"Спрятанная красота" - читать интересную книгу автора (Пик Лилиан)

ГЛАВА 1

Лоррен нагнулась над кроватью и поправила шерстяные одеяла. — Все-таки я не могу понять, — продолжила она, обращаясь к своей матери, — зачем нам сдавать комнату, мы что, нуждаемся в деньгах?

Миссис Феррерс казалась слегка возмущенной.

— О, совсем нет, дорогая. У меня теперь прекрасное место, плюс твой заработок — сейчас мы в полном порядке.

Она начала ловко застилать кровать вышитым шелковым покрывалом. Лоррен заметила, что мать недавно побывала у парикмахера: вся седина искусно закрашена, локоны лежат аккуратно и красиво. Легкий и умелый макияж в сочетании с прекрасной прической делали мать моложе и привлекательнее. Однако Лоррен были не по душе ухищрения ее матери, которыми она старалась бороться с неизбежным. Она хотела, чтобы та уступила элегантному среднему возрасту, как другие женщины. Но на все замечания дочери мать возражала, что должна следить за своей внешностью.

— Я теперь вдова, — говорила она, — и мне приходится самой заботиться о себе. В моем возрасте и при моей работе необходимо выглядеть элегантной.

Отец Лоррен умер от болезни сердца пять лет назад, его смерть выбила Берил, мать девушки, из колеи, и она долго не могла прийти в себя от горя. Но нужно было как-то продолжать жить, и, сняв траур, Берил с прежним оптимизмом и неисчерпаемой энергией, которые были всегда присущи ее характеру и вызывали любовь окружающих, вновь с головой окунулась в дела.

Берил недовольно взглянула на коричневую юбку и белую свободную блузку дочери и сказала:

— Лорри, ты бы не могла сегодня найти что-нибудь поприличнее, в порядке исключения? И почему бы тебе не подкраситься? — Она посмотрела на часы. — Он будет здесь с минуты на минуту.

Лоррен нахмурилась:

— Ты же знаешь, мам, что я не крашусь. Так почему в честь будущего постояльца я должна изменять своим привычкам? И переодеваться я тоже не буду. — Она оглядела себя, подумав, что ее мать ни за что бы не стала принимать гостя в таком затрапезном виде, но еще раз упрямо повторила, что не собирается ничего менять.

— У тебя такая фигура, дорогая, — покачала головой Берил. — Ты должна показывать ее, а не скрывать под этим мешком. — Она тяжело вздохнула. — Трудность в том, что ты унаследовала отцовскую чопорность, хотя он был славный человек! Ты должна избавиться от этого, раскрепоститься. Смотришь на всех, как бука. — Легким движением Берил поправила букет в вазе на маленьком столике, и спальня благодаря ее стараниям превратилась в уютную, опрятную комнату. Не оборачиваясь к дочери, она заметила: — Ты ведешь себя так, будто не рада приезду гостя и не собираешься даже поприветствовать Алана.

— Я не считаю его приятным гостем — ты же знаешь, что я думаю о журналистах.

— Лорри, он сын моей близкой подруги, Нэнси Дерби! Когда она написала, что Алан будет жить в нашем городе и работать в местной вечерней газете, я… ну… я подумала об этой пустующей комнате и…

— И предложила ему остановиться у нас.

— Совсем ненадолго, дорогая, — поспешно успокоил дочь Берил, но в глубине души она знала, что сделает все, чтобы Алан остался в ее доме как можно дольше. — Пока он не найдет для себя что-нибудь более подходящее. — Она помолчала, а потом пустилась в воспоминания: — Маленьким мальчиком он был ершистым, неразговорчивым и нелюдимым. Ему ничего нельзя было сказать. — Берил немного поколебалась. — Когда я виделась с Нэнси в последний раз, несколько лет назад, она сказала мне, что Алан сильно изменился.

— Он женат?

— Нет, несмотря на возраст. Должно быть, ему уже около сорока. Нэнси говорила, что он все так же неравнодушен к девушкам. — Она застенчиво засмеялась, как будто сама была девушкой.

Лоррен вдруг поймала себя на мысли, что ее мать неспроста с такой радостью и надеждой ждет молодого постояльца.

Внезапно прозвенел дверной звонок, и рука Берил машинально потянулась к и без того идеально лежащим волосам.

— Это он, дорогая. Открой ему, Лорри, я должна привести себя в порядок.

