"Снежное танго" - читать интересную книгу автора (Поллок Марта)

8

— Песок, бриз, рифы… — передразнила его Гвендолин, взяла из автомата коробку конфет и положила на стол. — Но я всего лишь пытаюсь создать настроение праздника! — прошептала она, прислушиваясь, не зазвучат ли шаги за дверью. — В остальном мне совершенно безразличен этот мужчина. Три дня назад я не подозревала о его существовании, стало быть, не имею никаких оснований скучать по нему… Тем более что он только что вышел из комнаты, здание покинуть не мог и вернется через минуту.

Ее карие глаза снова устремились на дверной проем.

— Но это же нелепо! — Она вскочила со стула. — Я играю в какую-то глупую игру, и все из-за него! Надо что-нибудь почитать.

Журнал полетел через всю комнату через десять минут.

— Черт бы его побрал! Это невыносимо!.. И несправедливо! Нельзя влюбиться за пятьдесят шесть часов. Даже если это равноценно двенадцати… нет, теперь уже четырнадцати свиданиям и… и все такое прочее.

Гвендолин взъерошила волосы.

Он, в конце концов, сведет меня с ума. Впрочем, людям, часто разговаривающим самим с собой, и без того надо прописывать курс лечения. Я могла бы придумать сотню причин возненавидеть Феликса Миллингтона Л. Миллингтона… Однако не стану этого делать. Я просто забуду о нем. Приняв такое решение, молодая женщина немного успокоилась.

Она бросила взгляд на электрические часы. Стрелки на них остановились на восьми вечера. Сколько же времени уже прошло?

Приемник тоже не работал, хотя батарейки там стояли новые. Гвендолин подумала, что программа начнется в полночь и, может быть, передадут новогодний концерт из Вашингтона — даже если Новый год на северо-восточном побережье Мичигана омрачен невиданными ранее снегопадами.

Прихватив пакет кукурузных хлопьев, она оставила гореть одну свечу и прошла в кабинет Феликса. Там Гвендолин включила радио, отыскала музыкальный канал и примостилась на подоконнике, наслаждаясь «Серенадой лунного света» в исполнении оркестра Гленна Миллера…

Она не думает о Феликсе Миллингтоне… Она совершенно не думает о нем… Услышав правду о тете Матильде и, о ее собственных родителях, он наверняка перестанет разыгрывать из себя влюбленного Вертера… Нахал какой!

Как жаль, что я не на Карибах! Гвендолин свирепо затолкала в рот горсть кукурузных хлопьев. Он такой же, как и Ричард!

Тяжело вздохнув, молодая женщина поняла, что мысли ее, движутся в совершенно ненужном направлении. Вообще-то у Феликса с Ричардом не было ничего общего, но хотелось бы все-таки, чтобы второй вице-президент банка вел себя попристойнее. Тогда у нее было бы меньше соблазна поддаться искушению…

Давно забытый кумир прошлых лет пел «И все-таки я люблю тебя», еще больше вгоняя Гвендолин в меланхолию. А когда зазвучала «Моя любовь» в исполнении Фрэнка Синатры, в дверях, как назло, появился предмет ее переживаний.

— И сколько же миль ты пробежал по побережью? — ядовито поинтересовалась она.

— Праздник переносится сюда? — проигнорировав ее вопрос, спросил Феликс и, умышленно задев ее коленом, уселся рядом на подоконник. — Что-нибудь новогоднее передадут?

— Надеюсь! — Гвендолин сунула ему под нос пакет с хлопьями. — Извини, что здесь не один из ресторанов Монтего-Бей. А чем утоляют голод на Ямайке, кстати сказать?

— Уж точно не этим. — Феликс отыскал в полумраке ее руку, отобрал пакет и бросил его на стол. — И на островах танцуют. Танцуют танго.

Гвендолин не поняла, как это случилось, но в следующее мгновение она уже была на ногах и плавно покачивалась в его объятиях под звуки «Уходящего времени». Феликс Миллингтон старался смотреть поверх ее плеча, сосредоточив взгляд на свече, горящей на столе.

