"Богиня из офиса" - читать интересную книгу автора (Поллок Марта)

2

Александр сидел за ее письменным столом и ел ее сандвич с сыром.

— Очень вкусно. — Он протянул ей нетронутую половину сандвича. — Угощайтесь.

— Кем бы вы ни были, вы определенно не эксцентричный миллиардер с чеком для нашей студии, — заметила Габриель.

Он засмеялся.

— Только не говорите, что вы мне поверили. Послушайте, а вам случайно не нужна земельная собственность на берегу Эгейского моря? Пейзажи древней Эллады были бы для вас достойной декорацией.

Габриель подошла к своему столу и взяла нетронутую половину сандвича.

— Не помню, чтобы я приглашала вас разделить со мной ланч. И с какой стати вы обрушились с критикой на «Максима и Максима»?

— Вы не смогли бы съесть его сами. Это очень большой сандвич для такой маленькой девочки.

Габриель закатила глаза.

— Мне двадцать пять лет. Я независима и плачу налоги. Маленькой девочкой меня назвать никак нельзя!

— Двадцать пять? Вы выглядите моложе.

— Если это комплимент, спасибо. Если оскорбление, считайте, что я пропустила его мимо ушей. — Габриель села на единственный свободный стул рядом с письменным столом. — И я заказала большой сандвич с сыром потому, что могу съесть его сама. Я умираю с голоду. Утром я не завтракала, да и вчера вечером почти ничего не ела.

Габриель откусила большой кусок сандвича. Нет смысла демонстрировать этому типу хорошие манеры.

— Макдауэлл поскупился на ужин, затащил вас в постель, а потом еще и сэкономил на завтраке?

Габриель вскинула голову, и их взгляды скрестились. К своему ужасу, она почувствовала, что краснеет.

— Это абсолютно вас не касается, мистер Холидей!

— Ваш Макдауэлл, по-моему, сплошное мучение, детка, — как ни в чем не бывало продолжил Александр. — Он скуп, сестра его вас не любит. Неужели он стоит того, чтобы тратить на него время?

— Я отказываюсь обсуждать Билли Макдауэлла с…

— Он должен быть настоящим мачо в постели, чтобы терпеть все это!

Габриель швырнула сандвич на стол и вскочила.

— Он не мачо в постели! И я…

— Мне жаль это слышать, — с наигранным сочувствием прервал ее Александр. — Но я уверен, что вы сожалеете еще больше. Значит, вы охотитесь только за его деньгами, да?

— Вы намеренно искажаете мои слова! — обиженно воскликнула Габриель и тут же подумала, что нельзя так остро реагировать на его насмешки, ведь он просто наслаждается тем, что выводит ее из себя. Но как же сильно этот человек раздражает ее!

Александр доел свою половину сандвича и запил щедрым глотком кока-колы.

— А что тут искажать, Габриель? И так все предельно ясно. Вы — честолюбивая карьеристка и согласны терпеть скупого импотента Билли Макдауэлла потому, что…

— Он не импотент! То есть… даже если и так, я этого не знаю, потому что никогда не спала с ним. — Она всеми силами пыталась справиться со смущением. Габриель не могла вспомнить, когда еще ее так унижали и оскорбляли, как сейчас. — Я знаю его несколько лет, и…

— Лет? — Александр присвистнул. — Вы встречаетесь с парнем несколько лет и ни разу с ним не спали?

Девушка внимательно посмотрела на него. Впервые с того момента, как вломился в кабинет, он казался совершенно сбитым с толку. И это доказывало, что вдобавок ко всем своим бесчисленным грехам Александр Холидей принадлежит к разряду тех негодяев, которые уверены, что женщины должны прыгать к ним в постель сразу же, немедленно, в первое же свидание!

К тому же он делал слишком поспешные выводы. Она хотела объяснить, что ее отношения с Билли всегда были платоническими, с самой первой встречи здесь, в компании, когда он присутствовал на заседании правления. Они не испытывали друг к другу пылких чувств, но им было хорошо вместе, и, когда одному из них требовалась пара на какой-нибудь официальный вечер, охотно помогали друг другу.

В последнее время они встречались достаточно часто, так как женщина, на которой Билли собирался жениться, нашла себе другого. Габриель всего лишь по-дружески помогала ему пережить разрыв с невестой, но его сестра Сузан совершенно неправильно истолковала их отношения. Как и Александр Холидей.