Лоррен медленно пошла по лестнице. Вдруг, к своему удивлению, она остро ощутила свою непривлекательность и неэлегантность и уже жалела, что не послушалась матери и не переоделась. Теперь ей даже хотелось произвести впечатление на мужчину, смутный силуэт которого виднелся за узорным стеклом входной двери. Но она тут же разозлилась на себя: «Не будь дурой. Он просто журналист, а значит, подонок, накипь земли» — и открыла дверь.

Увидев ее мятежное, вызывающее лицо и не услышав приветствия, незнакомец, стоя на пороге, ждал приглашения войти. Ждать пришлось так долго, что у него хватило времени составить мнение о девушке, преграждающей ему в дверях путь. Он мгновенно, в подробностях и в целом, оценил Лоррен, это не скрылось от нее, и, когда она отступила назад, пропуская его в дом, ей было очень интересно узнать, какое впечатление у него сложилось. Но спрашивать не стала, а заговорила раздраженно и резко, не скрывая неприязни.

— Я покажу вам вашу комнату, мистер Дерби. Будьте любезны проследовать за мной наверх.

В гостиной ее мать бросилась навстречу гостю, посыпались теплые и непринужденные приветствия, Лоррен, увидев крепкое рукопожатие и оживленные улыбки, вышла вон. Она не хотела участвовать в веселье и менять свое мнение о журналистах только потому, что этот — сын старинной подруги ее матери. Все журналисты одинаковы, твердила она себе, упрямо пытаясь найти оправдание такой глубокой и одержимой неприязни к этой «породе», как она их называла. Для Лорри все они были неисправимыми пьяницами, беспринципными и бесчувственными к страданиям других.

Она убеждала себя, что и их гость, несмотря на приятную внешность и гордую манеру держать себя, не исключение. На самом же деле она просто играла в злорадство. Это оправдывало ее недоверчивое отношение к мужчинам вообще, а все достоинства Алана лишь еще больше дискредитировали его в глазах Лоррен.

«Действительно, ему нет равных в отношениях с девушками», — размышляла она, вспоминая выражение его глаз, когда он окинул ее фигуру взглядом, оценивая по своей шкале. Лоррен зло поджала губы. Нет, она, Лоррен Феррерс, учительница английского языка в школе для девочек в Уокли, не собирается иметь дело с этими вызывающими отвращение журналистами. В столовой она услышала, как ее мать говорила гостю:

— Завтра, Алан, вы, вероятно, предпочтете ужинать в своей комнате, но сегодня вы должны присоединиться к нам.

«Спасибо великодушно за это, — подумала Лоррен, — один вечер я его еще потерплю».

Лоррен постелила скатерть и накрыла стол. Берил помогла ей приготовить салат и нарезать окорок.

— Он такой милый мальчик, — поделилась она.

Лоррен мрачно усмехнулась, зная, что ее мать видит только хорошее во всех, с кем ни встречается.

— Я надеюсь, — продолжала Берил, — что ты отнесешься к нему хорошо. Сделай над собой усилие, Лорри, ради меня.

Лоррен решительно покачала головой — она любила мать, но делать усилие над собой? Нет, этого она не могла, не хотела даже для нее.

Берил посмотрела на дочь и мягко попросила, как будто уговаривала капризного ребенка:

— Лорри, сделай легкий макияж ради меня, пожалуйста, дорогая.

Лоррен пожала плечами. Хорошо, она доставит матери такое удовольствие, но не больше. Тихо, на цыпочках, она поднялась по лестнице и прошла мимо комнаты Алана в свою спальню.

Лоррен гладко причесала и туго стянула волосы на затылке. Чуть припудрилась, но решила не тратить помаду ради какого-то мистера Дерби. Решительно повернувшись спиной к безвкусно, плохо одетой девушке в зеркале, Лоррен вышла из спальни и спустилась в столовую.

Постоялец был уже там, засунув руки в карманы и явно не смущаясь положения гостя. Он повернулся к входящей Лоррен и удивленно поднял брови, наткнувшись на ее холодный неприязненный взгляд.

— Незачем ждать здесь, мистер Дерби. В гостиной есть удобные кресла.

— Мне и здесь хорошо, мисс Феррерс. Я сдишком долго сидел в поезде.

— Вы приехали из Лондона, мистер Дерби?

— Да, мисс Феррерс.