— Ты прекрасно танцуешь танго, — тихо произнес он.

Гвендолин прикусила губу. Феликс держал ее, как мальчишка-пятиклассник держит свою одноклассницу на первом вечере танцев.

— Тебя не беспокоит, что я из семьи профессиональных танцовщиц? — спросила она.

— Нет, ни капельки, — ответил он. Гвендолин высвободила руку, провела ею по плечу Феликса и прильнула к нему всем телом. Она сама не понимала, зачем это делает, да это и не имело значения.

Снаружи завывал ветер. Снег валил с прежней силой, и только звуки танго могли все это превозмочь. Могли превратить зиму в знойное лето. Но разве так уж плоха зима? Разве не кружится в безумном танце метель за окном, разве не слышны в стоне ветра отзвуки неземной страсти?..

Холодность партнера! Да, именно это ранило Гвендолин в самое сердце! Классический вариант: она тает в его руках от нежности, а он даже не чувствует этого.

Феликс, казалось, не заметил перемены, и руки его с той же стоической неподвижностью лежали на ее талии. Молодая женщина почувствовала себя оскорбленной подобным безразличием.

— Ты что-то сказала? — быстро спросил он, услышав шипящий звук.

— Нет… — Гвендолин прижалась к нему еще крепче и кашлянула, но ее слова заглушил голос ведущего:

— Мы в эфире. Последние десять секунд года. Десять… девять… восемь… семь… шесть… пять… четыре… три… два… один! С Новым годом!

— С Новым годом, Гвендолин Снайдерсон.

— С Новым годом, Феликс Миллингтон.

Она немного подождала и спросила:

— А где традиционный новогодний поцелуй?

— Да, конечно.

Феликс быстро и легко поцеловал ее в губы.

— Морская свинка моего брата целуется с большим чувством, если дать ей морковку. — Она обняла голову Феликса ладонями и притянула к себе. — Вот что я имела в виду.

Она всю свою душу вложила в этот поцелуй. Их губы слились, ее дыхание стало его дыханием. Внезапно Гвендолин прервала поцелуй.

— Ты все еще думаешь о девочках в бикини на карибском пляже? — спросила она ревниво.

Феликс посмотрел ей в глаза.

— Да, но это странные девочки, — признался он, обвивая ее талию руками, — у них у всех твое лицо.

Губы его покрывали поцелуями ее лоб, виски, щеки, а когда добрались до уголка ее рта, он прошептал:

— Я люблю тебя.

— Тогда почему ты оставил меня одну так надолго?

— Хотел, чтобы ты скучала по мне.

Гвендолин откинула голову и сурово посмотрела на него.

— Ты хотел именно этого? — тоном прокурора переспросила она. — Чтобы я скучала по тебе?

— Ага! И мне это, похоже, удалось.

Молодая женщина порывисто обняла его за шею.

— Да. Я чувствовала себя покинутой. Со мной никогда раньше такого не случалось. Я ничего не понимаю…

— Зато понимаю я. Извини за самонадеянность, но к тридцати восьми годам я разобрался в себе и наконец-то понял, чего хочу. А хочу я тебя и только тебя, и с каждым часом все сильнее. И мне безумно важно было узнать, что ты тоже всю жизнь ждала только меня.

— Феликс, я…

— Тсс! — Он приложил палец к ее приоткрытому рту. — Ни о чем не думай и не говори. Просто доверься мне.

Гвендолин кивнула, и губы их вновь соединились.

— Об одной вещи я все же должна подумать, — застенчиво произнесла она, отрываясь от него. — Далеко ли у тебя спрятан… твой бойскаутский набор?

— В ящике стола.

— Ну, не так уж и далеко, правда ведь?.. Ты не поленишься сходить за ним?

На обратном пути Феликс выключил радио, проверил, безопасно ли стоит свеча, и вернулся к Гвендолин.