Подумав, Габриель решила, что не должна давать ему никаких объяснений. Он их не заслужил!

— Я и не ожидала, что вы способны оценить воспитанность такого джентльмена, как Билли Макдауэлл, — сказала она высокомерно.

— Если этот парень не пытался переспать с вами, у него начисто отсутствует либидо, — уверенно заявил Александр. — Вы сногсшибательны! От одного взгляда на такую сексуальную женщину, как вы, у любого мужчины кровь закипит в жилах. Вы само совершенство. Ну почему я не скульптор?!

Габриель открыла от удивления рот. Она не знала, что ответить. Сексуальная? Она? Сногсшибательная? Ни один мужчина никогда раньше не отвешивал ей столь грубого комплимента. Она подозревала, что ей следовало бы обидеться, но вместо этого по ее телу медленно разлилось странное тепло.

— Ну… — Габриель уставилась в пол, машинально пригладила волосы, вызвав этим нервным жестом его улыбку, и наконец прошептала: — Вам не следует так разговаривать со мной.

— Вы правы, не следует. А то мы оба окажемся в очень большой беде. Вы полны решимости продолжать платонические, но, несомненно, серьезные отношения с Билли Макдауэллом, а я собираюсь избегать всего хоть отдаленно напоминающего серьезные отношения. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. О Грегори Дортсмане, например.

Габриель замерла.

— Грегори Дортсмане? — повторила она осторожно. — Адвокате?

Вот оно что! У этого нахального типа есть вполне важная тема для разговора, его следует внимательным образом выслушать.

— Некоторые называют его иначе: детский маклер. — Александр пожал плечами. — Маклер, который сводит покупателей и продавцов и получает свою долю от сделки. Похоже, что именно этим занимается Дортсман: очень доходным делом, где дети покупаются и продаются, как предметы потребления.

— Я проводила для нашей студии исследования по проблеме усыновления и разговаривала с несколькими парами, пользовавшимися услугами Грегори Дортсмана…

— Знаю, — прервал ее Александр. — От них я и услышал ваше имя. И пришел просить вас бросить это дело.

Габриель молчала.

— Пожалуйста, — добавил он после паузы. — Вы посягаете на мою территорию. Задаете слишком много вопросов, люди начинают нервничать и замолкают. Вы губите мое расследование.

— Расследование? — повторила она, задумчиво глядя на него. Он же говорил, что не полицейский. — Вы репортер, Александр?

— Не совсем. Я зарабатываю на жизнь сбором фактов, но я не пишу по ним очерки.

Прекрасная работа для того простого, без обязательств, образа жизни, который он себе выбрал. Добыть факты и передать их кому-то другому, потом заняться новым делом. Написать репортаж, очерк — это занимает слишком много времени и требует серьезного отношения, втягивания в чужие дела. А ему не нужны никакие связи.

Габриель все еще хмурилась.

— Что же это за работа? — Как человек, отдающийся делу всей душой, она почувствовала легковесность в словах странного посетителя. — Вы расследуете факты, но не обрабатываете их? Вы вроде наемного охотника? Выслеживаете неверных жен и мужей в низкосортных отелях и фотографируете их? — Она не пыталась скрыть своего неодобрения.

Александр засмеялся.

— Этим занимаются частные сыщики, дорогая. Не моя сфера. Результаты моих расследований используются в газетных публикациях, а не в бракоразводных процессах. Я люблю собирать мозаику по кусочкам в одно целое, а потом передаю факты мастерам пера. И они уже обрабатывают их для журнала или телепрограммы.

— Какой журнал и какая программа?

— Журнал «Любопытный» и информационная программа «Из первых уст». Я работаю и там, и там. Фактически я изобрел штатную должность искателя фактов, — самодовольно заявил Александр. — И это удивительно доходная деятельность. Я также иногда работаю для телевизионных шоу. Видели когда-нибудь?

— Нет, — грубовато ответила Габриель. — Я читаю «Любопытного», если только приходится долго ждать в приемной дантиста или в очереди в кассу супермаркета.

Девушка сказала правду. Она знала, что «Любопытный» — достаточно увлекательный, полный сплетен журнал с фотографиями и очерками о знаменитостях и обычных гражданах, чья жизнь вдруг приобрела достойный освещения поворот. Журнал, часто довольно вульгарный, но всегда, как заявляли его издатели, содержащий массу разнообразной информации и, несомненно, развлекательный. С момента его появления пять лет назад при искусно организованной рекламной камлании тираж журнала упорно увеличивался, и он стал достойным соперником своих знаменитых предшественников.

