.

— Это новый вид искусства. Это «танец» ощущений в старом теле и старом сознании. Старое тело становится материалом. Помнишь, как мы говорили об искусстве слуха. Тогда нервный блок слуха стал почвой, материалом.

— Я как-то не подумал об этом.

— Посуди сам. Вот у человека уже развились слух, зрение, обоняние, осязание, вкус, тело. Что дальше? Что нового они могут дать?

— Они становятся слугами ума.

— Это старит органы восприятия. Так органы восприятия приобретают свойства отображать себя во внешний мир. Старое зрение начинает рисовать. Старый слух создаёт музыкальные композиции. Ну, состарились органы восприятия. Что дальше?

— Теперь начнёт болеть и умирать стареющее от старости органов сознания тело.

— А что в потенции?

— Весь материал — зрение, слух, обоняние, осязание, вкус, тело, ум.

— Хорошо, что перечислил все семь. Другого ничего нет. Итак, они созрели и теперь уплотняются. Тело твердеет, характер — праведника, органы восприятий преобразуются под двойственность ума, физиология превращается в линейную согласно влиянию знаний. Что дальше?

— Смерть.

— Прекрасно!

— В чем спасение?

— Во втором рождении.

— На какой основе?

— На предыдущем материале, но без повторения его свойств.

— Ты мог бы стать моим учеником, но слишком много в тебе инстинктов ума. Однако теперь ты угадал. С позиций этой догадки посмотри иначе на искусство. Что даёт искусство людей Запада?

… - Оно — показатель старения. Оно и есть старость. Одновременно оно старит.

— Хорошо, если без отрицания.

— Какое тут отрицание, если впереди молодость!

— Чем отличается искусство «белого шума»?

— Оно созидает новый мир с гармоническим сознанием и качествами.

— На чём оно основано?

— На материале, отжившем своё.

— Это верно. Теперь можно говорить о белом шуме для зрения.

— Что является белым шумом теперь?

— Вот песок реки. Вот одноцветная скала. Всё, что не имеет формы, представляет белый шум. Но лучшим белым шумом является Солнце. Ты должен теперь знать, что для зрения первичным является не форма, а цвет.

— Все ценят зрение за различение форм.

— Не будь как все. Вот зелёный лист куста. Ты его форму видишь?

— Да.

— Почему?

— По форме.

— Думай, монах. Если весь куст будет одного цвета, ты различишь форму ветвей и листьев?

— Нет. Всё сольётся.

— Так что же определяет форму тела?

— Различие цветов.

— Ну, наконец-то!

— Итак, многообразие цветов и оттенков даёт для зрения форму. Разные предметы…

— Подожди, монах. Опять ты ударился в философию. Откуда взялись предметы?

— Из осязания.

— А причём здесь зрение. Ты можешь зрением определить вес?

— Нет. Лишь с участием опыта осязания я потом приблизительно могу назвать вес.

— Молодец. Итак, один цвет оттеняется другим. Мозаика этих оттенков и есть виды форм.

— Я догадался, что белый шум для зрения использовал Бодхидхарма. Он стал святым в Тибете.

— Ты верно мыслишь. Теперь ты понимаешь, что рисовать картины и видеть их согласно состояниям сознания — разные веши.

— Люди Запада рисуют, а Бодхидхарма видел всё эмоционально.

— Это не главное. Важнее всего, что совершается при этом гармония эмоций, тела и духа. Но ещё важнее, что рисованием люди Запада упражняют старение, а Бодхидхарма созидал с его помощью новые миры.

— Нарисованная картина реальна, написанная музыка звучит, изготовленные снадобья имеют аромат. Какая реальность мира у Бодхидхармы?

— Сначала разберись, что такое реальность.

— Я вижу…

— Мираж в пустыне тоже виден.

— Видимое я могу потрогать…

— Галлюцинирующий человек и видит, и осязает, и слышит.

— Его должны увидеть другие люди… Хотя, мираж видят все. Каждый из присутствующих должен иметь возможность видеть, слышать, осязать, нюхать. Если их восприятия совпадут, то это действительное.

— Разве не реальна мысль у думающего человека.

— Она реальна, но…

— Не действительна. Её воспринимает только сам думающий, но не воспринимают другие люди.

— Я с этим согласен.

— Что делают люди Запада для того, чтобы мир ума стал действительным?

— Рисуют картины, пишут стихи, сочиняют музыку…

— Создают механические предметы в виде телевизоров, телефонов, самолётов, компьютеров.

— Да. Теперь мир ума воплощает себя в действительное.

— Каков уровень у такого действительного?

— Не живой.

— Теперь о Бодхидхарме. Реальное для него восприятие зримых образов?

— Реальное, но не действительное.

— То же самое можно было сказать и обо мне, когда я в белом шуме реки слушал музыку. Это же можно сказать о любом галлюцинирующем человеке и о шизофренике. Но даже реальность разная.

— Одна созидательная, а другая уничтожает.

— Поясни.

— Когда человек находится в самовосприятии, то для него всё это не только реально, но и действительно. Поэтому гал люцинирующие переживают восприятия так, словно это на туральные объекты. Я видел таких среди занимающихся маги ей в Тибете. Но я видел, как одни улучшали здоровье при этом, а другие быстро старели. Из этого наблюдения можно сказать, что реальные переживания для данного человека ста новятся действительным миром. Но можно добавить к этому, что они бывают созидательными и разрушающими для него.

— Хорошее наблюдение. Однако ты подчеркнул слова «для данного человека».

— Да.

— Ты хочешь сказать, что можно жить чужую жизнь?

— Нет. Но к чему такое замечание?

— Всё к тому же, монах, что ты не отказался от судейства ума. Ты принёс этих людней в жертву так, словно ты и есть мерило действительного. За спиной у тебя стоит жестокость. По-твоему, галлюцинирующие люди уже представляют низкий сорт. Почему Бодхидхарму ты не считаешь недостойным?

— У него созидательные восприятия. Они улучшают здоровье и дух.

— Но они не действительные.

— Пример отличного здоровья и созидательного духа достаточен для принятия этого святого с его видениями как действительного.

— Лихо извернулся. И про себя не забыл. Но ты-то тут причем? Разве ты переживаешь его видения?

— Его опыт меня стимулирует.

— На том и порешим. Действительным становится для тебя не мир Бодхидхармы, а твоя иллюзия. Но вернёмся к действительному.

Тут небо разверзлось. Оно засветило нежным и чистым качеством. У Сян остолбенел. Прямо на них спускались человеческие фигуры в неописуемых одеяниях. Они занимали огромную часть неба, но небо от этого не уменьшалось. Наконец, несколько девушек и юношей опустились рядом. Теперь они были нормальных размеров. И всё же они не были обычными. От них исходило незримое сияние. Ни для глаз, ни для обоняния, ни для слуха лилась прекрасная и нежная сущность этих людей. Старец опустился поодаль. Стоявшие вокруг деревья преобразились. От них полился такой же аромат восприятий. Сначала птицы притихли, но теперь их словно подменили. Из кустов вышли горный барс и архары. Они не были агрессивными или пугливыми. Мир заполнился благостностью.

— Находишь ли ты это действительным, монах? — раздался голос Дон Мена.

У Сян был потрясён приятным чувством. Он молчал.

— Можешь каждого пощупать и понюхать.

Не было слов — в этом мире понятно всё непосредственно.

— Теперь ты понимаешь разницу между неживым миром, который создает ум, миром искусства ума и живым искус ством?