Она сидела на подушках, уложенных на полу, и нервничала. Но как только Феликс опустился рядом, мгновенно успокоилась.

— Ты дрожишь? — спросил он, обнимая ее, и гладя по спине.

— Я прикидываю, смогу ли состязаться с Дженнифер Ламберт.

— Ты дашь сто очков вперед Дженнифер. Та носила под платьем футболку, и у нее были короткие ноги.

Расстегнув пуговицы рубашки, Феликс осторожно завладел ее грудью.

— У тебя кожа как шелк…

Кончики его пальцев описали круги вокруг сосков. Гвендолин со вздохом наслаждения скользнула руками под тенниску Феликса и принялась изучать рельеф его мощного мускулистого тела.

— Боже! Гвендолин, как ты прекрасна, — пробормотал он, зарываясь лицом в ее грудь.

Она подняла его голову и осыпала лицо поцелуями.

— Господи, как я люблю твой нос, — прошептала она.

— Только нос?

— Это единственное, что мне пока доступно. — Она потянула его за тенниску. — Не думала, что ты такой застенчивый.

Но и Гвендолин тоже сама себя не узнавала. Откуда такая шокирующая откровенность в поведении, такая ненасытность!.. Сорвав с него рубашку и носки, она бросила их на стоящий рядом диван.

— А как, насчет остального? — лукаво спросил Феликс.

— Я думала, что с остальным, ты и сам как-нибудь справишься.

Приподнявшись на локтях, она смотрела, как Феликс раздевается.

— Должна ответить тебе комплиментом на комплимент: у тебя божественные ноги! — Рука Гвендолин пробежала вверх по сильным икрам и дальше.

Феликс судорожно перевел дыхание.

— Ты был прав, — сообщила она шепотом, — твой аккуратный носик не имеет ничего общего с твоим мужским достоинством.

— Продолжай, — потребовал он. — Мне нравится тебя слушать.

Но Гвендолин покачала головой.

— Ну, уж нет. Как бы ты не зазнался, однако.

Феликс поднял ее и обнял за талию.

— Рядом с тобой я чувствую себя влюбленным мальчишкой. Я готов сейчас взобраться на Эверест, набрать для тебя звезд и бросить их к твоим дивным ногам.

— Лучше люби меня, — просто сказала Гвендолин. — Возьми меня, владей мною!

Руки ее стиснули его плечи, взывая и моля. А пальцы Феликса уже скользили по ее животу.

— О, пожалуйста… пожалуйста, люби меня, сейчас, сию секунду, — уже не сказала, а взмолилась молодая женщина.

— Как скажешь…

Замедлившись на мгновение, они слились в единое целое и одновременно застонали от неземного блаженства. И вот уже Феликс начал двигаться, мощными, короткими толчками поднимаясь по дороге наслаждения все выше и выше. И увлекая ее за собой.

Пальцы Гвендолин царапали его спину, с ее губ слетали хриплые вскрики и сладострастные стоны. И вскоре уже их тела бились в сладостной судороге, а души витали в горних долинах, о которых молодая женщина до сих пор не имела ни малейшего представления…

Они лежали рядом, и Феликс со счастливой улыбкой посмотрел на светящийся циферблат своих наручных часов, положенных им на пол.

— Теперь можно объявить это официально.

— Что официально?

— Наступление Нового года, любовь моя.

Гвендолин собралась зевнуть, да так и замерла с открытым ртом.

— Новый год ведь наступил час назад!

— В другом штате и в другом часовом поясе. А сейчас часы бьют полночь в банке.

Гвендолин приподнялась на локте и с нежностью вгляделась в его озорное лицо.

— Ты, кажется, обещал, что будешь любить меня до рассвета Нового года?

— Обещал и сдержу обещание.

Она порывисто поцеловала его, воскликнув:

— Обожаю людей слова!

Не открывая глаз, Гвендолин втянула носом воздух.