— Позвольте угадать. Вы считаете, что познавательность в сочетании с развлекательностью не достойна вашей высокоинтеллектуальной студии?

Габриель состроила пренебрежительную гримасу.

— «Любопытный» на одну ступеньку выше жалких бульварных газетенок, — снисходительно признала она. — «Из первых уст» — телевизионная бульварная газетка. Этим все сказано.

— Почему вы точите на них зуб, детка? Любители этих изданий не держат зла на продукцию вашей студии за ее высокую интеллектуальность. На рынке хватит места всем.

— К несчастью, всем места не хватает, — грустно сказала Габриель. — Нашей студии урезают и без того нищенский бюджет, хотя мы пытаемся создавать образовательные телепрограммы и фильмы, в то время как передачи вроде «Из первых уст» получают баснословные доходы, воздействуя на…

— Поберегите ваши эмоции до следующего мероприятия по сбору денег, Габриель. Правда заключается в том, что «Любопытный» увеличивает тираж и купается в деньгах потому, что дает публике то, чего она хочет. Те же принципы и у телевизионной программы. «Любопытный» и «Из первых уст» — забавны, бездумно развлекательны. Ваши же документальные фильмы откровенно скучны. Что нового вы скажете о жизни белых медведей, согласитесь со мной?

— Придется смириться с тем, что мы не найдем общего языка, — возразила Габриель. — И я не брошу тему усыновления. Я начинала как репортер, но весь прошлый год работала и редактором, и режиссером, и сценаристом. Этот материал я хотела собрать и обобщить сама, к тому же босс дал мне на это разрешение. И я собираюсь им воспользоваться, несмотря на ваше расследование или сбор фактов, как вы это называете.

Александр нетерпеливо вздохнул.

— Неужели мы не сможем найти какое-нибудь компромиссное решение? Например, вы делаете программу по проблеме усыновления через лицензированные государственные агентства, а «Любопытный» делает репортаж по частным усыновлениям, включая сомнительный бизнес Грегори Дортсмана.

Габриель отрицательно покачала головой.

— Поскольку ясно, что Дортсман пересек границу, отделяющую законное усыновление от незаконного, он добыча нашей студии.

— Габриель, если мы оба будем охотиться за Дортсманом, он заподозрит неладное. Я говорил вам, что уже встречался с теми же самыми приемными родителями, что и вы. Они упомянули ваше имя и программу, которую вы планируете сделать, и тут же засомневались, стоит ли разговаривать со мной. Есть шанс, что они будут откровенны с одним из нас, но никогда с обоими.

— И вы считаете, что этим одним должны быть вы, а не я, — холодно заметила Габриель.

— Конечно, милая. Давайте смотреть фактам в лицо. Мы оба хотим разоблачить темные делишки Дортсмана, но гораздо больше людей прочтет «Любопытного» или посмотрит «Из первых уст», чем настроится на вашу программу.

Определенно, в его словах была доля правды. Но отказаться от темы? Ни в коем случае!

— У телевидения много могущественных союзников. Они могут использовать свою власть и престиж, чтобы остановить Дортсмана, а так оно и случится, если передача выйдет в эфир.

Ничья! Они стояли лицом друг к другу, словно на ринге, ожидая следующего действия противника.

— Так мы ни к чему не придем, — проворчал Александр. — Я не привык к сопротивлению, детка.

Она инстинктивно почувствовала, что он не привык к сопротивлению именно со стороны женщин, и это вызвало еще большее ее раздражение.

Оба напряженно молчали. Наконец Александр сунул руку во внутренний карман куртки, вытащил какой-то пакет и бросил на письменный стол.

— Мой отчет по делу Дортсмана. Прочитайте и увидите, что этого человека надо остановить как можно скорее. — Он нахмурился. — Я встречался и с приемными родителями, и с матерями, которых использовал Дортсман. Интересы сторон грубо нарушены, но зато сам Дортсман получает кругленькую сумму, как только ребенок переходит из рук в руки.

— Я согласна, что нужно положить конец его деятельности, но не смогла никого убедить заверить свои ответы, так что использовать эти материалы не могу.

Александр мрачно кивнул.