Лоррен посмотрела на него, заподозрив по его тону, что тот насмехается над ней, передразнивая ее умышленную официальность. В это время миссис Феррерс поспешно вошла в столовую с кувшином молока. Она поставила его на стол и сказала:

— Великодушно прошу вас обоих не быть такими официальными. Ты же знаешь, Лорри, что его имя Алан. Так и зови его. — Она передернула плечами. — Алан, это Лоррен. — Она ласково улыбнулась. — Но я зову ее Лорри.

Алан слегка поклонился Лоррен, и ей пришлось отвернуться, заразительное веселье лучилось в его глазах.

— Я называю по имени только друзей, — холодно процедила она и бросилась на кухню.

Возмущенная миссис Феррерс пыталась загладить неловкость.

— Вы же понимаете, Алан, что она совсем не то имела в виду, — услышала девушка. — Не обращайте внимания.

Лоррен включила большой чайник, приготовила чай и вернулась в гостиную.

— Очень хорошо, — засуетилась Берил, беря у нее из рук заварочный чайник. — Садитесь, Алан, вот сюда, напротив Лоррен. Разлей чай, дорогая. Какой он ароматный!

За столом девушка старательно избегала взгляда Алана Дерби и не поднимала глаз от тарелки. Но после чая она поймала себя на том, что изучает гостя. Его волосы были очень темными, почти черными, нос прямой, рот правильный и упрямый. Он закурил сигарету и, к смущению Лоррен, стал рассматривать ее сквозь табачный дым с таким пристальным вниманием, что девушке показалось, что ее разбирают на части. Она с досадой выпрямилась, и ее лицо превратилось в маску, но Алан невозмутимо продолжал оценивать ее, отмечая скрытые достоинства и явные недостатки.

Берил разговорилась с ним о его работе. Дождавшись небольшой паузы в разговоре, Лоррен ехидно улыбнулась и бросила через стол:

— Я полагаю, теперь нам придется быть более сдержанными в разговоре и следить за своими словами. — Она подождала реакции на свой выпад. Реакция последовала — Алан и ее мать вопросительно подняли брови. Девушка продолжила свою мысль: — Жить в одном доме с журналистом все равно, что жить в квартире, нашпигованной подслушивающими устройствами или иметь в семье шпиона.

Лоррен наслаждалась реакцией Алана. Только глаза выдавали его истинные чувства. Она заметила ярость, на мгновение вспыхнувшую в его серых глазах, но не могла не оценить того, как умело он скрыл свое раздражение. Он прищурился, пряча огонь.

— Мисс Феррерс, видимо, знакома со многими журналистами? — спокойно спросил он.

— Нет… э-э-э… нет, я не знакома ни с одним… к счастью. — Она вспыхнула под его насмешливым взглядом. — Мое знакомство основано на их «сочинениях», если можно так назвать вздор, которым они заполняют газеты. — Она откинулась на стуле и твердо встретила его взгляд. — Мне пришлось потратить немало времени, чтобы уничтожить пагубное влияние газетчиков на язык школьников. — Лоррен воодушевилась, сев на своего конька. — Журналистские «отбросы» так ядовиты, что разрушают корни английского языка, как кариес — зуб.

Берил открыла рот от удивления.

— Лорри! Как ты смеешь! — Она обернулась к Алану, как бы извиняясь за слова дочери. — Не обращайте внимания, Алан. Вы же знаете — она учительница. — Берил говорила это снисходительно, как будто профессия оправдывала все недостатки и своенравность ее дочери. — Она работает в школе для девочек, преподает английский, — прошептала мать, прикрывшись рукой. — Между нами, это немного старомодное и довольно пуританское заведение. Директриса стара, скоро уйдет в отставку, но уже успела вышколить всех преподавателей, даже молодых, по своему образу и подобию.

— Сомневаюсь, — заметил Алан, многозначительно взглянув на Лоррен, — что новая кровь нужна только наверху. Мне кажется, мисс Феррерс, что ваш подход к данному предмету слишком предвзят и ограничен. Могу сказать, что большинство людей любят читать эти журналистские «отбросы», как вы изволили выразиться. — Он слегка улыбнулся, стряхивая пепел в пепельницу. — Возможно, вы читаете очень специфические журналы, с этаким неприятным привкусом, потому и относитесь так к журналистам? — Казалось, ему доставляет удовольствие наблюдать за ее смущением. — Не судите других по своим собственным снобистским стандартам, — продолжил он, и в его взгляде сквозило презрение. — Мы, журналисты, стараемся доставить удовольствие людям своей работой, но не таким, как вы, высокомерным. Откройте глаза, мисс Феррерс, посмотрите вокруг, и вы увидите, как много обычных людей, с обычным интеллектом, которые хотят читать сообщения о повседневных событиях, изложенные простыми, понятными им словами.