— Какой замечательный сон, — пробормотала она. — Я чувствую запах горячего кофе, представляешь?

— Не только представляю, но и вижу его, — жизнерадостно подтвердил мужской голос.

Гвендолин разомкнула глаза и вгляделась в улыбающееся лицо над собой.

— Ты вскрыл еще один автомат и вскипятил кофе на свечке, — оживляясь, предположила она. — Вот теперь я понимаю, что такое полный спектр банковских услуг!

Она выхватила стаканчик из его рук и чуть не уронила. Феликс подхватил стаканчик, осторожно поставил на пол рядом и принялся дуть на ее обожженный палец.

— Ты же сама сказала, что он горячий, — заметил он с укоризной и лизнул кончик пальца. — Сладко, просто слов нет!

Он сел рядом с ней по-индейски.

— С добрым утром!

— С добрым утром! — Гвендолин обняла его за шею, поцеловала, потом сладко потянулась. — Где ты достал горячий кофе?

— В три часа ночи включили электричество, — пояснил Феликс. — Ты помнишь, как зажегся свет?

— Нет.

— А как я вставал?

— Нет.

— А что ты делала, когда я пришел обратно?

— Н-е-е… — Гвендолин снова зевнула, потом прижалась обнаженной грудью к Феликсу и заглянула ему в глаза. — Ты уверен, что это была я?

— Абсолютно уверен. — Он быстро поцеловал ее в грудь.

Гвендолин хихикнула.

— Не щекочи!

— То же самое ты сказали мне ночью. Это была ты, шелково-атласная, взрывная и страстная Гвендолин Снайдерсон… Я уже стихами заговорил…

Молодая женщина провела ладонью по его лицу.

— И что бывает, когда я взрываюсь? — спросила она, поглощенная своим занятием.

— Ты быстро вздыхаешь, прижимаешься ко мне всем телом и начинаешь сладко причмокивать.

— И все это я проделываю во сне? — искренне удивилась Гвендолин, все ближе и ближе пододвигая к нему свое лицо.

— Представь себе, да, — медленно произнес Феликс, накрывая ее губы и своим телом прижимая молодую женщину к подушкам.

Гвендолин с легкостью подчинилась: ей нравилось чувствовать себя покорной и беззащитной. Феликс воздействовал на нее странным образом — рядом с ним жизнь обретала новые краски, а тело открывало для себя целую гамму новых радостных и одновременно пугающих ощущений. Это настоящий праздник — быть с ним!..

— Ты опять о чем-то думаешь, — упрекнул ее Феликс. — Думаешь и отдаляешься от меня.

Гвендолин качнула головой.

— Нет. Наоборот, я думала о том, как приблизиться к тебе, чтобы тебе было так же хорошо, как и мне. — Она легонько куснула его за мочку уха, в то время, как рука легла на его грудь. — И еще о том, как изголодалась… по тебе…

— Ты хоть понимаешь, что сейчас сказала и к чему это приведет?

Пальцы Гвендолин скользнули вниз, по его груди и животу, достигли паха и замерли.

— Теперь понимаю…

— Ах, так? Ну, держись!

В мгновение ока она оказалась повергнутой. Губы Феликса покрывали ее тело жгучими поцелуями, руки ласкали налившуюся грудь.

— Феликс, пожалуйста… О, Феликс…

— Тсс… — прошептал он. — Доверься мне…

— Я тоже хочу, слышишь…

— Слышу…

Она металась, кричала от наслаждения, пока он ласкал ее прекрасное тело.

— Я хочу, чтобы так было всегда! — хрипло выкрикнул он и почувствовал, как она вздрогнула. — Всегда, любовь моя! Всегда!..

Когда Феликс вернулся в кабинет, он был уже в костюме и нес в руке стаканчик свежего кофе. Гвендолин стояла у окна и смотрела на улицу.

— Что-нибудь интересное? — спросил Феликс, подходя ближе и передавая ей кофе.