— Все, с кем разговаривал я, тоже отказались быть названными как источник информации и заявили, что будут все отрицать, если их вызовут в суд давать показания против Дортсмана.

— Неужели они не понимают, что молчание делает их соучастниками этого торговца детьми? — воскликнула Габриель.

— Приемные родители боятся последствий официального расследования. Они понимают, что платить большие деньги наличными за ребенка без ведома организаций, ведающих усыновлением, — сделка, мягко говоря, сомнительная.

— Женщины, отдавшие детей, тоже запретили записывать свои ответы на пленку, — тихо сказала Габриель. — Но признались, что их запугивали, если они пытались отказаться от сделки.

Александр нахмурился.

— Похоже, единственный способ получить необходимые улики — это иметь дело с самим Дортсманом. — Он посмотрел Габриель в глаза. — Может, нам не стоит соперничать, а попробовать работать вместе и потом разделить информацию? «Любопытный», «Из первых уст» и ваша студия могли бы объединить усилия. «Любопытный» сделал бы обычную статью на две страницы, «Из первых уст» — десятиминутный репортаж, а вы свели бы в единое целое и сделали серьезный документальный фильм. Вы подумаете, Габриель?

Как будто разумное решение.

— Ну, может быть, — уклонилась она от прямого ответа.

— Конечно, понадобятся хорошие актерские данные. Вы не трусиха, Габриель?

Маскарад, тайные расследования. Предложение показалось ей заманчивым.

— Дортсман продает маленьких детей состоятельным клиентам, — продолжал Александр. Его глаза загорелись. — Он пользуется отчаянием бездетных семейных пар, страстно желающих иметь детей и потерявших надежду из-за многолетних очередей в агентствах по усыновлению. И он запугивает несчастных молодых женщин, которые обнаруживают, что беременны и одиноки, может быть, слишком бедны, или молоды, или эмоционально не готовы воспитывать своих детей. Именно за такими охотится Дортсман.

Габриель удивленно смотрела на него.

— Вам действительно не все равно? — недоверчиво спросила она.

Александр усмехнулся.

— Вас это удивляет?

Его и самого это удивляло.

— Откровенно говоря, да. Вы кажетесь человеком, который не верит в то, что нужно испытывать боль или проявлять слабость. Таким плевать на кого и на что угодно.

— Вы раскусили мой характер или его отсутствие, прекрасная нереида, — весело признался он. — Холодный, циничный и легкомысленный. Это так, и я не собираюсь оправдываться.

— Но дело с продажей детей, похоже, по-настоящему задело вас, — сказала Габриель, задумчиво глядя на него. И это обстоятельство ставило под вопрос его холодность, циничность и легкомысленность.

Александр пожал плечами.

— Просто я считаю, что это отвратительно — делать человеческие существа предметом купли-продажи. И мне противно, что такой мерзавец, как Дортсман, наживающийся на беззащитности и отчаянии людей, считается уважаемым членом общества.

— И мне, — тихо сказала Габриель.

— Мы можем остановить его. — Лицо Александра приняло предельно серьезное выражение. — Работая вместе, мы сможем проникнуть в его окружение, собрать необходимые улики и затем подтвердить выдвинутые против него обвинения. Мы покончим с ним и по ходу дела получим прекрасный материал. Вы согласны?

Работать вместе с Александром Холидеем? Габриель почувствовала возбуждение от столь увлекательной перспективы, особенно когда он так смотрит на нее своими поразительными, цвета морской волны глазами… Стоп, что это она?

— Я кое-что хочу узнать прежде, чем свяжу себя обязательствами, — сказала Габриель, решив, что надо сохранять контроль и над ситуацией, и над собой. — Прежде всего, как будет представлен материал вашей стороной? Поскольку я использую время и средства студии, я не хочу, чтобы ваши заказчики подали эту проблему поверхностно или пошло.

— Я мог бы возразить, что «Любопытный» и «Из первых уст» никогда не были ни поверхностными, ни пошлыми… — начал Александр.

Габриель сложила руки на груди и с сомнением покачала головой.

— Ну хорошо, я мог бы познакомить вас с парнем, который будет писать очерк для «Любопытного», и вы бы объяснили ему, как все это должно выглядеть. Он — их единственный корреспондент в нашем городе и один из лучших писателей в информационном бизнесе.