— Это очевидно, — вспыхнув, фыркнула Лоррен, — но мы не должны разговаривать на таком языке, мистер Дерби, так что…

— Что касается английского, — оборвал он, игнорируя ее злой выпад, — вы же не можете изолироваться в башне из слоновой кости или повернуться спиной к тем изменениям, которые происходят вокруг вас. Я просто шокирован тем, что вы, учительница, как раз и пытаетесь сделать это. Невозможно раз и навсегда сохранить устную и письменную речь в первоначальном ее состоянии напыщенности и официальности.

Его критика уязвила Лоррен до глубины души. В раздражении она сказала:

— Эта дискуссия совершенно бессмысленна. Говорю вам здесь и сейчас, — она повысила голос, как будто ненавистные писаки заполнили столовую, — я считаю журналистов самыми высокооплачиваемыми неквалифицированными работниками в стране, а их труд — всего лишь уборкой мусора. Они только ворошат его, ничего не создавая.

Выпалив это, Лоррен сорвалась с места и пронеслась мимо потерявших дар речи матери и постояльца на кухню. Почему-то она не испытывала никакой радости от своей пирровой победы. Наоборот, у нее было такое чувство, что она не только задела противника, но и очень сильно навредила самой себе.

По воскресеньям Лоррен и Берил обычно позволяли себе подольше понежиться в постели, но в этот выходной обе поднялись очень рано, решив сначала изучить привычки своего постояльца. Лоррен приготовила завтрак и с подносом поднялась наверх к его комнате. Постучав, она ждала перед дверью, когда Алан откроет. Оказалось, что тот уже давно встал и успел одеться. Он открыл дверь и с улыбкой пригласил ее войти. Девушка поставила поднос на стол и повернулась к постояльцу.

— Мне велено вам передать, мистер Дерби, — сказала она, произнося слова, как ребенок, выучивший урок наизусть и теперь, с четкостью попугая, повторяющий его в классе, — что моя матушка настаивает, чтобы вы говорили обо всем, что вы хотите, и не стеснялись требовать того, чего вам недостает.

Алан как-то странно посмотрел на нее, и Лоррен успела заметить легкую улыбку, быстро промелькнувшую в уголках его губ.

— Понятно, — сказал он, — а вы начнете вести себя как официантки или как поставщики того, в чем я нуждаюсь?

Лоррен усомнилась в серьезности его слов. Да еще эти пристальные, анализирующие глаза!

— Ну что ж, — продолжал он, рассматривая ее серые старые, вытянутые на коленках спортивные брюки и не менее изящную блузку, — во-первых, мне нужен секретарь, на полный рабочий день; во-вторых, человек, который будет делать всю предварительную работу: искать интересные факты, анализировать их и тому подобное, отвечать на телефонные звонки. Кроме того, необходим человек для решения хозяйственных вопросов: пришить пуговицу, убрать в комнате, постирать… э-э-э… ну и так далее. Помимо всего прочего, естественно, — добавил он, лукаво посмотрев на девушку. — Странно, такое впечатление, что я говорю с женой, а такого мужчина в здравом уме никогда не допустит в разговоре с девушкой.

Он бросил на нее вызывающий взгляд, видимо надеясь спровоцировать на ответ, но Лоррен лишь скупо и натянуто улыбнулась. Ее воинственность угасла еще вчера, к тому же она решила, что Алан списал ее со счетов как безнадежный случай.

— Спасибо, что приготовили мне завтрак, — сказал он и отвернулся, и Лоррен вдруг почему-то почувствовала себя школьницей, выгнанной из класса.

Утро прошло спокойно, и она решила взять себя в руки и постараться настроиться после долгих летних каникул на новый школьный семестр.

— Когда придет Хью? — спросила мать, когда они мыли посуду после ленча.

— Как обычно, в три.

— Куда-нибудь пойдете?

— Вряд ли. Я какая-то ленивая сегодня, наверное, реакция на наступление нового учебного года. Ненавижу этот первый день осени — столько суеты и беспокойства из-за ерунды…

К приходу Хыо Лоррен тщательно причесала волосы и туго стянула их лентой на затылке, надела юбку и белую блузку и слегка провела розовой помадой по губам. Но она осталась недовольна своим отражением в зеркале. Не хватало шарма и жизни. Ее мать была права — чопорность написана у нее на лице, и косметика не подарит того, что отсутствует внутри нее. Вот и сейчас не было ошущения счастья от встречи с другом. Она подумала о Хью и вдруг удивилась тому, что ее пульс в его присутствии никогда не учащался. Даже те несколько раз, что он ее целовал, сердце ее продолжало биться ровно и спокойно. Лоррен решительно отвернулась от зеркала и вышла из спальни.