— Снегопад прекратился. — Она рассеянно погладила его по свежевыбритому подбородку. — Судя по всему, морозно, но ветер стих. Мне показалось, что я расслышала гудки снегоуборочных машин.

— Не продолжай, а то я расстроюсь. Я слишком свыкся с нашим «Хилтоном».

Гвендолин угрожающе фыркнула.

— Ах ты, эгоист! Тебе наплевать на то, что другие только и думают, что о горячей ванне и о нормальной еде, которую не нужно вылавливать в металлическом поддоне! — Она взглянула на стаканчик, скорчила пренебрежительную гримасу и поставила его на подоконник. — Если на то пошло, то завтра у меня рабочий день. Я в отличие от некоторых не в отпуске. И вообще когда у всех рождественские каникулы, у меня самое горячее время…

Она не договорила. Глаза ее испуганно расширились.

— О, Феликс, мы же должны немедленно убираться отсюда! — выдохнула она и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Банк открывается завтра в девять утра. Хорошенький скандал произойдет, если обнаружится, что новоиспеченный вице-президент провел здесь три ночи… с восточной танцовщицей!

— Это не ты говоришь!.. — Голос Феликса оборвался на неестественно высокой ноте.

Гвендолин встревожено взглянула на его внезапно перекосившееся лицо.

— Я. — Она судорожно вздохнула. — Я думаю о твоей карьере и репутации. О том, о чем ты, похоже, напрочь забыл.

— А мне кажется, это ты обо всем забыла… О прошлой ночи или о сегодняшнем утре, к примеру.

Гвендолин смущенно отвернулась, приглаживая ладонью волосы.

— Я ничего не забыла. Я просто пытаюсь трезво оценить ситуацию.

— Это ты любовь называешь ситуацией? — резко спросил Феликс. — Спасибо. За трезвость и практичность, за все!

— Да будет тебе, — с натянутой усмешкой ответила Гвендолин. — Я не из тех женщин, которые ставят мужчине в вину любую произнесенную вслух глупость.

— Какая ты хладнокровная и рассудительная!

— Такая уж у меня натура: хладнокровная и рассудительная. А вот ты холерический романтик, который убеждает себя, что влюблен до безумия.

— По-твоему, на самом деле я тебя не люблю, так?

— Я знаю только то, что я тебя… не люблю!

Гвендолин повернулась спиной к Феликсу, досадуя на свой резкий тон.

— Я ничего тебе не обещала, — произнесла она уже спокойнее и окинула взглядом разложенные на полу подушки, еще сохраняющие след двух лежавших на них тел. — А раз не обещала, то не могу обманывать тебя.

— Но что делать, если все сказочные рыцари влюбляются в прекрасных дам, с первого взгляда? — спросил, приподняв брови Феликс.

Ирония в его голосе разозлила Гвендолин.

— Пошли они к черту, эти рыцари! Я не просила тебя влюбляться в меня. Мне вовсе не нужно, чтобы кто-то любил меня.

Феликс поймал рукой ее подбородок и приподнял его.

— Веди себя так и дальше, и никто тебя не полюбит, — сказал он с ослепительной улыбкой и добавил: — Никто, кроме меня.

Гвендолин почувствовала, что еще минута, и она не сможет больше сопротивляться. А потом эти воспоминания о ласковых руках и жарких губах…

— Надо прибраться! — громко объявила она и в подтверждение этих слов сгребла со стола пакет из-под кукурузных хлопьев и конфетные обертки. — Помогай мне!

Она пихнула Феликса локтем в бок.

— Ты же знаешь, какие мы, «девы», артистки и чистюли!

Через четверть часа кабинет блестел как новенький. Занимаясь привычными делами, Гвендолин успокоилась, приободрилась и ощутила себя вполне готовой к любой схватке.

Она откатила тележку с ведром и шваброй обратно в туалет, а когда вернулась… весь пол был усыпан пестрыми обрывками журнальных страниц.