— Что объясняет, почему он работает в «Любопытном», этом бастионе желтой журналистики, а не в какой-то там мелкой газетенке вроде «Нью-Йорк таймс» или «Вашингтон пост».

— Меткий выпад, — улыбнулся Александр. — Один — ноль в вашу пользу, Габриель.

Его доброжелательная улыбка как-то странно действовала на нее, ее словно током пронизывало, а от его взгляда мурашки бежали по коже. Это чувство было и приятным, и пугающим одновременно. Разум подсказывал ей отвернуться, сердце — смотреть не отрываясь в эти холодные глаза, пока…

Пока что? Наслаждаться сентиментальным обменом взглядами с опытным ловеласом — верный способ нажить себе неприятности. А ведь он постоянно раздевает ее взглядом, нахал!

— Нам необходимо встретиться с ним как можно скорее, — сказал Александр. — Сегодня днем или вечером, хорошо?

— Но я не могу так просто вскочить и уйти. У меня дела.

— Отложите подготовку телефильма о повадках хорьков и скунсов, моя нереида. Мы на пороге самой важной передачи, которую когда-либо выпускала ваша студия… И может быть, единственной, имеющей отношение к жизни, — добавил он с откровенным вызовом в голосе.

Габриель понимала, что ей следует игнорировать его насмешки и общаться с ним так же бесстрастно и деловито, как с любым другим коллегой. Он намеренно старался раздразнить ее — это она тоже понимала.

— Меня тошнит от ваших злобных нападок на наши программы! — воскликнула, тем не менее, Габриель. — Если вы не прекратите, я даже и думать не буду о том, чтобы работать с вами!

— Слишком поздно, детка. Вы уже подумали и согласились. — Он усмехнулся и вручил ей недоеденный сандвич. — Теперь сядьте и поешьте. Вы ужасно раздражительны, и все потому, что ничего не ели со вчерашнего вечера, помните? Вам необходимо подкрепиться.

— Избавьте меня от ваших забот, — устало произнесла Габриель. — Я давно уже потеряла аппетит… и все благодаря вам, — не смогла она удержаться от едкого замечания.

Взгляд ее темных бархатных глаз скрестился со взглядом его зеленых.

Что-то — может, интуиция, может, опыт — подсказывало ему, что дело вовсе не в ланче. Он прочитал в ее глазах то, о чем она, возможно, и не догадывалась, и сделал так, как она хотела, хотя и боялась признаться ему в этом. Она не холодна, нет! Под напускной сдержанностью, словно под камнем, бьется горячее сердце.

Александр обнял ее за плечи и осторожно, но решительно усадил на стул.

— Необходимо уточнить некоторые обязательные правила нашей совместной работы, — сказал он хриплым голосом.

Она попыталась встать и доказать тем самым свою независимость, но, что более важно, установить безопасную дистанцию между ними. Его руки неумолимо вжали ее в стул.

— Правило номер один: если я говорю вам что-то делать, вы должны это делать. — Его голос был нежным, однако в нем звучала сталь. — Я буду руководить нашим расследованием, потому что знаком с преступным миром, где действуют такие опасные крысы, как Грегори Дортсман. Одной вам с ними не справиться. Ведь вы не привыкли к общению с подобными типами.

— Я не наивная дурочка, которую легко обмануть или запугать, особенно вам! — сказала она резко и попыталась подняться, на этот раз более энергично. Но все оказалось напрасно.

— Расслабьтесь, моя красавица, я не запугиваю вас.

Александр обошел стул и начал разминать напряженные мышцы ее плеч. Его голова склонилась, и он случайно коснулся подбородком гладких темных волос Габриель. Или неслучайно? Ее волосы были мягкими, блестящими и чудесно пахли. Он глубоко вздохнул и прикрыл глаза. У него закружилась голова.

Сначала Габриель попыталась успокоиться и привыкнуть к мысли, что ей не удастся сдвинуться с места без его разрешения. Его руки демонстративно напоминали, с какой легкостью он может властвовать над нею, — вещь крайне неприятная для независимой женщины.