На кухне Лоррен увидела Алана, мило беседовавшего с Берил. Он улыбнулся девушке, будто приглашая к мирным переговорам, но она сделала вид, что не заметила этого.

— Мы с Хью посидим в саду, — сказала Лоррен.

Берил кивнула и пояснила Алану:

— Хью — друг Лорри. Он учитель той же школы.

— Он тоже учит английскому языку и разделяет вашу неприязнь ко мне подобным? — осведомился Алан у Лоррен, все еще пытаясь улучшить их отношения.

— Нет, — ответила она раздраженно. — Его специальность — химия.

— Отлично, надеюсь, тогда я не буду выглядеть в его глазах таким негодяем, как в ваших. — Он облокотился на стол и вызывающе улыбнулся. — Учитель — профессия, заслуживающая особого уважения. Некоммерческая, монотонная, рутинная и часто разрушающая душу. В конце концов, учитель становится таким же, как его профессия: унылым, скучным и почтенным.

Лоррен не понравилось, что он обратил ее же оружие против нее самой. Она холодно посмотрела на него и сказала:

— Лучше быть такими, мистер Дерби, чем лгунами и отъявленными сенсационщиками, как вы и вся ваша братия. Да и что вы вообще знаете об учителях?

— По работе мне пришлось сталкиваться с некоторыми, так что кое-какие впечатления у меня есть. И я не вижу причины для пересмотра своего мнения, особенно после того, как услышал ваши речи.

Это откровенное заявление было рассчитано на то, чтобы вывести ее из себя, поэтому Лоррен сдержалась, хотя глаза выдавали ярость, бушевавшую в ее душе. Даже Берил заметила это:

— Успокойся, Лорри, он тебя только поддразнивает, правда, Алан?

Он широко улыбнулся и ушел в свою комнату.

— Тебе не стоит так разговаривать с ним, — упрекнула Берил дочь. — В конце концов, он наш гость… и очень милый мальчик, — закончила Берил.

— Мальчик? — фыркнула та. — Ничего себе!

— Да, дорогая, — мягко возразила ей мать. — Ты скоро привыкнешь к его странным манерам и подружишься с ним. Раньше он был очень спокойным и скромным, не думаю, что он изменился.

Лоррен пожала плечами и вышла в сад. Она вынесла из гаража раскладные кресла и поставила их на лужайке. Когда пришел Хью, Лоррен тихо сидела, закрыв глаза и подставив лицо ласковым, все еще теплым лучам. Он наклонился и поцеловал ее в щеку.

— Привет, Лоррен. — Хью опустился в соседнее кресло. — Только что познакомился с вашим постояльцем. Когда я входил, он шел отправлять письмо. Кажется, он славный малый. Мы немного поболтали.

— Поболтали? О чем же?

— Так, о том о сем. Удивительно, как с некоторыми людьми всего за пару минут можно о стольком переговорить!

— Он мне не нравится.

— Я не заметил в нем ничего неприятного, — удивленно заметил Хыо. — Слишком интеллигентен для журналиста.

— Я поняла, что ты имеешь в виду, — сразу откликнулась Лоррен, стремясь быть в нападении и оправдать хотя бы для себя свои едкие чувства к Алану. — Все журналисты — самоуверенные обманщики. Всегда напрашиваются на неприятности, лезут на рожон и с наслаждением перетряхивают грязное белье. Причем докапываются даже до того, что хорошо запрятано.

Лоррен вдруг заметила, что Хью делает ей какие-то предупреждающие знаки. Она обернулась и заметила Алана, стоящего рядом. Сердце девушки виновато дрогнуло, и она попыталась по его лицу прочесть, что он думает, но не смогла. Алан протянул ей вязанье:

— Ваша мама просила вам передать.

— Спасибо, — сухо произнесла она. Лоррен не сомневалась в своей правоте, но почему-то сейчас она смутилась и неловко замолчала.

— Садись, Алан, — сказал Хью и вскочил со своего кресла. — Я принесу себе другое.

— Нет, Хью, спасибо. Не хочу мешать вашему уединению.

Он насмешливо улыбнулся и ушел.