— Глазам своим не верю! — Она неодобрительно покосилась на Феликса. — Я только что вылизала здесь пол, мистер Миллингтон. Как ты умудрился так быстро намусорить?

— Нет ничего проще, — с кривой усмешкой ответил он.

— Радуешься? — вспыхнула Гвендолин, подобрала журнальные клочки и швырнула их в корзину для бумаг. — Если ты устроил то же самое в остальных комнатах, то иди и убирай сам.

Феликс подошел к ней и обнял за талию.

— Я бы предпочел заняться кое-чем другим, — сказал он и потерся носом о ее плечо.

— Я понимаю твои устремления… но ничего из этого не получится. — Ледяной тон отповеди никак не вязался с учащенным биением ее сердца. Но она решила идти до конца. — Время развлечений кончилось, Феликс Миллингтон!

— Ты на редкость соблазнительна, — задумчиво произнес он. — Несмотря на всю свою допотопную чопорность.

К трем часам все помещения, в которых им довелось побывать за это время, блестели. Гвендолин торжественно вручила Феликсу пакет с его туалетными принадлежностями.

— Кажется, все! Никому и в голову не придет, что кто-то провел здесь все праздничные дни. — Три вертикальные морщинки прорезали ее гладкий лоб. — Вот только поломанные автоматы… Но это уж объяснять предоставляю тебе. Ты был последним, кто в пятницу покидал банк.

— Благодарю, — сказал Феликс, удобно располагаясь в кресле. — Что ты намерена делать дальше?

— Ну, что… — она кашлянула и продолжила: — Я намереваюсь надеть шубу и сапоги, по подземному туннелю добраться до центра, поймать такси и на нем доехать до дома.

— А как же я?

— Ты? — Гвендолин нахмурилась и провела пальцем по полированной поверхности стола. — Ты поедешь в аэропорт, и будешь ждать самолета на Ямайку.

Феликс одарил ее лучезарной улыбкой.

— А раскаиваться не будешь? — спросил он проникновенно.

Гвендолин мгновенно рассвирепела.

— Ты для меня больше не существуешь! — бросила она. — Знать тебя не желаю!

— Браво! — Феликс зааплодировал. — И все же ты лжешь… — Он заложил руки за голову и откинулся на спинку кресла. — И я могу легко доказать, что ты лжешь, потому что знаю тебя лучше, чем…

— Опять психоанализ! Ладно, если ты так хорошо знаешь меня, догадайся, что я сейчас сделаю!

Она повернулась и решительно вышла из кабинета.

— Никуда ты не уйдешь! — крикнул он вдогонку. — Хватит блефовать!

— Так, значит, я блефую, да? — бормотала Гвендолин, натягивая сапоги и надевая шубу. — Какая наглость! Он знает меня лучше, чем я сама! Ха-ха!

Она с размаху нахлобучила шапку и с громким топотом двинулась по коридору.

Феликс настиг ее у самого лифта и схватил за руку.

— Эй, подожди! Что ты, черт возьми, делаешь? Куда собралась?

Гвендолин резко выдернула руку и поправила сумочку, висящую на плече.

— А ты разве не в курсе? — с издевательским изумлением в голосе спросила она. — Я думала, ты все обо мне знаешь.

Она нажала на кнопку. Двери открылись, и Гвендолин шагнула внутрь кабины.

— Как же так, психоаналитик? Так оплошать!

Гвендолин помахала рукой, и двери сдвинулись, скрывая от ее глаз обескураженное лицо Феликса Миллингтона, второго вице-президента банка.

Он задумчиво потер щеку.

— Черт бы тебя побрал, Миллингтон, со всем твоим умением разбираться в людях! Она, оказывается, не блефовала. Вот тебе, и на!

Вдруг лицо у него прояснилось.

— Впрочем, что это я расстраиваюсь. Ведь теперь мой ход, и уж кто-кто, а я сумею, — он прищелкнул пальцами, — воспользоваться своим преимуществом!