Но трудно было долго сердиться, ощущая прикосновения его больших теплых рук. То, что началось как расслабляющий массаж, постепенно переросло в возбуждающую ласку. Она старалась сидеть прямо. Но разве можно долго оставаться бесстрастной под его волшебными пальцами, чувствуя жар его тела и теплое дыхание на своих волосах…

Габриель глубоко вздохнула, ее сердце едва не выпрыгивало из груди. Ей показалось или она и в самом деле почувствовала, как его губы коснулись ее макушки? Так хотелось сдаться, закрыть глаза и расслабиться…

Александр меж тем тщетно боролся с собой. Он уже проиграл два главных сражения: первое — когда заглянул в эти огромные карие глаза и уступил непреодолимому желанию коснуться этой удивительной девушки, и второе — сейчас, когда продолжал ласкать ее.

Он почувствовал, как она медленно сдается: мышцы теряли напряженность, дыхание участилось. Словно под его руками оживала мраморная статуя.

В нем вспыхнуло жаркое пламя желания. Он чувствовал тепло и удовольствие, зародившиеся глубоко внутри него…

— Габриель! — раздался снаружи резкий голос Бетси Райс и сразу за ним громкий стук в дверь.

В одно и то же мгновение Александр опустил руки, а Габриель вскочила со стула. Когда секретарша постучала снова, они бросились в противоположные углы кабинета.

— Входите, Бетси! — крикнула Габриель голосом, прозвучавшим на редкость неуверенно. Ее щеки порозовели, и она старательно отводила взгляд от Александра.

Бетси вошла со стопкой видеокассет.

— Поскольку мистер Холидей интересуется американским кинематографом, я подумала, что он, возможно, захочет увидеть записи наших последних программ на эту тему. — Она сунула пленки в руки Александра. — Пожалуйста, мистер Холидей, берите и наслаждайтесь.

Александр растерялся. Габриель слабо улыбнулась.

— Спасибо, Бетси.

Секретарша кивнула и быстро вышла из кабинета.

— Она думает, что вы кинорежиссер, — объяснила Габриель прежде, чем Александр успел что-либо спросить. — Бунтарь из Голливуда. И она явно решила, что вы достойны сотрудничать с нашей студией.

— А почему она решила, что я режиссер?

Габриель молча пожала плечами, предпочитая не говорить об этом. Он мог бы сделать неверные выводы, если бы она открыто признала в нем сильно выраженное творческое начало. Странно он действует на нее. Но приятно ли ей самой это воздействие?

Она искоса взглянула на него и обнаружила, что Александр наблюдает за ней. Напряжение, сильное и обжигающее, осязаемо пульсировало между ними. Габриель чувствовала, что он, как и она, вспоминает те мгновения перед появлением Бетси. Ее снова охватил жар. Слава Богу, он не узнает, как близка она была к… к…

Она была готова поцеловать его!

— Извините, но я бы хотела закончить ланч, — быстро сказала Габриель. Надо взять себя в руки! Она не поддастся губительному обаянию Александра Холидея!

— Я подожду. — Он снова уселся на ее стул и взял материалы по истории американского кинематографа. — Когда закончите, мы отправимся к Беррику. Берти Беррику из «Любопытного».

— Я слышала это имя. Он, кажется, бывший диктор местного кабельного телевидения, которого все время пытались уволить то по одной неприглядной причине, то по другой. Он что, будет писать о проблеме усыновления?

Не сказать, чтобы ей это очень понравилось. Вздорный человек этот писака Берти.

— Беррик пытается исправиться. Он полон решимости искупить свои грехи и начать все заново, забыть о том, что он работал в «Параде звезд».

— Он работал в этой бульварной газетенке? Самой мерзкой и пошлой из всех?

— Дайте парню шанс, детка! Беррик делает все возможное, чтобы взлететь до таких морально-нравственных высот, какие и не снились многим его коллегам.

— Вы хотите сказать — вползти? Это обычный способ передвижения для рептилий.

Александр рассмеялся.

— О, да у вас острый язычок, моя прекрасная нереида!

— Да перестаньте же называть меня нереидой!

— А мне нравится. Вам так подходит!

— А вам удивительно подходит прозвище Змея, однако же я вас так не называю.

Он снова засмеялся, совершенно не обидевшись на ее замечание, уселся поудобнее на ее стуле и углубился в чтение. Габриель вынуждена была признать тот факт, что Александр Холидей останется здесь на столько, на сколько пожелает, а когда уйдет, она уйдет вместе с ним знакомиться со своим новым коллегой из «Любопытного».

Габриель не могла понять, как это произошло.

Как возможно, что она так быстро подчинилась ему? Неужели он воспринимает это как должное. О нет, она не воск и не позволит вылепить из себя послушную помощницу.