— Алан? Хью? Уже по именам? — спросила Лоррен, нахмурившись.

— Почему нет? Он сам предложил.

Лоррен вдруг почувствовала нелепый укол ревности и пожалела, что сама отвергла шанс называть постояльца по имени.

Вечером, когда девушка направлялась в свою спальню, Алан и Берил сидели в гостиной.

— Вы на самом деле работали на Флит-стрит? — благоговейным тоном спросила Берил.

— Да, — ответил Алан и назвал известную общенациональную газету. — Помощником редактора отдела.

— А эта новая работа в нашем городе — большая перемена для вас?

— Да. Она гораздо приятнее и, надеюсь, без напряжений и стрессов, которые неизбежны на Флит-стрит.

— И кем же вы будете? Вновь помощником редактора?

— Редактором отдела новостей, так что это в определенном смысле повышение по службе. Буду из городских сплетен делать новости общественного значения.

Лоррен не смогла устоять против искушения вклиниться в разговор. С ехидной улыбочкой она заметила:

— Как же вы могли опуститься до такого уровня? По-моему, вы роняете этим свое достоинство. Почему вы покинули Флит-стрит? Не соответствовали их классу?

— Вы, конечно, не поверите, мисс Феррерс, — сказал он раздраженно, — но мне надоела мышиная возня.

— Ну что вы, я все прекрасно поняла, — снисходительно улыбнулась девушка.

От насмешки в голосе Лоррен он напрягся и бросил на нее такой уничтожающий взгляд, что она вспыхнула от стыда. Лоррен встала, пожелала им обоим спокойной ночи, но ответила ей только мать.

Лоррен с трудом заставила себя преодолеть привязавшуюся за каникулы лень и вписаться в ритм нового семестра в школе. После отпуска всегда не так-то просто войти в рамки повседневной работы, а теперь это оказалось еще труднее, чем обычно. Голова Лоррен была забита совсем другими мыслями, и одна из них вызывала наибольшее раздражение — о постояльце в их доме. Усилием воли Лоррен заставила себя не думать о нем, но удалось ей это ненадолго. Подруга Анна, встретившая ее в коридоре, после взаимных приветствий сразу же спросила:

— Я слышала, вы взяли жильца?

Лоррен раздраженно сказала:

— Не называй его так, Анна. Он просто гость, который платит за свое проживание.

Хью, стоявший рядом, заметил:

— Не знаю, почему Лоррен так саркастично настроена. Мне он показался неплохим малым.

— Мне в принципе он не нравится. Кроме того, он властный, грубый и слишком самоуверенный.

— Ты меня заинтриговала. Мне даже захотелось познакомиться с ним как можно скорее, — заявила Анна, приглаживая волосы и снимая очки в толстой оправе.

Они рассмеялись, и Хью добавил:

— Не спеши так, погоди, пока Лоррен не разузнает о нем все самое худшее.

— Спасибо за совет, друг, — ответила Анна, вновь водрузив очки на нос. — Во всяком случае, если я познакомлюсь с этим мужчиной, я буду знать, как ему польстить. Услуга за услугу: я думаю, что тебе, Хью, нечего беспокоиться по поводу этого постояльца — он тебе не соперник.

— Нет, — ответил он и отрывисто засмеялся. — Хотя мужчина довольно приятный и славный. Да и Лоррен определенно не его типа. — Хью задумчиво посмотрел на нее, — Вряд ли он станет за ней ухаживать.

— Почему? Со мной что-то не так?

— Не совсем так, — медленно ответил Хью.

Лоррен ожидала от него совсем другого ответа. Он должен был сказать, что с ней все в порядке. Если даже Хью, надежный, заслуживающий доверия, такой милый Хью думает, что с ней что-то не так… А он упорно продолжал развивать свою мысль:

— Алану Дерби нужна совсем другая женщина — утонченная, искушенная в такого рода делах и более… более… — Он никак не мог подыскать нужное слово.

— Элегантная? — подсказала Лоррен.

Хью молча кивнул, и Анна заметила, что ее подруга начинает свирепеть. Она решила разрядить обстановку.

— Ребята, — сказала она, — мы с вами ступили на скользкую тропинку. Давайте быстренько сменим тему, пока кто-нибудь не вышел из себя.

— Мне все равно пора в класс, — ответил Хыо и ушел.

Анна и Лоррен тоже разошлись по своим аудиториям.

Весь день Лоррен вела уроки в разных группах: от самых маленьких школьниц, которые то и дело хихикали и шептались, до учениц шестого класса, смышленых и дисциплинированных, И все это время она не переставала думать о том, что сказал Хью. Его слова терзали ее.

Вечером Лоррен долго и пристально рассматривала себя в зеркало. Впервые ей вдруг захотелось что-то изменить в своей внешности. «Мне всего двадцать шесть, а выгляжу даже старше», — со страхом подумала она, глядя на блеклое лицо и туго стянутые сзади каштановые волосы. Лоррен детально изучала черты своего лица: решительный изгиб бровей, неплохой формы нос, довольно сносные губы, голубые глаза и длинные загнутые ресницы — и все это портило то выражение одиночества и ухода в себя, которое светилось в ее взгляде.

Дома никого не было, и девушка направилась в комнату матери, чтобы взять ее косметику. Она долго подбирала подходящие тона и наконец поздравила себя с удачной находкой. Но поразительный результат сразу же померк, как только она взглянула на себя в полный рост. Искусный макияж резко диссонировал с ее одеждой, и Лоррен пообещала себе, что завтра, подведя баланс своим сбережениям, она непременно отправится по магазинам.

Неожиданно рано вернулась с работы Берил. Застав дочь в гостиной и увидев ее преобразившееся лицо, она радостно воскликнула:

— Лорри, дорогая, ты изумительно выглядишь! Просто прелесть! Ты взяла мою косметику?

— Ты не возражаешь, мам?

— Возражаю?! Дорогая, я просто в восторге! Где Алан? — Она постучала в его дверь.

— Его еще нет.

— Останься так, дорогая, — твердила Берил умоляюще, — пока он не вернется!

Но девушка, игнорируя просьбу матери, направилась в ванную.

Тем не менее, в следующий раз к приходу Хью она все же накрасилась и надела новые голубые брюки и розовую блузку с коротким рукавом. Взглянув в зеркало, Лоррен признала, что ее внешний вид определенно улучшился. Это подтвердила и реакция Хью, когда она появилась перед ним в гостиной. Он резко вскинул голову и так внимательно посмотрел на девушку, как будто никогда раньше ее не видел.

— Ты какая-то другая, — сказал он, наконец. — Что ты с собой сделала?

— Ничего, — беззаботно ответила она и отвернулась от его пристального взгляда. Лоррен немного смутилась: она совсем не хотела привлекать к себе его внимание. Как спасительный круг, она быстро схватила вязанье и опустилась в кресло.

— Я тебе не говорил, что встретил вчера вечером в городе Алана? — спросил Хью, раскрывая газету. — Мы выпили по чашке чая, и я узнал, что он собирается продать свой транзисторный приемник.

— Его нет, — коротко ответила Лоррен. — Как всегда по вечерам. Да и днем я его совсем не вижу.

— Не беда. Может, он вернется до моего ухода, и я быстренько посмотрю приемник. Я как раз собирался купить такой.

Этот вечер проходил как обычно: Хью читал газету, она вязала, потом пили чай, потом опять она вязала, он читал, — все было однообразно и уныло. Прежде она никогда об этом не задумывалась, но сейчас Лоррен вдруг поняла, сколь многого недоставало их отношениям. И, тем не менее, замечая его восхищенные и немного недоумевающие взгляды, она упорно надеялась, что Хью не будет пытаться что-то изменить.

Входная дверь хлопнула, и Хью насторожился.

— Это мама, — заметила Лоррен, но он встал и вышел в холл.

— Привет, Алан, — послышался его радостный голос, — рад тебя видеть. Проходи.

«Как он мог, не спросив меня, пригласить Алана сюда?» — зло подумала Лоррен, продолжая вязать. Она чувствовала, что Алан остановился на пороге и смотрит на нее. Девушка подняла глаза и встретила его насмешливый взгляд. «Ну и чего ты ожидала? Восхищения? Вот дурочка!» И она вновь яростно заработала спицами.

— Ну вот, опять я прервал ваш тет-а-тет. — Вновь эта издевка, полускрытая насмешка…

— Лоррен, может, попьем чаю? — Хью указал на остывший чайник.

Заварив на кухне чай, она вернулась в гостиную. Хью и Алан сидели на кушетке и дружески беседовали. Лоррен подала чашку постояльцу:

— Сахар, мистер Дерби?

— Да, пожалуйста, — ответил он с насмешливой улыбкой, — Чем больше, тем лучше.

Лоррен поняла, что он имел в виду не белые кубики в сахарнице, а намекал на ее кислый вид. Она притворилась, что ничего не поняла, и равнодушно отвернулась от Алана. А он исподтишка внимательно наблюдал за ней и Хью, и в его глазах мелькала тень вопроса. Однако она исчезла, когда Алан обратился к собеседнику:

— Как тебе нравится учительствовать? Ты ведь, кажется, преподаешь химию?

— Ничего, терпимо. Но смешанные школы мне больше по душе. Тут же одни девочки, приходится постоянно держать себя в руках.

— Вот уж на это, — засмеялся Алан, — я бы никогда не пожаловался!

Лоррен вспомнила, что говорила ее мать: «Он уже не мальчишка, но все так же неравнодушен к девушкам». Задумавшись, она ошиблась в рисунке и с досадой тихо вскрикнула. Алан тут же переключил внимание на нее:

— А вы, мисс Феррерс, как чувствуете себя на уроках?

— Я сама выбрала свою профессию, мистер Дерби, и она меня вполне устраивает. И я люблю дисциплину и порядок…

— Размеренность, монотонность, строгие принципы, которым вы следуете… И вам никогда не приходит в голову как-то разнообразить ваш предмет, обновить его соответственно требованиям современности? Год за годом вы заставляете смышленых и одаренных детишек не задумываясь заучивать то, что вы преподносите, не давая развиваться им как личностям.

Лоррен вспыхнула.

— Да что вы вообще знаете об учительской жизни? Мы учим детей тому, что сами хорошо знаем и что наверняка будет им нужно. А не навязываем людям «гниющие отбросы», как это делаете вы.

Он обескуражено улыбнулся и оценивающе смотрел на ее вспыхнувшие щеки и заблестевшие глаза.

— Ваша критика, как всегда, слишком эмоциональна. Такое отношение к прессе, увы, не редкость. Но что вы, как учительница английского языка, узнали бы о жизни, не будь этих просто написанных репортажей? И в сегодняшних событиях можно отыскать прогнозы будущего. Так сказать, смотреть из сегодня в завтра. Для того и существуют журналисты с их так называемым «нюхом» на новости, чтобы выискивать всяческие секреты и при необходимости обращать на них общественное внимание. Иначе может случиться так, что молчание сегодня дорого обойдется нам завтра.

— Это ты о чем? — спросил Хью. — Сегодня, завтра…

— Сейчас, — сказал Алан, доставая из кармана ручку и блокнот, — я попытаюсь объяснить это наглядно…

Но раздосадованная Лоррен прервала его:

— Мне все равно, что вы имели в виду. Репортеры всегда искажают факты и абсолютно тривиальные вещи раздувают до сенсаций дня. Другими словами — просто дурят народ.

Алан с сожалением покачал головой:

— Мне жаль детей в вашей школе. Несправедливо отдавать ребят такой предубежденной учительнице.

Хью засмеялся, пытаясь разрядить обстановку:

— Алан, если ты сейчас же не прекратишь нападать на нее, она чем-нибудь в тебя запустит.

— Неужели мисс Феррерс до такой степени утратила над собой контроль, что станет вести себя, как все нормальные люди? Я думаю, этого никогда не случится!

Хью еще раз смущенно хохотнул:

— Ну, будет вам, право, пора помириться! Давайте сменим тему, а то, как бы, не началась настоящая война. О каком приемнике ты говорил, Алан?

— Пойдем, я покажу его, он в моей комнате.

Хью поспешно отправился за ним.

— Скоро вернусь, — бросил он через плечо.

Лоррен осталась одна, вне себя от бешенства. Если бы не сжигающая ее ярость, она бы зарыдала, а уж это было бы совсем нелепо.

Хью пробыл у Алана довольно долго, и ему уже пора было уходить. Лоррен пошла в холл проводить его и увидела на лестнице Алана. Хью, одной рукой бережно прижимая к груди транзисторный приемник, рассеянно поцеловал Лоррен в щеку и вышел за дверь. Девушка сердито подумала, что, если бы ему предложили поцеловать приемник, он сделал бы это гораздо охотнее. Она закрыла дверь и услышала, как Алан тихо позвал ее:

— Лоррен?

Он спустился в холл и подошел к ней.

— Я миролюбивый человек, — сказал Алан, — и совсем не хочу войны. Может, объявим прекращение огня?

— Спокойной ночи, мистер Дерби, — сухо ответила она и ушла в свою спальню.

Алан вздохнул и зашагал по ступенькам наверх.